Варлорд. Политика войны

Глава 8 Мы бредем, ковыляя во мгле…

Стоянки заляпаны каплями и пятнами разных цветов, а перемазанные голубым и зеленым мальчишки и девчонки из числа младших скаутов-эксплорадорес больше игрались, чем красили самолеты. Старшие группы справились бы лучше, да только они насыпали песок и землю в мешки, которыми обкладывали бруствера вокруг зенитных «эрликонов».

Оставалось надеяться на донью Марию, мощную тетку гренадерского телосложения, назначенную старшей на покраске. При одном ее появлении баловники замолкали и начинали сосредоточенно возить кисточками по бортам и крыльям.

Но самолетов много, за всеми не уследишь, даже на другой стороне фюзеляжа раздавались крики и смех.

— Сеньор Вилья! — пробасила донья Мария, вытирая руки о комбинезон-моно. — Сил моих нет, дайте кого-нибудь в помощь, я одна не успеваю!

— Людей не хватает, — развел руками Панчо.

Не хватало везде — на заводах, в строю, на разгрузке, на допросах, на строительстве укреплений на перевалах, на обработке добытой информации, на радиоперехвате… Даже любимое детище Джонни, группа прослушки, задыхалась без кадров — двадцать человек должны накрыть Ла-Корунью, Эль-Ферроль, Бургос, Мадрид, Севилью и Бадахос! А ведь еще есть Кадис, Памплона, Саламанка! Ребята работали днями и ночами, рискуя провалом при каждой смене локации.

— Сделайте хоть что-нибудь, сеньор Вилья!

Панчо еле-еле подавил рвавшийся наружу зевок:

— Ладно, соберите их всех вместе.

Мальчишки и девчонки лет десяти-двенадцати не перестали веселиться, даже когда их согнали на лавочки у ангаров, они все так же толкались, поддевали друг друга и смеялись. Еще бы — лето, прикольное занятие и почти никакого надзора. Панчо набрал воздуха, чтобы наорать, но вдруг вспомнил, как давным-давно, в Мексике, еще до революции, мечтал стать учителем, и просто молча посмотрел на веселую ораву.

Орава, как ни странно, потихоньку затихла — все грандеровские знали, что сеньор Вилья при необходимости может легко открутить голову.

— А скажите-ка мне, — негромко начал Панчо.

В задних рядах вытянули шеи и навострили уши.

— Вы за республику или так, погулять вышли?

— Да… За! Вива Република! Конечно! — нестройно загомонили эксплорадорес.

— Ну и что вы скажете родителям, когда они увидят ваши штаны и рубашки?

Некоторые замерли, приоткрыв рот — за испачканную одежду могло нешуточно влететь! А уж если испорченную… Два или три «маляра» принялись незаметно оттирать краску.

— Что вам Республика поручила важное дело, а вы лишь изгваздались?

Панчо обвел тяжелым с недосыпа взглядом притихшую ораву:

— Короче, так. Кто не хочет помогать Республике — встает и уходит. Кто хочет — встает и работает. Вперед!

Ребятню как ветром сдуло — на день такой накачки должно хватить, а на большее нет ни сил, ни времени.

Панчо опять протер слипающиеся глаза — всю ночь мотался по объектам и проверял часовых. До настоящих диверсий еще не дошло, но чем раньше вся эта публика осознает, что шутки кончились и службу надо тащить всерьез, тем лучше. А что диверсии будут, Панчо даже не сомневался. Он-то их готовит, а враг не глупей.

На авиабазе Йанера пилили несколько красавцев-лайнеров, медленно, но верно превращая флот авиакомпании «Астурия-Каталония» в бомбардировочную эскадру. У распахнутых ворот ангара под брюхом Boeing-247 скрипел металл, и под сдавленные матюки возились три авиатехника.

— Что там?

— Створка не до конца закрывается, дон Вилья, — высунулся из-под самолета молодой парень с чумазым лицом. — Вот, ищем в чем причина.

— До срока успеете?

— Должны!

Авиатехников как раз хватало, в них перевели всех летчиков и штурманов компании, кто не рискнул вместо пассажиров возить бомбы, и это добавило Панчо еще одну головную боль. Так-то в штат набирали исключительно республиканцев без намеков на фалангистские или тому подобные идеи, но возможных обид от переодевания из формы с крылышками и золотыми галунами в промасленный комбинезон никто не отменял. А обиженные для вербовки противником — идеальный материал.

