К тому, что я везде появлялся с охраной, попривыкли уже давно, а после наезда фалангистов даже хмыкать перестали, и караульные офицеры во дворце Мирафлорес, занятом под Генеральный штаб, пропустили нас без вопросов.
Вопросы возникли у генерала Франко, когда двое охранников внесли к нему в кабинет плоский высокий ящик и поставили у стены.
— Это вам, — ответил я на немой вопрос, — по случаю назначения.
Начальник Генерального штаба дивизионный генерал Франсиско Франко расплылся в улыбке и добродушно смотрел, как охранники принесенным инструментом вскрывают ящик. Отодрали сосновый брусок, второй, посыпалась на пол длинная стружка, в кабинете запахло смолистым деревом, а из ящика появился большой плоский пакет в бумаге, перевязанной шпагатом.
Упаковку вспороли ножом и глазам хозяина предстала картина «Битва за Тетуан» в роскошной раме.
— Я же правильно запомнил, что вы восхищались маршалом О’Доннелом* и его марокканской кампанией?
— О да! — Франко подошел к картине. — Это мой герой, искренне признателен, но я не могу принять такой дорогой подарок!
— Не беспокойтесь, я еще не настолько зарвался, чтобы лишать музеи национального достояния, это всего лишь очень хорошая копия.
* Леопольдо О’Доннелл — испанский военный и государственный деятель XIX века, происходил из Ирландии.
Повышением культурного уровня военного командования, особенно в живописи, мы занимались системно и неукоснительно. Академия изящных искусств Сан-Фернандо числила Grander Inc среди самых почетных заказчиков, мастера-резчики из багетных мастерских, наверное, ставили за мое здоровье свечки, а Панчо, вздыхая, увеличивал штат группы прослушивания.
Франко в сомнениях разглядывал стены, выбирая, куда повесить полотно, и забыл о всех прочих делах. Наконец, он со вздохом приказал снять репродукцию какой-то баталии XVI века и повесить «Битву за Тетуан».
Картина заняла свое место, я порадовался, что она оказалась ровно напротив окна и стоящего через улицу жилого здания, идеальной позиции для ребят Панчо. Франко еще раз посмотрел на маршала и повернулся ко мне:
— Сеньор Грандер, говорят, что назначением я обязан вам?
— О, это большое преувеличение!
— Но вы же встречались с Асаньей?
— Да, встречался. Его интересовали наши встречи в Астурии, я сказал, что считаю вас хорошей кандидатурой, вот и все.
Тогда на недоуменный вопрос Асаньи «За что награждать Франко» я ответил «Не за что, а для чего — чтобы держать под присмотром». И заверил, что такой честолюбец, как Франко, прекрасно понимая, что остальные генералы отнесутся к его назначению с подозрением, все равно пост примет. Так оно и вышло.
— Астурия… — мечтательно протянул Франко. — Вы слышали, туда сослали генерала Молу?
— Да, странно, он же неплохо проявил себя в Марокко. Кстати, что вы о нем скажете?
Франко еле-еле дернул уголком рта:
— Храбрый и опытный офицер, один из самых больших сторонников профессиональной армии.
— Как вы думаете, у меня с ним не будет недоразумений?
— Надеюсь, что нет. В любом случае, вы всегда можете обратиться ко мне за помощью, я своих долгов не забываю.
Суховатый тон и вся невербалка Франко заметно отличалась от столь лестной характеристики. Недаром говорили, что эти два «молодых генерала-африканца» весьма ревниво следили за успехами друг друга, и вообще их отношения трудно назвать безоблачными.
Асанья, как только угнездился в премьерском кресле, немедленно реанимировал все реформы, отмененные или приостановленные правыми. Первым делом он освободил из тюрем всех, посаженных туда после осенней заварухи 1934 года, вторым — остановил арендные платежи за землю, подлежащую конфискации.
Ну и понеслось — как чертик из коробочки выскочил Кабальеро и помчался митинговать за «Социализм сегодня!», заводя и без того заведенных испанцев. Драки и стычки из-за политики происходили ежедневно и по всей стране, генералы почти открыто заговорили о перевороте.
