Варлорд. Политика войны

Глава 7 Темные силы мятутся

Панчо хмуро наблюдал, как я распихиваю магазины от А-2 и гранаты по карманам, а потом уже в третий раз предложил:

— Давай все-таки я поеду.

— Не начинай, ты же знаешь, что Мола с тобой говорить не будет.

— Да подогнать танки и потребовать сдачи, чего там разговаривать.

— Они успеют расстрелять арестованных.

Две или даже три сотни человек попали под раздачу, несмотря на вчерашнее предупреждение — мы просто не успели оповестить всех, а офицерам-республиканцам, во избежание утечки, вообще ничего не сообщали.

— ¡A la chingada! — матернулся Панчо. — Езжай, придурок, если ты такой упертый.

Сзади предупредительно кашлянул Ларри.

— Ты не ругайся, — я положил другу руку на плечо, — ты лучше выводи танки и окружай военный квартал. И громкоговорители не забудь.

Старый монастырь в свое время передали армии под казарму, потом к нему пристроили здание штаба, офицерские квартиры, гараж, еще казармы, мало-помалу военные заняли весь блок между улицами Санта-Клара и Гаскона. Туда-то мы и направились целой кавалькадой — две легковые и три грузовика с охранниками при шести ручных пулеметах. Что я, дурак в одиночку на такие дела ездить?

Нервозная обстановочка в штабе Молы объяснялась просто: его только что лишили связи. Не проходили звонки и телеграммы, а штабная радиостанция не могла передать или принять сообщение из-за неведомо откуда взявшихся помех (спасибо Термену).

— Почему не работает телефон? — орал Мола на бледного капитана. — Вы же докладывали, что станция взята!

Причем два раза — первый раз военными, второй раз сразу же, чтоб не опомнились, Дуррути. И телеграф тоже, все по науке — вокзалы, мосты, банки, связь.

— Я немедленно пошлю еще отряд, — блеял капитан.

— Срочно!!!

Мола вытер вспотевший лоб платком и тут разглядел меня, скромно стоявшего у стенки в сопровождении Ларри и пятерых охранников.

— А, сеньор Грандер, вы с нами! Прекрасно, прекрасно… Как ситуация у вас на заводах?

— Все спокойно. А что, собственно, происходит?

— Народный фронт не может обеспечить порядок*, здоровые силы решили взять дело в свои руки для борьбы с анархией и установления порядка!

— То есть это мятеж? — я постарался как можно натуральнее изобразить наивность.

— Республика была зачата с грехом измены, она родилась чахлой, уродливой, поддельной, — Мола перебарщивал даже на фоне поголовной любви испанцев к пафосу. — Это было не просто рождение, это был выкидыш; и как выкидыш, она должна погибнуть! Из ее могилы прорастут красные и желтые цветы — символы традиционной Испании, славной Испании, вечной Испании! И вырастет полная жизни и силы Новая Испания!

* Здесь и далее — практически точные цитаты из распоряжений Молы.

— Это по всей стране? — несмотря на пять автоматчиков за спиной, я ощутимо нервничал.

Еще бы — полная казарма мятежников, начнись заваруха, так пулю словить как нечего делать. Но, блин, если не я, то кто сможет вытащить арестованных?

— Да, по всей. Африканская армия восстала еще два дня назад, все Марокко в наших руках.

— Вот как…

Танки на прилегающих улицах пока не появились, приходилось тянуть время:

— Я собирался отправлять туда учебные самолеты, там будет кому их принять?

Мола ощерился:

— Не торопитесь. Авиаторы в Тетуане вздумали противиться воле Испании, они расстреляны. Но скоро вы сможете отправить самолеты в Севилью или Кадис.

— А генерал Гомес Прадо? Он же вроде сторонник республики?

— Трусы и предатели во главе с Прадо тоже получили свое.

— Что-то больно круто… — поежился я.

— Мы вынуждены действовать крайне жестоко, чтобы быстро усмирить сильного и хорошо организованного противника! Арестовать всех лидеров политических партий, обществ и профсоюзов, не примкнувших к нашему движению, применить к ним показательные репрессии, чтоб исключить саму возможность восстаний или забастовок!