Из-за невысокой и покатой горы Сантуфирме вынырнул первый из покрашенных самолетов, встал на боевой курс и выронил болванку над дальним углом аэродрома. Над бочкой, изображавшей бомбу, вытянулся в струнку хвост вымпела. Панчо проследил его падение, зевнул и направился в терминал:

— Что с прицелами?

Седой шеф-пилот компании, один из первых испанских летчиков, в бомбардировщики не попал по возрасту и ныне рулил всей наземной подготовкой. Он оценивающе посмотрел на Панчо и приоткрыл дверь в диспетчерскую:

— Эй, дайте-ка нам кофе, покрепче и побольше!

И ответил, только когда Панчо выхлебал полкружки.

Прицелы Norden Mark XV установили почти сразу, не дожидаясь врезки бомболюков и турелей, чтобы практиковаться по-взрослому. Точность учебного бомбометания выросла раз в пять, отчего тренировки перенесли с горного полигона сюда, в Йанеру, чтобы делать побольше вылетов за день.

За окном загудел компрессор, после небольшой паузы застучал клепальный молоток, под этот шум в терминале появился бригадир строителей-коммунистов.

К большевикам Панчо относился с известным скепсисом — ну фанатики же натуральные, одержимые идеей мировой революции, но признавал, что в части организации и дисциплины они дают сто очков вперед среднему испанцу, и двести — среднему анархисту.

Бригадир снял берет и пригладил волосы:

— Мы закончили, товарищ Вилья.

Панчо еще раз убедился, что на коммунистов можно положиться — вторую линию колючки вокруг авиабазы (шесть километров, на минуточку!) и два десятка наблюдательных вышек в дополнение к имеющимся бригада построила в рекордные сроки.

— Спасибо! Тогда как договаривались — половину людей на перевалы, остальные здесь, на подготовку позиций.

Бригадир угукнул, подал руку и вышел, едва не столкнувшись в дверях с белозубым Рафаэлем дель Рио, назначенным командиром эскадры.

— Нашел! — он радостно бухнул на скрипнувший стол громадный адмиралтейский атлас, добытый в городской библиотеке.

— Слава богу, я уж думал, по школьной карте придется… — пробурчал зашедший следом вечно недовольный Фелипе Кортизо, старший штурман.

Оба летуна без лишних слов устроились в креслах, а Панчо вяло порадовался — в авиакомпании имелась только приблизительная схема Эль-Ферроля, годная для туристов, а не для бомбардировочной авиации. Искомые карты и чертежи кораблей, разумеется, были в Мадриде, обернуться туда-обратно можно за день. Но от этого Панчо отказался сразу — в столице течет из каждого кабинета, через полсуток на той стороне будут знать, что у Грандера интересуются толщиной брони крейсеров и летными картами Галисии, любой дурак догадается, что готовят налет.

Раскрытый атлас занял без малого весь стол, четверо участников могли разглядывать длинную кишку бухты и врезанный в нее прямоугольник военной гавани, не опасаясь столкнуться головами.

— Два больших дока, — показал остро отточенным карандашом штурман, — еще один поменьше и причальные стенки.

— В больших новые крейсера, в малом линкор «Эспанья», — уточнил Панчо.

— Это бывший «Альфонсо»? — поднял на него глаза шеф-пилот.

— Он самый.

— А «Сервера»?

— По нашим данным пришвартован тут, — Панчо ткнул в западный угол гавани.

— А он вот так или вот так стоит? — показал ладонью штурман.

— Не знаю, попробую уточнить.

— Угу, — вытащил свои линейки из планшета Кортизо, — сейчас прикинем сектора… здесь два пулемета… если так, то отсюда…

Остальные трое молча наблюдали за священнодействием.

— Так, — минут через пять заключил Фелипе, — в любом случае заходим с севера, с океана, так меньше шансов, что засекут на подходе. А дальше, смотря как он стоит, доворачиваем вправо или влево,…

— Бомб мало, — скривил рот дель Рио. — Я бы ограничился двумя целями.

— Новые крейсера, даже думать нечего.