Счет пошел на дни, я бомбардировал товарища Триандафиллова и «бюро Кочека» требованиями ускорить подготовку и отправку «астурийцев». Французские контрагенты спешно отгружали орудия и снаряды, стараясь поспеть до наступления штрафных санкций.
На моих заводах в Толедо, Барселоне, Овьедо и прочих местах запустили давно подготовленное производство комплектов модернизации для танков и самолетов, а также авиабомб, мин и пулеметов сверх заказа. Под них и прочие запасы экстренно строились новые складские корпуса.
Пресса возросшую активность Grander Inc заметила, но без точной информации пустилась в догадки. Не без помощи Панчо и Эренбурга возобладали версии «Грандер подписал гигантский контракт с Гоминьданом» и «Грандер готовит оружие к отправке в Эфиопию».
Я же по большей части торчал в цехах Термена, где пошла в серию радарная установка на двух грузовиках и где появилась новейшая электронная игрушка — немецкий Magnetophone K1. Там-то меня и застал референт Серхио с весточкой, что новый командир расквартированной в Астурии дивизии, генерал Мола, желает ознакомиться с военным производством во вверенной ему провинции.
Посмотреть вблизи на главного организатора мятежа? Почему бы и нет, вскоре на завод в Овьедо приехал генерал совершенно не генеральского вида. Ростом на голову выше всех знакомых мне генералов, с круглыми очками а-ля Кольцов на широком носу, с лицом, скорее, усталого бухгалтера, а не военного.
И при этом я никак не мог уловить, кого он мне напоминает. Учитель дон Херонимо, которого я выгнал после скандала с Хавьером? Нет, тот длинный, но сухой. Николай Воеводский, ботаник из Палафружеля? Тоже нет. Блин, да кто же?
Мола прошел по заводу, осмотрел пахнущие свежей краской новенькие танки, залез в кузов «Атланта», покатался за рулем «Атлантико» со мной по территории и при этом деликатно зондировал мое отношение к нынешнему правительству, запуская пробные шары:
— Левые Кортесы собираются отправить президента в отставку…
— Да, слышал. Но вроде бы Кортесы имеют право, если президент дважды их распускал?
— Ну да, только Алькала Самора распускал Кортесы по требованию левых.
— Все в рамках Конституции, — пожал я плечами.
— Неужели вас не волнует политическая ситуация в Мадриде?
— Мне безразлично, пока не мешают делать бизнес.
— Вы довольно странно его ведете, слишком балуете рабочих, вместо того, чтобы держать их вот так, — при этом Мола показал сжатый кулак.
— Вы о школах, училищах, больницах и санаториях? Ну так они дают мне квалифицированных рабочих, большую экономию на больничных и предотвращают забастовки. Чистая экономика, мне так выгодней.
— А это? — генерал окинул революционные росписи Риверы таким взглядом, будто примеривался, куда садануть из пушки.
— Рабочим нравится, а с хорошим настроением выработка выше.
— Странный вы человек, — сверкнул очками Мола. — Не боитесь, что все это национализируют?
— Заводы на такой случай застрахованы.
Прощаясь, Мола повернулся в три четверти и меня как током шибануло — Власов же! Тот же тип лица, мясистый нос, оттопыренные уши, очки, оба высоченные и оба, блин, генералы! И оба сволочи.
Одно счастье — в штабе, который раньше занимал Франко, у военного губернатора Овьедо и других местах висели наши подарки в богатых золоченых рамах. Панчо не успевал подшивать распечатки прослушки, которые поступали ему со всех постов — здесь, в Мадриде, в Ла-Корунье, в Севилье и так далее. Чем дальше, тем больше генералы склонялись к мятежу и даже начали предварительные совещания, но идти с такими данными что к Артуро Менендесу, вернувшемуся на пост директора Генерального управления безопасности, что к Мануэлю Асанье или Прието преждевременно, разговоры еще не заговор. К тому же, объяснить происхождение материалов означало сдать с потрохами всю техническую сторону и всю структуру Панчо, вот мы и копили материалы в ожидании возможности их реализации.
По бумажным улицам Барселоны прошагал циркуль, а державший его Нестор Иванович заключил:
— Не успеть. Нужно создавать отдельный выдвинутый боеучасток. Организовать сильный, в несколько сот человек отряд, причем на автомобилях, вооружить винтовками и пулеметами.
