В глубинах неба

Глава 12 Самокопания

40 лет назад

Кто такие перевертыши, мальчик узнает совсем скоро. А пока он с родителями идет по улице, яркое солнце припекает, давит на плечи, не спасает даже рубашка. Отец – огромный и тяжелый – мерно шагает справа, по левую руку от мальчика идет мать. Сам мальчик – как буфер, пограничный столб. Как стена между тем, что было и что будет. Если оно будет.

С того дня, как отец подрался с дядей Сергеем, прошло несколько месяцев. Тягучие и бесконечные, они были полны шепота и тихой ругани, злых вскриков, но медленно, очень медленно семья пришла к подобию равновесия. В центре находился мальчик, и он чувствовал, насколько оно неустойчиво и каждый миг готовился к тому, что все рухнет.

День шел за днем, ничего не менялось.

А вчера отец вернулся с работы и сообщил, что они едут в столицу гулять. Сказано это было сухо и как-то совершенно буднично. Мальчик еще не скоро узнает, что это жест примирения, что так отец просит простить его и забыть прошлое. Понимает это мать, но мальчик вспыхивает радостью и ожиданием нового.

Москва многолюдна. Сегодня выходной, и кроме вечных туристов улицы заполнены спешащими горожанами, не привыкшими медленно двигаться и чувствующими себя в толпе как рыба в воде. Они то и дело задевают отца, но тот на удивление спокоен и не рычит в ответ, только улыбается немного нервно.

Москва совсем такая же, как в фильмах и коротких роликах. Высоченные дома, широкие улицы, по которым текут потоки машин, над рекой из металла мерцают голографические полотна дорожных указателей и рекламы. Движение не прекращается ни на секунду. В одном месте смешанная команда строительных дронов и людей возится у глубокой дыры в дорожном покрытии, действуя быстро и точно. Люди переговариваются на каком-то странном языке, в котором мальчик с трудом выделяет знакомые слова, о чем он сообщает отцу. Тот на секунду сбивается с шага, прислушиваясь, потом говорит:

– Это чешский.

– А не польский? – в голосе матери звучит напряжение, она не смотрит на отца. – Вроде были сообщения, что у них там снова что-то случилось, и что они к нам бегут.

– Да, что-то на полигоне. Но это, – он сделал акцент на последнем слоге, – чехи. Из Чехии. Уж мне-то поверь!

Он начал заводиться. Мать смотрит на него равнодушно, но взгляда не выдерживает. Уголки губ дрогнули и поползли вниз.

– А чехи зачем? – спрашивает мальчик. Отец поворачивается к нему, хмыкает, все еще раздражаясь, но берет себя в руки.

– А кто бы знал, сын. Чехи, поляки… Всех принимаем, если совсем уж не…

Он замолкает, резко останавливаясь. Останавливаются и мальчик с матерью.

– Ты чего творишь? – начинает мать, но замолкает. Мальчик смотрит на отца и застывает сам, скованный ужасом: глаза у отца злые и мертвые. Навстречу им идет мужчина, непропорционально высокий, но даже при всем росте одежда ему слишком велика. Покрытая свежими шрамами голова, на которой едва начала пробиваться щетина, неуверенная походка: с каждым шагом он словно проваливается вперед. Перед ним расступаются, отводят взгляды, брезгливо плюются.

Мать охнула и тянет мальчика за руку:

– Идемте, идемте!

Мальчик выдергивает свою руку из ее пальцев, хватается за отца, сказал с испугом:

– Папа, ты чего? Папа?

Тот медленно, словно преодолевая страшное напряжение, поворачивается к сыну.

– Ничего, все хорошо. Все хорошо… – Он зло сплевывает и тащит их прочь. – Перевертыши мать их! Твари! Не хватило совести сдохнуть, чертов морф! Решил снова в люди… Ненавижу… Ненавижу!