Мола принял от проскользнувшего в кабинет лейтенанта бумагу, быстро пробежал ее глазами и властным жестом отослал адъютанта обратно.

— Хорошие новости! Бургос, Вальядолид, Кадис и Ла-Корунья в наших руках, в Сарагосе все идет по плану.

Танки все еще не появились, время шло и поджилки у меня уже не тряслись, а ходили ходуном.

— Что в Барселоне? — я старался хотя бы не стучать зубами.

— Беспокоитесь о своих заводах?

— Да, и о плантациях в Севилье, там слишком много анархистов.

— Это ненадолго, Франко готовит Африканскую армию к переброске, скоро вся Андалусия будет в наших руках.

— И что дальше? — голос от нервяка чуть не сорвался.

— Дальше арест всех, кто открыто или тайно защищает Народный фронт, расстрел и марш на Мадрид.

— Вы считаете правильным убивать испанцев?

Мола посмотрел на меня, как на несмысленыша:

— Мы должны создать атмосферу террора, мы должны создать ощущение доминирования, безжалостно и решительно уничтожая всех, кто думает не так, как мы.

Я вздрогнул.

— К вам это не относится, — поспешил успокоить меня генерал. — Но мы обязаны произвести сильное впечатление сразу, чтобы легче справиться потом.

Снова появился несколько взъерошенный адъютант и склонился к уху начальника.

— Говорите вслух, Каскайо!

Лейтенант метнул на меня настороженный взгляд, но выпрямился и доложил:

— Арсенал занят рабочими, майор Вильегас не может их выбить!

Знакомый рокот и лязг перебил ответ Молы. Я глянул в окно — перекресток Санта-Клары и Фонкалады блокировали два танка, из-за углов, со стороны Гасконы и Ховенильяс, доносились такие же звуки.

Из приехавших вслед за танками грузовиков выпрыгивали и тут же занимали позиции, укрываясь за выступами стен, охранники и «стрелки», над кабинами в прорезях бронещитков торчали ребристые кожуха «гочкисов».

— О, вот и ваши танки! Надо их направить к арсе…

Закончить фразу генералу не дал взревевший на «Атланте» громкоговоритель:

— Внимание! Всем участникам мятежа предлагается немедленно сложить оружие и выйти с поднятыми руками. За сопротивление — смерть на месте.

Откуда-то над головой, этажа с третьего, бахнул одинокий выстрел, пуля звонко отрикошетила от брони. Замерев, мы смотрели, как танк повернул башню, поводил стволом, выискивая своего обидчика, и выдал три снаряда очередью.

Наверху грохнуло, раздались крики.

Это и стало для нас сигналом — охранники грубо вытолкали адъютанта и еще двух офицеров из приемной и начали баррикадировать дверь.

— Что это значит? — снял очки Мола.

Все, неопределенность кончилась, а с ней как по мановению руки улетучился и весь мандраж:

— Вы арестованы за измену и организацию мятежа против республики.

Ларри, держа генерала на мушке, подошел и вынул у него из кобуры пистолет.

— Вы не имеете права. Вы иностранец!

Протест Молы прервали выстрелы в дверь приемной — не иначе, мятежники пытались освободить генерала. Ларри задвинул Молу за массивный шкаф, в угол, чтобы не зацепило, а я вытащил свой А-2.

Дверь вздрогнула, застонали доски, полетели мелкие щепки и скопившаяся в щелях пыль, но пистолеты едва-едва пробивали дерево. Я уж решил, что мы сможем спокойно отсидеться, пока Дуррути зачищает здание, но хрена там, бахнули винтовки.

Причем хорошо так, дружно, штук восемь разом.

Пули раздробили резную филенку и выщербили штукатурку на стене напротив. Второй залп вынес дверной замок, но тяжелый стол и два комода, наваленные у двери, не дали ей открыться.

Грохнул еще залп, за ним пошла пальба вразнобой, несколько выстрелов угодили в основание люстры и лепнину вокруг нее, крепление скрипнуло, крякнуло и вся бронзовая конструкция с цепями и хрусталем обрушилась на пол, обдав нас осколками и сухой известкой.

— Сдавайтесь! — заорал кто-то из мятежников.