Выпускной экзамен в андоррской школе командиров состоял из трех этапов. На первом кандидаты создавали план военного мятежа в Барселоне, «используя» расквартированные в городе и вокруг армейские части для захвата стратегических позиций. На втором — план подавления такого мятежа с опорой на «стрелковые клубы», массовое вооружение рабочих, нашу технику и прочие активы. В качестве третьего этапа проводили командно-штабную игру «Мятеж в Барселоне», на которой шлифовали получившийся план.
— Жаль, Виктора нет, — Махно пятерней резко зачесал назад непокорные волосы, — а из ссылки его не достать.
— Какого Виктора?
— Белаша, вот кто стратег настоящий! Все наши планы его заслуга… Может, напишете в Москву?
— Боюсь, не послушают меня, Нестор Иванович. Там сейчас нехорошая волна поднимается, если с вашим Виктором есть связь, отпишите — пусть меняет фамилию, уезжает туда, где его не знают и прячется, иначе несдобровать.
Думать, что без репрессий не обойдется, меня заставили думать некоторые моменты в сообщениях Триандафиллова. Во всяком случае, по наркому обороны Ворошилову и по воззрениям недавно ставшего маршалом Тухачевского Владимир Кириакович прохаживался с недобрым сарказмом и намекал на грядущие перемены.
По окончании экзамена выпускники и Махно отправились в Барселону — формировать отряды, подбирать экипажи для бронетехники и смотреть, как план ложится не на карту, а на реальную городскую застройку. Туда же ехали из Овьедо несколько радиостанций, носимых и стационарных, а также запечатанные пакеты с приказами.
Март начался с известий о вводе Вермахта в Рейнскую зону. Чуть позже Панчо сообщил, что живший в Португалии генерал Санхурхо летал в Берлин, договариваться о помощи в организации переворота. Уличное насилие не утихало, все больше благодаря зажигательным речам Примо де Риверы и Кабальеро, даже простая демонстрация партийных салютов (рука вверх у фашистов и сжатый кулак у Народного фронта) могла привести к потасовке.
Грешным делом я начал подумывать об изъятии Кабальеро из политики — не убивать, разумеется, а похитить и вывезти из страны, чтобы хоть немножко успокоить людей, но фалангисты управились сами.
10 марта они совершили два покушения на социалистов — стреляли в вице-президента Кортесов и кинули две гранаты в дом Кабальеро. Первый остался целехонек, а вот Кабальеро изрядно покоцало, и врачи заявили, что раньше июня его не выпишут. 18 марта Кортесы объявили Фалангу вне закона, а Примо де Ривера загремел под арест.
По всей Андалузии разливался запах цветущих апельсинов и слышался сквозь бензин и горячее масло даже на аэродроме Таблада. В Севилью мы прилетели большой группой с подачи герцога Мединасели. Он предложил мне купить изрядный кусок земли под плантации, что и стало официальным поводом для поездки. Неофициально же мы инспектировали «стрелковые клубы» и делали закладки на будущее. Мы — это Хавьер, Сева Марченко и еще несколько «парагвайцев».
Земля герцога лежала то ли у небольшого городка, то ли у большой деревни, мы остановились и вышли из машин. Нераспаханное поле, вполне годное под апельсиновые деревья, совсем рядом от речушки, в городке можно поставить заводик…
Пока я это обдумывал, из поселка в нашу сторону вышла толпа под красными флагами.
Мы переглянулись:
— Торжественная встреча?
Сева прикрыл глаза от солнца ладонью:
— Вряд ли, там, похоже, кого-то бьют…
По мере приближения мы разглядели, что перед толпой гонят пинками и тычками помятого толстячка, потерявшего по дороге шляпу. Люди остановились метрах в пятидесяти от нас и слушали длинного, как жердь, усатого мужика, решительно махавшего руками в разные стороны. Потом из толпы выбрались два чувака с треногами и принялись измерять поле, за каждым шло пятеро-шестеро местных, пристально наблюдая за процессом. Оставленный без присмотра толстячок, поминутно оглядываясь, засеменил в поселок.