***

Я наугад коснулся виртуальных клавиш, потрогал сенсорную пластину, и кривые со строками цифр на одном из мониторов пропали. Вместо них показались ряды странно вытянутых, подогнанных под не совсем человеческое зрение пиктограмм. С трудом найдя панель управления камерами, попытался войти, но наткнулся на ярко-желтый баннер с предупреждающей надписью: «Вход только для авторизованных служащих. Введите код доступа или обратитесь к администратору». Хмыкнув, я поймал слабый радиосигнал системы удаленной авторизации, подключился и переслал свой полицейский код. И в очередной раз убедился, что тот открывает далеко не все двери в системе Юпитера. Неприятно, хоть и не критично. За плечом вздохнул Войцех, сказал с непонятной интонацией:

– У нас тут сплошь мастера спорта по установке палок в колеса! Вот так захочешь убийцу посмотреть, а никак.

– Не критично. – Я обернулся к нему. – Ты в норме? Нужно встретить спасателей.

– Бегу. – Он устало кивнул, провел ладонью по лысой голове, стирая пот и сажу. Развернувшись, побежал, едва отрывая длинные паучьи ноги от пола.

Я снова повернулся к пульту. Нужно добраться до записей с камер как можно быстрее, но совсем не удивлюсь, если это сделают раньше меня. Опустился в неудобное кресло, вытянув ноги, и связался с Хаммером. Безопасник ответил почти сразу, фоном слышались вой сирен и голоса, пару раз скрипнули покрышки: безопасник спешил, и, судя по всему, с командой.

– Да! – голос его звучал раздраженно. – Что у вас там опять произошло, господин следователь?

– Взрыв на мусоросжигателе, вырвалась плазма.

– Об этом уже доложили, потому и едем. Что-то еще? Какие-то мысли по этому поводу? Зачем вы туда потащились?

– Имеются. Даже несколько.

– Подъезжаю.

Они появились через минуту. Три длинных полицейских карта вкатились прямо в рабочий зал, из катящегося первым высыпались три пары нормов с длинноствольными винтовками, молча рассыпались по помещению. Из второго спешно выбирались эксперты в белых пластиковых халатах. Я мысленно похвалил безопасника за то, что тот не стал тратить времени. В последнем же карте оказалось всего двое пассажиров: за рулем сидел норм в форме, а все пространство за ним занимал огромный морф-полицейский. Стоило карту остановиться, морф поднялся, тяжело повел массивными плечами. Рессоры карта скрипнули, машина страшно раскачивалась, пока морф выбирался наружу. Я настороженно следил за тем, как огромная неповоротливая с виду фигура неожиданно легко несет себя на колоннообразных ногах.

Хаммер подошел ко мне, сказал с неприязнью:

– Ну, рассказывайте, что вы тут натворили!

– И вам здравствовать, – я огляделся, скользнув взглядом по ставшему вдруг многолюдным помещению и не найдя Войцеха. – Эксперты тоже с вами? Отлично. Просто отлично.

– Уверен, у вас на Земле все не настолько стремительно. Что здесь случилось?

Я кратко рассказал обо всем, что произошло с нашей последней встречи. Хаммер слушал внимательно, глядя мне прямо в глаза, затем спросил:

– А вы не думаете, что этот ваш Войцех…

– Что? Шпион? Если вы не досмотрели, тогда придется спрашивать именно с вас.

– Его проверяли, – безопасник скривил губы, смотря куда-то поверх моего плеча. – Все с ним было чисто, потому и приставили.

Я кивнул.

–Давайте по существу: как мне получить записи с камер?

Хаммер молча двинулся к пульту, я последовал за ним. С трудом разместившись в рабочем кресле, безопасник положил руки на пульт и замер на секунду. По ставшему вдруг удивленным взгляду я понял, что и у него появились проблемы с подключением. Он нахмурился, рассеянно потирая тонкие сухие ладони.

– Не пойму…

– Мой код тоже не подошел, – я кивнул, – хоть и должен открывать все двери.

– Почти все, – поправил он меня, все еще изучая что-то перед внутренним взором. – Но когда не срабатывает мой, это уже повод… эээ… секунду.

