Таких не берут в космонавты. Часть 3

Глава 18

— На вечернем сеансе в небольшом городке… — пропел записанный на плёнку голос Эдуарда Хиля.

Под прицелом множества любопытных глаз я повёл Зосимову к центру площадки. Лена не сопротивлялась. Мы остановились между двумя уже танцевавшими парами. Я развернулся к Зосимовой лицом, посмотрел в её глаза. Поднял правую руку Лены на уровень своего плеча. Другую свою руку положил на левую сторону Лениного бедра. Проделал всё это автоматически, но неспешно. Наградил партнёршу за покладистость улыбкой. Зосимова улыбнулась мне в ответ — слегка иронично.

— … Это было недавно, — пел Эдуард Хиль, — это было давно…

Мы с Леной медленно двинулись по окружности, раскачивались взад и вперёд. Смотрели друг другу в глаза — с лица Зосимовой всё ещё не исчезла усмешка. Я вёл — Лена послушно двигалась вслед за мной, не выбивалась из ритма. Она прижала руку к моему плечу, чуть приоткрыла рот — я увидел, как блеснули её зубы. Отметил, что Лена не опускала взгляд на ноги. Она словно не сомневалась: пальцы я ей во время танца не оттопчу. Я снова подумал о том, что глаза Зосимовой походили на глаза киношной Мальвины.

— … В то, что с юностью нашей, — звучал записанный на плёнку голос, — расстаюсь навсегда…

Краем глаза я заметил: на нас посматривали танцевавшие рядом с нами пары. Но не поворачивал голову — мы с Леной будто бы боролись взглядами. Я чувствовал тёплые женские пальцы в своей руке. Ощущал, как Зосимова чуть сжала моё плечо. Отметил, что Лена уже не улыбалась — смотрела на меня словно с любопытством. Но не задала вопрос. Я тоже танцевал молча. Слушал музыку и голос Хиля. Наслаждался танцем. Я не отягощал себя беседой: сегодня подустал напрягать голосовые связки.

— … Что же вальс этот старый всюду ищет меня? — спросил Хиль.

Я рассматривал голубые глаза. Видел в них отражения своего лица. Дважды за время танца заметил, как Зосимова опускала взгляд на мои губы. Встречал эти взгляды улыбкой. Вспомнил о том, что каждый медленный танец со своей второй женой я неизменно завершал поцелуем. Невольно представил, каковы на вкус губы комсорга школы. Мне показалось, что у Лены порозовели мочки ушей. К финалу танца Зосимова задышала чуть чаще. Но двигалась она всё так же легко и послушно.

— … Это было недавно, — сообщил Эдуард Хиль, — это было давно.

Музыка стихла. Танцующие пары будто бы с неохотой замерли. Мы с Леной тоже остановились. Не сразу, но я выпустил Ленину руку — она опустила её с секундной задержкой, словно вдруг задумалась. Зазвучали голоса. Я услышал, как тихо рассмеялась Иришка, как хихикнула Надя Степанова. Я поблагодарил Зосимову за танец. К краю зала её не проводил, потому что из магнитофона вновь полилась бодрая ритмичная мелодия. Я шагнул к Лене, чуть склонился к её уху.

Сказал:

— Следующий танец тоже мой.

— Ладно, — ответила Лена.

Она кивнула, улыбнулась. Покачнула волосами — кончик косы на секунду выглянул из-за Лениной спины. Зосимова взглянула на уже выплясывавших твист Иришку, Надю-маленькую, Тюляева и Черепанова. Не отвернулась от меня — присоединилась к нашему «кружку». Лена сверкнула глазами, задвигалась под ритмы музыки. Я вновь отметил, что танцевала она хорошо. Снова почувствовал себя юнцом — выдал серию заученных в юности движений, спровоцировал восторженные возгласы школьников.