Длинный с присными, закончив речи, дошли до нас, подозрительно оглядели и, недружелюбно насупились:
— Кто такие? Герцог прислал? Убирайтесь подобру-поздорову!
— Уж больно ты грозен, как я погляжу, — оскалился Сева. — Это Джон Грандер, а мы его сотрудники.
— Землю не отдадим! Она теперь наша!
— Наша это чья?
— Коммуны и профсоюза!
Ага, вот откуда красные флаги. Ну что же, ситуация прояснилась — самозахваты земли развернулись по всей стране, как только Асанья дал понять, что аграрная реформа всей тяжестью обрушится на крупных землевладельцев. Вот герцог и решил спихнуть мне проблемный актив, но опоздал.
Как и три гражданских гвардейца, явившихся к шапочному разбору. Блин, я никогда бы не подумал, что у толпы может встать дыбом шерсть на загривке или что там у нее, но впечатление было именно такое — глухое ворчание, камни в руках и злоба во взглядах.
Гвардейцы обстановку просчитали — ну сделают они два-три выстрела, а потом их вобьют в землю по уши — и поспешили ретироваться. А мы двинулись к машинам:
— Что ж, нам меньше возни, возвращаемся в город.
По дороге в нескольких местах наблюдали аналогичное — крестьяне, организованные Федерацией сельхозрабочих, делили пустующую землю.
В Севилье мы разбились на несколько групп и бродили по старому городу, Casco Antiguo, застроенному домами мавританского типа — двухэтажными, с плоской кровлей и внутренним двориком.
Но окружающие красоты нас не интересовали — ни древнеримский виадук, ни королевский дворец в садах под сенью пальм, ни громадный кафедральный собор в стиле пламенеющей готики, ни камерный дворец Дуэньяс, ни знаменитая арена корриды Маэстранс. Вместо них мы промеряли узенькие улочки шагами, вычисляя расстояния между казармами Сан-Рокас и Кармен, домами гражданского и военного губернаторов, артиллерийским парком, рабочими предместьями, штабом 2-й органической дивизии, табачной фабрикой, кавалерийскими конюшнями и тому подобными местами.
И радовались, что успели вовремя, до страстной недели, когда город до краев заполонят религиозные процессии.
Ночевать отправились на завод в Лора-дель-Рио, только поспать толком не удалось: почти до рассвета сидели над картой и распределяли задачи.
— А вы уверены, что мятеж будет? — оторвался от планирования председатель местного «стрелкового клуба», широкоплечий дядька с заметной проседью.
— Обязательно. Генералы уже сговариваются.
— Да поубивать их нахрен! — в сердцах бросил карандаш дядька. — Только-только жизнь налаживается, и снова эта плесень!
— Нельзя, мы точно не знаем, кто замешан.
— Да всех к стенке!
— Так нельзя, так мы ничем не лучше фашистов.
— И что, сидеть и ждать?
— Кого-то арестовать и судить, остальных встретить и разгромить. Давайте к плану, время позднее.
Несколько голов склонилось над столом, освещенном неяркой электрической лампочкой.
— Санхурхо тогда арестовал гражданского губернатора, а его люди заняли главные точки города, — напомнил я события почти четырехлетней давности. — Мы должны предотвратить это. Сколько у вас людей?
— Здесь пятьсот, в Риотинто столько же, в Севилье тысячи две-три, в провинции тысячи полторы. Но оружия мало…
— Винтовки уже отправлены, ваша задача тайно распределить их.
— А пулеметы?
— Сто штук минимум.
Местные повеселели, широкоплечий радостно хлопнул по спине соседа.
— А пушки? — с надеждой спросил самый младший, неожиданно голубоглазый паренек.
— Пушки надо захватить в артпарке, это одна из основных целей. Там же арсенал, тогда вы сможете вооружить рабочих.
— Даже если губернатор будет против?
— Да. Его, кстати, надо взять под охрану. И еще важно сразу же блокировать казармы, — по сути, я повторял выработанные в школе командиров пункты. — Поставить баррикады, пусть сидят и не высовываются.
Плечистый зачесал в затылке.
