Варлорд. Политика войны

Глава 16 А мы пойдем на север!

Подполковник Рохо, изящный военный в шнурованных черных ботинках до колен, чертовски похожий общим стилем, в особенности круглыми очками, на генерала Молу, явился через полчаса. Он выслушал дона Инди, меня, снял очки, протер глаза с красными капиллярами, и заявил, что затея крайне рискованная и надо бы узнать мнение советников.

Если я понимаю в иерархических играх, то подполковник, на котором висела оборона Мадрида, не горел желанием браться за еще одну трудную задачу и попытался спихнуть ее на сторону. Прието насел на Рохо, явно не желая отдавать славу пришлым советникам (тем более коммунистам, которых он терпел в силу необходимости), Рохо отбивался, градус разговора взвинтился до того, что я улавливал только смысл, а не слова, вылетавшие в пулеметном темпе.

— Сеньоры, пожалуй, действительно стоит обратиться к советникам, — остановил я спор, буквально встав между премьером и подполковником, — мне в любом случае нужны их люди на севере.

Рохо, довольный, что отбоярился от сомнительного плана, немедленно ускользнул, недовольный Прието остался рулить страной, а я отправился искать Кольцова. Полчаса я провел впустую, то есть стоял над телефонистками канцелярии премьер-министра, обзвонившими весь Мадрид, и везде Михаил «вот только что уехал» или «обещал быть через два часа».

Наконец, Кольцов нашелся в военном госпитале.

Ларри гнал туда, не отрывая руки от клаксона — нужно успеть, пока этот вжик не умчался в другое место. Гудок помогал, но еще больше помогали здоровенные Ⓐ на бортах машины — почти весь транспорт в городе «мобилизовали» партии и профсоюзы. Каждый автомобиль нес на себе буквы UGT, CNT, PSOE, PCE, IR, UHP* и другие символы принадлежности к «правильным людям». Машины без подобных знаков постоянно застревали на блокпостах и подвергались длительным проверкам, зато Ⓐ сразу говорило — «грандеровские» едут! В сочетании с аналогичным знаком на «кобрах» и танках, это сразу придавало авторитета. Машина с охраной тоже, но пока ее разглядят…

* UGT, CNT, PSOE, PCE, IR — сокращенные названия Всеобщего союза трудящихся, Национальной конфедерации труда, социалистической, коммунистической и левореспуликанской партий. UHP — сокращение лозунга «Объединяйтесь, братья-пролетарии!»

В госпитале Михаил, то есть Мигель Мартинес, сидел у постели раненого. Замотанный в бинты маленький и бледный офицер-артиллерист бормотал без остановки:

— Взорвалось, да, приложило. В голове шум такой, как поезд едет, да. И никак не проходит, сильный шум, очень. Гудит, да, как в телефоне плохом. Надо лежать, да, врач говорит, тогда пройдет. А так гудит, как провода на ветру. Завтра обратно, да.

Когда мы вышли в коридор, Каольцов поправил сполший с плеча больничный халат:

— Вот, ранен, может, ногу отнимут. А я с благодарностью от имени генерального комиссара.

— Ого, а за что?

— Не поверишь, начал стрелять без письменного приказа. И даже без устного, без согласования по телефону, без записки посыльного, просто увидел, что фашисты вот-вот доберутся до батареи и проявил инициативу, открыл огонь в упор. Говорит — из жадности, чтобы врагам не достались имущество батареи и пушки.

Миша присел на скамеечку и вытянул ноги с блаженным стоном:

— Убегался. Представляешь, по всему городу в тюрьмах восемь тысяч отъявленных врагов, из них три тысячи военных, а на тюремную охрану надежда слабая. Вырвутся — так это, считай, офицерский полк мятежников, только уже внутри Мадрида. Причем наглые такие, когда штурм был, заявляли «Это наша последняя ночь здесь, завтра в камерах будут другие клиенты», представляешь?

Я угукнул, глядя, как по госпитальному коридору везут каталку, накрытую простыней с кровавыми пятнами.

— Вот, пытался добиться, чтобы их этапировали куда подальше. Никому дела нет, пока достучался, чуть не сдох.

— Отправил? А кто конвоирует?