Перед следующим медленным танцем в мою сторону снова ринулись наперегонки девчонки. Они расталкивали локтями конкуренток, грозно сверкали глазами. За этим наблюдала Зосимова. Она не пошла к стоявшим у стены креслам — Лена остановилась там, где очутилась, когда зазвучала новая песня. Она отыскала взглядом мои глаза, улыбнулась.

Наблюдала за тем, как я с притворной скорбью в голосе объявил претенденткам на танец со мной скорбную весть: снова танцую с Зосимовой — потому что «уже пообещал». Девчонки стрельнули в сторону Лены глазами. Но сдержали возмущение — побрели к креслам. Хотя до кресел дошли не все: некоторых перехватили по пути всё же осмелевшие парни.

— Опустела без тебя Земля… — пропел голос Майи Кристалинской.

Я подошёл к Зосимовой, взял её за руку. Вновь окунул взгляд в омут её голубых глаз. Уже привычно положил руку на Ленино бедро и повёл танец. Успешно избегал столкновений с другими танцующими парами — сейчас их количество уже перевалило за полтора десятка. Заметил, как Лена чуть сощурилась и сократила расстояние между нашими телами.

— Василий, надеюсь, ты помнишь наш разговор? — спросила Зосимова.

Я почувствовал на мочке уха тепло её дыхания.

Сказал:

— О том, что тебе нравятся мужчины постарше?

Лена отстранилась, кивнула.

Я прочёл по её губам ответ:

— Да.

— … Только пусто на Земле одной… — пела Кристалинская.

Я склонил голову, произнёс:

— Помню. Потому я с тобой и танцую.

Зосимова пошевелила бровями.

— Что это значит? — спросила она.

— Это значит, что у наших танцев не будет продолжения, — сказал я. — Потому что продолжения я не хочу.

Лена удивлённо вскинула брови. Моргнула. Затем взглянула в сторону наблюдавших за нами девчонок. Она будто только сейчас заметила, что мы с ней были в центре внимания: почти все сидевшие в креслах школьники наблюдали за нашим танцем. Парни смотрели на нас с ухмылками на лицах — девчонки перешёптывались и хмурили брови.

Я покачивался в такт музыке, словно на волнах. Не оглядывался по сторонам — рассматривал лицо своей партнёрши по танцу. Сообразил, что звучавшая сейчас в зале песня называлась «Нежность». Я прислушался к голосу Майи Кристалинской. Вспомнил слова Александры Пахмутовой (написавшей музыку к этой песне) — их цитировали в книге, которую я переводил на немецкий язык.

В той книге они звучали примерно так: «Шёл шестьдесят седьмой год. Мосолову позвонил Гагарин — поздравил с днём рождения и попросил меня к телефону. Я подошла к телефону. Гагарин говорит: „Алечка, я хочу сказать, что Володя Комаров перед полётом просил передать вам с Колей благодарность за песню 'Нежность“. Это был последний полёт Комарова».

— … Так же падала листва в садах… — пела Кристалинская.

«Эмма, назови мне точную дату, когда погиб космонавт Владимир Комаров».

«Господин Шульц, советский космонавт Владимир Комаров погиб при спуске к Земле во время полёта на корабле „Союз-1“ двадцать четвёртого апреля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года».

«Ещё больше года. Спасибо, Эмма».

Зосимова снова посмотрела мне в лицо и кивнула.

— Вася, я тебя поняла, — сказала она. — Продолжения не будет.

Пару секунд мы с Леной смотрели друг другу в глаза — затем улыбнулись.

В актовом зале звучала песня:

— … Опустела без тебя Земля…

После четвёртого моего танца с Зосимовой девчонки уже не устремлялись в мою сторону, услышав звуки «медленной» музыки. Хотя они и посматривали на то, как я неизменно шагал навстречу комсоргу школы, брал её за руку и прижимал к бедру Лены свою ладонь. Не приглашали девицы танцевать и Генку Тюляева: тот весь вечер не отходил ни на шаг от моей двоюродной сестры, которая сегодня привлекала к себе не меньше мужских взглядов, чем Лена Зосимова. Не заметил я и попытки разлучить Черепанова и Степанову — те не отходили друг от друга, будто бы не замечали никого вокруг себя.

