В глубинах неба

Глава 19 Плавучая станция

Буря удалялась, но на таком расстоянии этого не чувствовалось совсем. Батискаф швыряло так, что на месте меня удерживали только ремни. Войцех и Валентин же словно вросли в свои кресла и действовали они слаженно. На экранах с бешеной скоростью сменялись изображения с камер, какие-то показания, обновляющиеся так стремительно, что не удавалось различить цифры. Наконец, тряска закончилась, мы вышли на слой ниже бури. Здесь было спокойнее, на экранах, переведенных на ближний инфракрасный, темнели длинные косматые газовые хвосты, ярусами уходящие вверх и вниз. Слышался глухой стук, с которым капли конденсированного газа размером с кулак лупят по обшивке. В этом стуке тонули голоса переговаривающихся пилотов.

– Слева метановый язык, на пятнадцать градусов, минус сто сорок три.

– Вижу. Скорость погружения слишком высокая.

– Выдержим. Захожу под него. Далеко до места?

– Скоро будем. Вывожу траекторию, нужно будет подслеживать, ориентируйся визуально.

Я вывел на свой экран картинку с камер внизу. По мере погружения за бортом становилось все темнее, но изображение подстраивалось, сохраняя видимость на привычном уровне.

– Вот она, – прозвучал голос Валентина. – Следи, я отмечу.

– Принял. Вон там?

Мне не сразу удалось найти на экране крошечную точку: Кузнецов заметил ее, когда она была размером всего в несколько пикселей. Зеленый тонкий круг опоясал цель. Я следил, как он увеличивается, как проступает внутри него диск станции, стандартного размера, без видимых повреждений. Я дал увеличение, рассматривая в свете прожекторов батискафа ее тронутый коррозией корпус, распахнутые люки ангаров. В радиодиапазоне станция молчала, приемник ловил только наши собственные отраженные сигналы.

– Стыковаться будем вручную, на станции нет электричества, – снова подал голос Кузнецов. – Подключимся к шлюзу, тогда все заработает. Сейчас…

Обернувшись, я бросил взгляд на его панель. По экрану двигалось перекрестье мишени, батискаф дрогнул, в сторону распахнутых ворот протянулись темные линии, блестящие в лучах света. Когда они закрепились внутри, Кузнецов начал осторожно подводить нас к станции. Тросы подтягивали батискаф, на экране с выкрученной на максимум яркостью уже было видно, что ангар пуст.

– Все, дальше ногами. – Валентин повернулся к Войцеху. – Возьмешься?

– С радостью и песней, – мрачно ответил морф, но поднялся со своего места и двинулся к лестнице в шлюз. Проходя мимо меня, он бросил: – Если помру, твоя контора не расплатится!

Надев шлем, он резво побежал по лестнице, перекладины загудели под ботинками и перчатками.

– Мы можем его увидеть? – Я переключал камеры, пока одна из них, расположенная на самом верху, не поймала фигуру в скафандре. – Ага, вот он. Что ему нужно сделать?

– Проползти с кабелем до щитка, подключиться и спрятаться до окончания шлюзования, – ответил Валентин. – Там только морф пройдет, нормам лучше не соваться.

Войцех на экране прополз по тросу, цепляясь руками и ступнями, как обезьяна, к его скафандру сзади был прицеплен кабель. Миновав проем ворот, он опустился на пол, перебежал к стене и теперь забирался по лестнице к мощной потолочной балке, на которой крепилась стыковочная лапа. Двигался он на удивление легко и быстро, даже с некоторой лихостью, но я заметил, что он никогда не отпускает захват, если не держится тремя оставшимися конечностями. Поймав частоту его скафандра, я услышал, что морф напевает какой-то легкомысленный мотив, наконец занятый работой, для которой был модифицирован. С минуту он возился наверху, наконец, спустился и пошел к распределительному щитку в глубине ангара. Через несколько секунд помещение озарилось собственным светом.

– Все, отваливаю, – раздался в шлеме голос Войцеха.

– Давай, – подтвердил Кузнецов, на его экране появилось меню удаленного подключения.