— Крестьяне. Они эту шваль очень не любят, запросто могут вилами запороть. Причем когда арестованных вывели во двор и начали выкликать по спискам, весь гонор сразу пропал, решили, что поведут на расстрел. Сейчас больше тысячи уже топает пятью этапами в сторону Валенсии.

Кольцов откинулся головой на стену и прикрыл глаза. Мимо торопливо пробежал фельдшер, за ним два санитара.

— А я к тебе по делу.

— Да я уж догадался, — обреченно поднял веки Миша. — Что у тебя?

— Наступление на севере, чтобы соединить обе зоны.

— Большое дело, а я тут причем?

— Советники. У нас почти нет грамотных штабных офицеров, а масштаб ты сам представляешь.

Он с кряхтением поднялся:

— Пошли в машину. Не здесь же говорить.

Кольцов обзавелся совсем новым пятиместным «Бьюиком» в комплекте с водителем — небольшого роста средних лет человеком в костюме с галстучком. И водитель, и машина выглядели чисто и опрятно.

— Товарищ Дорадо, подождите снаружи, нам посекретничать надо.

Дождавшись, когда водитель отойдет на несколько шагов и закурит, Михаил с некоторой гордостью кивнул в его сторону:

— Коммунист. Представляешь, его начальник сбежал, а я подобрал!

— Тихо свистнул и ушел называется нашел, — захлопнул я дверцу и поднял стекло.

Минут двадцать я втолковывал Мише, насколько соединение двух зон важно для республики — на севере промышленность, там делают грузовики, танки, винтовки и пулеметы, но там плохо с продовольствием. Центр без севера не выстоит, даже если СССР решит послать оружие. А если соединить — отвалится Наварра, которой генералы по барабану, им короля подавай. И тогда можно будет душить мятежников по частям. Сперва Галисия, потом Андалусия, затем Эстремадура… Оружие у нас есть, настроение бодрое. Но очень плохо с грамотными офицерами, нужно десятка два командиров батальонов и минимум сотня ротных. И грамотный советник, у испанских офицеров такого авторитета пока нет.

— А как у вас вообще обстановка на севере? — проснулся в Кольцове журналист.

— Да как везде!

Разве что у нас баски-католики с капелланами в отрядах вместо комиссаров. А так астурийцы смотрят в одну сторону, кантабрийцы — в другую, анархисты — в третью, но пока нам удается держать весь зоопарк в узде. В конце концов, лебедь, рак и щука вполне могли дружно тянуть не воз с поклажей, а лодку.

— Да, без водки не разберешься.

— В таких случаях Клаузевиц и Александр Македонский рекомендовали коньяк, — я опустил стекло, показал Ларри два пальца и щелкнул себя по горлу.

От коньяка генеральный политический советник ожил и потащил меня в военное министерство, поскольку «есть там один человек, без него проблему с советниками не решить».

Со времен моих последних визитов министерство изменилось разительно. Никаких следов настороженного противостояния времен Асаньи или торжествующего высокомерия, как при Хиль-Роблесе — здание больше всего напоминало крупный железнодорожный вокзал, в котором сбилось расписание.

По министерству шарахались невообразимые здесь раньше люди: рабочие в синих комбинезонах и касках, женщины в платьях и с оружием, мальчишки-посыльные в пилотках. Депутаты Кортесов вымогали у военных оружие и солдат для своих избирательных округов, часами надоедая своим присутствием. Сновали десятки сверхсерьезных людей в черных кожанках, синих беретах и непременно с тяжелыми пистолетами Star B — каста партийных функционеров и комиссаров уже выработала дресс-код.

Кольцов на ходу перекинулся парой слов с несколькими из них и уверенно потащил меня в сторону кабинета министра, но за пол-коридора до него свернул в сторону и спустился на этаж по неприметной лестнице, Ларри едва за нами успевал.

Неожиданное спокойствие нарушали лишь отдаленный гул из других частей здания, писк рации да стрекот телеграфных аппаратов. Миша сунулся в одну дверь, другую и поманил меня за собой.

Даже при том, что нынче курят чуть ли не поголовно, в комнате висел не топор, а целый лесоуборочный комбайн. Сквозь плотные до непрозрачности клубы дыма Кольцов пробился к окну и распахнул его.

