Вик Разрушитель 10

Глава 8

1

Чтобы добраться до места предстоящего боя, нам пришлось ехать в промзону, раскинувшуюся на западной окраине Клина. Сначала мы пересекли почти половину города, потом по высокой эстакаде переехали через железнодорожные пути, миновали какой-то жилой посёлок и углубились в дебри разнообразных складских построек, держа в виду рельсовую однопутку, по которой на разгрузку подгоняли товарные вагоны и рефрижераторы.

«Железная Лига» предоставила для спарринга какой-то длинный и довольно высокий ангар из металлопрофиля. Он находился чуть ли не в самом центре огромного разгрузочного комплекса. Самое интересное, что к торцевым воротам единственного ангара из всех, имеющихся на территории этого самого комплекса, провели дополнительную ветку. Даже интересно стало, какую продукцию сюда сгружали? Судя по размерам строения — танки или какую-то другую военную технику. Ну, или производственные станки.

У ангара был ещё один вход — сбоку. Широкие двустворчатые ворота сейчас были закрыты, но в них была маленькая дверь, через которую можно попасть внутрь. Мы подъехали по накатанной дороге поближе к месту будущего спарринга, остановились. Здесь уже стояло несколько легковых автомобилей и парочка фургонов. Возле них крутились какие-то люди в рабочей униформе. Несмотря на морозец, они бодро сновали от машин до ангара с коробками в руках.

Я помог Арине выйти из «Фаэтона», не забыв чуть дольше необходимого придержать девушку за талию, отчего княжна только заулыбалась.

— Мы здесь не одни? — я кивнул на суету. — Кто такие?

— Полагаю, техническая группа из «Экзо-Стали», — Арина прищурилась, разглядывая какие-то надписи на фургонах. — Вальтер сейчас узнает.

Действительно, личник княжны Голицыной уже разговаривал с каким-то долговязым мужиком в длинном пальто и меховом кепи. Мы не торопились заходить в ангар. Там сейчас наша охрана всё тщательно осматривает. Никанор, Эд и оба сахаляра остались с нами.

Чуть проскальзывая на раскатанной дороге, вернулся Вальтер и доложил:

— Это люди Оболенских. Скоро сюда должна приехать княжна Елизавета, чтобы проконтролировать работу.

— А мы не будем мешать друг другу? — с иронией спросил я Арину. — Сейчас сунемся в ангар, а нас попрут оттуда. Скажут, мешаем.

— Чему мы можем помешать? — проворчала Арина, цепко держась за мой локоть. — Если Оболенским нечего скрывать, то никаких проблем не будет. К тому же у нас есть право осмотреть будущее место боя. А вот и представитель их. Сейчас узнаем.

К нам направлялся долговязый. Не доходя пары-тройки шагов, остановился, так как Яким и Вася ощутимо напряглись.

— Разрешите представиться. Горю́шко Иван Денисович, — он сделал ударение на второй слог с таким видом, словно уже устал объяснять, как правильно звучит его фамилия. — Являюсь директором группы технического обеспечения. Арина Васильевна, Андрей Георгиевич, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — я с трудом сохранил серьёзное выражение лица. А фамилия у директора довольно забавная. Я бы тоже не удержался, и обязательно «ошибся» в произношении. — Это мы и есть. Хочется прояснить один момент.

— Пожалуйста, отвечу на все ваши вопросы, касающиеся предстоящего боя, — доброжелательно откликнулся Горюшко.

— Мы хотели бы осмотреть ангар, — переглянувшись со мной, сказала Арина. Раз она является моим представителем, пусть сама ведёт беседу. Я не стану мешать. — Надеюсь, с вашей стороны не будет никаких препятствий?

— Эм-мм… — протянул Иван Денисович. — Никаких указаний не пускать вас не было. Просто мы и не ожидали, что вы приедете так рано.

— Всего лишь с целью осмотреть арену, — напомнила Арина, улыбнувшись.

— Конечно-конечно! — долговязый всё-таки был растерян, хотя умело скрывал это. — Насколько мне известно, Владимир Артемьевич никаких особых распоряжений не давал.

— А он был должен их дать? — не удержался я от вопроса, удивлённо глядя на Горюшко.

Тот лишь пожал плечами, не зная, что сказать. Мы направились к воротам. Придерживая Арину, я негромко сказал:

— Сто процентов гарантии, сейчас он звонит князю Оболенскому и выясняет, что делать. Тебе не кажется, что в этих коробках находятся камеры?

— Да я более чем уверена, — фыркнула княжна. — Чтобы Оболенские упустили каждую мелочь? Бой будут снимать с разных точек, а потом смонтируют несколько роликов. Пару-тройку для рекламы, а остальные отдадут инженерам, чтобы те выявили критические проблемы «Атома». Заодно и твой бронекостюм исследуют.

— Коварные! — возмутился я.

— А ты как думал? — рассмеялась девушка. — Это Оболенские. За их спиной огромная технологическая империя. Вот увидишь, скоро они «Техноброню» проглотят.

— Думаешь, воевать с ними придётся? Мы же для них станем опасными конкурентами.

— Постараемся не допустить этого, — со всей серьёзностью ответила Арина.

Ангар и в самом деле был огромным. На мой уже искушённый взгляд он был довольно удачно выбран в качестве арены. Длинная широкая площадка идеально подходила для боя не только на земле, но и в воздухе. Высота помещения как раз такая, что сюда свободно может зайти вагон. Если рельсы когда-то и заходили в ангар, то сейчас их не было вовсе. Значит, демонтировали. Зато поверхность арены засыпана песком. Крышу держат поперечные металлические балки, на них я заметил копошащихся людей в рабочей униформе. Они там что монтировали. Точно, камеры устанавливают. Чуть ниже идут две продольные двутавровые балки, по которым ходит тельфер[1]. Сейчас подвесное устройство и двигатель были сняты, а вместо них прицепили большую камеру. Серьёзно ребята готовятся.

Трибуны расположены только с одной стороны. Это правильно. Зрителей всё равно будет немного, незачем ради них сужать пространство для боя. Несколько технических работников копошились возле натянутой вдоль скамеек сетки и устанавливали через равные промежутки чёрные плоские панели. Защиту готовят, догадался я. Только зря. Как только Оболенский начнёт атаковать с помощью магоформ, антимагия автоматически начнёт вышибать панели. Для зрителей — это не самый лучший вариант.

