Амлет, сын Улава

Глава 25. Чужие взгляды.

- Фактория, - слегка пренебрежительно заявил Хетьяр Сигурдссон. - Лавка колониальных товаров, даром, что большая и богатая.

Я немедленно согласился: значение слов «фактория» и «колония» я узнал уже довольно давно. Прозванный при жизни Строителем иногда подробно рассказывает мне о том, откуда берутся и куда деваются деньги, как именно и между кем делится прибыль… Все это называется третьим непонятным словом — «экономика», про которое дух каждый раз добавляет, что сейчас оно произносится немного иначе, да и означает не то же самое.

Не то, чтобы мне были так интересны эти дела, но в странных речах сына Сигурда содержится много полезного, например, для будущего мирного вождя большого города, ну, или торговца, водящего большие корабли и целые караваны с товарами в дальние земли и из них.

Град Бараньего Фьорда, как оказалось, даже боргом можно было назвать не вдруг: очень большой, просто огромный годовой рынок, работающий в любое время, а не только урочное, да несколько больших и богатых домов, построенных немного на отшибе. Ни внятной городской стены, ни крепких башен… Даже малая каменная крепость, которую я рассмотрел с борта корабля, относилась не к самому городу, а к владениям местного вождя, сейчас, конечно, уже ставшего прелестью воронов.

Как и у всякого рынка, на этом были выстроены и пивные дома: в один из таких я и мы на моих ногах сейчас и направлялись, чтобы смыть с ушей шум волн, а с языка – морскую соль.

Идти было удобно: дорогу не просто проложили и оставили так, присыпав для виду песком и мелким битым камнем, но даже не утрамбовав – ее замостили, очень старательно и правильно.

Камни подбирали один к другому – между ними совсем не осталось щелей, и уложили со скосами на обе стороны: так на дороге не задерживается вода, как немедленно объяснил мне Хетьяр, недаром прозванный при жизни Строителем.

- Поболтать бы с тем, кто проложил эту дорогу, - поделился со мной сын Сигурда. - Та, которая песенная тропа, была еще лучше, но, так сказать, воображаемая. Эта же — настоящая, прямо здесь и сейчас.

- Если встретим достойного мастера, поболтаем обязательно, - посулил я духу-покровителю, уже перешагивая порог питейного дома.

Главное отличие увиденного от привычного заключалось в неправильной мебели. Столы здесь уважали не такие, как в местах моей земли: более тяжелые и прочные даже на вид, стоящие незыблемо и в строго отведенных местах, будто досужий землемер расчертил пол большой комнаты, да и расставил мебель на пересечениях черт. Лавок не было совсем: вместо них имелись немного колченогие табуреты, в отличие от столов, на вид — хлипкие.

- Дерутся стульями, - пояснил мне и так понятное мастер непонятных пояснений.

Еще там, где во всех добрых пивных домах расположена подавальня для еды, высился стол неудобных и дурацких размеров, слишком высокий для того, чтобы за ним сидеть: потому у него стояли. С моей стороны, обращенной в зал, стучали кружками пятеро или шестеро, по одежде и поведению — помощники купцов или малоземельные бонды, с другой стороны на доску кружек опирался локтями только один человек.

Один, но какой!

- Хетьяр, смотри! - я осторожно потянул гальдур-стило из нарочитого чехла, закрепленного на предплечье. - Сейчас я позволю тебе стать ненадолго мной, ибо не знаю песен против злых соседей. Никто, верно, и не догадывается, что тут, под личиной… Твори свое волшебство, мы должны уйти отсюда живыми!

Тварь рыжая и румяная, притворившаяся человеком, будто приблизилась: смотрела глаза-в-глаза, улыбалась глумливо, ножом в левой руке скоблила деревянную кружку, зажатую в правой.

Я ощутил знакомое покалывание в ногах и руках: Хетьяр, по своим же словам, «принял командование», и уверенно двинулся в нужную сторону, концентратор при этом вновь оказался помещен в чехол.

- Здравствуй, уважаемый, - начал он моими устами, как ни в чем не бывало обращаясь к злому соседу. - Плесни-ка ему в миску стаута. Ты ведь знаешь, что такое стаут?