Осенний воздух немного улучшил видимость, потом я догадался открыть дверь и сквозняк вынес табачные облака — только под самым потолком остался сизый туман.

За столом над ворохом бумаг и телеграмм сидел полуседой мужик лет пятидесяти, сжимая в зубах папиросу. Он поднял на нас недружелюбный взгляд, отчего резче обозначились две морщины на лбу.

— Вот, это главный военный советник генерал Гришин, — подтолкнул меня к столу Михаил. — А это Джон Грандер, принц Астурийский и граф Барселонский.

— А также сеньор Толедо, — подхватил хозяин кабинета.

Он встал из-за стола и протянул руку, не вынимая папиросу изо рта:

— Наслышан, весьма наслышан, рад познакомиться.

Его светлые глаза при этом словно оценивали — сразу меня расстрелять или повременить?

Кольцов вкратце рассказал про нашу проблему и свалил, бросив меня на съедение, объяснив это кучей важных дел и необходимостью отправить репортаж в Москву. Что оставалось делать? Только сесть поближе к открытому окну, расчистить на столе кусочек места от пепельниц и смятых пачек сигарет Americanos, да начать скорбную песнь о нехватке кадров. И слушать встречную песнь о необходимости укреплять оборону Мадрида, отбрасывать фашистов, освобождать Талаверу.

— Генерал, кризис под Мадридом миновал. Броневые силы противника и его авиация потрепаны, если не разгромлены, — я нисколько не кривил душой, дневные налеты прекратились, а два ночных привели к потере еще шести «юнкерсов» и «капрони». — Ополченцы с каждым днем набираются опыта, управление войсками восстановлено. Что вам даст Талавера? Только обманчивое спокойствие в Мадриде, а тем временем вы можете лишиться Северной зоны.

— Вы не понимаете остроты момента. Советники нужны здесь! — его волевой подбородок выпятился еще больше. — Кстати, майора Фабера я у вас тоже забираю.

Ах, так? То есть меня в Мадриде рассматривают исключительно как дойную корову? Требовать от Грандера танки и самолеты это хорошо, это правильно, а когда Грандеру что-то нужно, это хрен?

— Не отдам.

Гришин перекинул сигарету из одного уголка рта в другой и оскалил крепкие желтые зубы:

— Он военный человек, будет приказ — сам примчится.

— На чем, интересно? И вообще, я его под арест посажу, пусть из камеры руководит.

Мы бодались взглядами, наверное, минуты три, я выдержал исключительно на упрямстве. Генерал не то чтобы отвел глаза, а машинально скосил их, когда прикуривал новую папиросу от старой, обжегшей губы. Я воспользовался моментом и прекратил гляделки.

— Почему вы нам помогаете, Грандер? Вы же капиталист! — глубоко затянулся Гришин.

— Я не вам помогаю, я против фашистов.

— Почему?

Блин, вот только политических дискуссий с коммунистами мне и не хватало.

— Не люблю, когда меня заставляют ходить строем.

— То есть вы против массы? — а взгляд такой, что сожрет и не поморщится.

— Я против того, чтобы личность растворялась в массе.

— Тогда понятно, почему у вас такие отношения с анархистами.

— Я работаю с тем, что в наличии. Других рабочих мне, к сожалению, не завезли.

Вот тут у него в глазах появился интерес.

— А вы, сеньор генерал, считаете себя частью массы?

— Я боец партии.

— Партия может и расстрелять своих бойцов, — намекнул я на недавний процесс Зиновьева и Каменева в Москве.

Он не возразил, как должен бы, а я сделал зарубочку — похоже, «Гришин» в курсе закулисных дел. Во всяком случае, из дальнейшего разговора стало ясно, что этот человек точно знал, откуда в СССР радары, нувисторы, стержневые лампы и прочие полезные в грядущей войне вещи, вплоть до чертежей ШРУСов и пулеметов.

— Вернемся к нашим баранам, — не дал я съехать с темы. — Вы же военный человек, вы же понимаете, что разделенная надвое республика не устоит? Значит, надо любой ценой соединить зоны! Для этого у нас на севере есть оружие, снаряды, бойцы, не хватает только понимающих командиров! Мы даже знаем, что противник намерен обороняться, поскольку все усилия сосредоточил на Мадриде!