Я отвернулся и отошел, чтобы не мешать. Вокруг кипела скорбная работа, возле погибших, часть из которых уже упаковали в черные герметичные мешки, суетились эксперты. Появившиеся откуда-то морфы в черных комбинезонах перекладывали тела на носилки. В глубине ведущего в зал коридора мелькали полицейские маячки, двигались длинные тени, слышались негромкие деловитые голоса. Вооруженные полицейские по периметру откровенно скучали, винтовки висели на плечах, полицейский морф же занял место в расчищенном центре зала, откуда мог наблюдать за всеми одновременно.

– Господин Коростылев, – раздался за спиной голос Хаммера. Я обернулся. Безопасник тщательно скрывал растерянность, но голос его звучал вполне уверенно.

– Да? – спросил я, поворачиваясь к нему. – Получилось?

– Нет. – Он мотнул головой и недовольно поморщился. – Ваши недоброжелатели успели поработать и здесь. Нам понадобится специалист, а пока мы изолируем сервер. Будем надеяться, никто не успел добраться до записей. Пока можете идти, вам сообщат, если мои люди обнаружат что-то важное.

Мы обменялись кивками, и я двинулся в сторону выхода. В коридоре эксперты уже закончили работу, убрав тела. Но на полу, куда сыпалась копоть, оставались чистые участки там, где лежали тела. На стенах виднелись следы рук там, где их касались пытающиеся спастись мусорщики. Меня то и дело обгоняли морфы с носилками. Сколько сегодня погибло? Двадцать три человека? Просто из-за того, что кому-то понадобилось замести следы.

На площадке было не протолкнуться от полицейских картов и подоспевших белых крытых автомобилей, в которые складывали обгоревшие тела. Я остановился, пытаясь в мерцании полицейских маячков и хаотичном на первый взгляд движении разобраться, куда двигаться дальше, когда меня окликнули. Повернувшись на звук, я увидел Войцеха, сидящего в своем карте, ремонтник махал мне рукой.

– Наконец-то! – мрачно крикнул он. – Я было подумал, что уже не дождусь!

Морф успел умыться и выглядел теперь уж точно получше меня, но взгляд его оставался усталым и безжизненным. Я забрался к нему, тяжело упал на сиденье. Войцех пустил машину вдоль полицейских картов, вывел на серпантин, заговорил снова:

– Куда едем?

– Даже не знаю. – На меня вдруг навалилась усталость, я с силой потер лицо, сказал уже более уверенно: – Нужно выпить.

Войцех кивнул, не сводя взгляда с дороги впереди.

– Принял! От такого у любого башка закипит… – Он передернул костлявыми плечами. – Только сначала заедем в гостиницу, а то ты, господин полицейский, очень уж на свинью похож!

Он засмеялся принужденно и безрадостно, загоняя карт в трущобы.

Вернувшись в гостиницу, я кое-как привел себя в порядок. Пока включенный на самоочистку костюм тихо жужжал на вешалке, я принял душ и теперь, сгорбившись, сидел на кровати. Желания куда-то идти не было совершенно, но Войцех ждал в баре гостиницы. Я повернулся на мелькание цветных пятен: на стенном экране с выкрученным на минимум звуком шел выпуск новостей. Молодая женщина-норм с непроницаемым лицом и холодным голосом вещала:

– «…орбитальные службы Марса сообщают, что массовый сбой двигательной системы привел к смещению Кольца и его сходу с орбиты. Заглушить двигатели пока не удается, эксперты сообщают, что от семи до десяти витков отделяют его от выхода на собственную орбиту вокруг Солнца. А теперь к местным новостям. В результате аварии в цеху по переработке мусора погибли два десятка сотрудников. Экстренные службы выясняют причины случившегося, но по предварительным данным все произошло в результате пренебрежения техникой безопасности. К работникам станции уже неоднократно возникали вопросы по поводу компетентности, и теперь все закончилось трагедией. С комментарием выступил глава службы безопасности…»

Вот так. Я жестом отключил экран и поднялся. Костюм перестал вибрировать, под ним на полу остался черный след из связанной реагентом осыпавшейся сажи. Потянул носом – запаха тоже не было. Быстро одевшись, я вышел из номера и пошел к лестнице.