— Арина, нам нужно срочно встретиться с представителем Оболенских, — сказал я, вертя головой по сторонам, оценивая степень готовности арены.

— Что-то случилось? — забеспокоилась княжна.

Я объяснил ситуацию, как её вижу в перспективе. Арина закусила губу, погрузившись в раздумья. Правда, ненадолго.

— Сюда же княжна Лиза должна приехать! Вот с ней и решим вопрос. Хорошо, что мы решили проверить объект. Не люблю незнакомые арены. Любая мелочь может нарушить все планы или, ещё хуже, приведёт к твоему поражению.

Я про себя хмыкнул, не соглашаясь с выводом Арины, и с нетерпением стал ждать, когда же появится дочка князя Владимира. Хотелось с ней познакомиться поближе, оценить степень её участия в разработке бронекостюмов от «Экзо-Стали». Просто так в Совет Директоров красивых девочек не вводят. Оболенские — очень грамотные и технически подкованные люди, для них в первую очередь важен бизнес, а не симпатичная обложка с пустым наполнением.

Подошёл Эд, у которого с уха свисал проводок гарнитуры связи. Мои телохранители перешли на более удобное техническое средство, и теперь с удовольствием использовали его во время выездов. Тоже считаю, это более удобно, чем шипящие рации. Петрович, кстати, настоял. Что бы я без него делал?

— Андрей Георгиевич, ребята передали: подъехала целая кавалькада машин. Среди них «Хорс» с родовым гербом.

— Это Оболенская, — догадалась Арина и сразу же подтянулась, стала серьёзной.

Не сказать, что я места себе не находил в ожидании появления княжны Елизаветы, но увидеть её именно сейчас почему-то хотелось. На фотографиях она выглядит сногсшибательно, а вот вживую — какова? Натянув на лицо маску безразличия, стал расхаживать по арене, держа в руке миниатюрную видеокамеру. «Лига» запрета на съёмку не давала, поэтому я спокойно и тщательно записывал всё, что будет важным для Гены Берга. Никто, кстати, не одёрнул меня, но лица почему-то старались отворачивать. Я заснял арену со всех сторон, стараясь показать, какова площадь помещения и его высота. Зафиксировал положение защитных панелей и трибуны. Арина поглядывала то на меня, то на вход, ожидая Оболенскую.

Ворота распахнулись, чтобы пропустить группу мужчин, чей вид сразу указывал на их род деятельности. Личники-телохранители прикрывали своими спинами неторопливо идущую высокую девушку в белоснежной шубке и такого же цвета шапке. Интересно, какого зверька порешили, чтобы сшить такую красоту? Солнечный свет, проникавший через зенитные фонари, падал на мех, отчего тот красиво переливался мириадами искорок. Рядом с девушкой вышагивал какой-то молодой хлыщ в бежевом пальто. Он держал руки в карманах и насуплено глядел на суету, царящую в ангаре. Кто таков? Жених или просто свитский? Тогда почему один, а не в компании таких же щеголей?

Охранники остановились за несколько шагов до нас, разошлись по сторонам. Девушка с очаровательной улыбкой слегка раскинула руки, и, стараясь не загребать сапожками песок, подошла ближе.

— Кого я вижу! Арина Васильевна! Какими судьбами столь рано в Клину? Мы вас ожидали только в воскресенье!

— Решила собственными глазами убедиться, как идёт подготовка к блиц-спаррингу, — улыбнулась Голицына, нисколько не показывая истинного отношения к появлению Оболенской. Да и почему бы им враждовать? Может, девушки в самом деле рады друг другу? — Кстати, познакомьтесь. Княжич Андрей Георгиевич Мамонов. Андрей, разреши тебе представить княжну Елизавету Владимировну Оболенскую.

— Весьма рад знакомству, Елизавета Владимировна! — успев выключить камеру и спрятать её в пальто, я подошёл к девушкам, энергично кивнул тверской княжне, словно какой-то гусар, а сам поедал глазами красотку. У неё была потрясающе длинная коса цвета спелой пшеницы. Лиза словно намеренно перекинула её через плечо на грудь, и теперь с показным волнением поглаживала ладонью. — Теперь я точно знаю, что одолею вашего батюшку на ристалище!

— Откуда такая уверенность? — заинтересовалась девушка, решившая сначала протянуть мне руку для поцелуя, но застыла на месте, сбитая с толку неожиданным заявлением. — Мой папа для вас — какой-то раздражитель?

— Нисколько, Елизавета Владимировна! Дело в том, что красивые девушки, увлекающиеся боями пилотов, мотивируют меня только на победу! Моим талисманом является Арина Васильевна, но сейчас мои шансы на победу выросли в два раза!

Краем глаза заметил, как моя спутница гордо вздёрнула носик. А я и не против добавить Арине чуточку тщеславия, особенно перед такой соперницей.

— Какой вы смешной, Андрей Георгиевич! — улыбнулась Оболенская, и её щёчки зарумянились. Она всё же протянула руку, которую я аккуратно поднёс к губам и прикоснулся к нежной коже, пахнущей каким-то вкусным кремом. Надо же, без перчаток щеголяет! Жаркая девица, поди!

Я краем глаза заметил, как раздулся от негативных эмоций стоявший возле неё парень. Вроде не злится, а скорее переживает, что девушка, которую он боготворит, внезапно нашла новый объект для обольщения. Возможно, ошибаюсь в оценке происходящего, и незнакомец в самом деле кипит от злости.

— А это мой кузен: княжич Михаил Серебряный, — Лиза показала на парня. — Он сопровождает меня в поездке.

Каждая из девушек поглядела на своего кавалера, словно ожидая от нас каких-то действий. Я мысленно пожал плечами и первым протянул руку Михаилу. Мы же не враги, так? И не делим красавиц. Серебряный чуть поколебался, но всё-таки переплёл своей вяловатой хваткой мои пальцы.

Лиза как будто обрадовалась и живо спросила:

— Арина, а вы когда приехали?

— Вчера вечером, — княжна Голицына покосилась на меня с недовольством. Или с обидой? — Мы остановились в «Се́стре».

— Надо же, какое совпадение! — воскликнула Оболенская. — И мы там же! В какой «рынде» поселились?

— В рынде? — удивилась Арина. — Не понимаю, о чём речь.

— Местные так называют два новых корпуса гостиницы, — пояснила Лиза, в очередной раз стрельнув в мою сторону выразительными глазами. — Они как будто два стражника возле своего господина. Высокие и неуклюжие! Рынды! Стража!