— Да, я видел ваши разведсводки. Отличная информация, как вы ее добываете?

— Люди помогают. Ходить строем не любят многие, так что мы получили несколько надежных источников в Бургосе и Ла-Корунье, — естественно, я не уточнил, что это группы прослушки.

— А вас не смущает, что в СССР любят ходить строем?

— Еще как смущает, но если говорить начистоту, по сравнению с фашистами вы гораздо меньшее зло.

— Что же, спасибо за откровенность, — он прикурил пятую или шестую сигарету за время разговора. — А что насчет расстрела бойцов, так Зиновьев и Каменев оказались предателями.

— Как бы другие не оказались. Предателя словить можно, дураков не переловишь.

Гришин встал и подошел к окну, сил поставить табачную завесу над всем городом у него не хватало, но он честно пытался. В чистом небе демонстративно прошло звено «кобр», как бы гарантируя мадридцам прекращение налетов.

— Хорошие у вас машины… против них у итальянцев и немцев никаких шансов, — словно раздумывая, пыхал дымом Гришин. — Но они ведь заметно лучше тех, что вы поставили нам. Как это удалось?

— Есть способы, могу передать документацию. Если советников дадите.

— Вот вы ушлый! Но ваши самолеты действительно лучше всех… Кстати, немцы пришли к тем же выводам и отправляют в Испанию новейшие самолеты Мессершмидта. И танковую роту.

— Их-то мы и ждем.

— Не обольщайтесь, в портах Кадиса и Альхесираса высаживаются первые итальянские части, всего их будет порядка пятидесяти тысяч человек.

Не знаю уж, я был настолько убедителен, или сам Гришин об этом думал, но за два часа, в течении которых не прерывалось обоюдное зондирование, мы договорились, что операция прорыва через Арагон и Риоху необходима и что для этого Северный фронт будет усилен советниками.

За это время к Гришину приходили разные люди, советские, испанцы, французы, мне даже пришлось немного поработать переводчиком. В паузах мы обсудили предвыборную кампанию в США, и я «предсказал», что Рузвельт удержится, причем не только сейчас, но и в сороковом году. Что характерно, к разговору о политической ориентации мы не возвращались. Помянули незлым тихим словом англичан, бубнивших о невмешательстве, причем Гришин, как истинный марксист, тут же подвел экономический базис: упали продажи «виккерсов» и «оспреев», особенно там, где есть продукция Grander Inc, а раз так, то «сам не ам и другим не дам», а в идеале — втихую наложить лапу на заводы Грандера после победы мятежников.

Под конец к Гришину ввалились двое — один повыше, с плотной русой шевелюрой над длинным лицом, второй худощавый, с резкими складками от середины щек к подбородку.

Напоровшись на свирепый взгляд генерала, они немедленно прекратили общение на русском и виновато замолкли. Гришин прочистил горло, подумал и решил:

— Я вас на север сошлю, к товарищу Грандеру.

— Там холодно, — буркнул высокий.

— Ошибаетесь, — закинул я ногу на ногу, — там ничуть не хуже, а летом так вообще гораздо лучше, чем тут. Не зря курортный Сан-Себастьян называют «летней столицей Испании».

— Короче, товарищ Грандер, это полковник Пабло Фриц и капитан Паблито, могу их направить к вам. А Фабер нужен здесь, такой обмен пойдет?

— Два небитых за одного битого?

— Вроде того.

Черт его знает, насколько эти двое специалисты, но полковник должен быть лучше майора, а генералов мне точно не дадут, самим мало. Я еще покобенился немного и выжал из Гришина обещание направить в дополнение человек десять «капитанов» и «лейтенантов», а потом встал и распрощался:

— За мной, Пабло и Паблито.

Уже в машине оба-два набросились на меня с расспросами — а это ваши танки? А еще будут? А самолеты?

— Мои, мои. И рации мои, и пистолет-пулеметы, и еще многое другое, все увидите.

По городу ходили патрули ополченцев и штурмовой гвардии, пожарные больше не разбирали горящие дома и не засыпали кровавые лужи песком, оттого дзыньк пули по капоту стал полной неожиданностью.

Только Ларри с рычанием бросил «испано-сюизу» в переулок, где почти сразу встал, прикрывшись зданием.