— Но самое главное это аэродром. Там учебная эскадрилья, — я ткнул карандашом в Севу, — на «кобрах» должны летать только наши люди. Самолеты надо или захватить, или сжечь к чертям собачьим.
— Не ссы, jefe, сделаем!
— Ну, если все ясно, пишите планы, завтра проверим. И помните, никому ни слова!
Последнюю накачку я сделал утром Хавьеру и Севе.
— Хочешь стать асом?
— А как же, jefe! Кого надо сбить? — осклабился Марченко. — Французов? Португальцев? Только скажи!
— Немцев, Сева, немцев.
— С германцем поквитаться? Совсем хорошо, сучье вымя! Так мы летим в Германию?
— Нет, они летят сюда.
Сева и Хавьер недоуменно уставились на меня, пришлось пускаться в объяснения.
— Органические дивизии укомплектованы местными, они запросто могут отказаться стрелять по своим. Потому главная надежда мятежников на войска из Марокко, легионеров и регуларес.
— Если они перебросят африканскую армию, нам не удержаться, — насупился Хавьер.
— Минимум неделю надо простоять, в крайнем случае отходите в Малагу, — назвал я город, который, если я верно помнил, оставался за Республикой.
Сева тем временем перестал морщить лоб и просветлел — быстро перебросить войска из Марокко можно только по воздуху! Но откуда возьмутся немцы?
— Санхурхо в Берлине и Риме договорился, что перевозкой займется Люфтваффе и Региа Аэронавтика.
На лице Марченко появилась мечтательная улыбка — пилоту «аэрокобры» валить тихоходные «юнкерсы» и «савойи» это же детская игра! Но я немножко обломал радость — итальянцы и немцы, кроме бомбардировщиков и транспортников, непременно пришлют истребители. Правда, устаревшие, что давало шанс Севе при серьезной подготовке стать не просто асом, а самым результативным летчиком грядущей войны.
— Так что готовь свою эскадрилью в Йанере, по сигналу перебросишь ее сюда и начнешь резвиться.
После вычитки и согласования планов я обещал будущим командирам дополнительные поставки оружия, грузовиков, мин и радиостанций, как в Барселоне. А если получится, то к ним несколько пушек и минометов. В Севилье после моего отъезда остались несколько секретных пакетов и Хавьер в качестве руководителя всей операции. После Парагвая я был уверен, что парень справится.
Как предсказывал Мола, левое большинство в Кортесах сместило Алькало Самору, а специально созданная ассамблея из делегатов провинций и депутатов кортесов в едином порыве избрала президентом Асанью. Рискнувшие выставить свои кандидатуры Леррус, лежавший в госпитале Кабальеро и сидевший в тюрьме Примо де Ривера получили по одному голосу.
Кто станет премьером? Левые республиканцы сами понимали, что им не стоит забирать сразу два главных поста в государстве, а кроме социалистов, заранее принявших решение не входить в правительство, все остальные партии Народного фронта откровенно не тянули.
Два дня я метался между Прието, Негриным и другими членами исполкома ИСРП*, убеждая отменить решение и преуспел, но в еще не остывшее после Асаньи кресло тут же попытался вскарабкаться неугомонный Кабальеро.
— Только через труп, — заявил я Негрину.
— Через ваш?
— Или через мой, или через Кабальеро. Шутки кончились, Ларго свалит страну в неописуемый бардак, премьер из него, как из бутылки молоток.
Не валяйся Кабальеро в госпитале с осколками в теле, еще неизвестно, как обернулось бы дело, но правительство возглавил Прието. Кортесы при 283 мандатах у Народного фронта против 144 у правых и 46 у центристов кандидатуру утвердили.
* ИСРП — Испанская социалистическая рабочая партия
Я облегченно выдохнул и поехал в Толедо.
Столики таверны «Деревянная ложка» перегородили и без того неширокую улицу Лусио от стены до стены. Проход между трехэтажными старинными домами поднимался к востоку, упираясь в несокрушимую твердыню Алькасара.
Мы вяло жевали овощи с козьим сыром, таскали из общей миски пататас бравас и ждали главного блюда — мясо в горшочках.
— Вот арсенал, — я показал вилкой на закупорившую перспективу стену замка. — Там оружие. Расскажи, как ты собираешься его изъять.