Я отметил, что каждая последующая песня привлекала на танцплощадку всё большее число школьников. На креслах у стены во время «быстрых» музыкальных композиций оставались лишь те, кто действительно отдыхал, брал паузу до следующего танца. Да и во время «медляков» на танцплощадке стало не столь просторно, как было в начале танцевального вечера. Раз пять я замечал, как в актовый зал заглядывали преподаватели сорок восьмой школы: чаще других приходил Максим Григорьевич (трижды). Но в зале они дольше, чем на минуту, не задерживались — возвращались к своей «учительской» компании.

Третье пришествие Максима Григорьевича ознаменовалось сообщением о том, что «через полчаса танцы заканчиваем». Оно вызвало в актовом зале гул разочарованных голосов. Особенно негодовали те, кто большую часть танцевального вечера провёл в кресле у стены. Они только-только сбросили оковы стеснительности. Хмурили брови и те девчонки, кто лишь сейчас обрёл партнёров и прочувствовал прелесть медленных танцев. Злились они не на учителя литературы — на парней, которые долго набирались смелости. Уже вдоволь наплясавшиеся школьники переглянулись и обменялись репликами о том, как быстро пролетело время.

Танцевальный вечер закончился очередным медленным танцем. Завершали мы его уже под присмотром директрисы, замершей в дверном проёме главного входа в актовый зал. Музыка стихла — её сменили печальные вздохи. Первая волна школьников устремилась к гардеробу. Но большинство старшеклассников задержались. Мы вернули на прежние места ряды кресел, вновь превратили танцевальный зал в зал для проведения торжественных собраний.

В гардеробе парни и девчонки прятали свои яркие рубашки и платья под невзрачными куртками. Маленькими, но шумными группами старшеклассники устремились к выходу из школы. Попрощались со мной Черепанов и Степанова. Иришка сообщила мне, что сразу домой не пойдёт — прогуляется с Генкой. Я застегнул плащ, набросил на него ремешок гитары. Заметил стоявшую в вестибюле около настенного зеркала директрису, подошёл к ней.

Выслушал от Клавдии Ивановны похвальные слова: директриса похвалила мои сегодняшние выступления на сцене. Она сообщила, что концерт прошёл «превосходно». Заявила, что гостям наше праздничное мероприятие понравилось. Сказала: работники тракторного завода интересовались — не повторим ли мы «нечто подобное» в марте. С Клавдией Ивановной я беседовал до тех пор, пока ни увидел Зоимову: та появилась из гардероба в короткой красной куртке.

Лена попрощалась с директрисой и со мной.

Я догнал Лену у двери.

Заявил:

— Провожу тебя.

Мы вместе вышли на улицу.

Зосимова остановилась, подняла на меня глаза.

— Василий, спасибо, — сказала она. — Но я дойду сама.

Я заметил, как позади Лены в кабинете директрисы зажгли свет.

Пожал плечами и ответил:

— Конечно, дойдёшь. Я в этом и не сомневался. Но нам по пути.

Лена вскинула брови.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

Тут же смущённо улыбнулась и сама себе ответила:

— Ах, да. Ты же приходил вместе с Веней. Тогда…

Она пожала плечами.

— Ладно, пошли, — сказала Зосимова. — Если хочешь.

Лена первая сошла с места и неспешно зашагала мимо окон директорского кабинета. Я в три шага догнал её, пошёл рядом. Отметил, что Зосимова спрятала руки в карманы куртки — не взяла меня под локоть, как это обычно делала Иришка.

С десяток метров мы прошагали молча.

Затем Лена сообщила:

— Фёдору понравилось, как ты пел. Он сказал, что ты талантливый парень, что у тебя превосходный голос. Федя пообещал, что поговорит о твоём участии в концерте на День города с его организаторами.