В ответ один из охранников разрядил весь магазин веером сквозь разбитую филенку. За дверью вскрикнули, упало тело, раздались матюки, а следом новый залп. С улицы несколько раз бахнул танк, и вдруг наступило затишье.

Через пять минут в дверь аккуратно постучали:

— Бокерон!

— Исла-Пой! — ответил Ларри. — Ребята, разбирайте завал, свои!

В приемной и кабинете плавало облако из пороховой гари и пыли от штукатурки, а я по-прежнему сжимал свой пистолет-пулемет, из которого так и не сделал ни одного выстрела.

Танковые экипажи, сформированные по примеру корпуса «Черных ножей» на моем заводе, роты «стрелковых клубов» и получившие винтовки ополченцы-милисианос подавили остатки сопротивления и выводили на улицы разоруженных мятежников.

— Пошли, — Ларри потянул Молу за перепачканный рукав.

— Я не могу в таком виде! — вдруг заартачился генерал. — Мне нужно переодеться!

— В морге тебя переоденут, — толкнул его в спину Ларри, — двигай!

Мола слегка побледнел:

— Что со мной будет?

Я не удержался и окончательно испортил ему настроение:

— Безжалостно и решительно, как вы и говорили.

Всего несколько минут назад генерал и директор-распорядитель грандиозного заговора уже мнил себя хозяином Астурии, а сейчас еще больше стал похож на заурядного бухгалтера, пойманного на махинациях со счетами и фактурами. Обвисли щеки, потухли глаза, опустились плечи и Мола, понукаемый Ларри, отправился в военную тюрьму.

Оттуда выводили уже не чаявших выбраться живыми республиканцев, а вместо них загоняли примкнувших к мятежу офицеров, сержантов и капралов. Простых солдат фильтровали ребята Панчо при помощи сохранивших верность присяге военных: кого в кутузку, кого выгоняли нахрен, а лояльных тут же ставили в строй.

Все прошло относительно близко к плану — еще с вечера мы раздали оружие рабочим, с рассветом ударная колонна Дуррути захватила арсенал, а днем танки и «мотопехота» заняли все стратегические точки Овьедо, Йанеры и Хихона. Одна беда — пришлось привлечь всех охранников и стрелков с охотниками, завод остались стеречь только мастифы. И если какому решительному мятежнику стукнет в голову захватить наши склады, у него может и получится…

С этой панической мыслью я умчался на завод, соображая, где взять людей на внезапно умножившиеся задачи — нужно ставить на танки комплекты «модернизации», нужно рассылать отряды по Астурии, нужно блокировать возможное выдвижение мятежников из Галисии, нужно, нужно, нужно… Счастье, что у Термена работают в основном женщины, хоть там производству ничего не угрожает.

А еще неизвестным науке образом нужно создать командный костяк из «парагвайцев», обученных в СССР «астурийцев» и офицеров-республиканцев, да чтобы они не передрались при этом. И срочно обучать милисианос, пара-тройка дивизий будут нам очень кстати.

Гражданский губернатор Астурии сидел как мышка и никаких действий не предпринимал, Дуррути предложил забить на него болт и создать комитет, который возьмет на себя власть. Члены Народного фронта его в этом горячо поддержали, а коммунисты предложили назвать комитет «военно-революционным». Но сошлись на имени попроще — Комитет обороны Астурии. Все это мы обсуждали вечером в общественном центре нашего поселка, прерываясь на поступающие отовсюду новости.

Лучше всех выступил Хавьер — не дожидаясь мятежа, он посадил членов «стрелковых» и «охотничьих» клубов с наших апельсиновых заводиков на «Атланты», выдал в каждый по пулемету и стянул их к Севилье с вечера. В те же часы, когда Дуррути брал арсенал в Овьедо, Хавьер окружил артиллерийский парк и потребовал у караула сдаться. В качестве основного аргумента он предъявил несколько десятков «гочкисов» на грузовиках. А затем муравьиная вереница машин встала на вывоз оружия из парка в рабочие кварталы.

Тем временем генерал Кейпо де Льяно, имея всего около двухсот человек, арестовал командира 2-й органической дивизии (по совместительству командующего во всей Андалусии) и отправился агитировать 6-й пехотный полк.