- Я-то знаю, не будь имя мне Ласси, - на очень хорошем и правильном полночном языке ответил тот. - Но вот откуда о таковом слышал юный псоглавец с северного края обитаемых земель? Мы впервые сварили стаут третьего дня, название же придумали сегодняшним утром!

- Он — ученик скальда, - ответил тогда Хетьяр на вопрос подавальщика эля. - Ему открыто прошлое и немного грядущее, он поет самому времени. Ты же, кажется, лепрекон, и последнее, что он был готов увидеть, это мирного человека твоего народа, уживающегося со всеми прочими!

- Я не совсем лепрекон. Вернее, совсем, но не весь, - ответил собеседник. - Только по матери. Варю пиво и эль, жарю мясо, пеку хлеб, продаю все это людям… Честное серебро мне ближе, чем подменное золото, да и горшка даже с таким у меня отродясь не водилось. Радуга же...

- Не имеет подножия, потому как представляет собой морок, зрительный обман в малых каплях воды, висящих в воздухе, - согласно кивнул моей головой Хетьяр.

- Лихо же нынче учат скальдов на дальнем берегу мира! – уважительно обрадовался почти-лепрекон. - И ты ведь, не сочти за обиду, довольно молод?

- Он совершенных лет, - возразил Строитель. - Тебе ли не знать, как обманчива бывает внешность при сильном сродстве с гальдуром?

Я не вмешивался, но для себя решил запомнить: как ловко, оказывается, можно не сказать правды, ни словом не соврав! Вот и верь после этого в то, что духи не умеют лгать.

- Ты, конечно, странный, - кивнул своим мыслям рыжий. - Говоришь о себе в третьем лице, выглядишь неуместно юно, владеешь сокровенным знанием злого народца… Пожалуй, сегодня будет интересный день, - он отставил в сторону начисто выскобленную кружку и тут же взялся за следующую, - об одном попрошу: смертоубийства — только за порогом, там и песочком нарочно присыпано.

- Он постарается, - согласился Хетьяр, и немедленно удалился, отпуская меня быть мной.

Воевать, поначалу, оказалось незачем и не с кем. Черный эль, именуемый необычным словом, густой, как смола, и горький, как целебные травы, пришелся мне по нраву: вторую миску, уже после того, как сын Сигурда вернул мне владение моим же телом, я спросил и вылакал уже совершенно сам.

Себя я, при этом, назвал уже в первом лице: это вызвало сначала недоумевающую гримасу, а потом и понимающую усмешку подавальщика: Хетьяр, кстати, назвал того непонятным словом «бармен», а лепрекон — наполовину! — и не возражал. При чем тут «брусочный человек», я не понял, но решил спросить у духа при первой возможности, в дальнейшем, конечно, об этом позабыв: причина тому нашлась сразу же.

- Датчане… Что здесь делают датчане? - послышался голос, молодой и наглый, из-за моего левого плеча.

Миска уже показала дно. Непьяный, по первости, черный эль оказался коварен: на ногах я стоял твердо, но удали бесшабашной ощутимо прибавилось.

- Может, потому, что это датский город? - я напружинил хвост и слегка прижал уши, морду же сделал радостную и глупую, да и повернулся на голос. - Да и я не дан, а исландец.

Владелец голоса оказался юн, черняв и не очень умен. Еще он оделся в лохмотья, напоминающие что-то между мешком для зерна и дешевым женским платьем.

- О, друид! - воодушевился внутри меня сын Сигурда. Я обрадовался следом: мне стало жизненно необходимо почесать кулаки, противная же рожа местного волшебника подходила для такого чесания наилучшим образом.

- Город, может, и датский, - обострил глупец. - Да вот земля ирландская, слышишь, ты, песья твоя морда?

Уголки губ приподнялись совсем сами, и я тихонечко зарычал. Отцу моему, если верить его рассказам, а я верил, приходилось убивать наглецов и за меньшее… Стоило продолжить славный обычай рода Эски!

- Ульфхеднар, ты обещал - смертоубийства за порогом! - напомнил мне поименованный Ласси об обещании, моими устами данном Хетьяром. - Он обещал, верно! - согласился я.

Наглец вышел вон почти сам: слабенький пинок примерно туда, откуда — или чуть выше — у меня растет хвост, не считается, и даже урона чести не несет: будущему трупу честь не нужна, а драться мы собрались насмерть.