— А-ааа! — протянула моя княжна и рассмеялась. — Как забавно! Мы в правой… «рынде».

— Жаль, а мы в противоположной, — огорчилась тверская княжна. — Но нам ничего не мешает сегодня отобедать в ресторане! Я могу заказать столик на четверых!

— Увы, нам нужно быть к вечеру в Москве. Сегодня запланировано одно важное мероприятия, и мы с Андреем на нём обязаны присутствовать, — твёрдо проговорила Арина, словно хотела поскорее увезти меня подальше от тверской обольстительницы.

Но ведь Лиза и в самом деле была достойна того, чтобы на неё смотрели, любовались и добивались признания!

— Эх, как досадно! — прикусила карминовую губу тверская княжна. — А я так хотела поговорить с вами, Андрей. Когда ещё удастся встретиться с человеком, который создал уникальный бронекостюм на линейных двигателях! Я ужасно любопытная девушка, меня больше интересует техника, чем мода и украшения!

Ну, сейчас красотка явно переигрывает. Впрочем, девушкам простительно.

— Пока я здесь, можем поговорить, — усмехнулся я. — Например, мне интересно, зачем такое количество камер?

— По договорённости запрета на съёмку не было, — быстро ответила Лиза и посмотрела на Арину. — Ведь так?

— Не было, — бесстрастным голосом подтвердила княжна Голицына.

— Это обычные камеры, которые будут снимать бой с разных ракурсов, — Оболенская неторопливо пошла вдоль ограждения, и нам не оставалось ничего другого, как присоединиться к ней. — Потом наши инженеры проанализируют схватку, выявят все слабые места «Атома». Дело в том, что досадное недоразумение с «Панцирем» обернулось большими затратами на устранение недостатков.

— А что за шипы использовал Лось во время боя? — поинтересовался я. — Почему в последний момент «Панцирь» оборудовали оружием, хотя существует запрет на подобное усиление брони?

— Это не наша инициатива! — захлопала ресницами Лиза. — Мы заключили контракт с пилотом «Железной Лиги» ради обкатки «Панциря». А модернизацию бронекостюма уже проводят сами бойцы.

Оболенская лукавила, мягко говоря. Не могут пилоты «Лиги» собственноручно проводить конструктивные изменения экзоскелета. Для этого нужно согласовывать любую мелочь с изготовителем. Арина тут же не преминула сказать об этом тверской княжне. Лиза только пожала плечиками и улыбнулась:

— Это не моя компетенция, а папина. У вас, Андрей, будет возможность спросить его в воскресенье.

— Может, перейдём на «ты»? — я увидел, как перекосилось лицо у молчащего, как рыба, Серебряного.

— Согласна! — охотно откликнулась Лиза, останавливаясь на самой середине арены. Поморщилась, глядя на носки своих сапожек, к которым прилипли песчинки. — А ты знаешь, меня впечатлила твоя тактика ведения боя. Она какая-то… незамысловатая, простецкая, как мужицкая сермяжная правда. Размахнулся — и саданул со всей силы. Представляю состояние пилотов, когда объявляют победителем какого-то мальчишку. Ой!

Она испуганно прикрыла рот ладошкой.

— Прости-прости! Я вовсе не хотела принижать твои боевые качества! Не подумавши ляпнула!

— Извиняю, — усмехнулся я. — А так всё правильно. Не люблю затягивать бой. «Лига» — всего лишь место для развлечения скучающей публики. Когда на ристалище выхожу я, то стараюсь побыстрее разделаться с соперником.

— А в чём смысл подобной тактики? — полюбопытствовала Оболенская, задрав голову вверх. Её как будто заинтересовало копошение рабочих на верхних балках. — Так же скучно. Если хозяева «Лиги» хотят шоу — надо играть, а не драться, как на поле боя. Из твоих слов я поняла, что тебе не хватает адреналина и настоящих врагов. А «Лига» не может дать этого.

Арина едва слышно фыркнула, но благоразумно не вмешивалась в наш разговор. Княжич Серебряный, вместо того, чтобы занять девушку разговором, плёлся позади нас. Какой-то он странный, некомпанейский.

— В моих соперниках побывали опытные бойцы, и некоторые из них когда-то воевали по-настоящему, — я тоже посмотрел вверх. Двутавровая поперечная балка с лязгом сдвинулась с места и покатилась с одного конца ангара в другой. Стоявший внизу пожилой рабочий с густыми усами держал в руке пульт и регулировал движение: он останавливал балку по условному сигналу верхолазов, а потом двигал её дальше. Камера то и дело поворачивалась на шарнирах, охватывая глазком оптики тот или иной участок арены. В какой-то момент она уставилась на нас и почти сразу отвела «взгляд» в сторону, будто застеснявшись. Я продолжил: — «Лига» ведёт незаконную деятельность, и об этом правоохранители знают. Вот если бы они легализовались и начали продвигать идею боёв, оптимально приближённых к настоящим, вот это вызвало бы фурор.

— А я предлагала папе провести с тобой встречу, используя учебное оружие! — воскликнула Лиза. — Что-то вроде пейнтбольных ружей или направляющих с пулемётами, которые стреляли бы красящими шариками. Но он предпочёл традиционный бой.

— Жаль, что отказался, идея-то шикарная, — я искренне огорчился, соглашаясь с девушкой. Ведь в таком случае отпадала надобность демонстрировать атакующую и защитную магию. Зато с шариками весело и интересно. Только Оболенским нужен жёсткий тест для бронекостюма. — Есть ещё одна проблема, которая касается зрителей. Кстати, сколько их будет?

— Человек сто-сто пятьдесят, — подумав, ответила тверская княжна. — А что за проблема?

— Я использую особую технику, способную вышибать защитные панели, — переглянувшись с Ариной, выдал я крохи опасной информации. Заодно и проверю, знают ли тверичи о моей антимагии. — Зрители могут пострадать от магических рикошетов.

— Никогда не слышала про что-то, способное нарушить периметр защиты, — пожала плечами Оболенская.

Мы вернулись к воротам. Лиза с облегчением постучала сапожками по бетонной дорожке, сбивая песок с обуви.

— Восточноазиатские духовные практики, — сделав серьёзное лицо, ответил я. — Слышала что-нибудь про «воздушный кулак»?

Елизавета Владимировна сморщила носик, задумалась. К моему удивлению, подал голос Серебряный:

— Это что-то вроде выброса энергии? Пф! Обычная медитативная практика, которая никак не влияет на боеспособность пилота.