А Хавьера чуть не повинтила Штурмовая гвардия, посланная гражданским губернатором выяснить, кто это такой ушлый, что раздает казенные винтовки. Но тут Кейпо де Льяно арестовал командира пехотного полка, поставил на его место своего человека и отправил две роты занять правительственные учреждения.

Но что такое две роты против двух тысяч с сотней пулеметов? Вот и кончился мятеж, к лютой досаде путчистов — на аэродром Таблады из Мадрида перебрасывали бомбардировщики, а из Овьедо — наши «кобры», чтобы прижучить Африканскую армию. Генерал Кейпо де Льяно удрал в Кадис, а Хавьер, укрепив контроль над городом, развернул вербовку в ополчение и фильтрацию по нашему методу.

Примерно так же прошли события в Барселоне — наши отряды и ополчение (сразу, без проволочек, получившее винтовки) под командой Махно задавили мятежников, арестовали генерала Годеда и рассылали колонны по всей Каталонии.

В Мадриде путч случился невнятный, во всяком случае, танковому батальону, в котором техники и сержанты арестовали офицеров, не пришлось даже стрелять. Так, выехали перед казармами, пошевелили стволами — и все, мятеж сдулся.

Устояли Гранада, Валенсия, Толедо и Кордова, но мятежники взяли верх в Галисии, Кастилии-Леоне, Наварре, частично в Арагоне, на юге Андалусии вокруг Алькесираса и Кадиса, на Балеарских и Канарских островах. В Теруэле, Касерасе и Сарагосе шли бои, чья там возьмет, пока никто не знал — бардак творился первостатейнейший. Часть губернаторов наотрез отказалась вооружать ополчение, часть, наоборот, раздавала винтовки направо и налево, правительство в Мадриде молчало, пришлось браться за дело нам.

Комитет обороны Астурии выпустил прокламацию о мятеже и о том, как следует поступать с мятежниками. К этому по моему настоянию добавили информацию о провале путчистов в крупных городах, о том, что вся авиация поддержала Республику и другие духоподъемные новости. А также требование не стрелять путчистов, а сажать в кутузку для последующего суда.

Вторую прокламацию писали Эренбург и каноник Максимилиано — об отношении к церкви. Она тут играл роль своеобразного козла отпущения, чуть что, шибко революционные толпы ломились жечь церкви и мордовать клир. Вот мы и выступили — спокойнее, граждане! Вы же испанцы, а без церкви Испании не было бы, отнеситесь с минимальным уважением. А коли есть желание показать эксплуататорам козью морду — добро пожаловать в ополчение!

За неделю обстановка немножко стабилизировалась, наши колонны прошли всю Астурию и Кантабрию, и, самое главное, установили связь с басками. И уже совместно с ними вышибли разрозненные группы мятежников на юг, за Баскские горы и Сьерра-де-Кантабрия. Комитет обороны немедленно мобилизовал строителей и отправил их на перевалы, сооружать бункера. Почти вся Зеленая Испания*, кроме Галисии, оказалась у нас в руках.

* Зеленая Испания — северное, кантабрийское побережье с влажным морским климатом, называемое так для отличия от засушливого Кастильского плоскогорья

Теруэль и Касерас республиканцы прощелкали, а Сарагосу отбили ценой жутких потерь. Что печально — совсем не боевых. Генерал Мигель Кабанельяс, старый хрен, седобородый дедушка, похожий на Санта-Клауса, водил за нос правительство, а сам вписался в заговор. Как командир 5-й органической дивизии он объявил военное положение и приступил к арестам республиканцев. Однако заранее предупрежденные левые оказали серьезный отпор, а возглавил его прибывший в город для переговоров главком ВВС Мигель Нуньес де Прадо.

И понеслось — Кабанельяс расстрелял арестованных, анархисты начали убивать «буржуев». Бои с переменным успехом шли несколько дней, пока на помощь не пробились две посланные Нестором Ивановичем колонны по сотне грузовиков в каждой и пока авиация республиканцев на начала бомбить позиции Кабанельяса. Там его и похоронили, а всего эскапада в Сарагосе обошлась примерно в шесть тысяч убитых, из которых расстреляно почти четыре, по две с каждой стороны.