Зосимова повернула голосу — взглянула на меня.

— Фёдор всегда выполняет свои обещания, — заверила она.

Я ответил:

— Это хорошая новость. Надеюсь, что к его мнению прислушаются.

Зосимова повела плечом.

— Обязательно прислушаются, — заверила она. — Фёдор Митрошкин очень авторитетный человек. В горкоме комсомола его слово имеет большой вес. Его там все уважают. И не только там.

Я кивнул, поправил на плече ремешок гитары.

Пару минут мы снова шли молча.

К вечеру похолодало — под ногами у нас хрустела покрывшая мелкие лужицы ледяная корка.

— Василий, — вновь нарушила молчание Зосимова, — ты хорошо танцевал. Ты занимался танцами? Сколько лет?

— Столько же, сколько и вокалом…

Я сообщил Лене о том, в какие секции и кружки меня ещё до школы определила бабушка. Повеселил Зосимову рассказом о своей «борьбе» со скрипкой. Рассказал о том, как впервые пел на «большой сцене» в составе хорового коллектива «Пионер». Описал, как выглядел изнутри Государственный Кремлёвский дворец. Поведал историю своей встречи с Никитой Сергеевичем Хрущёвым.

Лена заявила, что тоже пять лет ходила в танцевальный кружок во Дворец пионеров. Вот только сказала, что танцами она так и не увлеклась, как не понравилась ей и игра на ненавистной мне скрипке. Мы признались друг другу: пиликанье смычка по струнам всё ещё раздражало нас. Посмеялись, когда вспомнили о том, что расставание со скрипкой стало одним из лучших воспоминаний детства.

До Лениного дома мы добрались неожиданно быстро, хотя и не спешили к нему. Прошли под светившими во дворе дома фонарями — тени у нас под ногами то удлинялись, то становились короче и почти исчезали. Около Лениного подъезда я отметил, что Зосимова по пути из школы так и не взяла меня под руку. Хотя рукав её куртки во время ходьбы то и дело тёрся о рукав моего плаща.

Мы подошли к двери подъезда — Лена остановилась, обернулась.

— Спасибо, что проводил, Вася, — сказала она.

— Не за что, — ответил я.

Пожелал Лене спокойной ночи, поправил ремешок гитары.

Зосимова окликнула меня, когда я уже повернулся к ней спиной.

Я замер, оглянулся — Лена скрестила на груди руки, усмехнулась.

— Василий, а ты сдержал слово, — сказала она. — Молодец. Действительно… никакого продолжения.

Зосимова покачала головой, потёрлась подбородком о воротник куртки — пошевелилась лежавшая на земле позади Лены тень.

Я развёл руками, ответил:

— Надеюсь, я тебя не расстроил.

— Нет, Пиняев, не расстроил. Но… ты меня заинтриговал.

Лена чуть склонила на бок голову, словно взглянула на меня под иным углом.

— Василий, у тебя кто-то есть? — спросила она. — Я имею в виду: ты встречаешься с девушкой?

Я покачал головой.

— Нет.

Зосимова недоверчиво сощурилась.

— Но тебе кто-то нравится, — сказала она.

Я пожал плечами.

Лена кивнула и заявила:

— Нравится. По твоим глазам вижу. Эта девушка из нашей школы?

— Нет, — повторил я.

Снова качнул головой.

Зосимова улыбнулась.

— Она осталась в Москве? — спросила Лена. — Как её зовут? Я никому не проболтаюсь.

В окне на первом этаже шумно закрыли форточку.

Сразу в двух окнах погасили свет.

— У неё удивительное имя, — ответил я. — Александра.

Зосимова на секунду задумалась и заявила:

— Хорошее имя. Старшего брата Ленина звали Александром.

Я усмехнулся, отсалютовал рукой.

Сказал:

— Спокойной ночи, Лена. Увидимся в школе.

