Аспирант. Москва. 90-е

Глава 14

ГЛАВА 14

— Да? — охотно откликнулся я.

Он сделал небольшую паузу, прежде чем произнести:

— Как бы с независимым экспертом, — и скуповато улыбнулся.

— Чем смогу… — ответно улыбнулся я

В этом своем, прости Господи, втором пришествии я волей-неволей ощущал себя кем-то вроде «прогрессора» братьев Стругацких. Ну никуда от этого не деться! Вот и сейчас я смотрел на Вадима Гранцева, зная его судьбу, успехи, неудачи, роковые ошибки. Зная то, как методом проб и ошибок он двигался к большим деньгам в вихрях беспощадной конкуренции… А главное — зная его характер. Ну, разумеется, он менялся со временем. Все меняются. Но фундамент один и тот же.

Вадим и в аспирантской молодости и олигархической зрелости никогда ничего не делал просто так. Бездумно, то есть. Каждый шаг, каждое слово у него есть результат какого-либо плана. Вот и сейчас: хочу потолковать… как с независимым экспертом… Это значило: земляк, я считаю тебя умным человеком. И от разговора жду пользы.

И это было объективно верно. Человек я неглупый — это факт, а не похвальба. Не коммерсант, да. Но взгляд со стороны, если это умный взгляд — он всегда в тему. Хоть в коммерции, хоть в науке, хоть в спорте.

— Заранее спасибо, — кивнул Вадим. — Я тут подумал: аспирант экономического вуза без практики по профилю — нонсенс. Согласен?

— На все сто. Это физик-теоретик может себе позволить быть без практики.

— И то вряд ли… Ну, это к делу не относится! Излагаю суть.

Вадим Гранцев числился по кафедре инноваций и инвестиций… Боюсь соврать насчет точного названия, но где-то так. Коллектив молодой, задорный, не боящийся дерзких идей. Преподавательский контингент в основном из только-только защитившихся кандидатов наук, вчерашних аспирантов. Собственно, они тоже учатся параллельно со своими подшефными, так сказать, формируют научную школу с колес… А из матерых ученых на этой кафедре приглашенным профессором был не абы кто, а советник самого президента Ельцина по экономическим вопросам, будущий вице-премьер Александр Лившиц. Человек, до удивления похожий на знаменитого сатирика Аркадия Арканова, хоть они вовсе никакая не родня, и даже незнакомы друг с другом.

Так вот, лихая научная наглость молодых интеллектуалов заразила и аспиранта Гранцева.

— … Вот ты физику вспомнил. В самую точку! Нильс Бор, помнишь: идеи должны быть по-хорошему сумасшедшими, да?..

— Не дословно, но по существу. Безумные идеи — его фраза.

— Ну, это неважно.

Безумная идея Вадима заключалась в том, чтобы опросить разных людей, например, коллег с других кафедр, да и не только их. Скажем, насчет вложений средств. Вот пусть что думают, то и говорят, первое, что в голову придет. А он, Гранцев, потом все это профильтрует, проанализирует… Дурацкое отсеется, хорошее дополнит друг друга. И так, глядишь, из суммы мнений слепится что-то дельное.

Это я так его понял. Сам Гранцев, конечно, отчасти слукавил. Впрямую так не говорил, но мне-то разгадать несложно.

— … Ты понимаешь, у нас на кафедре мода: венчурные инвестиции, венчурные инвестиции!.. То есть, с высоким риском: пан или пропал. Вот ты как думаешь? Как бы на взгляд со стороны?

Мой взгляд, конечно, был не со стороны. Я ведь знал весь деловой путь Гранцева. Его достижения и ошибки, удачные и неудачные вложения, активы и пассивы… Но разумеется, я взял на себя вид размышляющий.

— Венчурные инвестиции, говоришь?.. Ну, я бы на них пошел только с приличным стартовым капиталом. А его заработал бы на чем-то самом кондовом. Ну, картошку, огурцы с огорода продавал бы, вот тебе и капитал.

Вадим досадливо поморщился:

— На картошке капитал не сделаешь. Это так, чтобы худо-бедно по жизни тянуть. Как на слабеньком моторчике. Ехать-то едешь, а разгон не взять.

— Согласен. Я условно говорю. А вообще, стартовый капитал — это родня и связи. Ты уж извини, напомню: твой папа кто?..

Папа Вадима был крупный чин областного уровня. То ли завотделом Обкома КПСС, то ли замзав. Бывший, конечно. Ныне в отставке.

Вадим досадливо нахмурился, но я его опередил:

— Пенсионер, знаю. Но знакомства же никуда не делись?

— Ну… это да.

— Так вот тебе и да.