По всем городам формировали ополчение, в милисианос тысячами записывались добровольцы, включая женщин. Мятежники тоже не дремали — из Португалии в Кадис примчался Санхурхо, немедленно признанный за руководителя заговора, но гораздо важнее, что они получили самолеты. Уже 10 июля в Тетуане приземлилась итальянская транспортная эскадрилья, 12-го — группа немецких «туристов» на Ju-52 в сопровождении пяти истребителей He-51. Теперь все зависело от Севы и его эскадрильи — наши «кобры» превосходили «хейнкели» по всем параметрам.

Первый допрос Молы Панчо свел к формальностям — фамилия, имя, звание и тому подобное. Так, чисто на психику надавить, дать привыкнуть к статусу подследственного.

Генерал, разумеется, хорохорился и ерепенился, но Панчо не зря учился у Лаврова, да и сам за столько лет опыта набрался. Во-первых, он поставил в камеру Молы радиоприемник — наш, одноканальный. А во-вторых начал трясти арестованных подчиненных генерала, начиная с самого низа. Не могу сказать, что все происходило в рамках законности, пару раз заговорщики точно получили по морде, но… раскололся один, потом второй и так далее, по цепочке.

Известия по радио шли специфические, сильно лучше реальных — например, сообщали о взятии Леона, о смерти Кейпо де Льяно, о бомбардировках протектората Марокко республиканцами, об отказе итальянцев и немцев в помощи… Ради такого арестанта Панчо создал специальную «редакцию вещания», а Термен обеспечил «передачи» — к исходу недели моральное состояние Молы от настоящих и фейковых новостей сильно упало.

— Вот показания лейтенанта Каскайо, полностью изобличающие вас, как организатора заговора.

— Щенок, неблагодарный щенок, — сквозь зубы прошипел Мола.

— Вот собственноручное заявление майора Вильегаса о вашем приказе «расстреливать всех, даже тех, кто будет просто шляться у арсенала».

Генерал сжал челюсти и уставился в угол допросной.

— С вами все ясно, но у меня осталось несколько вопросов, — монотонно бубнил Панчо. — По каким причинам вы изменили свое майское решение и направили генерала Годеда вместо Валенсии в Барселону? Ваш контакт в Военном министерстве, известный как «Эль Текнико» это полковник Валентин Галарза, так?

Панчо не поднимал глаз от бумаг, но боковым зрением уловил, как дернул головой и метнул на него быстрый взгляд Мола — ведь такие подробности мог знать только самый высший круг заговорщиков!

— Ну хорошо, Мадрид и Барселона слишком далеко, давайте возьмем что-нибудь поближе… — Панчо медленно перебрал несколько отпечатанных на машинке листков и выбрал один. — Почему вы решили заменить в качестве руководителя заговора в Бургосе генерала Гонсалеса де Ларо на генерала Саликета?

Лицо Молы исказилось — предатели, кругом предатели!

— Зачем вы создали две хунты в Бургосе, гражданскую и военную, если обе возглавляли генералы?

Вот тут Молу и прорвало:

— Идиоты! Потому, что они идиоты! Криворукие кретины, неспособные хранить тайну и видеть дальше собственного носа! Изменники!

Панчо выиграл — генерал уверился, что его сдали ближайшие соратники, и принялся мстительно строчить показания на всех. Я же посоветовал другу выступить в роли кинематографиста (не все же фильмы ему смотреть) и снять заявление Молы на кинопленку.

Пока он искал оператора, запросили помощи баски — оружия у них маловато, производство заточено в основном на пистолеты, а с ними против пулеметов как-то не очень воюется.

Самим мало, но баски держали Сан-Себастьян и, что еще важнее, Ирун — наш участок границы с Францией, по которому шли срочные грузы, так что делиться пришлось. Сформировали целый состав — несколько танков, ЗСУ, пулеметы, винтовки и так далее, с ним я и поехал в Бильбао, на встречу с Хосе Агирре.