— Подъедем на грузовиках и вынесем! — отмахнулся Умберто.
— Там охрана.
— А, перестреляем и всех делов!
— Много охраны, и кадеты пехотного училища. И к ним в любой момент подойдут гвардейцы.
— Всех! — повысил голос Умберто.
— Тихо! — шикнул на него Дуррути.
Мои попытки заставить Умберто сделать хоть что-то похожее на план, наталкивались на рассуждения о революционной сознательности и большом опыте, полученном в Парагвае. Горе заключалось в том, что для взятия Алькасара нужен лихой и отчаянный до безбашенности командир, а взять другого, кроме Умберто Сантамарии, попросту негде. Вот я и привлек Дуррути для вразумления — к нему анархист относился с явным уважением.
Вокруг города цвели маки, а мы все бились с упрямцем. Относительно приличный план Умберто выдал только на третий день и сквозь скрежет зубовный. Передовая группа, основное ядро, бросок на грузовиках и так далее — все решала скорость, кто первый запрется в Алькасаре, того и тапки. А без Алькасара контролировать Толедо и, важнее всего, патронную фабрику малореально.
— Запомни, как только получишь сигнал, неважно, по радио, телефону или телеграфу, немедленно действуй!
— Да сколько можно повторять! — скривился Умберто.
Вот ей-богу, Дуррути был готов дать ему подзатыльник, но сдержался. А я бы, если не мой статус, вообще пробил с ноги по копчику. Но еще раз — а где взять другого из числа обстрелянных? Все при деле, все размазаны тонким слоем по «стрелковым клубам».
Немного исправило ситуацию прибытие первых «астурийцев» из СССР — за год с небольшим в них впихнули ускоренный курс военного училища. Впрочем, насколько они усвоили науку, придется проверять уже на практике.
Еще пришел первый корабль с американскими пайками, как было договорено с Марджори. Я испытал на себе — вполне прилично. Выдал на пробу Панчо, Дуррути, Серхио и Термену — они подтвердили, что есть можно. Если график поставок не собьется, у меня будет неплохой запас, во всяком случае, для Овьедо.
Я очень надеялся, что «мой» город выступит лучше прочих — здесь подготовкой занимались Дуррути и я сам, здесь собрались наши лучшие силы. Но задачи тоже немаленькие, не просто задавить мятеж, но взять под контроль Астурию, Кантабрию, помочь баскам удержать Ирун, в идеале занять Галисию с ее военно-морскими базами…
Закончился май, итальянцы все еще возились в Эфиопии, во Франции ко власти пришел тамошний Народный фронт, и я порадовался — хоть один фланг у нас обеспечен.
По всей Испании нарастало противостояние, левые стреляли в правых, правые в левых. На похоронах убитого офицера в Мадриде фалангисты шли за гробом с фашистским салютом, работавшие по пути на кладбище строители ответили поднятыми кулаками… Слово за слово, началась перестрелка, перекинулась на соседние районы и угасла только когда штурмовая гвардия тоже открыла огонь.
С приходом лета наступила пора каникул и отпусков, детишки из семей побогаче ехали на курорты, из семей попроще — в профсоюзные лагеря или санатории Grander Inc. А ребята Панчо денно и нощно сидели на пунктах прослушки, фильтруя пустые разговоры и вычленяя основное.
Наконец, главный организатор заговора генерал Мола, сотнями рассылавший телеграммы и не слезавший с телефона, назначил дату — 7 июля.
Я тут же позвонил Артуро Менендесу:
— Мятеж назначен на послезавтра, в центре заговора генералы Франко, Мола, Годед, Кабанельяс и Кейпо де Льяно. Предлагаю немедленно их арестовать.
— Это чушь! Кабанельяс и Кейпо де Льяно верны Республике! Их арест возмутит военных!
— Хорошо, — скрипнул я зубами, — что насчет Франко?
— Его нет в Мадриде.
У меня похолодело сердце:
— Как нет? Где он?
— Улетел с инспекцией в Марокко, вернется через неделю.
Блин, вернется он, как же, держи карман шире!
Утром седьмого июля радиостанция Сеуты передала, что небо над всей Испанией безоблачное.