И я развил мысль. У нас в городе на грани банкротства мелькомбинат. Как можно довести до плачевного состояния предприятие, производящее самый нужный продукт на белом свете?.. Да, это уму непостижимо, но вот есть такие таланты. Ну и отсюда: почему бы Гранцеву-старшему, работавшему, кстати, в отделе промышленности Обкома, не порешать данную тему? То есть включить старые связи, попробовать прогнать горе-менеджеров, которые наверняка у губернатора и мэра как геморрой с изжогой вместе взятые. Допускаю, что денег на это может не хватить. Что делать в данном случае?.. Искать! Через те же отцовы связи. Может, создать консорциум… Ну, тут разные решения могут быть.

Естественно, я говорил все это, опираясь на послезнание. У бизнесмена, впоследствии долларового миллионера Гранцева были вложения и в плюс и в минус. Что естественно тоже. И наш мелькомбинат оказался одним из самых удачных. Во многом именно на нем Вадим мощно поднялся, превратившись из рядового бизнесмена еще не в олигарха, но уже в солидного воротилу… А вот сейчас эту идею подбросил ему я. На перегоне между станциями «Таганская» и «Китай-город», бывшая «Площадь Ногина».

— М-м… — промычал Вадим с такими лицом и интонацией, что ясно: семя упало на благодатную почву. Может, он уже думал об этом, не знаю. Может, мгновенно все смекнул сейчас. Но итог в любом случае был таков:

— М-м… А что? Надо прикинуть! Спасибо, Юр. Мысль толковая. Между прочим! Если эту тему двигать, то не хочешь присоединиться? Поспособствую.

— Спасибо. Подумаю.

— Думай, — согласился Вадим. И на том разговор закрылся.

Тут и «Китай-город» подоспел, переход с «фиолетовой» линии на «оранжевую», путь до станции ВДНХ. Вышли из поезда, пошли на выход. Здесь Таня вдруг озаботилась:

— Ребята, а вы жену Семена знаете?..

— Нет, — сказал Вадим. Я отрицательно мотнул головой. Но от Тани так просто было не отделаться:

— А ты, Юр?

— А какая разница? — я усмехнулся.

— Ну как — какая разница!.. — произнесла она недовольно, не сумев, однако, объяснить этой самой разницы. Предпочла переключиться:

— Слушай, Ируська!.. — и заговорила о каких-то кафедральных делах. Они с Ириной были с одной кафедры.

Наверху оказалось так же ветрено и прохладно, как в Выхино. Прохожие бежали, торопились, почти у всех был озабоченно-неприветливый вид. Ну, это современная Москва, такой стиль, такой темп жизни…

— Эй! Граждане аспиранты!.. — и жизнерадостный смех.

Антоныч в новой шикарной кожаной куртке стоял под руку с рослой шатенкой…

Ага. Ну это и есть Инна.

Да, броская дамочка. Эффектная. Ничего не скажешь.

Тоже в явно дорогом белом пальто, вернее, цвета топленого молока. Небрежно повязанный черно-белый шарф, черные сапожки на высоком каблуке. Роскошные густые волосы. Округло-миловидное, скуластенькое лицо с чуть раскосыми глазами. Такое легкое дыхание востока. Что-то среднее между Алиной Кабаевой и певицей Ладой Дэнс. Ну и явная надменность во всем облике. Мол, я вся такая на стиле! Принцесса лиловых грез, как выражался тот чудак с Арбата… А все прочие, понятное дело — мелочь в немом восхищении перед моей красой.

— Привет! — радостно проорал Семен. — Знакомьтесь: Инна, моя супруга! А вот эти товарищи, это все надежда нашей науки, познакомься!..

И представил нас поименно.

— Здрасьте, — свысока обронила Инна.

Я прямо физически ощутил, как налились классовой неприязнью к буржуихе аспирантки. Впрочем, тоже пробурчали ответное приветствие.

Антоныч ретиво взялся за дело:

— Ребята, держите! Это входные билеты… Посмотрите, там студия указана и время, сверьте, чтобы ошибок не было… Паспорта у всех с собой?.. Ну и отлично. Поехали! Вон там, видите, маршрутки стоят? Нам туда.

Пока в маршрутной «Газели» мы ехали до телецентра, я не мог не обратить внимания, как супруга с озабоченным, даже сердитым лицом что-то быстро шепчет Семену в ухо, а тот беспечно кивает, находясь в самом благодушном состоянии духа. Она же, насколько я понял, в хорошем настроении вряд ли когда-нибудь бывает… Верней, хорошее настроение Инны, скорее всего — это либо злорадство, либо чувство превосходства над другими. Вот от этого ей хорошо.

— Ты понял?.. — уловил я обрывки ее шипения, — оператор… Сергей! Запомнил?

— Конечно! — бодро откликался Семен.

— Такой блондин среднего роста… — и дальше неразборчиво.