Встречали нас с развернутыми знаменами, от которых меня прямо оторопь взяла — красный флаг, на нем шестиконечная звезда, а на ней свастика!!! Не такая угловатая, как у наци, скругленная, но все равно — свастика! Поверх звезды Давида, ага.

Я даже глаза протер, но нет, все реально. Как оказалось, это флаг Баскского национального действия, левых в отличие от Баскской националистической партии Агирре. Такой вот идеальный символ «все и в кучу», точно как происходящее в Республике, где вокруг Народного фронта собрались респектабельные буржуа, оголтелые леваки и без малого сепаратисты. И как с этим зверинцем управляться — бог весть.

Баски даже перессориться успели при разгрузке оружия — левые-то примчались меня встречать чтобы первыми наложить лапу на то, что выцыганили правые. Чуть до драки у меня на глазах не дошло, пришлось горячих горцев успокаивать и самолично делить привезенное.

Местное ополчение, Euzko Gudarostea*, создавал в основном Агирре, он вообще оказался хорошим организатором и уже сформировал, по нашему примеру, Комитет обороны. Причем не стал тянуть одеяло на себя, а пристроил к делу всех, вплоть до социалистов и коммунистов.

* Euzko Gudarostea — буквально «Баскская армия», численностью до ста тысяч человек, впоследствии XIV корпус республиканской армии.

— Вы же католик? — Агирре, хоть и знал это наверняка, предпочел уточнить.

— Что-то вроде.

— Тогда прошу принять участие в церемонии, в базилике Девы Марии Бегонии.

— Что за церемония?

— Моя присяга на верность Церкви.

А он неплох! Хороший пиар-ход, которым снимается все противостояние клира с Народным фронтом в Стране Басков. Можно быть за республику и при этом не против церкви, вот бы остальные у него поучились!

По возвращении Панчо выдал мне сакраментальное:

— Есть две новости, хорошая и плохая, с какой начинать?

— Давай для разнообразия с хорошей.

— Тогда пошли в кинозал.

Насупленный и сосредоточенный Мола зачитывал собственноручно написанное заявление. Панчо сумел так ловко разобидеть его на соратников, что генерал с чистой душой вломил всех. Под обещание сохранить жизнь, Мола покаялся на кинокамеру в организации заговора, даром что не кричал «Простите меня, дурака грешного» и не бил себя кулаком в грудь. Зато дал понять, что все остальные участники еще хуже, настоящее змеиное кубло — Санхурхо называл Франко земляным червяком, Франко считал Санхурхо поедателем лягушек и так далее. Если из этого сделать пропагандистский ролик — бомба выйдет колоссальная.

— Копии делаешь?

— Само собой.

— Ладно, давай плохую новость.

Группа из трех ребят Панчо так и осталась в Ла-Корунье слушать тамошний штаб. В качестве членов Народного фронта они не светились, на нелегальное не переходили, вели жизнь обеспеченных молодых людей и слушали, слушали, слушали…

Ну и передавали нам услышанное — рации работали исправно.

Мятеж на флоте провалился, но путчисты сумели обманом захватить стоявший в доке крейсер «Адмирал Сервера», а затем под угрозой его орудий принудить к сдаче законсервированный линкор «Эспанья». Часть экипажей расстреляли, около тридцати человек повесили на мачтах, всего в тех краях путчисты казнили несколько тысяч человек, некоторые говорили, что двадцать.

А еще в доках Эль-Ферроля находились почти достроенные новейшие крейсера «Канариас» и «Балеарес». И мятежники начали спешный ремонт всех четырех кораблей.

— Да уж, хреновей некуда. Если у них получится, нашим перевозкам кранты…

Не с двумя же миноносцами и тремя сторожевиками выходить против броненосной эскадры.

— Надо думать, как их нейтрализовать. Твои ребята могут диверсию устроить?

— Малореально, — нахмурился Панчо. — Ну, предположим, утонет один корабль, а что с остальными делать? Нет, кроме авиации у нас способа нет.

— А ПВО?

— Считай, что это еще одна хорошая новость. На «Эспанье» всего два зенитных пулемета, на «Сервере» одна четырехдюймовая пушка и две двухдюймовые, а на тяжелых крейсерах орудия вообще не установлены.

— Ну тогда тебе и карты в руки, займись организацией налета.