Захват сдвинулся, пополз к батискафу. Валентин отцепил тросы, они аккуратно вернулись в корпус, над головой заскрежетал металл. Нас втянуло внутрь, и еще прежде, чем закрылись ворота, мы уже выбрались в ангар. Войцех стоял у внутреннего люка и рассматривал панель замка.

– Странно, в информации по станции отмечено, что воздух из нее откачали и законсервировали.

– Ну да, я сам ее закрывал с последней партией, когда работы прекратили, – ответил Кузнецов. – А что такое?

– Там воздух.

Войцех посторонился, указывая на выведенную на экранчик информацию.

– Странно… – Кузнецов помолчал, потом отмахнулся: – Наверное, кто-то из наших прилетал без заявки. Идем?

– Да, вперед. – Я подошел, переключился на открытие и нажал кнопку. В ангаре заревели насосы, и через несколько минут мы вошли во внутренние помещения.

Я включил запись оперативных действий. Здесь было темно, батискаф запитал лишь ангар, лучи фонарей освещали покрытые копотью стены. На полу светлели следы множества ног, на стенах тут и там виднелись полосы и чистые места там, где морфы плечами и грузом стерли сажу. Войцех простонал сдавленно, но когда я обернулся, только махнул рукой: двигаемся, все нормально. Валентин шел впереди, его фонарь освещал черные провалы распахнутых дверей, брошенную мебель, стены с ободранной обшивкой. Пройдя метров тридцать, мы оставили позади с десяток комнат, похожих до смешения. Валентин повернулся к нам:

– Вот, собственно. По всей станции так, мы выгребли все, что еще послужит, остальное бросили. Можем возвращаться?

– Привет, детка! А ты как тут оказалась? – заговорил вдруг Войцех. – А, черт! Шлем этот!

Я увидел, как морф отщелкивает крепления и срывает шлем. Зрачки его сжались в точку, казалось, он смотрит прямо в фонарь Валентина. Тот спросил удивленно:

– Дружище, ты в норме? Что случилось?

– Эй! С тобой как? – Я заступил морфу дорогу, но тот нетерпеливо скривился, отодвигая меня с пути. – Войцех, тут никого нет!

– Глаза разуйте, умники! – огрызнулся он и снова обратился к кому-то невидимому тоном, каким разговаривают с детьми: – Привет, малышка! Что же ты тут делаешь?

Удивленно вскрикнул за спиной Кузнецов. Я обернулся резко, и в перекрестье сразу трех световых лучей увидел… Сначала показалось, что злую шутку с моим зрением сыграла перспектива, я не сразу понял, что глаза меня не подводят. Недалеко, метрах в пяти за Валентином щурился от яркого света крошечный скат. Девочка, судя по розовому узору и такого же цвета потрепанному банту, кукле в совершенно чудовищном состоянии… Она улыбнулась испуганно, отступила и бросилась бежать. Войцех растолкал нас, ругаясь вполголоса, и бросился следом. Я бросился следом, на ходу срывая шлем. В нос ударил запах сырой гари, в носу защекотало. Сзади грохотал подошвами Валентин, шлем он не снял, и теперь из наушника в моем жужжал его тонкий голос:

– Вашу мать! Стойте! Стойте!

Я замедлился не раньше, чем показался Войцех. Он сидел на корточках и о чем-то разговаривал с девочкой-морфом. Та держалась с ним уверенно, кивала, но когда мы приблизились, спряталась за ремонтником.

– Знакомьтесь, это Марта, она тут живет, – сказал он спокойным тихим голосом, затем обратился к ней: – Марта покажет нам, где она живет?

Девочка кивнула, взяла Войцеха за палец и повела за собой. Тот шел на полусогнутых: роста в ней было не больше метра. Оказавшись ближе, я уточнил: сантиметров девяносто, но при росте Войцеха – совсем ничего. Равняясь на ее скорость, мы были вынуждены тащиться. Морфы о чем-то беседовали, звонкий голос ската и мягкий ремонтника, я не прислушивался, изучая стены.

А те становились чище. Не просто отсутствие сажи, над ними хорошо поработали, если судить оп глубоким царапинам на пластике. После чего покрасили в серо-черный, но не особо старались и в тон не попали. Для уверенности я провел пальцем по стене, на белой перчатке скафандра не осталось ничего.