С толщиной брони повезло — опросом нашли среди рабочих Grander Inc служивших на флоте, из них втихую отобрали тех, кто тянул лямку в Ферроле, один вообще оказался артиллеристом систер-шипа «Эспаньи». С их слов выходило, что самая толстая броня палуб всего пятьдесят миллиметров.

Планировали еще час, пока Кортизо в раздражении не бросил карандаш:

— Кустарщина. Ты же говорил, что будут специалисты, где они?

Панчо только сжал зубы. Русских летчиков и советников, которых обещал Джонни, пока нет. Появятся они не раньше осени — приглашение через контору Кочека передали, но СССР без официальной просьбы испанского правительства военных отправлять не будет. А в Мадриде министры не всегда могут найти, где у них голова, а где ноги.

— Ты лучше скажи, как там тренировки? — перевел тему Панчо.

— Относительно неплохо, но по-хорошему, надо снижаться до трехсот метров, а это опасно.

— Возьмем добровольцев, — отрезал Рафаэль.

На том и порешили. Шеф-пилот с трудом затолкал атлас за шкаф, летчики попрощались и вышли, а буквально через минуту (или сколько там Панчо моргал, может и десять) в кабинет забежала Барбара. Она, не спрашивая, бросила на стол перчатки и летный шлем с очками, уселась в кресло и закинула ногу на ногу:

— Пятая машина отлично, только немного заваливается влево. Мне кажется, что элерон чуть-чуть заедает.

— Проверим, — черкнул в большой тетради шеф-пилот.

— Отлично! — Барбара улыбнулась и принюхалась: — Кофе?

Панчо даже дернутся не успел, как она выхватила у него кружку, разом допила остаток, вскочила и чмокнула его в макушку:

— Спасибо, darling! Я побежала на шестую «кобру»!

Хлопнула дверь, все еще оторопевший Панчо принял от шеф-пилота новую кружку кофе и только после первого глотка до него дошло:

— Погоди, какую «кобру»?

— Обычную, после установки нового двигателя, фонаря кабины, рации, ну и по мелочам.

— Кто разрешил???

— Слушай, ты же знаешь, Сева и его люди в Севилье, мы здесь зашиваемся, а она летчик получше многих.

— А если она гробанется???

Шеф-пилот развел руками:

— Это авиация, гробануться и на У2 можно. И вообще, ты когда-нибудь пробовал остановить жену начальника?

Уезжал Панчо в раздрае. На облеты модернизированных истребителей пришлось согласиться, но он пригрозил всеми мыслимыми и немыслимыми карами, если Барбару выпустят на боевое задание. Хотя зная ее характер, здесь нужно подключать Джонни.

Машина вырулила между источающими запах свежей краски самолетами — зелеными сверху, голубыми снизу. На подсохших килях и плоскостях возились мальчишки, набивая через трафареты белый Ⓐ, знак «Атлантико».

На двух холмиках крутились решетки терменовских антенн — Лев Сергеевич натаскивал расчеты, используя в качестве целей постоянно висящие в небе «кобры» и «боинги». Зенитчики тоже тренировались — за самолетами поворачивались спаренные «эрликоны», укрытые маскировочными сетями. Треть позиций уже обложили мешками с землей — с авиацией у мятежников пока хреновато, но береженого бог бережет.

Ворота, где некогда Джонни заземлил марокканцев, охраняли четыре вышки и несколько пулеметных точек, вздрюченные с ночи караульные старательно изображали службу. Мелькнула мысль вылезти и накрутить еще разок, но тяжелая голова требовала спать. Хотя бы два часа, но спать.

Панчо откинулся на кожаное сиденье и мгновенно заснул.

Ненадолго — через три часа его разбудили срочные новости из Эль-Ферроля.

Еще через час собрался авиаштаб, на это раз зевали все.

— Первая новость — «Сервера» стоит носом в угол, на той же линии, что «Канариас». Вторая — из арсеналов вывозят зенитные пушки, их установка на корабли начнется через день-два.

— Что у нас с погодой? — Рафаэль повернулся к штурману.

— Дерьмо на палочке, — сумрачно зевнул Кортизо. — Завтра гроза, послезавтра возможно окно, а потом снова грозы.

Панчо укоризненно посмотрел на него, штурман пожал плечами — а я что? Циклон, Атлантика, понимать надо.

