Глава 15

Я стоял неподвижно, вслушиваясь в шаги. Тяжёлые, уверенные. Идут не скрываясь. Уверены, что мне нечего им противопоставить. И точно знают, где я нахожусь. В лесу видимость ограничена в основном парой десятков метров — столько, сколько позволяют видеть густо растущие деревья. Значит, у них сканеры. А где сканеры, там мобильные пехотные доспехи.

Я отступил на край вершины, туда, где когда-то начиналась лестница вниз. Пусть поднимутся. Пусть дадут мне себя увидеть. Мне нужно было знать, как они снаряжены. Ждать долго не пришлось: вскоре между деревьями мелькнула первая тень — и сразу же скрылась за ближайшим стволом. Меня увидели. Зрительный контакт длился не больше секунды, но этого хватило, чтобы определить: «росомаха», один из лучших мобильных пехотных доспехов. Теперь я знал, чего ждать.

Чего я не знал, так это уровня подготовки пехоты. Но они быстро меня просветили.

Я не стал ждать, пока меня расстреляют, и укрылся за ближайшим деревом. В него тут же врезался сгусток плазмы, потянуло горелым. Да они же тут пожар устроят! С другой стороны, меньше придётся расчищать, если я действительно соберусь тут строиться. Нашим со Снежкой детям наверняка понравится здесь…

Предаваться романтическим мыслям было не время. Я отошёл под прикрытием ствола немного ниже, чтобы уйти с линии огня, и начал пробираться в обход, чтобы зайти в тыл стрелкам. К моему удивлению, мне не дали этого сделать. Не прошёл я и двадцати шагов, как в дерево, за которым я спрятался, сразу с двух сторон прилетела плазма. Одиночный выстрел был винтовочным, а вот очередь зарядов явно прилетела из плазмомёта. Эти пехотинцы работали двойками: марксман с плазмомётчиком, и холм наверняка был окружён со всех сторон.

Кроме направления к реке, откуда я пришёл. Хотя теперь и этот участок наверняка перекрыли. Я решил исходить из того, что окружён, и вернулся на прежнее место, к началу спуска. Для проверки своего предположения я прошёл немного в обход с другой стороны — и наткнулся ещё на одну пару стрелков.

Меня действительно обложили.

Там, где плазма попала в стволы деревьев, поднимались струйки дыма. Он танцевал и таял в лесном воздухе, но если не потушить медленно разгорающийся огонь — скоро здесь станет жарко в самом прямом смысле. И пехоте придётся отступить, если она не хочет изжариться заживо в своих МПД. «Росомаха» всем хороша, но температура лесного пожара поднимается до тысячи градусов. На такое она не рассчитана.

Что ж, поиграем… Как когда-то в детстве.

Кое-где сквозь лесную почву проступали выходы дикого камня. Один из них был в верхней части спуска — шершавый серый камень с трещиной. В детстве я любил там играть в искателя сокровищ — пробирался сквозь трещину, и оказывался в небольшом гроте, из которого вглубь холма вёл проточенный водой тоннель. Он выходил на другой стороне холма, у самой вершины. Родители беспокоились, что я могу пострадать, но мне всё было нипочём — я был ребёнком и не верил в то, что со мной что-то может случиться.

За минувшие пять веков с моим детским убежищем для игр могло произойти что угодно. Но я решил проверить, не сохранился ли тоннель. Если да — через него я смогу зайти в тыл пехоте. И даже если нет — пехота сама пройдёт мимо моего укрытия. Нужно было точно знать, где проход, укрытый нависшим каменным козырьком, чтобы заметить его.

Трещина была на месте. Осыпалась по краям, стала немного шире — то что нужно, чтобы не оставить на камнях половину шкуры. Я пролез в грот, осмотрелся, насколько позволял слабый свет, побивающийся сквозь проход в камне. И начал пробираться по туннелю, плавно поднимающемуся внутри холма.

Здесь было холодно, местами под ноги попадали натёки льда, оставшиеся с зимы и не растаявшие до сих пор. Кое-где могучие корни деревьев пробились по едва заметным трещинам сквозь каменный свод и ползли под ногами толстыми змеями. Тоннель был ненадёжен, посыплется — я останусь тут навсегда…

Но я всё равно упорно лез выше и выше, пока впереди не забрезжил свет.