Войцех и девочка остановились. Морф спросил:

– Ты живешь здесь?

– Да, ут, – ответила девочка тонким голоском, крошечный палец указывал на закрытую дверь. Я посмотрел назад. Она была единственной в этом секторе коридора, и вела во внутренние помещения.

Подойдя, я нажал виртуальную клавишу открытия. В коридор хлынул поток яркого белого света, в котором потерялись лучи наших фонарей, внутри пахло озоном и дезинфекцией, слышались спокойные деловитые голоса. Мы щурились, вглядываясь. Стало вдруг очень тихо, затем раздались быстрые легкие шаги, это девочка вбежала в комнату и закричала:

– Атрите, то ут! От! От!

Мои глаза уже привыкли к яркому свету, хоть тот все еще заставлял щуриться. Теперь я видел все открывшееся помещение, просторное, в дальней стороне которого виднелись переходы. Все пространство было занято техникой и оборудованием, и повсюду люди в белых халатах. Каждый был занят делом, но сейчас все повернулись в нашу сторону. Во взглядах не было испуга или враждебности, только слабый интерес. Девочка добежала до одного из людей, тот присел, легко подхватывая на руки, и спросил у девочки, глядя на нас:

– Смотри-ка! И кого же это ты к нам привела?

– Адили каидое, и с фанаиками! Атела паигать, но фанаики якие!

– А зачем ты снова сбежала? – сказал мужчина с укором и нахмурился. – Чтобы играть, тебе не обязательно сбегать.

– Ну там интеесно! Я искала пивидениев! Мне Игнат гаваил, что их там есть где-то! Вот я…

– Понятно… – Мужчина наигранно вздохнул и опустил девочку на пол. – Ладно, пока беги к… К Игнату беги, скажи, что я ругался. – Он распрямился, провожал девочку взглядом, пока та не скрылась среди столов и белых халатов, а затем повернулся к нам: – Приветствую в лаборатории, раз уж вы как-то здесь оказались… Вы, собственно, кто?

– Инспектор Коростылев, веду расследование по нецелевому расходованию средств. – Я показал виртуальное удостоверение, скрыв почти все, кроме звания, и продолжил импровизировать: – Эта станция в списке на демонтаж, но она все еще на плаву. Начато расследование, основной фигурант – Курт Шмитц. Его заместитель согласился проводить нас сюда, и я теперь вижу, что не зря.

За моей спиной негромко хмыкнул Войцех. Кузнецов открыл было рот, но морф одернул его, зашептал что-то неразборчивое. Мужчина обернулся к своим коллегам в зале, крикнул, подняв руку:

– Все в порядке, возвращайтесь к работе!

Удивительно, но все они почти мгновенно потеряли к нам интерес, возвращаясь к оставленным микроскопам, экранам. Мужчина подошел ко мне вплотную, протягивая руку и приветливо улыбаясь.

– Мартин. Филипп Мартин, доктор медицины.

Мы обменялись рукопожатиями. Войцех при этом хмурился и озирался с настороженным удивлением. Мартин был высоким, но довольно сильно сутулился, верный признак человека, выросшего при пониженной силе тяжести. Бледная кожа и мешки под глазами подтвердили мою догадку.

– Давно с Марса? – спросил я, когда с формальностями было покончено. Мартин удивленно вскинул брови, но почти сразу рассмеялся легко и открыто.

– Ха! Вы наблюдательны, господин следователь! Недавно, никак не привыкну, какой же тяжелый Юпитер! – он пальцем левой руки потер кожу под глазом. – Пойдемте в мой кабинет, разгружу ноги.

Он пошел между столами, невысокими стойками, ширмами и щитами из наспех покрашенных белой краской листов обшивки из разграбленных комнат. Люди в белых халатах перестали нас замечать. Я походя заглянул в один из мониторов, но распознал только изображение двойной спирали ДНК и ряды четырехбуквенной расшифровки. Пока мы шли, виденные мной чуть раньше переходы по ту сторону зала успели закрыть щитами. Пройдя под стеной, Мартин наконец свернул к скрытой за ширмой двери.

В крошечном кабинете не оказалось ничего, кроме стола, стула, экрана на стене, сейчас отключенного, и длинной скамейки напротив. Пригласив нас устраиваться, Мартин прошел к столу и опустился на свое место.