— Значит, лететь послезавтра или никогда.

— Ни черта толком не готово, — нахохлился дель Рио. — Бомб мало, самолеты не докрашены…

— Горючее есть? Люди есть?

— Угу.

— Значит, послезавтра.

— Ишь, какой быстрый… Сам-то не летишь, — поддел штурман.

Панчо вспыхнул — труса он никогда не праздновал, но какой из него летчик? Джонни никто бы не бросил такое в лицо, памятуя его поездку к Моле, а он? Значит, надо доказать!

— Завтра доделываем все, что можно, и на рассвете вылетаем, я с вами. По домам не разъезжаемся, ночуем здесь.

Весь день под шорох дождя Панчо писал напоминание замам, что, где и когда надо сделать, а потом вдруг понял, что это слишком похоже на завещание, и плюнул.

На авиабазе спешно допиливали и докрашивали самолеты, готовили бомбы, пилоты в ангаре под руководством дель Рио и Кортизо «пешим по конному» отрабатывали заход на цель над начерченной на полу схемой.

Уже под вечер, когда отсверкали молнии и отгремел гром, Рафаэль устало заметил:

— Что-то у меня сердце неспокойно. Все-таки нужна доразведка.

— Всполошатся, — угрюмо заметил Фелипе.

— А давайте я вот на этом? — Панчо махнул рукой на стоящий в дальнем углу старый лайнер. — Прикинемся, что гражданский…

Boeing-80A вообще не планировали использовать в операции, и он по-прежнему щеголял желто-красной ливрей.

— Ты не обижайся, — тронул его за рукав Кортизо, — но мы решили, что тебе лучше остаться, я вчера пустое ляпнул.

— Нет уж… — начал было Панчо.

Но его прервал Рафаэль:

— Операцией командую я, так что будь добр подчиняться, или я отменяю вылет.

Истребители сопровождения и бомберы поднялись еще до рассвета, едва-едва посерело небо. Кортизо повел эскадру на северо-запад, чтобы большая часть маршрута пролегала над морем.

Через пятьдесят минут в эфире раздался сигнал перестроения группы, бомберы дружно повернули на юг, а еще через шесть минут — на запад, заходя от едва вставшего солнца.

До цели оставалось три минуты полета.

За эти три минуты Панчо успел увериться в победе, прийти в отчаяние, успокоить себя, вскочить и пометаться по радиорубке, сесть на стул и вцепиться пальцами в сиденье, раскачиваясь вперед-назад. И чуть не словил инфаркт, когда в динамике послышался голос Рафаэля:

— Первая и четвертая поражены. Всем второй заход.

Панчо бегал по потолку, уговаривая себя, что все в порядке, что главное сделано — «Канариас» и «Балеарес» выведены из строя. Наконец, выждав пятнадцать минут, он затребовал связи и услышал:

— Мы возвращаемся, все отлично, потерь нет.

Но когда через расчетный час самолеты не появились, Панчо схватил микрофон:

— Что там у вас???

— Все в порядке, подлетное двадцать минут.

Первым сел самолет Кортизо, и тут же стало ясно, почему эскадра задержалась — он добрался на одном двигателе, левую плоскость и мотор располосовали осколки.

Возбужденные пилоты и штурмана набились в терминал, а когда появился дель Рио, схватили его и начали качать. Вторым подхватили Кортизо, третьим — некстати решившего сойти к ним Панчо.

По рассказам летчиков, от доков, что военных, что судостроительных, не осталось ничего, утопили чуть ли не десять кораблей, а уж сколько «кобры» сбили бипланов — и не сосчитать. Но через два дня пришел отчет от группы прослушивания: на «Эспанье» детонация погребов, на «Сервере» пожар с неясными последствиями, у «Балеареса» небольшой крен на левый борт, а «Канариас’для спасения от огня вообще притопили в доке. На фоне такой грандиозной удачи два биплана смотрелись невзрачно, тем более, что оба засчитали 'сбитыми в группе», кто именно развалил их очередями на куски, выяснить не смогли.

— А ты говорил, бомб мало! — ткнул Панчо кулаком в плечо дель Рио.

Тот промолчал, а Кортизо грустно заметил:

— Так мы несколько бочек с бензином сбросили.