Друид, понимающий уже, к чему идет дело, что-то протявкал о судебном поединке. Вотще: вышедший следом подавальщик и пивовар заявил, что, по уложению славного ярла Рагналла уа Имар, оскорбление, нанесенное в питейном доме, разрешается там же, а двор дома считается им самим!

- Тогда я выбираю оружие! - нехорошо ухмыльнулся мой обидчик. Я согласился.

- Биться будем посредством волшебства! - проорал друид. Толпа, в три удара сердца собравшаяся кругом, слитно ахнула. Требование было высказано по правилам и обычаям, вот только все понимали, что волшебник, даже и юный, в делах колдовских куда сильнее заезжего викинга, пусть тот и при хвосте с ушами. Получалось сразу и честно, и не очень: так было бы, реши карла-молотобоец биться на наковальнях с альвским лучником.

- О, друидам знакомо волшебство? - не удержался я от насмешки, дозволенной, впрочем, обычаем. - Давно ли это, интересуюсь узнать?

- Ты будешь биться или нет, трус? - взъярился мой противник нетерпеливо, растеряв, тем самым, остатки моего уважения, и без того прежде невеликого.

- Действительно, начинайте! По моему слову! - громко согласился полулепрекон, сам себя назначивший глашатаем поединка. - Готовы? Начали!

Друид оскалился почище меня самого, и резко развел в стороны руки. Запахло колдовством… Но завершить ему какую-то глупую травяную волшбу я не дал.

- Спасибо, враг мой, - произнес я про себя благодарность дураку, будто нарочно сгустившему для меня гальдур.

Вдохнул коротко, и потянул на себя время за самый его край.

Дальше было неинтересно: колдун и так-то уступает оружному воину в скорости боя, сейчас же сам я двигался — по восприятию противника — намного быстрее любого мечника.

- Не убивай его насмерть, - в последний момент шепнул мне кто-то незнакомым голосом, и я сменил направление удара: вместо лба врезал кулаком своим в центр торса, обряженного в почти женское платье. Нанес удар — и тут же отпустил край времени.

Получился хруст, и получилось его много: то трещали ребра, и хорошо, что не хребет. Противник мой будто наделся мне на кулак, покачнулся, и медленно сложился головой вперед.

- Чистая победа! - заорал Ласси. - Волшебная победа!

- Урон нанесен кулаком, - усомнился кто-то из видоков.

- Кулаком, - согласился глашатай. - Но сначала ульфхеднар замедлил общее время, а это волшебство!

- Волшебство, - согласился несогласный.

Полулепрекон продолжил: - Еще победитель заколдовал собственный кулак — все слышали, как трещали ребра, а это тоже волшебство!

Спорить стало не с чем, никто больше и не стал.

Я стоял, сжав кулаки, и тяжело дышал, еле справляясь с желанием вывалить язык. Хетьяр молчал: понимал, что сейчас не до него, или и вовсе куда-то делся.

- Прости, юный герой, - вежливо попросили меня откуда-то сбоку. Я обернулся на голос: говорил еще один друид, куда более старый, и, видно, значительно более мудрый, чем мой недавний противник. Был он низкоросл и отчаянно худ, и мне подумалось в тот удар сердца, что сила друида тем выше, чем меньше наетые им живот и бока: например, только что сраженный мной был даже немного пухловат, от того и немощен гальдуром, слаб и медлителен!

- Позволено ли мне будет принести извинения за своего товарища и унести его прочь для получения лечения, пока он совсем не умер? Мы из одной чепты, он из недавно обращенных, я же — что-то вроде наставника юных, - немного заискивающе вопросил старший за младшего. - И имущество его… Я ведь могу его забрать? Кроме бронзового серпа, что зримо тебе приглянулся?

- Этого — забирай, барахло его мне без надобности, тем более, что корешков и травок я и сам в силах нарвать, балахон же такой в городе отца моего постеснялся бы носить даже нищий, которых у нас, на полуночи, все равно нет. - Я разжал кулаки: горячка боя отпустила меня совершенно, - что же об извинениях… То этот их уже принес, не видно, что ли?

Хетьяр появился к вечеру. Я нашел себе место для сна — при пивном доме, на втором его этаже, очень удачно нашлась свободная комната — и готовился к этому самому сну отойти.