— Не сказал бы так! — я живо развернулся к княжичу Михаилу. — «Воздушный кулак» в своём роде дистанционная атака. Суть его не в одноразовом выбросе энергии, а в создании сфокусированной ударной волны воздуха с помощью невероятно быстрого и точного движения. Я не бью по врагу и не приношу вред своей железной перчатке. Я бью по воздуху перед врагом, создавая сверхзвуковой хлопок или спрессованное пространство.

Арина удивлённо и с беспокойством посмотрела на меня, успев сделать знак, который можно было расценить как «осторожней, не наговори лишнего».

— А какое поражение брони от «кулака»? — у Лизы загорелись глазки, да и сама она как будто внешне изменилась, стала невероятно привлекательной.

— Вмятины, поломки узлов, иногда и броню удавалось раскалывать, — скромно ответил я. Мне было важно через тверскую княжну убедить её отца не применять магию во время предстоящего боя. Иначе не поздоровится зрителям. Не все же они одарённые, и защитить их не сможет никто, если на трибуны полетит отражённый конструкт. А панели я вышибу точно, без сомнения. Ширина этой арены примерно двадцать метров, не считая места под трибуны, а это очень мало. «Железная Лига» готовит площадки с таким расчётом, чтобы от центра до нижних трибун было не меньше тридцати метров, учитывая установку отражающих панелей. В таких условиях я комфортно регулировал радиус действия антимагии. Здесь же кураторы или рукой махнули на безопасность, или не нашли места лучше. Всё возможно. Не такие уж они и всемогущие.

Теоретически я могу подавить «антимаг» до минимума, но тогда князь Оболенский просто не даст мне развернуться во всю ширь. На длинной же дистанции я могу разогнать свой энергетический конструкт до нужной скорости, чтобы тот набрал силу. В ином случае удары будут смазанными. Двести условных килограмм брони тычком с пяти метров не свалить.

— Ты предлагаешь отказаться от магических атак и провести только физический бой? — быстро уловила суть моего завуалированного послания тверская княжна.

— Было бы гораздо интереснее, — поддержала меня Арина. — Магия — это дистанционный бой, не дающий особо ценной информации. А для проверки боеспособности вашего «Атома» нужен клинч, как в боксе.

— Клинч, — задумчиво повторила Лиза. — Как думаешь, Миша, стоит отцу предложить такой вариант боя?

— Любое оружие проверятся сотнями часов испытаний, — сумничал Серебряный. — А для «Атома» полезно побывать в жёстком замесе. Я уверен, Андрей сможет навязать Владимиру Артемьевичу хороший бой.

А сам с ехидцей смотрит на меня, проверяя реакцию. Улыбаюсь и беру под руку Арину, показывая, что собираюсь уходить.

— В таком случае с нетерпением жду встречи в воскресенье. Елизавета Владимировна, вынуждены откланяться, — чуть склоняю голову перед княжной. — Надо собираться в обратную дорогу. Михаил, приятно было познакомиться.

— До свидания, Андрей, Арина! — Лиза — сама вежливость, а в глазах сверкает нетерпение. Наверное, после нашего ухода будет звонить отцу. Я же подкинул такой инсайд, что его непременно начнут анализировать.

— Зачем ты так откровенничал перед этой змеёй? — возмущённо произнесла Арина, когда мы возвращались в гостиницу. — Обольстила она тебя, что ли? Так разливался перед ней соловьём! Я уже думала, ты собрался раскрыть все свои секреты! Стукнуть хочется!

Она надула губы и отодвинулась от меня. Арина сама на себя не была похожа. Вдумчивая, рассудительная, княжна вдруг поддалась какому-то жалкому чувству ревности!

— Мне кажется, Оболенская обладает чарующей магией, — задумчиво откликнулся я, постукивая пальцами по своему колену. — Во время разговора показалось, что она пробует пробраться в мою голову с помощью «магического щупа», но антимагия не сработала. Вернее, подала сигнал об атаке какого-то конструкта, но совсем иного характера. Пришлось задействовать резервы ядра и просто спалить в огне неизвестную магоформу. Даже в глазах поплыло от перенапряжения. Интересно получается… Впервые с таким столкнулся. Версия такая: Оболенская обладает природным воздействием на человека. Колдовство и Стихия. Ударный коктейль. Поэтому «антимаг» обнаружил вирус, но растерялся, не зная, как реагировать на него.

— Оболенская не обладает ментальными техниками, — подтвердила Арина. — Значит, действительно природное колдовство. Древняя техника воздействия… Слушай, так ты всё время подыгрывал ей?

— Посчитала меня телёнком, распустившим слюни перед красоткой? — рассмеялся я. — Да я уже вакцинирован от подобных глупостей! Причём, четыре раза!

— Кто тебе три прививки поставил, я знаю. А четвёртую? Балтийская селёдка? Тьфу, стала уподобляться Мстиславской! Конечно, Снежная Кошка!

— Да не злись ты, пожалуйста, — я сжал легонько её руку, обтянутую перчаткой. — Лучше показать женщине, что у тебя нет иммунитета перед её чарами. Елизавета сейчас, наверняка, звонит отцу и делится своими соображениями.

— Полагаешь, князь Оболенский согласится на твоё предложение драться без магии?

— Даже не сомневаюсь! Ему самому будет интересно испытать физическое воздействие на «Атом». Но, если честно, бронекостюм очень серьёзный.

— А твоя цель какая? — Арина оттаяла и уже не играла бровями.

— Понять, начала ли «Экзо-Сталь» переводить некоторые модели бронекостюмов на смешанный тип эксплуатации.

— «Механик» плюс интегратор?

— У меня именно такая мысль возникла, когда я информацию по «Атому» искал.

— То есть, Оболенские знают, что ты постоянно выступаешь в механическом бронекостюме, поэтому и выбрали тебя в качестве спарринг-партнёра, — Арина усмехнулась. — А не вовсе из-за того, что ты поломал им «Панцирь».

— Не совсем логично, — возразил я. — До моей встречи с Лосём они уже знали, что мой «скелет» полностью механический, и поэтому решили, что «Панцирь» легко справится с каким-то жалким, собранным в маленькой мастерской бронекостюмом. Я до сих пор не понимаю, какая причина заставила Оболенских так торопиться с предоставлением своего изделия на Военную Приёмку. Неужели у них из головы вылетела одна немаловажная деталь: я не проиграл ни одного боя! Так что ожидаемо обломились, н-да.