— Спокойной ночи, Вася, — сказала Зосимова. — Я уверенна, что твоя Саша тебя дождётся.

За тонким слоем покрывших тёмное небо облаков виднелась луна. Сейчас она была лишь светлым пятном, как спрятанная за тюлевой шторой лампа. Звёзды я на небе не увидел: им не хватило яркости, чтобы просветить облака. Лёгкий ветерок поглаживал мне щёки и уши. Я шёл в направлении Иришкиного дома. Придерживал рукой висевшую у меня на плече гитару. Прислушивался к хрусту льдин, появившихся к вечеру на подмёрзших лужах.

Вспомнил вдруг слова, которыми меня проводила Зосимова. «Я уверенна, что твоя Саша тебя дождётся», — сказала Лена. Я почувствовал, что улыбнулся.

«Эмма, найди страницу моей жены в „Фейсбуке“. Прочти, что я там написал после Сашиной смерти».

«Господин Шульц, уточните, пожалуйста, запрос».

«Эмма, найди страницу Александры Шульц в социальной сети „Фейсбук“. Уточняю: Александра родилась в Москве седьмого января тысяча девятьсот пятьдесят первого года».

«Господин Шульц, страница не найдена. Но я нашла семнадцать страниц пользователей социальной сети „Фейсбук“, зарегистрированный под именем Александра Шульц…»

«Тысяча девятьсот пятьдесят первого года рождения среди них есть?»

«Совпадение с заданным параметром по году рождения пользователя не обнаружено».

«Тогда это не наши Саши, — сказал я. — Такие меня сейчас не интересуют».

Я свернул во двор Иришкиного дома.

Издали заметил, что в комнате моей двоюродной сестры не горел свет. Окно Иришкиной спальни выглядело безжизненным чёрным прямоугольником. Я поймал себя на том, что сейчас снова напевал: «…Опустела без тебя Земля…»

Вздохнул, качнул головой. Вспомнил, как много раз при помощи Эммы выводил на экран монитора страницу своей второй жены (лёжа в палате гейдельбергской клиники). Рассматривал на экране Сашины фотографии. Бесчисленное количество раз тогда я прочёл мною же оставленное на стене Сашиной страницы сообщение о том, что Александра Шульц скончалась «после долгой и продолжительной болезни».

«Эмма, найди мне информацию об Александре Витальевне Пиняевой, которая родилась в Москве седьмого января тысяча девятьсот пятьдесят первого года».

«Господин Шульц, найдено одна тысяча двести семь…»

«Посвящённая ей страница в Википедии есть?»

«Найдено…»

«Прочти ту, которая на русском языке», — скомандовал я.

«Александра Витальевна Пиняева (родилась седьмого января тысяча девятьсот пятьдесят первого года, Москва, СССР) — советский государственный и партийный деятель, Герой Социалистического Труда (тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый год), лауреат Государственной премии СССР (тысяча девятьсот восемьдесят первый год) и премии Ленинского комсомола (тысяча девятьсот семьдесят седьмой год), кавалер двух орденов Ленина, супруга… Родилась в Москве…»

«Эмма, стоп! — сказал я. — Погоди. Повтори. Я не услышал: чья она супруга?»

«Господин Шульц, данная информация отсутствует».

Я усмехнулся.

«Так я и подумал».

Покачал головой и добавил:

«Эмма, спасибо, что не разочаровала».

«Пожалуйста, мистер Шульц», — ответила виртуальная помощница.

Иришка вернулась домой, когда я уже помылся и улёгся в постель.

Я услышал, как скрипнула дверь, когда Лукина крадучись вошла в комнату.

На Иришкиной половине комнаты вспыхнул свет настольной лампы — я зажмурил глаза.

Лукина подошла к моей кровати.

— Вася, ты спишь? — спросила она.

— Сплю, — ответил я.

Иришка улыбнулась.

Она присела на кровать рядом с моим плечом и заявила:

— Вася, мне нужен твой совет.