Устроившись у расселины в камне, я прислушался. Было совсем тихо, и я представлял себе растерянность пехоты, которая вдруг потеряла меня из виду на сканерах своих МПД. Сейчас они прочёсывают склон, гадая, куда я подевался, думают, не применил ли я какую-то маскировку, которая позволит мне напасть на них откуда угодно, напряжены и злы…

Луч света, падающий на каменный пол из расселины, на мгновение померк — кто-то прошёл мимо, очень тихо, но быстро. Я навострил уши. Мелькнула вторая тень. Пора… Выскользнув из укрытия, я увидел удаляющуюся пару пехотинцев. Тратить время на рукопашную, рискуя привлечь ненужное внимание, я не стал, вскинул руки и послал им в спины две ветвистые молнии. Выжженная электроника мгновенно превратила «росомах» в два комфортабельных гроба.

Оружия много не бывает. Я быстро подбежал к ним, чтобы подобрать винтовки, и обнаружил, что один из пехотинцев нёс в руке наушник-гарнитуру. Зачем? Разве ему недостаточно было встроенной в шлем системы связи?

Ответ напрашивался сам собой. Это для меня. Организатор этой охоты решил пообщаться с добычей.

Я надел гарнитуру и метнулся обратно в укрытие, пока меня не заметили. Там, угнездившись в расселине и пристроив поудобнее присвоенную винтовку, прижал пальцем тангету гарнитуры.

— Я слушаю. Кто ты и что тебе нужно?

— Молодец какой, — восхитился мужской голос в наушнике. — Я Эредин Бреакк Глас, великий и ужасный Король Дикой Охоты.

Похоже, у Охотника крыша поехала на почве чрезмерной веры в свою исключительность. Спорить с сумасшедшими — зря терять время, поэтому я предпочёл с ним согласиться.

— Допустим, — ответил я ему. — А от меня тебе что нужно?

— Я охотился на животных, людей, солдат, МПД… но мне так и не удалось осуществить свою мечту — сойтись в настоящем бою против самой опасной добычи — носителя симбионта, — уверенного в своей победе Охотника пробило на откровенность. — Однажды мне почти удалось… Он так кричал и умолял меня прекратить, но, увы, вмешался Старейший. Это был Ивар Юханссон, наш Борец…

— Кто? — переспросил я.

— А, неважно, — отмахнулся Охотник. — Зато имя Полины Медведевой тебе наверняка известно.

— Да, я его слышал, — подтвердил я. — Ты убил её?

— Это было так просто сделать, — недовольно протянул Охотник. — Её муж совсем не потрудился доставить мне хоть немного удовольствия. Лёгкая добыча — это почти оскорбление для меня, ведь я лучший в своём деле! Ничего, когда я закончу с тобой, придёт очередь твоей невесты. И на этот раз, надеюсь, будет посложнее. Даже жаль, что ты не увидишь, как я убью одного за другим всех, кто тебе дорог…

— Ты уже и список составил? Озвучишь его? — поинтересовался я.

— Обойдёшься, — отрезал Охотник. — К тому же ты всё равно сегодня умрёшь, пусть это будет смерть в сомнениях — точно ли я знаю всех, или кто-то сумеет от меня ускользнуть?

— Тогда почему бы тебе не рассказать мне всё? — предложил я. — Раз я всё равно умру, по-твоему, чем ты рискуешь?

— Временем, — ухмылка так и слышалась в его голосе. — Рассказывать я могу долго, но мои загонщики устанут ждать, пока я расскажу всё. Так что приступим. Добро пожаловать на Дикую Охоту, Юлий Марс. Или мне следует сказать Юлий Рюрик? Ты можешь бежать и прятаться, и умрёшь измученным и разочарованным. Или можешь сдаться, тогда твоя смерть будет лёгкой и быстрой, но разочарован буду уже я. Выбирай.

— А что тут выбирать? — удивился я. — Ты забыл третий вариант. Честный поединок по правилам. Выходи один на один, зачем тебе все эти пехотинцы? Или ты вовсе не так уж и уверен в себе, и боишься проиграть?

— Здесь нет правил, — издевательски расхохотался одержимый. — Здесь есть охотник и добыча.