Войцех сидел за столиком у стены. С пустым взглядом, обращенным внутрь себя, опустившимися плечами, он крутил в руках солонку, крышка отлетела, белый порошок просыпался ему на колени, но морф этого не заметил. В зале сейчас было многолюдно. Я двинулся к своему сопровождающему, лавируя между столами, занятыми одиночками и целыми компаниями, отодвинул стул и опустился на жесткое сиденье. В зале было не особенно шумно, но пришлось повысить голос, чтобы перебить звон посуды, приборов и многоголосого шума:

– Давно тут сидишь?

– Что? – Войцех вынырнул из собственных мыслей, сфокусировался на мне. Улыбнувшись чуть виновато, ответил: – Нет… Нет, успел домой заскочить на пару минут, вот только приехал.

Я посмотрел на него внимательнее. Комбинезон действительно был другой, свежий, без копоти и темных пятен пота. Распорядившись насчет заказа, я сказал:

–Хаммер обещает всю возможную помощь, так что мы их найдем.

– М? – морф моргнул, снова возвращаясь в реальность. – Хорошо. Даже отлично! По камерам-то хоть что-то получилось?

– Надеюсь. У него там спецы сразу взялись за дело, сказали, что максимум сутки на все про все.

Подкатила тележка, я снял свой заказ, переставил на стол одинокий стакан, покрытый конденсатом – единственное, что выбрал Войцех. Морф поднял стакан, сделал длинный глоток, затем аккуратно поставил опустевшую наполовину емкость на скатерть.

– Хорошо. Узнаем, кто этих ребят…

Он нервно сглотнул, снова взялся за стакан, но опустил на скатерть с отчетливым стуком. Я без интереса ковырял вилкой в каком-то блюде дня, не отводя от Войцеха взгляда. Морф не сразу заметил, да и понял как-то по-своему, спросил:

– Сомневаешься? Я сомневаться не хочу, и не буду. – Он начал наливаться темной кровью, пальцы на стакане дрожали. – Двадцать три! – он сорвался на крик, на нас начали оборачиваться, и он продолжил вполголоса: – Двадцать три человека! Сожгли! Заживо! Чтобы что? Чтобы ты не нашел какой-то сраный кусок ткани!

Войцех вскинул стакан, стекло отчетливо звенело об зубы, пока он в два нервных глотка не опустошил его. Я отодвинул тарелку, положил подбородок на сложенные домиком пальцы, а морф продолжал распаляться:

– Я сперва думал – ну убийства и убийства, мало тут их каждый день? То пьяные, то разборки… Постоянно! Да и убийство-то одно по сути… А тут – хладнокровное! Я бы…

Он зарычал, тяжелый костлявый кулак грохнул об стол. На нас уже откровенно пялились, но морф не замечал этого. Я оборвал его:

– Тише! Держи себя в руках! – я искал его взгляд, но не находил. – Сказано тебе, что найду, так что давай спокойнее!

– Я спокойный буду, когда вот этими руками горла вырву! – мы вдруг встретились глазами, и я оцепенел. Зрачки его сжались в точку, такую крошечную, что ее почти не было видно. По лысой голове и лбу катились капли пота, падали на скатерть, оставляя влажные пятна. Он был под препаратами, я видел это настолько ясно, что даже не требовалось проверять.

– Эй! – я вытянул руки ладонями вперед, заговорил тихо: – Давай не будем, хорошо? Давай так сейчас сделаем: я иду к себе, ты – к себе, будем ждать новостей от Хаммера. Несколько часов у нас точно есть, да? Так что поднимаемся, поднимается…

Я поднялся сам, подошел к Войцеху. Морф позволил взять себя под руку, тяжело встал и пошагал к выходу. Служба автоматических такси отозвалась мгновенно, и на выходе нас уже ждал беспилотный карт. Я усадил Войцеха на пассажирское сиденье, считал открытую информацию о его квартире и передал ее автомобилю. И только когда карт скрылся в толпе, смог свободно вздохнуть. Морф, тяжело переживающий гибель своих соплеменников? Хаммер и другие из нормов рассмеются мне в лицо, если я попробую им об этом рассказать.

В этот момент за спиной раздался голос:

– Господин Коростылев? Вашему другу совсем плохо. Никогда бы не подумала, что они так могут, если бы не увидела сама.