— Хрен редьки не слаще, — высказалась Арина совсем не по-аристократически.

— Не спорю. Но мне интересно будет посмотреть в деле этот «Атом», — я усмехнулся. — Ходят слухи, что Глава Рода делает ставку на «Панцирь», а Владимир Артемьевич бьётся за новый экзоскелет. И знаешь, меня «Атом» впечатлил больше, хотя его ещё не видел в бою. Если всё, что мне удалось найти по их броне — правда, то это очень хорошая машина. Но наш новый «Бастион» будет лучше!

— Хвастунишка! — ласково посмотрела на меня Арина и пододвинулась поближе, чтобы положить голову на моё плечо.

Лиза вернулась в гостиницу только поздно вечером, и, уставшая, рухнула в кресло, даже не скинув шубку. Отмахнулась от захлопотавшей возле неё Варвары. Страшно подумать, даже на обед пришлось съездить в какой-то ближайший к будущей арене ресторан, наскоро поесть и вернуться обратно на объект! К тому времени туда приехали двое кураторов из «Железной Лиги», чтобы проконтролировать ход работ. Они дотошно подсчитали количество камер, поинтересовались, сколько зрителей от тверичей будет на трибунах, что вызвало у девушки зубовный скрежет. Она даже возненавидела этих крохоборов!

В суете дел некогда было отцу позвонить!

— Миша, помоги мне раздеться! — жалобно проговорила девушка, когда перевела дыхание, и Серебряный живчиком подскочил к ней, радостно улыбаясь. Освободившись от верхней одежды, Лиза поблагодарила обрадованного княжича и взялась за телефон.

— Папа, привет! — услышав голос отца, девушка тяжело вздохнула. — Никогда не думала, что рутина так вымотает.

— Ничего, в трудностях закаляется характер, — пошутил Владимир Артемьевич, и сразу же голос стал деловым. — Что можешь рассказать?

— Представляешь, сегодня встретилась с княжной Голицыной и самим Волхвом! — усмехнулась Лиза. — Они приехали на объект, вернее, на разведку. Не ожидала увидеть их обоих.

— И как тебе Волхв?

— Самоуверенный мальчишка, — фыркнула княжна. — Но комплименты умеет делать, причём, оригинальные. Сказал, что моя красота даст ему дополнительные силы победить тебя. Выпендривается.

— Значит, ты ему понравилась, — усмехнулся отец. — А то, что так говорит — это всего лишь слова. Бравада. Бой покажет. Есть ещё что сказать?

— Да, самое главное! Мамонов предлагает провести бой, не используя магию.

— Физический бой? — на мгновение повисла тишина, а потом старший Оболенский осторожно добавил: — Откуда княжич узнал, что «Атом» действует в двух режимах?

— Я ничего не говорила! — сразу же воскликнула Лиза. — Мамонов тоже ни словом не обмолвился, что знает об этих режимах. Мне показалось, он даже не задумывался, когда это предлагал. Похвастался своими ментальными техниками.

— В таком случае он будет иметь преимущество, — рассмеялся Оболенский. — Но это и хорошо. Протестируем «Атом» в самом жесточайшем режиме. Пусть мальчик развлекается.

— Я думала, ты постараешься выжать из этого представления максимум, — чуть разочарованно проговорила Лиза. — Это же твой проект. Не давай дедушке лишний козырь. А то все ресурсы на «Панцирь-2М» направит. Мне «Атом» больше нравится. Очень современный, с опережающими время технологиями.

— В ближайшее время у нас нет конкурентов, поэтому доведём «Атом» до ума, — отец, чувствовалось, был в хорошем настроении. — Думаю, молодой княжич не разочарует, и как следует мне наваляет.

Лиза рассмеялась. Папа такой чудной! С ним весело и легко, не то что с дедом. Порой от взгляда Патриарха мурашки по спине табунами бегают, поджилки начинают трястись. А если совсем недоволен — так и словом пригнёт к земле. Тем не менее, в старшей внучке души не чает, оттого и пристально следит за её успехами. При таком диктате очень трудно будет выйти замуж по любви, иногда уныло думала Лиза, разве только за того, на кого укажет перст старика. Да и выбора-то особого не было. Или Рюриковичи, или Гедиминовичи. За Уралом, правда, кандидатов хватает, но там своя кооперация князей и дворян, свой круг общения и родственных отношений.

— Ну а как молодой человек Мамонов — тебе приглянулся? — с хитрецой спросил Владимир Артемьевич, когда дочка отсмеялась.

— Дед учил никогда с жертвой не заигрывать, — фыркнула девушка. — Но на мой взгляд паренёк очень даже привлекательный. Княжна Голицына на меня смотрела с такой ревностью, словно сама глаз на Мамонова положила.

— Он, кстати, по крови не Гедиминович, — зачем-то сказал отец.

— Пап, не надо, хорошо? — предупредила Лиза, нахмурив брови. — У нас есть чёткий план, которого мы должны придерживаться. Сыграть свою роль я смогу, но о каких-то сердечных делах речи быть не может.

— Не обращай внимания, это всего лишь мои рассуждения, не более, — успокоил дочь Оболенский. — Арена уже готова?

— Завтра ещё отладка и прогон, — перешла на деловитый тон княжна. — «Железная Лига» уже подготовила списки приглашённых. Ты мне сбрось, пожалуйста, фамилии тех, кто приедет с тобой. Группу поддержки тоже не забудь взять.

— Чуть попозже перешлю на почту.

— Когда приедешь?

— Завтра после обеда жди.

— Отлично. Я гостиничный этаж полностью выкупила для делегации, — на всякий случай предупредила Лиза. — А дедушка приедет?

— Он ещё в раздумьях, — усмехнулся Оболенский. — Но со своим характером вряд ли усидит на месте.

— Тогда до завтра. Целую, пока-пока!

— Спокойной ночи, дочка.

2

Здание Цензурной Комиссии как будто специально пряталось от любопытных глаз в переплетениях улиц и переулков Китай-города, дабы не каждый мог найти дорогу в храм поборников чистоты русского языка, правильной политически и общественно верной информации, регулировщиков свободы печати.