На тропе перед моим укрытием появилась фигура в «росомахе». Похоже, меня запеленговали, пока я трепался…

— Тогда напомню тебе поговорку настоящих охотников… Не дели шкуру неубитого медведя, — ответил я, снял гарнитуру и положил её на камень. А потом серией выстрелов положил пехотинца, который неосторожно вышел на меня без прикрытия, и пригибаясь побежал через верхушку холма — искать его соратников.


Ракетная атака по площади едва не застала меня врасплох. Спасли острый слух, засёкший характерный звук ракетного залпа, и мгновенная реакция.

«АЛ, 'Сплав»!"

Моё тело мгновенно покрыла ксеноброня. Под её защитой я мог чувствовать себя в относительной безопасности, хотя прямое попадание ракеты доставило бы мне немало проблем. Я на ускорении метнулся к расселине, уже один раз выручившей меня, пока вокруг взрывались снаряды и трещали, ломаясь, как спички, вековые деревья. В грот я пробрался, но дальше не пошёл, помня о ненадёжном своде тоннеля, пронизанного корнями деревьев, и правильно сделал — одна из ракет ударила в верхушку холма, и со свода посыпались камни. Потом тоннель обрушился. Сунься я туда — лежал бы сейчас, придавленный тоннами камня, без всякой надежды на освобождение.

Ещё одно попадание обрушило каменный козырёк, под которым скрывалась расселина. Моё убежище теперь было на виду, но оставалось достаточно надёжным укрытием — если только мобильные доспехи не пойдут в атаку через лес и не начнут палить по мне прямой наводкой. Но хотел бы я посмотреть, как у них это получится — шагать через завалы из деревьев, которые они тут устроили…

Для меня каждый завал был дополнительным укрытием от пехоты, которая откатилась по команде, освобождая холм для удара. Как только артподготовка будет закончена, они снова пойдут в атаку, чтобы расправиться с ослабленной целью.

И они пошли, как только прекратилась ракетная атака. Сканеры ксеноброни показали несколько человеческих фигур, пробирающихся через переломанный, загорающийся лес. Вряд ли их целью было поджариться в пожаре, значит, будут спешить, чтобы выгнать меня на Охотника, поджидающего где-то у реки, до того, как пламя как следует разгорится.

Я угадал. Моё местоположение вычислили довольно скоро, обстреляли, но только загнали поглубже в грот. Тогда в дело пошли гранаты, выпускаемые из подствольников, несколько из них взорвались в опасной близости, обдав меня каменной крошкой. Потом пехотинцы пристрелялись, и две гранаты взорвались прямо в гроте. Во все стороны полетели обломки, свод над мной угрожающе затрещал, и я пулей выскочил из убежища, на ускорении метнувшись под прикрытие горящего завала. Сканеры меня не засекли, но невооружённые глаза заметили чёрную фигуру на фоне пламени, как только я остановился, и атака началась.

Тяжёлая пехота выдвинулась с позиций со всех сторон, оставив мне только один путь отступления — к реке. Марксманы с плазмомётчиками, прикрывая друг друга, методично выдавливали меня с холма.

Я осложнял им задачу как мог. Укрывался в очагах пожара, чтобы сканеры, ослеплённые разгорающимся пламенем, не могли определить моё местоположение, использовал завалы деревьев, прячась от стрелков, водил кругами по макушке холма, тянул время, чтобы дать как следует разгореться пожару, который заставит штурмовиков отступить…

Это был исключительно хорошо подготовленный отряд. Они справились со всеми проблемами, которые я им подкидывал, и всё-таки вынудили меня отступить с верхушки к подножию холма.

Там я пошёл на прорыв, пользуясь своей быстротой, и проскочил между двумя двойками, которые не успели меня задержать. Сбегая по склону холма в направлении, которое было нужно мне, я слышал их переговоры:

— Уйдёт! — панический вскрик.

— Не уйдёт… — уверенно и весомо.

Прав оказался второй: уйти мне не дали. Там оказалось второе кольцо засады, и я с разбегу вылетел под перекрёстный огонь. Ксеноброня впитала плазму, но мне пришлось отходить назад, к торопящимся вдогонку пехотинцам, и прятаться среди горящих деревьев наверху, чтобы меня потеряли из виду. Сканеры я обманул, но не глаза — моя фигура в ксеноброне была видна на макушке холма, и по мне открыли беглый огонь, от которого пришлось уходить — снова через завалы — на противоположный скат холма, куда меня выгнали в первый раз.