Уже возле огромно-приземистого здания телецентра ощущалась резкая движуха. Бесконечность автомобилей, толпа школьников, приведенных на экскурсию, в целом круговерть людская у входных комплексов, громкие голоса… На одно крыльцо выскочила взбудораженная, вытаращенная тетка в очках:

— Витя! Наташа! — истошным голосом возопила она. — Где вы там⁈ Съемка через пять минут!

Инна обернулась, снизошла к нам:

— Идем в следующий подъезд, — важно промолвила она, — вон туда…

Информацию все восприняли молча. У Татьяны с Ириной лица сделались гордо-независимы.

На турникете стояли не ЧОПовцы, а настоящие милиционеры, они проверили наши паспорта, билеты, пропустили. Подсказали, как пройти в гардероб и нужную студию. Мы пошли в раздевалку, сдали верхнюю одежду… По ходу выяснилось, что с названием программы Антоныч, конечно, малость попутал. Передача называется «Пойми меня». Игра. Естественно, франшиза какой-то западной телеигры, то ли американской, то ли еще какой.

— В чем суть? — спросил Вадим Семена.

Тот легкомысленно отмахнулся:

— А не знаю! Вот благоверная моя в курсе. Расскажи!

Инна не отказалась, но объяснять стала с такой рожей, словно перед ней нерадивые ученики, а она что-то вроде профессора. В девушках наших я еще отчетливее уловил нарастающее раздражение, хотя оно не прорвалось, а выразилось в насупленных бровях, холодных взглядах и поджатых губах… Не знаю, уловила ли это Инна. Скорее, да. Такие вещи бабы чувствуют подкоркой. Ну и вот здесь-то точно в Инниной душе должна была разлиться вредная радость от осознания того, что ей остро завидуют.

Ну, а если психологию отбросить, то суть Семенова супруга изложила довольно внятно, надо это признать.

В игре участвуют две команды по пять человек. Все надевают наушники-«беруши», кроме первых номеров, которым ведущий называет нарицательное существительное. После этого снимают уши вторые номера, и первые пытаются объяснить им смысл сказанного слова, не употребляя его и однокоренные слова. До тех пор, пока вторые не скажут «понял», опять же не произнося больше ничего… и начинают объяснять третьим. И так дальше. В конце пятые номера произносят понятые ими слова, а ведущий и зрители оценивают, насколько финальные отклонились по смыслу от исходных. Или не отклонились. И определяют победителя. Короче, говоря, вариант «испорченного телефона».

Дичь какая-то — подумал я, но вслух не сказал.

— Кто ведущий? — задал вопрос Вадим.

Лицо Инны невольно изменилось, из чванливого став почтительным:

— Ведущий… А это Олег Марусев!

И в интонациях зазвучало уважение.

Помню! — удивился я. Надо же… К двадцатым годам двадцать первого столетия это имя почти забыто, а я помню. Такой здоровый дядька брутального вида, один из самых заметных конферансье на телевидении. Можно сказать, вровень с ведущими программы «Взгляд» и ее производными: Александром Любимовым, Александром Политковским, Дмитрием Захаровым, покойным Листьевым… Честно сказать, совсем не остались в памяти названия и содержание тех программ, которые он, Марусев, вел, но его самого на экране я помню очень хорошо.

Мы углубились в недра «Останкино», возглавляемые явно замотивированной Инной, энергично разглядывавшей номера студий, не стеснявшейся расспрашивать сотрудников. И чем дальше шли, тем сильнее становилась атмосфера драйва, приподнятой суеты, чего-то фестивально-карнавального, что ли… Такой праздник, который всегда с тобой, говоря словами Хемингуэя. Кипение жизни. Операторские бригады в полутемных коридорах толкали и тянули громоздкие камеры на роликовых подставках, волокли толстые электрокабели. Массовка, возбужденно гомоня, металась туда-сюда. Из одной студии доносился начальственный баритон:

— Гримеры! Черт возьми, где гримеры у вас⁈..

И урезонивающий мягкий женский голос:

— Пошли за ними, Аркадий Андреевич. Уже пошли. Сейчас будут!..

По мере продвижения вглубь я начал кое-что понимать в окружающем. Гигантский московский телецентр — это такой замкнутый своеобразный мир типа глубоководной впадины. Совершенно неведомый почти никому на Земле, кроме его обитателей. И по обрывкам разговоров, и по повадкам здешней публики я смекнул, что основа массовки — это люди, которые ходят сюда как на работу, но вряд ли за это им платят. Это для них даже не хобби, а образ бытия. Когда человек уже не может без этой взвинченности, жизни на бешеных оборотах, когда без этого пресно… Они тут завсегдатаи, их все знают, пускают сюда, и они носятся из студии в студию, из программы в программу…

Это люди простые, без претензий. Но есть и те, кого снедает честолюбие, они хотят попасть на экран не в безликой массе, а выделиться.