Трёхэтажное здание, построенное ещё в восемнадцатом веке в стиле классицизма с его прямыми линиями, колоннами и антаблементами, должно было своим видом приводить в трепет всех, кто пытался переступить порог этого заведения по собственной воле или по принуждению. Выкрашенное в бело-красные цвета, оно очень симпатично гляделось на фоне серо-белой зимы, но опытные люди не обольщались столь ярким оперением. Внутри царил железный порядок, в каждом кабинете сидел вышколенный системой чиновник. Изменился разве что только антураж. Тяжёлые столы, оббитые дорогим сукном, перья, ручки, печатные машинки уступили место современной офисной мебели с элегантной и стильной аппаратурой, вычислительной техникой и плоскими мониторами. Вдоль стен стояли высокие шкафы с папками, в которых хранилась вся жизнь тех, кто протоптал дорожку в эту тихую заводь цензуры.

Иван Козачёв мог сколько угодно показывать, что его нисколько не пугает встреча с господином Языковым — Главой Комиссии, но как только он оказался в полутёмном пустынном холле, сохранившим старинный интерьер в виде оббитых деревянными панелями стен, дубовой административной стойки, огромной люстры под потолком, самопроизвольно сглотнул тягучий комок в горле.

— Сударь, вы к кому? — строго спросила солидная дама за стойкой.

Козачёв покосился на лестницу, ведущую на верхние этажи.

— Мне назначено к Богдану Семёновичу, — прокашлявшись, ответил журналист. — Я Козачёв.

— Проходите, — милостиво кивнула дама. — Второй этаж, налево.

— Да, я знаю, — зачем-то ответил мужчина, и шагнул к лестнице, но был остановлен строгим голосом.

— Верхнюю одежду оставьте в гардеробе.

Он поморщился. Действительно, из головы вылетело, что сотрудники Комиссии раздеваются на первом этаже. Порядок странный, но не им заведённый. Поэтому Иван снял пальто и отдал его в руки сухонькой старушки, получив взамен гостевой номерок. Одежда сотрудников висела на отдельных вешалках, и судя по её количеству, сегодня здесь народу не так много.

Цензурная Комиссия имела огромный штат, но большинство людей работало в губерниях, на местах проводя в жизнь циркуляры Главы. Здесь же, можно сказать, находилось сердце организации. Отсюда во все стороны тянулась паутина цензуры, и редко кто, попав в её центр, выходил невредимым.

Козачёв догадывался, зачем его пригласили на аудиенцию к Языкову. Да и трудно не сопоставить нервное поведение главного редактора «Столицы» и звонок разозлённого, расстроенного Адамчика. Его сплавляли в Суздаль, как в ссылку, и никакие ухищрения, былые заслуги не помогли. Серёга пытался найти защиту у Шульгина, но Глава «Техноброни» сделал вид, что вообще не понимает, зачем ему в штате корпорации нужен журналист. Коллеги Адамчика сразу же прекратили с ним контакты. Теперь система добралась и до Козачёва.

Положив номерок в карман пиджака, Иван поднялся по лестнице, покрытой серым ковролином, на второй этаж. Здесь было оживлённее. Сновали чиновники, секретари и секретарши, даже посетители обнаружились.

«У меня, наверное, такое же лицо, — подумал Козачёв, разглядывая унылые и поблекшие физиономии двух мужчин, топчущихся возле дверей какого-то кабинета. Интересно, а куда меня отправят. В Сибирь, освещать местные праздники?»

Он свернул налево. У Языкова был огромный кабинет и приёмная чуть поменьше аж с тремя секретарями. При виде вошедшего Козачёва две миловидные барышни и молодой мужчина с прилизанными волосами одновременно подняли головы, отрываясь от клавиатур.

— Здравствуйте, мне к Богдану Семёновичу, — бодро доложил Иван, кинув косой взгляд на потеющего незнакомого толстячка в костюме-тройке. Тот ёрзал на жёстком диване, словно заранее пытался угадать, какую ему клизму пропишет могущественный цензор, и крепко держался за кожаный портфель.

— Козачёв Иван Николаевич? — уточнил прилизанный. Видимо, среди секретарей он был старшим. Девушки-то сразу потеряли интерес к вошедшему, а вот он уставился на журналиста, как охотник на добычу.

— Он самый.

— Присаживайтесь, вас вызовут.

— Мне на половину двенадцатого назначено, — попытался надавать Иван, увидев, что стрелки настенных часов подползают к нужному времени.

— Ожидайте, — последовал кивок в сторону дивана для посетителей. — Вас вызовут.

Козачёв сел подальше от толстячка; он физически не переваривал людей, нервничающих столь откровенно перед ожидаемой встречей с боссом. Чего дёргаться-то? Если неизвестно, по какому поводу вызывают, сиди спокойно и листай журналы. Вон их сколько на столике. Следуя своим принципам, Иван показывал полное безразличие к происходящему. Он взял глянцевый журнал «Природа и человек», стал его листать. В какой-то момент тихо спросил:

— Долго маринует?

— Что, простите? — толстячок замер.

— Долго, спрашиваю, сидите?

— Полтора часа пересидел, — вымучил улыбку мужчина. — Там сейчас поэту Ракушкину мозги на место вставляют. Видать, слишком далеко разбежались по черепной коробке.

Козачёв хохотнул, вызвав укоризненные взгляды секретарей.

— Шутите — это хорошо, — подбодрил он толстячка. — Сами кем будете?

— Драматург Макарычев. Мне требуется резолюция Богдана Семёновича на мою новую постановку. Вот сижу, переживаю. А вдруг зарежет?

Журналист понял, что именно хотел сказать Макарычев. Боится за своё детище, а не за свою жизнь. Покромсает Языков пьесу — и ничего уже не сделаешь. Только интересно, а что за творение такое, что сам Глава цензоров им заинтересовался?

Дверь в кабинет Языкова распахнулась, наружу вывалился пожилой мужчина в помятом костюме и со съехавшими набок очками. Он нервно помахивал рукой, а другую держал у сердца. Проскочив мимо сидящих Козачёва и драматурга, мужчина вывалился в коридор.

— Господин Макарычев, проходите, — заявил прилизанный.

Толстячок прижал к себе портфель и с выпученными от страха глазами вошёл в кабинет, как в клетку с тигром. Иван настолько живо представил эту картину, что едва сдержал смех. Правда, нервный. Не очень-то приятно попадать под каток цензуры.