— Радиатор пробит, — заключил он, едва подняв капот, из-под которого сочились струйки пара. — Нужно чем-то заделать…

— Эй, здесь нельзя! — из-за угла появился штурмовой гвардеец, решительно махавший винтовкой.

— Мы не можем ехать, машину прострелили!

Он подошел поближе, убедился и выругался:

— Эти cabrones засели в доме за углом, который день то стрельба, то граната.

— А чего же не вышибить их?

— Да мы войти не можем!

— Почему не можете? — из второй машины подошел старший охраны.

— Дом посольский, — зло сплюнул гвардеец.

— И много таких?

— Хватает, выселяем понемногу.

В районе вокруг бульвара Кастейяно посольств полным-полно, и многие из них владели здесь же домами для проживания дипломатов и персонала. Действительно, три или четыре подъезда в пределах видимости украшали большие флаги, среди которых я опознал английский, вроде бы аргентинский и кого-то из скандинавов.

— А если в дом войдет возмущенная общественность? — треснула мне в голову сумасшедшая идея.

— Кто? — обалдел гвардеец.

— Короче, веди к начальнику.

Капитан штурмовой гвардии, услышав наше предложение, сдвинул плоскую фуражку на затылок и почесал лоб, а потом махнул рукой:

— А, черт с вами, делайте!

— Сейчас мы им покажем, почем фунт лиха, — пробурчал старший, перехватывая свой А-2.

— Э, только осторожнее, вы мне все живые нужны!

— Не ссы, jefe!

Понабрались у Севы Марченко, блин!

Ларри тем временем развил бурную деятельность — он вызнал, где тут лавка жестянщика, сгонял туда, притащил мастера и они вдвоем подручными средствами латали радиатор.

Старший перекинулся парой слов с гвардейцами и ополченцами, а потом, держась в мертвой зоне для чердачного стрелка, подошел к воротам и постучал, я наблюдал за переговорами из-за угла здания.

— Сеньоры, вам необходимо освободить здание, оно продано посольству Андорры!

Изнутри, по-видимому, поинтересовались, при чем тут охрана Grander Inc.

— По уполномочию его королевского величества Бориса I-го, — пафосно провозгласил старший, — ремонт дома поручен нашей компании!

Пока в доме совещались, он сорвал и смотал на руку темно-красный флаг с узкой белой полосой, а через пять минут, устав ждать, замолотил в створки:

— Немедленно освободите здание, или мы войдем силой!

Вместо ответа из дома попытались его подстрелить, но не тут-то было — старший прикрывался порталом ворот.

Обиженный на стрельбу старший подмигнул в нашу сторону, молча выудил из кармана гранату, пристроил ее между завитками кованого узора на воротах, выдернул чеку и ловко сиганул в ближайшую подворотню.

Вместе с Пабло и Паблито мы отшатнулись за угол, у дома жахнуло, просвистели осколки, зазвенело разбитое стекло. Сунув нос наружу, я увидел, как в сизой дымке от взрыва со скрипом открывается покореженная створка.

Из дома ударил пулемет, судя по крикам, зацепило слишком любопытного гвардейца.

Охранники, успевшие занять позиции в доме напротив, хлестнули очередями по верхним окнам, а старший закинул через распахнутую створку во дворик пару гранат. В «дипломатическом доме» грохнуло, завопили, на мостовую со звоном выпал «гочкис», а следом через подоконник перевалилось и шлепнулось о мостовую тело.

— Или вы поднимаете руки и выходите без оружия, или мы закидаем дом гранатами!

На этот раз аргументация сработала: из дома потянулась цепочка мужиков различной степени помятости и небритости, их сортировали гвардейцы:

— Иностранец?

— Нет…

— В автобус! Иностранец?

— Si, si!

— Документы есть? Нет? В автобус!

Организовали целый конвейер, вывезли почти шестьсот человек, не считая женщин. И громадную кучу оружия, включая пулемет и самодельные гранаты, правда, без взрывателей.

Подъехала «скорая», выпавшее переломанное тело, под которым натекла изрядная лужа крови, погрузили на носилки и затолкали внутрь автомобиля.

— Да-а, — протянул Пабло по окончании процесса, — хреновато тут у вас…

— Ну так вам и карты в руки, чтобы поправить!