Вечером, как по заказу, в Хихон пришел американский транспорт со взрывчаткой, а с завода в Гернике — несколько вагонов с авиабомбами. Рафаэль и Фелипе хищно переглянулись и заперлись в кабинете над картой.

Через два дня, проведенные за монтажным столом и собранным инженерами Grander Inc копировальным станком, Панчо размножил две версии заявления и допроса Молы, а летчики провели второй и третий налеты на Ферроль, окончательно лишив мятежников тяжелых кораблей. Правда, на этот раз ценой сбитого самолета и гибели экипажа — мятежники расстреляли его уже на земле.

— Надо везти в Мадрид, — встал из кресла Джонни, как только в кинозале зажегся свет. — Двумя курьерами минимум, для гарантии. А лучше тремя, третьего отправим кружным путем, через Францию.

Панчо, у которого вновь проснулось желание доказать летунам, что он не трус, тоже встал:

— Я повезу, и не возражай. Мне все равно в Севилью надо.

Полет над зоной путчистов прошел куда спокойнее, чем поиски в Мадриде человека, готового принять копии. Весь город находился в состоянии митинга нон-стоп, время от времени толпа выплескивала группы вооруженных людей в синих комбинезонах, они реквизировали грузовики или автобусы и отправлялись «бить мятежников». Куда, по чьему приказу, зачем — неизвестно.

Ладно бы шел второй или третий день после мятежа, но прошло уже несколько недель! Относительный порядок наблюдался только у вербовочных пунктов Компартии, формировавший «Пятый полк». Прочие же спорили, создавать ли армию вообще или ограничится ополчением. Мадридские анархисты, лишенные облагораживающего влияния Грандера, носились с бессмысленным лозунгом «Организуйте дезорганизацию!».

В конце концов, Панчо пробился к министру финансов Негрину и всучил ему копии, кратко пересказав содержание. Негрин, даром что университетский профессор, мгновенно понял, какой силы материал оказался у него в руках, и послал отряд подчинявшихся министерству карабинеров на мадридскую кинофабрику размножать ленты дальше.

Над подходах к Севилье «боинг» Панчо встретили две «кобры» и довели до Таблады, где царила даже большая суматоха, чем в Мадриде. Пробегавший мимо Сева Марченко просто сунул ладонь для рукопожатия и умчался:

— Потом, все потом!

Объяснил происходящее весьма кстати заехавший Хавьер, загорелый до черноты, худой и запыленный.

— Самолеты перебазирутся в Кордову, но это ненадолго.

— Почему?

— Они все-таки перебросили африканцев, наступают от Хереса.

— То есть вы не смогли затормозить?

— Смогли, почему же, — несколько виновато улыбнулся Хавьер. — Но их слишком много… Будем отходить на восток, ты с нами?

Эпопею с появлением на полуострове Африканской армии пришлось выслушивать по дороге в Кордову.

Республиканское правительство, даром что многое упускало, еще до мятежа в Ферроле послало два крейсера в Гибралтарский пролив. Добрались они и другие корабли не без приключений, на некоторых по три раза менялось командование — если офицеры, в большинстве выходцы из аристократии, склонялись к путчистам, то нижние чины стояли за республику. Даже при таком раздрае крейсера и миноносцы серьезно замедлили переброску африканцев, но в конце июля на аэродромах Тетуана и Сеуты собрались полтора десятка транспортников Savoia-Marchetti SM-81 и двадцать Ju-52c при десятке истребителей He-51.

Вот тут Севина эскадрилья и порезвилась…

Первый налет прошел вообще без сучка, без задоринки — на три истребителя и шесть транспортников из облаков свалились пять «кобр» и устроили форменное избиение. Второй конвой охраняли все оставшиеся «хейнкели», из которых пять уцелели только потому, что вовремя удрали. Дальше «Испанско-марокканское общество воздушного транспорта» перешло на одиночные полеты, которым Сева противопоставил свободную охоту двойками. За почти месяц боев в воздухе итальянцы и немцы лишились тридцати двух машин, Севина эскадрилья потеряла одного пилота, сбитого огнем с земли, и один самолет кувырнулся при посадке.

Но подкачали мореманы — в результате разборок между офицерами и экипажами флот лишился почти всех старших офицеров, лейтенантов и капитан-лейтенантов*, отчего эффективность действий снизилась буквально до нуля, и Франко перебросил легионеров и регуларес на реквизированных судах.