И снова потянулись томительные минуты ожидания. Стрелки часов так же медленно ползли по циферблату. Козачёву захотелось пить. Он решительно поднялся и подошёл к кулеру, набрал воды в пластиковый стаканчик и вернулся на нагретое своим задом место. Языков умел мариновать своих посетителей — в этом ему не откажешь. Казалось бы, ну сколько можно снимать стружку с провинившегося? Десять-двадцать минут, не больше. Не душещипательные же беседы ведёт Глава Цензурной Комиссии?

Журналист выпил третий стакан воды, пролистал все журналы и уже задумывался о посещении туалета, как из кабинета вывалился потный и мокрый Макарычев. Но лицо его светилось радостью. Портфель он уже не прижимал к груди, а держал в руке. Кивнув на прощание Козачёву, он быстро покинул приёмную.

Прилизанный секретарь перевёл взгляд с монитора на журналиста.

— Проходите, сударь.

Одёрнув пиджак, Иван зашёл в страшный кабинет, аккуратно закрыл за собой дверь.

— Здравствуйте, Богдан Семёнович, — громко поприветствовал он широкоплечего мужчину с грубыми чертами лица. Да и сам цензор был кряжистым, словно всю жизнь занимался тяжёлым крестьянским трудом.

— Проходите, господин Козачёв, — пророкотал Языков. С таким голосищем было даже странно, что ни единого звука не проникало в приёмную. — Присаживайтесь.

Он кивнул на стул, стоящий посреди кабинета, в пяти шагах от рабочего стола цензора. Этакая психологическая экзекуция. Иван был наслышан о таком способе воздействия на приглашенных к Главе ЦК «провинившихся» или «просящихся». Теперь сам оказался в таком положении. Осторожно присев на край стула, Козачёв выпрямил спину и обратил внимание, что в руках Языкова находится газета. Да, это была «Столица». Господин цензор словно намеренно дал полюбоваться названием родного для Ивана печатного издания, а потом положил его на стол. Широкая ладонь накрыла какой-то зелёный камешек — и уши у Козачёва на мгновение заложило. Всё ясно. Поставлен «купол тишины». Вот почему ничего не было слышно. Цензор, возможно, очень громко орал на провинившихся, но хотя бы придерживался этикета: не давал возможности своим секретарям слышать нелицеприятные высказывания шефа, заодно спасая посетителей от конфуза.

Откинувшись на спинку кресла, Языков сцепил пальцы рук на животе.

— Мне всегда казалось, что профессия журналиста требует объективности, честности, непредвзятости, — между тем совсем негромко проговорил хозяин кабинета. — Даже несмотря на независимый статус газеты, репортёр должен придерживаться журналистской этики. Я прочитал ваш последний опус, в котором вы очень живо, интересно, и с изрядной долей язвительности описали процессы, происходящие в области высоких технологий. Тему вы знаете, и я даже не стану укорять вас в откровенном лоббировании интересов одного концерна, коим управляет господин Шульгин. В конце концов, это не страшно. Вы заинтересовываете людей, заставляете их приобретать продукцию «Техноброни». Но именно последняя статья стала настоящим пасквилем, порочащим очень серьёзных людей.

Палец цензора поднялся вверх. Козачёв остался спокоен. Он и так знал, что Мстиславские начали по-тихому воздействовать на строптивых журналистов. Адамчик уже пострадал. Очередь за Иваном. Так чего нервничать? Вопрос в том, какое наказание изберут для него?

— Я всего лишь описал ситуацию, которая ярко иллюстрирует стремление людей за счёт чужих достижений обосноваться на узком рынке бронекостюмов, — пожал плечами Козачёв.

— Каких людей? — прогрохотал Языков, не повышая голос. — Можете назвать фамилии?

— В статье они указаны.

— И всё же я хочу услышать от вас эти имена.

— Извольте, Богдан Семёнович. Это княжич Мамонов, младший сын якутского князя. Он каким-то образом заполучил линейные двигатели, изобретённые Арабеллой Стингрей, и построил экзоскелет, полностью опирающийся на прототип «Арморекса» — американского бронекостюма…

— Стыдно не знать, господин Козачёв, кто был создателем линейных двигателей, — усмехнулся цензор. — Арабелла Стингрей, кстати, недавно получившая подданство Российской Империи, только развила идеи своего отца. Создал линейный двигатели именно он, а не его дочь. Ну да ладно, сейчас это не важно. А чем вам, а точнее — господину Шульгину не угодил княжич Мамонов?

— Дерзкий, неуправляемый молодой человек! — оживился Иван. — Герман Викторович неоднократно выходил на него с предложением продать линейные двигатели, чтобы на их основе создать более современные изделия…

— То есть вы открыто утверждаете, что Шульгин пытался нарушить авторские права? — грохот валунов стал отчётливее.

— Я этого не говорил!

— Как же не говорили, если только что я слышал собственными ушами! Шульгин хотел скопировать изделия фирмы «Мехтроникс» для собственной выгоды!

«А Языков хорошо подготовился к беседе, удивлённо подумал Иван. Знает об американской фирме, знает о Стингреях. Какие ещё сюрпризы я услышу?»

— Я не вникаю в политику «Техноброни», Богдан Семёнович, — журналист стал уходить от прямого ответа. — Речь шла о дерзкой выходке юнца, использовавшего высокотехнологичное изделие в качестве оружия. Или вы не слышали, что произошло на «Северной вилле»?

— Слышал, — прервал его Языков и положил огромные кулаки на стол. — А кто дал вам право даже косвенно намекать на молодого княжича, что это именно он стрелял по людям? Исходя из ваших посылов, умные читатели сразу же подумали на него. Соответственно, были задеты интересы князя Георгия Мамонова, а через него — и главной Семьи Империи.

Языков попытался неуклюже завуалировать фамилию Мстиславских, и даже сам поморщился, поняв, что можно было сказать и открыто, кто есть кто.

— Я никого не хотел обидеть, Богдан Семёнович, — Козачёв пошевелился и сел поудобнее. — Вы вначале говорили о беспристрастности, так я и старался в статье описать проблему высоких технологий, которые одни лица пытаются удержать в собственных руках, а другие хотят использовать их для блага Империи.

— То есть Шульгин, получив в руки линейные двигатели «Арморекса», банально их скопировал бы, и на этой основе создал бы двигатели «Техноброни». Такой шаг повлёк бы за собой укрепление позиций концерна на внутреннем рынке бронекостюмов, — кивнул цензор. — Ловко. Иначе не скажешь. А вся эта возня и шум вокруг княжича Мамонова призвана задавить конкурентов на первичном этапе технологической гонки. В общем, я понял одно: вы поступили неэтично, и даже очень грубо, выставляя уважаемых людей ворами, а господина Шульгина чуть ли святым человеком.

— Да как вы могли такое подумать? — вытаращился на цензора Иван. — Кого я назвал ворами? Ни единого слова, ни единого намёка в той статье не было!

— Молчать! — пристукнул кулаками по столу Языков. — Я могу похоронить вашу профессиональную деятельность лишь одним щелчком пальцев только за то, что вы получаете дополнительный доход за написание лоббирующих деятельность «Техноброни» статей! В них вы довольно резко отзываетесь о продукции «Экзо-Стали» и «Имперских доспехов»! Я не поленился прочитать ваши ранние произведения, в которых явно прослеживается откровенное передёргивание фактов о больших проблемах в изделиях названных корпораций. Это не голословное заявление! Мне пришлось отрывать от дел таких уважаемых людей, как Измайлов Михаил Тимофеевич, представляющего интересы «Экзо-Стали», как смоленский князь Козловский Борис Григорьевич, держащий «Имперские доспехи»! А зачем? Мне больше делать нечего? А затем, что я хотел услышать вторую сторону. И знаете, господин Козачёв? Проблемы существуют, никто не отрицает очевидное. Но не в таких пропорциях, кои вы описали. Это же не игрушку из пластмассы отлить! Я удивлён, как вас ещё по судам не затаскали за клевету! Посему…

Языков внезапно замолчал, как будто переводил дух после долгого спича. Удивительно, что он не кричал, не стучал кулаками по столу. Да, говорил громко, но не пытался давить на эмоции.

— Закрыть уважаемую газету, в которой вы работаете, я мог бы в одну секунду. Достаточно поднять трубку телефона и позвонить вашему редактору, чтобы тот искал новую службу себе и своим сотрудникам, — цензор снова откинулся на спинку кресла. — Но моя работа не состоит в том, чтобы бездумно лишать заработка тех, кто живёт журналистикой или писательством. Моя работа нужна для правильного отражения общественной жизни без перегибов и истерик. Пьесы не должны призывать к неподчинению власти; тексты песен должны нести правильную смысловую нагрузку, а не вызывать дурные ассоциации у молодёжи — основного потребителя музыки. С Глобальными Сетями полегче. У нас есть механизм блокировки непотребного контента. Тем не менее… вы заметили, что информация от зарубежных источников куда-то пропала?

— Нет, — признался Иван. — Она не пропала.

— Вот именно! Наша стратегия не сводится к недопущению инакомыслия. Наоборот, мы даём возможность людям сравнить разные точки зрения! У кого есть мозги в голове — тот всегда разберётся. Но призывы к насилию и свержению действующей власти — увольте! Буду лично резать!

— То есть вы хотите сказать, что вы не такой уж и злой?

— Я всегда с опаской отношусь к людям, утверждающим, что «они не такие». Этакие кокетки, с ума сойти! Как раз они и являются рассадником инакомыслия и бардака в неокрепших умах! Вы знаете, какое прозвище мне дали?

Языков тяжёлым неподвижным взглядом уставился на журналиста, словно примериваясь, с какой стороны начать его есть.

— Цербер, — осторожно ответил Козачёв. Одно дело — не бояться угроз главного цензора, потому что хуже уже не станет, и так голова в петле торчит. Другое — сказать лично в глаза Языкову, как его обзывают в Москве. Кличка — это истинный психотип человека, который он старается прятать за десятками личин-обманок.

— Цербер, — покатал валуны во рту Глава ЦК. — Трёхголовый пёс, охраняющий выход из царства мёртвых. Смысл сего прозвища отражает мою основную работу. Три головы следят за созданием, хранением и потреблением информации. И что будем делать с вами?

— Вопрос риторический? — поинтересовался Козачёв.

— Вы сами можете выбрать себе наказание, — пожал плечами Языков. — Когда мелкий камешек попадает между жерновами, его участь — быть стёртым в пыль. Кем или чем хотите быть вы?

— Продолжать работать по своей профессии, — осторожно попросил Иван. — Я всё осознал.

— И что именно? — проявил любопытство главный цензор.

— Я готов открыто покаяться в печати за свою недальновидность, принести извинения важным людям, и впредь думать, с кем водить дружбу.

— Опровержение уже готово, под ним пойдёт нужная статья, которая сгладит острые углы противоречий между концернами. Вы, Иван Николаевич, талантливый журналист. Вот и попытайтесь создать образ истинных патриотов в лице господ Шульгина, Измайлова, князей Оболенских и Козловских, ну и не забудьте молодого княжича Мамонова. Особенный упор сделаете на его образе. Можете… нет, обязаны с ним встретиться, принести извинения. Не нужно образ патриота страны, кто недавно был награждён иностранной медалью за подвиг, чернить намёками о каких-то нелегальных боях, в которых он участвует. Найдите другой ракурс…

— Я всё понял, — Козачёв с трудом проглотил сухой комок, вставший в горле.

— А раз поняли — идите. Более вас не держу. Надеюсь, через пару-тройку дней увидеть в уважаемой газете правильную статью, — широкая ладонь припечатала «Столицу» громким шлепком.

Из здания Цензурной Комиссии Козачёв выходил в паршивом настроении. Ему никогда не было так гадко, как сегодня. Фактически, он признал своё поражение, мало что не стоял на коленях, выпрашивая «живота, но не смерти». Языков ничего особенного не сделал. Без угроз и ора расставил метки перед Иваном и предложил самому выбирать, на что ориентироваться.

Но больше всего Козачёв недоумевал, почему за одинаковые «прегрешения» Адамчика показательно вышвырнули из Москвы, а его только пожурили. И только в машине дошло, что «Искры» позиционирует себя как независимая газета. А подобный рупор общественности не всем по нраву. Значит, удар был направлен не на Адамчика, а на тех, кто держит издательство в качестве площадки для высказывания личных мнений. «Столица» же давно на поводке цензуры.

«Лучше уж так, чем с „волчьим билетом“ пробовать пробиться даже в самую захудалую редакцию», подумал Козачёв. Быть песчинкой между жерновами всегда неприятно. Но растёртым в порошок — ещё хуже.

Примечание:

[1] Тельфер — подвесное грузоподъёмное устройство с электрическим приводом, обеспечивающим подъём и перемещение груза как по вертикали, так и по горизонтали вдоль двутавровых балок.