– Ну, как вы уже поняли, демонтаж станции задерживается. Но не из-за нас, не подумайте! – Он мотнул головой. – Мы узнали, что тут свободно, так что я решил, что никому не помешаем.

Он развел руками, откидываясь на спинку стула и глядя на нас.

– С этим будут разбираться соответствующие службы, – ответил я холодно. – А сейчас объясните, чем вы здесь занимаетесь?

– И что это за девочка? – вклинился Войцех. – Уж мне-то известно, что детей-морфов не существует!

Он подался вперед, опершись руками в колени и нависая над доктором. Кузнецов рядом хмуро закивал. Мартин удивленно вскинул брови, несколько секунд переводя взгляд с одного на другого, наконец, рассмеялся.

– А! Понимаю! Но ведь дело в том, что это не девочка! В смысле, это не ребенок… ну… в привычном смысле! Это… как бы сказать… Мы ведем исследования обратимости клеточного старения. Разворачиваем его… У меня здесь тридцать лаборантов, так что…

– Это очень увлекательно, но почему именно здесь? – перебил я, лихорадочно запрашивая информацию по такого рода исследованиям и совсем забыв, что на станции нет связи.

– Исследования не совсем… разрешенные. – Мартин пожевал губами. – Мы работаем на частные пожертвования, в основном на подержанном оборудовании, перескакиваем со станции на станцию. Все для того, чтобы не светиться. Но у нас уже есть результаты! Вот та девочка – доказательство!

– Как? – хрипло бросил Войцех. Он не спускал тяжелого взгляда с Мартина. – Клонирование?

– Нет. – Мартин мотнул головой. – Самое очевидное, но неверное. Ведь вы наверняка должны были еще на подготовке к модификации узнать, что в вашу ДНК никто не собирается… лезть! Ваш код остается неизменным, модификации только физические и механические! Наращивание костей, укрепление и пересадка мышц и кожи… Где же тут можно приплести клонирование?

– Вспомнил, – Войцех скрипнул зубами.

– Вот и прекрасно, – подтвердил Мартин твердо. – Если мы возьмем ваши образцы, то получим… как вы говорите?... Норма! Розового и совершенно обычного!

– Тогда что же? – спросил я.

– Я же вам сказал уже: разворачиваем! Получаем вот таких, молодых и свежих. Правда, пока в единственном экземпляре… Но она – уже готовый прототип. Теперь мы сможем разворачивать всех, не опасаясь побочек.

– И скольких вы вот так, с побочками? – спросил Войцех с угрозой.

– В смысле? – удивленно ответил Мартин. Я уточнил:

– И многие погибли, пока вы вот так экспериментировали?

Я вспомнил вдруг услышанную совсем недавно новость о пропавших морфах.

– А! Ни одного! Что бы вы там себе не придумали – ни одного! Еще в самом начале уже ясно, идет ли процесс как нужно.

– Тогда почему здесь, а не в открытую?

– Комитет по этике, категорически не одобряет эксперименты над людьми. – Мартин скривил губы. – Нам перекрыли финансирование, а кое-кого из моих людей ждет суд и тюрьма. Мы ищем спонсоров, кое-что зарабатываем сами. Например, удалось наладить биопечать органов. Это создает серьезную конкуренцию с настоящими органами от доноров, но наши дешевле и точно без дефектов. – Он вдруг умоляюще сложил руки, глядя прямо мне в глаза: – Две недели вы можете нам дать? Когда девочка окрепнет, и мы убедимся, что ничего не сорвется, мы имплантируем ей память и представим ученому совету и общественности. Тогда уже не будет необходимости прятаться, и мы покинем станцию! Две недели!

Мне понадобилось некоторое время, чтобы переварить информацию. Слишком многое предстояло обдумать, но решение нужно было принимать сейчас. Я сказал задумчиво:

– Хорошо, я приостановлю расследование… Две недели? Договорились. Но не больше. Надо мной есть свое начальство, и оно тоже… – Я выразительно постучал ребром ладони по своей шее, Мартин понимающе заулыбался. – Поторопитесь, раз уже дело такое важное.