* У Республики осталось: адмиралов — 3 из 19; старших офицеров — 22 из 224, офицеров — 13 из 430.

Следом и сам генерал объявился в Альхесирасе и тут же выступил с заявлением, в котором кроме стандартных требований «положить конец анархии» выделялось «избавить Родину от засилья иностранцев». Поскольку иностранцев в Испании водилось не больше, чем в среднем по Европе, то этот камешек явно предназначался для огорода сеньора Грандера.

— Погоди, в Альхесирасе? Франко же в Тетуане сидел!

— На самолете перебрался, — вздохнул Хавьер.

— Он же осторожный до крайности, — опешил Панчо, — как он мимо Севы рискнул?

— А вот так. Самолет английский, довезли прямехонько до Гибралтара, поди, сбей такого.

— ¡Que malparidos! — помянул англичан Панчо.

— Они самые.

Над колонной грузовиков прошли две «кобры», помахав крыльями. На втором заходе ведомый снизился до бреющего и пронесся почти по головам, Панчо успел разглядеть общий для всех «астурийцев» опознавательный знак Ⓐ, бортовой номер «13» и россыпь звездочек на фюзеляже.

— Это кто, Сева?

— Тринадцатый? — выглянул в окно машины Хавьер. — Не, американец, Дикий Билл, восемь сбитых.

— А у Севы? — взревновал Панчо к «чужаку».

— Одиннадцать, четыре еще в Парагвае.

— Доволен небось?

— Ха! Как поросенок, дорвавшийся до помойки!

Дикого Билла Панчо увидел вживую буквально через полчаса — оголтелый летчик растратил все горючее и в наглую сел на шоссе, дожидаться колонны обеспечения.

Оставалось пожать плечами и углубиться в свои дела — за спиной, в Севилье осталась на залегание такая же группа прослушки, как в Галисии. Еще наверняка потребуются группы для Кордовы и Гранады, а людей нет.

Но «противопожарные» траншейки от хранилища горючего в Табладе вырыли, уложили в них водопроводные трубы с пропущенным насквозь детонирующим шнуром, засыпали и завалили сверху всяким мусором. Глядишь, и не найдут, а диверсантам будет куда проще…

В Кордове долго не задержались — среди командиров Африканской армии дураков не водилось, они точно так же посадили солдат на грузовики и рванули занимать городки и деревни.

В каждом городке колонны отходящих распухали — в них вливались беженцы, поскольку вся Испания уже знала, что в занятых мятежниками городах массово расстреливают республиканцев, а в Андалусии спокон века хватало анархистов и социалистов. Грузовики пробирались сквозь вереницы повозок, велосипедов, ручных тележек, на которых вывозили самое ценное.

Бойцы Хавьера обеспечивали отход, изо всех сил тормозя легионеров и регуларес. Как приказал Джонни, в затяжные бои заставы не ввязывались, предпочитая обстреливать наступающих «африканцев» на марше, а когда те подтягивали артиллерию и разворачивались для атаки — как можно быстрее отходили к следующему рубежу.

Уже в Гранаде Панчо сподобился включить приемник, послушать что творится в эфире. Радиостанция Овьедо, как обычно, передавала духоподъемные новости и легкую музыку, из Мадрида неслись призывы защитить республику, Барселона звала к самоорганизации.

Станции в Кадисе и Бургосе рутинно призывали восстановить порядок и возвеличить Испанию, а вот Севилья удивила…

Из динамика неслась грубая площадная брань в исполнении генерала Кейпо де Льяно, назначенного губернатором провинции. Матерщина и угрозы по адресу Асаньи, Кортесов, министров, анархистов особо не удивили, но вот сладострастное смакование того, что сделают с женщинами марокканцы…

— Он маньяк, ей-богу! — делился своим недоумением Панчо по возвращении в Овьедо. — Какие-то извращенные фантазии, и все это открытым текстом!

— Суровое католическое воспитание, — хмыкнул Джонни, — сплошные комплексы, как говорит мадам Бонапарт, с самого детства. Плюс грубая жизнь в казарме, вот дедушка и свихнулся на старости лет.

— И ведь его слушают!

— Слушают? — Джонни потеребил подбородок. — Знаешь что, есть у меня одна идейка…