- Привет тебе, мой юный друг, - немного ерничающим тоном поздоровался сын Сигурда. - Извини, что меня так долго не было: выяснял кое-что важное, да разбирал иные дела. Ты, кстати, молодец, отлично справился сам!

Я подбоченился настолько горделиво, насколько это можно сделать, когда уже лежишь в кровати.

- Этот-то… Жив? - с некоторой злой надеждой уточнил я. - Жив, - ответил Хетьяр. - Будет жить и даже не сильно покалечен. И вот об этом я с тобой хотел поговорить.

Пришлось сесть в кровати, свесив ноги на пол: вести беседу о столь важных вещах лежа было бы неправильно.

- Обратил ли ты внимание на тучного мужа в почти таком же, как у твоего противника, платье, только сшитом из дорогой ткани? - начал Строитель немного издалека. - Он все время ошивался неподалеку.

- Да, смешной такой, голова сверху будто плешивая, а на самом деле – нарочно побрита, - усмехнулся я. - Тоже друид? Им, вроде, не полагается быть толстыми, как нагулявшийся осенний медведь…

- Если бы… - протянул Хетьяр. - Был бы этот тип друидом, я бы и внимания не обратил, хотя это тоже жрец. Только жрец того, кого у вас называют Распятым, но не на Иггдрасиле. Это франк, Амлет. Жрец Христа.

- Да что не так-то? - я совсем уже развеселился. - Он толст, как глупая баба, одет, как глупая баба, с гладко скобленным лицом… Ой, прости, Сигурдссон, - вовремя вспомнил я образ моего духа-покровителя. - В общем, он глупый, нелепый и смешной!

- Между тем, именно этот глупая баба подговорил юного друида полезть к тебе задираться! - пояснил Хетьяр. - Драться волшебством тоже было его затеей! Еще ты очень правильно, повторюсь, не стал убивать дурака: этот, жирный, уже подбивал видоков обвинить тебя в черной волшбе — да только друид выжил, как бы и не считается… И не скалься так, местные бы послушали: друид, хоть и глуп, для них свой, а ты — чужак, да еще и захватчик, и колдун, опять же, черный. Голову размозжить — дело простое и быстрое, портовая стража, что вся из датчан и норвежцев, не успела бы добежать!

- Ох… - вдруг понял я все услышанное сейчас и увиденное ранее. Понятое собралось в одну большую картину, навроде земляного чертежа, только о живых людях и движущуюся да звучащую. - Это специально против меня все, да? Это его взгляд будто сверлит мне спину даже и сейчас, когда видеть меня он не может?

- Необязательно против тебя. Может, вообще против кого-то из северян, - почти согласился дух. - Дальше все просто: бессудная расправа, подбегает стража, ставит на мечи не имеющих предела, друзья тех, в ответ, поднимают бунт… Потом, конечно, прибыла бы малая дружина, и всех бунтовщиков бы без затей перерезали, но вот ты уже смотрел бы на все это из-за общего с другими эйнхериями стола!

- А этот… В богатом бабьем платье. Ему-то это зачем? - искренне не понял я.

- Ему и им это постоянно зачем-то надо, - посмурнел лицом проявившийся зримо Хетьяр. - Сейчас надо, и будет надо еще долго… Ты погоди, потом они войдут в настоящую власть! Будут снимать и ставить ярлов, самочинно нарезать границы, весь материк будет под ними, и не один! В одной единственной стране скинут их алчную власть, да и будет это через сто десятков лет!

- Дай, догадаюсь, - я будто прозрел. - Ты… Один из тех, кто лишит их власти?

- Ну, не самолично я, - улыбнулся дух, будто вспомнивший что-то хорошее. Дед мой. И второй дед тоже… Свободу защищал, был в Ленинских отрядах… - прозвучало, будто кто-то спел краткую хвалебную вису.

- Надо будет все рассказать отцу. И наставнику тоже рассказать, - решился я.

- Надо, - согласился мой собеседник. - Да вот толку-то… Историческая закономерность неизбежна, роль личности в истории ничтожна… Спи давай. Я же пока посмотрю, что за трофей тебе сегодня навязали. И что за взор будто сверлит тебе спину…