— … да пять баксов! — услышал я горячий торопливый говор двух намакияженных молодух. — И нормально!

— Да ну?.. — сомневалась собеседница. — Возьмет и не сделает…

— Да нет! Я тебе говорю. Вот Владик, этот да! Говно. Кидала. Возьмет, а потом: ой, извини, камера не брала, ракурс не тот… Тогда, говорю, деньги назад! А он: так я уже поделился, тому отдал, этому… Ага! Это пять баксов он отдал. Говно, короче! А Женька нормальный парень. Он если обещал, то сделает.

Нетрудно понять: речь о том, чтобы сунуть мелкую денежку оператору программы. И он тогда, снимая массовку, задержит ненадолго объектив камеры на лице оплатившего — так сказать, пять секунд славы. Ну, а там кто знает! Может увидит какой-то режиссер, которому понравится лицо. Вот тебе и первый шаг карьеры…

Тут я допер, о чем гундела Инна на ухо Антонычу. Как раз о том самом. Чтобы ее физия пошла в эфир крупным планом.

И когда вошли в студию — довольно большой, безжалостно освещенный софитами зал, с немыслимо высоким потолком, я мгновенно угадал, что сосредоточенно возящийся возле огромной телекамеры худощавый парень с длинными светлыми волосами, собранными сзади в «хвост» — и есть упомянутый Сергей.

Инна оглянулась, метнула выразительный взгляд на мужа. Но Антоныч и сам все понял, подскочил к оператору:

— Здорово, брат! — и хлопнул того огромной ладонью по плечу, едва не скрючив щуплого «брата» до пола. — Ты же Сергей⁈

Антоныч с каждым встречным-поперечным общался так, словно знаком был с детства. И ведь работало! Дар Божий, иначе не скажешь. Слово за слово, он уболтал оператора выйти на пару минут в коридор, хотя женщина-ассистент режиссера уже тревожно покрикивала:

— Массовка, рассаживайтесь! Быстрее, быстрее!

— Время — деньги… — проворчал на это Вадим.

Места для массовки представляли собой такую многоярусную трибуну типа стадионной, только хлипкую, сваренную из металлоконструкций. Очень неудобные узкие сидячие места. Верхотура — совсем беда, высота метра три, аж смотреть жутко.

Инна, не будь дурой, пулей шмыгнула в первый ряд, плюхнулась в середину. Толпа устремилась на трибуну, я тоже сообразил, что зевать не стоит:

— Народ… если не ходим сидеть, как птички на жердочке…

И мы стремительным броском успели на вторую линию. Но не совсем. Таня, при всей своей бойкости, почему-то зазевалась, и ей места не хватило. И я рыцарски уступил свое. К тому же с третьего яруса видно было лучше. И это не пятый.

Однако сидеть все же было гадски неудобно. Жесткая деревянная сидушка и очень узкое пространство между рядами. Мне приходилось ноги поворачивать вбок, чтобы случайно не толкнуть коленями впереди сидящих.

Выше меня еще топтались, сопели, рассаживались. Хилая конструкция подозрительно тряслась.

— Скорее! Скорее!.. — нервно покрикивала ассистент.

И тут в студию торопливо вбежали Антоныч и Сергей, а следом энергичным шагом рослый седоватый мужчина в безупречном темно-сером «с отливом» костюме — сам Марусев.

— Готовы? — отрывисто спросил он у ассистентки.

— Да… почти, Олег Федорович, — заблеяла та, но он вроде бы и не слушал. Окинул взглядом амфитеатр:

— Так… хорошо. Массовка! Минут десять у нас есть, если кому надо куда, прошу сейчас все сделать. Будем снимать четыре передачи подряд, время ограничено! Сразу говорю: пока не отснимем, никого из студии не выпущу! Поэтому давайте!

И вышел.

Порадовал, нечего сказать.

Впрочем, я рассудил, что мне не приспичит. Но народ зашевелился, потянулся в уборные, бронируя свои места всякой мелочью типа очков или тетрадок… Сверху я видел, как оживленно переговариваются Семен с Инной — она и ему место застолбила.

Наконец, все вернулись. Таким же быстрым шагом вошел Марусев. В руке у него был микрофон.

— Готовы? Приступаем!

— Запись, — прозвучал голос из поднебесья.

Ведущий принудительно улыбнулся:

— Дорогие телезрители! Мы начинаем очередную телевизионную игру «Пойми меня», уже успевшую полюбиться всем на огромном пространстве нашей страны. И сегодня… — он сделал выразительную паузу, — у нас не совсем обычная встреча. Нас ожидает сюрприз!