В конце концов тяжёлая пехота добилась своего: я отступал к реке. Цепляясь за каждое дерево, огрызаясь, контратакуя молниями при малейшей возможности, но отступал. Пехотинцы потеряли четверых прежде, чем я оказался у подошвы холма.

Операция вступала в заключительную фазу. Я был блокирован, загнан и обессилен, со всех сторон окружён врагами, мне было некуда податься, кроме как к реке, до которой оставалась сотня шагов. Вокруг меня разгорался подлесок — начинался низовой пожар. С безопасного расстояния по мне палили из плазмомётов и тяжёлых винтовок, отжимая всё ближе к берегу. И деваться мне было некуда.


Охотник ласково погладил тяжёлую винтовку, лежащую у него на коленях. Выбранная им тактика сработала безукоризненно — как и должна была. Осталось совсем немного, скоро Приму выдавят прямо на линию огня, и он, Охотник, нанесёт ему смертельный удар. Штурмовики докладывали о том, что цель в ксеноброне. Это хорошая защита, надёжная, но не абсолютная. На то, чтобы погасить воздействие, расходуется энергия симбионта, а она не беспредельна.

Прима щедро использовал молнии, истощающие симбионт. Удар ракетами с мобильных доспехов, превращённых в мобильные артиллерийские установки, должен был исчерпать запас энергии, и когда Приму выгонят на берег, несколько попаданий из плазмомётов окончательно перегрузят ксеноброню. В самый ответственный момент Прима останется без защиты. И тогда Охотник его убьёт.

За рекой в зарослях, затянутых дымом, что-то мелькнуло. Вот он… Охотник вскинул винтовку, приложился глазом к окуляру прицела, повёл загнанную цель, но та снова скрылась за деревом. Ничего, от ракеты ствол его не защитит…

Он отдал приказ, и ствол могучей ели сломался, как сухая веточка. Внутри всё замерло от сладкого предвкушения при виде мощи подвластного Охотнику оружия. Если этот выстрел не перегрузил ксеноброню, то уж следующий наверняка… «Ратник» переступил огромными ногами, поднимая буруны в реке, повернулся, сопровождая цель, замер…

Что-то мелькнуло на грани восприятия, раздался оглушительный грохот, страшный удар швырнул мобильный доспех навзничь, и Охотник увидел, что вместо кокпита в груди «Ратника» зияет огромная дыра. Осознание своей ошибки заставило Охотника оцепенеть. Цель не была измотана. Прима был полон сил, его хватило на выстрел из какого-то неведомого оружия, поразившего мобильный доспех, и вот он уже бежит к берегу… Надо было уходить.

Охотник бросился к своей стелс-платформе, единственному способу быстро и незаметно уйти из западни, в которую он попал.


Я был загнан. Так это выглядело со стороны. Так это должно было выглядеть — я массу усилий потратил на то, чтобы картина моего безвыходного положения выглядела как можно более достоверной. До реки уже было рукой подать, и если я сейчас сделаю ошибку, дам понять, что моя загнанность — только видимость, Охотник сбежит.

Я увидел его, вывалившись из тлеющего кустарника, и тут же метнулся прятаться за деревом. Слабое укрытие, которое никак не защитит меня от огня мобильных доспехов… Но я не собирался искать убежища от ракет. Мне нужно было несколько секунд, чтобы сформировать на ксеноброне рельсотрон. Оружие требовало чудовищного расхода энергии, но на пару выстрелов меня хватит…

Прямое попадание ракеты раскололо ствол дерева, но я успел. Твёрдо встал на ноги, навёл на «Ратника» руку и выпустил сердечник, сформированный из материала ксеноброни…

Он пронзил многослойную броню мобильного доспеха, словно это было мягкое масло. Чудовищная сила удара вырвала из груди «Ратника» весь кокпит и отбросила назад саму боевую машину. Я пошатнулся от отдачи, но устоял на ногах — ксеноброня погасила значительную часть отката.

— Что это было⁈ — раздалось на общем канале группы тяжёлой пехоты.

— Как говорили мои предки, — отозвался я, — иду на вы… Песец вам, большой и пушистый.

Загрузка...