Аспирант. Москва. 90-е

Глава 9

ГЛАВА 9

— Привет! — обрадовался я.

— Привет, — ответила она смущенно.

— Проходи, — я отступил вправо, сделав размашистый приглашающий жест левой рукой.

Катя прошла, перед моим порогом скинула туфельки, дальше прошлепала в чулках. Ножки у нее были умопомрачительно хорошенькие. Думаю, он это знала, потому и осталась почти босиком.

— Садись! — пригласил я. — Сейчас чай пить будем. Не возражаешь?

— Нет, — улыбаясь, она помотала головой.

— Если б я знал, то заранее приготовил бы шампанское. Ради столь торжественной встречи!.. Но это отложим на будущее. Согласны?

Девушка игриво повела плечиками, а я уже смекнул, что она заявилась не за чаем и даже не за шампанским… Но ситуацию следует обыграть тонко.

— Сейчас чай будет, — пообещал я — и вспомнил, что к чаю-то у меня ровно ничего нет.

— Только погоди минуту!

И я выскочил из комнаты и постучал к Петьке.

Слава Богу, он был на месте!

— Здорово, Петер.

— Привет.

— Я на минутку к тебе. Слушай! — и перешел на пониженный регистр голоса. — Ко мне девушка пришла… А у меня, как назло, и к чаю ничего нет. Ты что-то имеешь?

— Да есть… Варенье клубничное. Пойдет? Домашнее.

— Педро! Да ты что⁈ Это же находка! Давай! С меня пиво. Ты какое любишь?

— Да я как-то и никакое… Равнодушен к этому напитку.

— Ну тогда коньяк, — решил я. — Раздавим флакончик! Обещаю. Ну, давай!..

Так я овладел поллитровой банкой отличного клубничного варенья. Заварил чай, через пару минут торжественно внес на деревянном подносике дымящиеся чашки, банку, чайные ложки и даже два блюдечка.

— Катерина!.. Как по-отчеству?

— Алексеевна. Но лучше без отчества. Рано еще.

— Как скажешь, Алексеевна!.. Больше не буду. Слушай! Я, конечно, жалею, что не запасся шампанским… Да или просто каким-нибудь хорошим вином. Но мы можем использовать и чай, так ведь?

— Не поняла?

Я загадочно ухмыльнулся:

— Как ты отнесешься к тому, чтобы выпить на брудершафт? За неимением спиртного используем чай. Закрепить дружбу, так сказать.

Тут Катя сделала паузу.

— Это… чтобы в конце поцеловаться?

— Совершенно справедливо.

— Хм, — произнесла Катя с загадочным видом. — Это, конечно… А что, без этого самого, без брудершафта, не можем поцеловаться?

— Да вполне, — сказал я с солидным спокойствием, хотя в душе у меня заполыхали зарницы, зазвенели счастливые колокольчики… — Было бы желание! А оно есть?

Катя сделала неуловимо-игривое движение всем корпусом.

— Ну… я не против.

Я поставил на столик чашку с чаем, которую держал на весу:

— Так чего же мы ждем? И я того же мнения!

Она тоже поставила свою чашку:

— Ну…

Я встал:

— Да не надо больше слов! Все сказано. Надо действовать.

Она тоже встала, и я решительно обнял ее, ощутив, как она доверчиво и страстно прильнула ко мне…

…Через пять минут обнаженная Катя лежала на кровати, а я присев рядом, никак не мог налюбоваться ее невыразимо прелестным юным телом, в котором еще не было женской зрелости, расцвета, зато было очарование свежести, и даже казалось, что пахнет от девушки не грубо-сексуальными, острыми животными феромонами, а чем-то садово-фруктовым: яблочком, огурчиком, малиной, медовой пыльцой… Я как можно ласковее прикоснулся губами к ее розовым губам, почувствовав ответный поцелуй и начал стаскивать с себя рубашку…

…Еще через минуту я, тоже в костюме Адама, лежал на Кате, и мой исправно вставший друг мгновенно нашел Катину увлажненную драгоценность, готовую принять и полюбить его… Что тут же и случилось.

Ну, а дальше понятно — нарастание восторга, самозабвения, экстаза… и финальный залп, отчего Катя обхватила меня с такой силой, какая может быть только на самом пике оргазма. Возможно, она отчаянно вскрикнула в это миг. Возможно, этот возглас переполненной души разнесся по этажам, где-то вызвав оторопь. Не знаю. Я и сам отправился в полет в неведомые выси бытия.

Понятно, это был обманный прыжок в призрачное небо. И быстрый мягкий спуск в границы физического тела. Возвращение в родную гавань.

Я обнаружил себе лежащим на сомлевшей Кате, естественно, опираясь на локти, чтобы не сдавить хрупкую девушку. Мой головастый альтер эго еще обретался в живой теплой норке — видно, так ему там понравилось… Ну и ладно, ему виднее.

Катя вдруг с силой прижалась ко мне и наградила таким нежно-трепетным поцелуем в щеку, что не всякому, наверное, мужчине дано испытать в жизни.

— Юра… — прошептала она едва слышно. — Это… Это было… Не знаю, как сказать. Никогда со мной такого не было! Ты такой…

И она глубоко, прерывисто вздохнула и еще раз прижалась нежнейшими губками к моей щеке. Богатством словарного запаса Катя не отличалась, что нетрудно было заметить. Заметил я, разумеется, и другое: девственницей она не была.

Как можно деликатнее я полюбопытствовал:

— Стало быть, ты считаешь, что я лучше других?..

Она отнеслась к вопросу совершенно спокойно:

— Конечно. Правда, у меня раньше только двое было. Ну, один так… на минутку, сама не знаю, зачем это надо было. А с другим полтора года прожили. Брак не заключали. Так, гражданским.

— А почему разошлись? Извини, если вопрос бестактный.

— Да ну! Чего тут бестактного…

И она поведала следующее.

Все они — обе сестры (старшую зовут Света) и их мужчины — родом из Средней Азии. Точнее — из Узбекистана. Еще точнее — из небольшого городка под Ташкентом. Там стояла крупная войсковая часть, а правильнее сказать, даже целый комплекс частей. Авиаполк, инженерно-саперная бригада, еще что-то… Муж Светы (Виктор) служил в бригаде прапорщиком, будущий Катин сожитель (Вадим) там же вольнонаемным водителем. Намного старше. Надо полагать, что младшая сестра прельстила его все тем же необъяснимым шармом, который и не хочется объяснять… И случилось все это в 1992 году, когда в судорогах распадалось старое и создавалось новое, в частности, СНГ и независимый Узбекистан… Бригада осталась в Российской армии и была передислоцирована в Смоленскую область, город Вязьма. Часть офицеров и прапорщиков уволилась, кто-то насовсем, кое-кто перешел в армию Узбекистана. С личным составом разбирались до одури: понятно, что солдаты и сержанты были со всех краев и весей, со всех республик СССР. Виктор остался, Вадим тоже. Правда, стал сержантом-сверхсрочником. Так все вместе и перебрались в Вязьму.

Катя вздохнула:

— И вот тут-то мой Вадик и пошел чудить…

— Запил?

— Да. И притом непонятно почему. Я пыталась выяснить — так в ответ мат-перемат: пошла на х*й, дура, не лезь ко мне… Ну и все в тои же духе. Я думаю, может, он бабу какую-то нашел себе? А она ему мозги выносила?.. Но не знаю.

Вскоре сержант-контрактник просрал службу. Сел за руль бухой, разбил машину, слава Богу, обошлось без жертв. Но из армии выгнали с волчьим билетом и без выходного пособия. А прапорщик Виктор неким образом ухитрился перевестись из МО и МВД, в дивизию Внутренних войск. Таким же прапорщиком, с перспективой получить через несколько лет старшего, а там, чем черт не шутит, может, и в офицеры… А еще чуть позже часть этой дивизии перекинули в Москву, правда, без предоставления офицерам и прапорщикам полноценного жилья. Распихивали по гостиницам, общагам, военным городкам — как получится. Правда, МВД оплачивало проживание служащего и семьи, куда разными правдами-неправдами включили и Катю. Ясно, что оставаться ей в Вязьме ну никак не с руки.

— А твой?.. — я не договорил, запоздало спохватившись, что отставной козы водитель для Кати психологически, возможно, уже никакой не «свой». Но она, слава Богу, в тонкости вникать не стала.

— Даже не знаю. Как уехали мы оттуда, из Вязьмы, так я его не слышала, не видела, да и не хочу.

Все это Катя говорила абсолютно простодушно, без всяких задних мыслей, но интонация менялась в какую-то странную сторону… И тут же эта сторона выяснилась:

— Слушай! Чуть не забыла. Я ведь тебе что хотела сказать?

И сделала

— Хотела — говори.

— Помнишь тот случай позавчера? Ну, убийство… То есть, конечно, я не совсем то говорю! Конечно, помнишь. Я другое: тот мужик, что бежал… Который в машину прыгнул. Я про него.

— Так, — я насторожился. — А что про него?

Катя призадумалась.

— Вот даже не знаю… Может, это все чепуха?

— Кать, ты давай говори, как есть, а дальше по ходу разберемся. Ну, пусть будет чепуха. Кто ее услышит, кроме нас с тобой?

Аргумент произвел впечатление.

— И то правда. Ну, короче: я же успела его заметить! И вот смотрю и думаю: а он ведь так похож на одного Витькиного друга!..

— Постой-постой. Витька — это муж Светы?

— Да. Зять мне, выходит. Ну, он же военный, хоть и в МВД. Ну и вот к нему и сослуживцы приходят, и разные тоже… И вот этот. Ну, друг-не друг, не знаю, но заходил. Высокий такой, здоровый. Волосы светлые, редкие. Лысоватый. Но не старый. Лет тридцать пять. Он сам не говорил, но я от Витьки слышала — он Свете рассказывал: мол, этот мужик какой-то бывший разведчик, крутой такой, там какие-то спецзадания выполнял. Джеймс Бонд такой. А сейчас в отставке, работает в Шереметьево-2.

— В аэропорту?

— Ну да. В охране.

— М-м… — промычал я раздумчиво, сопоставляя разные факты.

— И вот я видела, как он бежал, и уже тогда подумала: какой-то знакомый он мне показался!.. И прямо мысль застряла. А сегодня вот дошло.

— Ты кому-то говорила об этом сходстве?

— Нет! Ты же мне тогда сказал: помалкивать. Ну я и молчу. Вот только тебе решила рассказать.

— Молодец, — серьезно сказал я. — Умница!

Катя поставила ножки мне на икроножные мышцы, ласково погладила их. Господи, какие пяточки волшебно нежные, как ладошки!..

Я сделал выражение лица, демонстрирующее, насколько мне приятно. Катя смешливо фыркнула.

— Ладно, смех смехом, а скажи еще вот что: ты у него какие-то особые приметы замечала?

— Какие особые приметы?

— Ну, шрамы, татуировки… я не знаю, может, серьга в ухе, кольца на пальцах…

— Ой, я разве присматривалась⁈ Может, и есть, да я как-то не подумала об этом… Нет, не скажу.

— Ладно. А как зовут его?

На Катином лице проявилась напряженная работа мысли.

— Зовут? Погоди… А! Стас. Точно. Витя его так и называл: Стас.

— Станислав, значит. Ну, хорошо. Вот что, пани Катарина! Еще раз: об этом никому, никому, и никому!

— Да поняла я…

— Тихо! Я не закончил. Значит, тишина, тишина и тишина. Все, о чем мы сейчас говорим — это же, понимаешь, вилами на воде писано. Мы не знаем, он это, не он… Тебе за информацию спасибо, и даже больше, чем спасибо! А остальное мое дело. Я тебе потом расскажу.

— Ладно, — покладисто согласилась Катя. — А можешь и не рассказывать, как хочешь.

— Там видно будет…

Весь этот диалог мы так и пробели в позе «бутерброда», но, конечно, я удерживался на локтях, «держал планку» — чтобы мы и полностью телесно соприкасались, и чтобы я на девушку не давил. Ну и понятно, время прошло, мой верный друг там, внизу, отдохнул как следует, вновь приободрился… И мы с огромным наслаждением повторили соитие, и вновь я подарил девичьим глубинам порцию добротного биоматериала.

Конечно, я думал о возможных последствиях. Но резюме было таково: не буду грузиться теми проблемами, которые еще не случились. И без них есть над чем думать, есть чем заняться…

Только я так подумал, как Катя обняла меня, поцеловала и шепнула на ухо:

— Я пойду, наверное? А то Света меня потеряет, поднимет шум…

— Конечно, иди.

И проводил ее. Стукнул в дверь Волкову, вернул ему варенье:

— Пьер, объявляю тебе благодарность! Коньяк за мной. А если хочешь, то прямо сейчас раздавим пузырек. К метро слетать недолго. Хочешь?

Но Петя отказался:

— Спасибо, Юр, но не сейчас. Поработать надо. А вообще — предложение принимается. Не возражаю.

Я кивнул:

— Насчет поработать — в самую точку…

И тоже занялся редактированием второй главы, постепенно увлекся, но вторым планом не отпускал две мысли. Во-первых, о необходимом завтра визите к Гриневу — информация слишком существенная, ее надо передать как можно скорей. А во-вторых, надо бы показаться в фирме, где я трудился экспедитором. Там ко мне относились очень лояльно: шеф был кандидат наук, ушедший в коммерцию. И что такое нелегкий аспирантский хлеб, он знал более, чем. Но бездельничать я, конечно, не мог. Завтра надо было обязательно заскочить в офис.

Но начал я утро вторника со звонка Гриневу. Набрал номер старшего лейтенанта из телефона-автомата в фойе первого этажа — и повезло: сразу же попал на него.

— Андрей? Привет, это Юра… Да, да. