Амлет, сын Улава

Глава 13. Учитель и ученик.

И отец, и великий скальд Снорри Ульварссон, с упорством, достойным лучшего применения, расспрашивали меня весь следующий день.

Им было страшно интересно — какой сон мне был? Верно, собирались его, этот мой сон, истолковать силой сразу троих разумов, двух живых и, возможно, одного ранее умершего — если бы Хетьяр вдруг заинтересовался тем же самым.

Наверное, стоит продолжить по порядку.

Проснулся я, или, скорее, пришел в себя, в начале одного из следующих дней. Отец уверял, и не верить ему я не мог, что день был первым: дескать, спал я всего полдня и еще ночь. Странно получалось, что довольно долгий — даже для конного — путь, наша телега со мной, лежащим на ней, моим отцом, да еще невесть как оказавшимся в нашей малой дружине скальдом, прошла за ночь.

Кроме того, самому мне казалось, что сон мой длился многократно дольше: никак не меньше трех, а то и пяти, дней и ночей... Правда, никакого опыта столь долгого отсутствия духом в мире живых у меня до того не было, значит, и сравнить было не с чем.

Проснувшись и очнувшись полностью, я поспешил осмотреться, еще не зная, сколько мне пришлось спать на самом деле и куда меня за это время занесло.

Комната выглядела одновременно очень знакомой и совсем чужой: запах и звуки выдавали родной дом, но обстановку вспомнить никак не получалось. Так бывает, когда возвращаешься из дальнего путешествия, пусть в моей жизни таких еще и не было — мне рассказывали бывалые, я внимал им со всем почтительным веществом.

Тем не менее, это был он. Дом.

Отец ворвался в спальню, незнакомую и мою, первым: видимо, учуял, что сын его проснулся, или просто ждал где-то неподалеку.

- Сын, ох, сын... - он сделал два порывистых шага к моей кровати, и вдруг остановился, как вкопанный. В глазах его, застилаемых теперь тревогой, внезапно появился вопрос. - Сын?

- Он это, он, клянусь своим гальдуром! - поспешил успокоить Улава великий скальд, оказавшийся рядом с отцом непонятно как, совсем неслышно и неощутимо: видно, правильно шутили, что мы, Эски, в родстве с собаками, Ульварссон же — натурально, лис, кошачий дух в собачьем теле. Ходит неслышно, чует отменно, замыслы вынашивает коварно.

Отец посуровел, убрав с морды выражение сильного волнения и некоторого даже страха. Шерсть на загривке его, притом, топорщиться перестала — для каждого, кто хорошо знает что моего отца, что кого-то еще из ульфхеднаров, это было знаком: могучий бонд почти полностью успокоился.

- Было бы, чем клясться! - почти во плоти явился Хетьяр. - Да, только меня тут и не хватало, - дух поспешил согласиться с мнением невысказанным, но очень явственно читавшемся на моей слегка еще заспанной морде.

Отец не обратил на духа ровным счетом никакого внимания, и даже старый скальд только и дернул ухом, будто услышав непонятно что: видимо, для всех, кроме меня, Хетьяр остался невидим и неслышим, да и ничем не пах — тоже.

- Не говори им, что я тут, хорошо? - попросил сын Сигурда, скорчив шутовскую гримасу: на его зеленоватом и немного клыкастом лице она смотрелась еще комичнее, чем могла бы в случае кого-то из совсем обычных людей. - Хочу послушать, как один будет ругаться, а второй — станет оправдываться, а еще дождаться, когда первый и второй поменяются местами.

Я согласно кивнул: ничего подобного я, конечно, от старших не ожидал, но и мне вдруг стало любопытно.

- Сын, я тут это... - отец продолжил великий путь свой, начатый от двери и ведущий к кровати, вид притом обретя суровый, но виноватый.

- Чуть тебя не убил, - ехидно вставил откуда-то сбоку скальд.

Выражения лица Снорри я не понял, во все глаза уставившись на отца: таким я его раньше не видел ни разу. Отец, как вы понимаете, всегда прав, если же отец неправ — спросите его еще раз и убедитесь в отцовой правоте!

- Кто ж знал, что этот йотунов камень, что он... - продолжил Улав что-то, мне до поры непонятное.

- Огненный камень не может быть йотунов, бестолочь! - снова перебил отца Снорри Ульварссон. - Йотуны — это какой стихии великаны?

- Холода, - вдруг ответил отец, теперь выражающий всем своим видом недоумение от того, как пошел разговор.

Я бросил взгляд на Хетьяра, удобно устроившегося в углу, на лавке: хотя, конечно, никакая лавка духу нужна не была. Покровитель мой откровенно потешался, рисуя прямо в воздухе светящуюся фигуру: большого и грузного человека, состоящего, как бы, из больших кусков льда.

- А камень какой? - продолжил странный не то допрос, не то экзамен, гнущий свою линию скальд.

- Камень — огненной, - сообщил Улав уже куда увереннее. - Только к чему...

- Урок первый: как можно навредить и не навредить самому себе, - немного скучно проговорил Снорри Ульварссон. Обращался он, при этом, уже ко мне.

Отец посмотрел на скальда, потом на меня, потом снова на скальда, и даже бросил быстрый взгляд в тот угол, откуда беззвучно и невидимо для всех, кроме меня, скалился Хетьяр, прозванный при жизни Строителем. Верно, не один только Белый Лис почуял что-то неясное.

- Какой еще урок, Лис? Я пытаюсь... - возразил отец.

- Ты пытаешься бесполезно посыпать свою рыжую голову вулканическим пеплом, - скальд прервал Улава быстро и решительно, и не дал тому снова открыть рта: - Я же, на примере произошедшего этой ночью, учу твоего сына важному и верному!

- Вот новости, - весело заявил Хетьяр. - Теперь он тебя учить станет, будто бы и не было вот этого всего...

- Тут и мне надо извиниться, дурню старому, - Белый Лис обратился уже ко мне. - Не перед тобой извиниться, перед Строителем. Придумал себе всякого, а твой дух — он и правда хранитель, настоящий, каких полночь не видела уже сотню и еще две сотни лет! Передай ему при случае...

Я надулся и важно кивнул: мол, передам.

- Тебе, Амлет, верно, рассказывали в детстве о сродстве и борьбе стихий между собой? - Снорри, вроде, и задал вопрос, но ответа на него не ожидал. Тем не менее, совсем не ответить было нельзя, и я просто кивнул.

- Когда все происходит в Мидграде, и в деле не замешан мед поэзии, оно верно, - продолжил скальд. - Огонь испаряет воду или может быть ей потушен, мертвый камень может убить живое или сам порасти мхом и травой... Это не так просто, как кажется, но куда проще, чем если речь идет о гальдуре и Песне.

- И в разы проще, если все то же самое изложить скучным языком начертательной геометрии, аналитической алгебры и начал теоретической магии, - Хетьяр дополнил из своего угла, ловко воспользовавшись паузой, сделанной ударившимся в поучения скальдом. - Впрочем, откуда вам тут... Ладно, ладно.

- Некоторые камни, имеющие сродство со стихиями, нужно применять в волшебстве очень осторожно, иные — и вовсе нельзя! - Белый Лис строго посмотрел на отца.

Улав Аудунссон сидел, понурив морду и даже немного прижав уши: могучему бонду и бывшему ученику великого скальда было отчаянно стыдно.

- Огненный камень нельзя помещать внутрь зелья: от того оно необратимо меняет свои свойства, и, что самое важное, никогда нельзя сказать, какие именно свойства поменяются и как от всего этого спастись! Так произошло и теперь. - Скальд остановил свою речь и посмотрел уже на меня: очень внимательно и будто с вызовом.

Вызов, пусть и кажущийся, не принять было нельзя.

- Что должно было со мной произойти и что меня спасло? Или не спасло? - я, насколько это можно было сделать лежа, оглядел себя всего. Руки и ноги были на месте, нигде не выросло ничего лишнего и не отвалилось нужного. Мысли были ясны, зрение, нюх и слух не подводили, гальдур я ощущал как бы не лучше, чем ранее...

- В славном городе Исафьордуре живет Старый Гунд. Ты с ним, конечно, знаком, - Белый Лис начал свой ответ немного издалека.

- Конечно, знаком, - согласился я, уже понимая, о чем пойдет речь, и — заранее — немного пугаясь того, что должен услышать.

- Вот примерно это ожидало и тебя. Потеря чутья к гальдуру, здоровья, жизненной силы и скольки-то лет жизни... Ты ведь знаешь, что Гунд, на самом деле, моложе твоего отца? - Снорри Ульварссон стал говорить тише, даже немного вкрадчиво: мне пока не приходилось делать усилий для того, чтобы разобрать его речь, но казалось, что голос его готов вот-вот сорваться на громкий шепот.

- Да, теперь знаю, учитель. - Я поименовал скальда как положено, но без должного почтения, и тот, конечно, немедленно это почуял.

- Щенок! Мальчишка! Да чтобы ты знал, я...

- Уймись, старик! - Улав Аудунссон внезапно почуял неявную угрозу чему-то вроде чести семьи, и, оттолкнувшись от мнимой обиды, как ныряльщик от большого камня на дне, будто всплыл на поверхность своего жгучего стыда.

- Ты говори, да не заговаривайся! - громче, чем надо, потребовал отец. - Амлет — взрослый мужчина моего рода, и я не потерплю, чтобы некоторые тут именовали честного человека неразумным щенком!

Однажды, несколько лет назад, я видел надутый бычий пузырь — мы, мальчишки, смотрели на него, как на чудо, удивительное, но бесполезное. Окна в наших домах блестят чистейшим песочным стеклом, благо, недра Ледяного Острова снабжают мастеров-стеклодувов потребным жаром в любых разумных пределах. На иное же — чем затягивать окно непрочной и почти непрозрачной оболочкой — эта штука и вовсе негодна. Поэтому тогда пузырь мы немедленно сдули, проткнув его ножами в нескольких местах.

Скальд Снорри Ульварссон сдулся точь-в-точь, как давешний пузырь, единственно, ножом его пока никто не ткнул. Сдулся, и будто постарел на отведенное ему Всеотцом число зим и лет.

- Прости меня, Амлет, сын Улава, я не возраст твой имел в виду, - скальд поклонился мне неожиданно глубоко, и обратился следом к отцу, - и ты прости меня, Улав, сын Аудуна, как отец, как мужчина и как глава древнего и благородного рода Эски, - последовал поклон еще более глубокий. - Позволено ли мне будет продолжить урок?

Здесь я задумался. Если сейчас, после таких слов, верных и уважительных, продолжить слушать скальда, но не просто так, а как всамделишнего наставника — это ведь будет означать, что я, как ученик, принял его учительство...

Я торопливо думал, скальд терпеливо ожидал, отец горделиво топорщил усы. Недолгое ожидание прервал Хетьяр, вновь развеселившийся в своем углу.

- Не этого ли ты сам хотел, Гамлет? - весело подначил он меня странным звуком, которого не должно быть в начале моего имени. - Пойдешь в обучение к старику. Пусть он слабосилок, но опытен и неглуп, да и социальные связи такого уровня... - прозванный при жизни Строителем, как это часто с ним бывало до того и впредь, принялся рассуждать о непонятном, но в главном он был прав. Лучшего случая, чтобы начать столь чаемое обучение, и не в смысле попробовать, а на самом деле, и представить себе было нельзя.

- Почтительно внимаю тебе, Наставник, - ответил я наконец.

- Мне сложно и неприятно это признавать, - уже совершенно спокойно, без самоуничижения или ругани, начал Снорри, - но все мои знания и весь опыт моей долгой жизни оказались бы бессильны и никчемны, не случись рядом твоего духа-покровителя. О, он и впрямь был при жизни великим волшебником, пусть его волшебство, а тем паче — половина сказанных им слов — мне неясны!

Оказалось интересно, но почти полностью непонятно. Строитель ловко воспользовался своим знанием свойств самородных металлов и сплавов из них — а они, эти знания, как я уже успел убедиться, не влезли бы и на сотню длинных свитков, вздумай он записать знаемое быстрой огамой! Итак, оказалось,что из моего страшного положения, сулившего мне, моей родне, нашему городу и даже всей Исландии, неисчислимые бедствия, можно было выйти посредством ритуала, незнакомого и немного страшного. Ритуал тот называется «Опора на металл», и требует для волшбы то ли самородного золота, то ли хладного железа, то ли поющей стали, секрет варки которой унесли с собой в пучину вод черноволосые ваны острова Атьянта...

По счастью, к месту пришлось железо титанов, имеющее все нужные свойства и даже немного сверх того: из такового был то ли отлит, то ли скован, так обидевший меня поначалу подарок общины подземных карл.

- Я и половины не понял из того, что твой покровитель не то, что сделал — сказал! - принялся, наконец, горячиться Белый Лис. - Притом он пытался мне все объяснить, но я, самолично великий скальд Снорри Ульварссон, чувствовал себя, будто мальчишка на первом в жизни уроке!

Улав Аудунссон вновь обозначил свое присутствие: приподнял губу, показав кипенно-белые клыки, и негромко зарычал. «Тише о мальчишках», говорил его опасный рык.

- А, впрочем, ты лучше сам его расспроси: мне невместно постоянно признаваться в незнании, особенно, переспрашивая его о значении мудреных слов! То ли романская латынь, то ли саксонский говор, то ли и вовсе койне буйных жителей Срединного Теплого Моря — пойди, разбери! - скальд зримо волновался, никак не желая успокоиться. - Спросить же его — так вроде все честно объяснит, но непонятных слов станет еще больше!

Это свойство Хетьяра — объяснять непонятное еще более непонятным — уже было мне хорошо знакомо, и было именно таково, как жаловался мой новоявленный наставник. Сам Сигурдссон, правда, объяснил свою мудреную манеру отсутствием в языке полуночи нужных слов: они то ли были давно и прочно забыты, то ли еще не появились... Мне он, впрочем, рассказывать готов был бесконечно, насколько хватало моего любопытства и задора: сами же духи, как известно, не устают.

- И я принял решение учить твоего сына, Улав, не только из чувства вины и сопричастности, но и потому, что чувствую в юноше большую силу, - часть речи скальда, обращенную к отцу, я пропустил за своими мыслями, но вернулся к разговору, кажется, очень вовремя. - Большая сила — большая ответственность, понимаешь?

Хетьяр, сидевший молча, без движения и внимательно слушавший старого скальда, вдруг расхохотался, громко, и, слышь его кто-то кроме меня, обидно.

- Никуда от них не деться, с их массовой культурой! - было, как всегда интересно, и, почти как всегда, непонятно. - Интересно, Винланд-то хоть уже открыт? Пауку пора кусаться?

- Какому пауку? - спросил я Хетьяра, и, кажется, сделал это вслух.

Отец уставился на меня настороженно: решил, верно, что я не до конца отошел от выпавших мне испытаний, и теперь немного заговариваюсь.

Снорри Ульварссон, напротив, улыбнулся понимающе.

- Давно он незримо с нами? - спросил меня скальд, под ним, конечно, имея в виду прозванного при жизни Строителем.

- Да почти что всегда, - пожал я плечами под оживленную, но непонятную, жестикуляцию Хетьяра. - С той самой ночи, когда... Ну, ты должен понимать это лучше меня, наставник.

- Вот тогда пусть он тебе дальше и расскажет, а я уже устал объяснять непонятное незнакомыми словами! - скальд сложил на груди свои, поросшие жесткой черной шерстью, руки. Шерсть эта, на удивление, за долгие годы жизни ни капли не поседела, и я еще подумал, что надо бы как-нибудь узнать, такова ли она и на задних лапах, то есть, конечно, ногах, Белого Лиса.

- Это будет лучше всего, - ответил Хетьяр, согласно кивая, и сделал это вслух — его услышал и понял не только Снорри Ульварссон, но и продолжающий немного недоумевать, отец.

- Мне же ты, все же, расскажи о своем сне: ты как раз должен был его пусть немного, но вспомнить, зря я, что ли, раскидывал на руках... - я вдруг понял, что всю нашу удивительную беседу великий скальд странным образом складывал пальцы — то щепотью, то козой, то широко отставив большой палец от мизинца, пригнув все прочие. Снорри все это время будто вел беседу с кем-то невидимым и полностью глухим, а я этого сразу и не заметил!

Сон, тем не менее, действительно стал проясняться, и был тот сон сразу загадочным и пугающим.

- Через много лет, в первую луну весны, - начал я полагающимся случаю торжественным голосом, - родится в средних германских землях карла, что принесет народам неисчислимые бедствия и чаемую свободу...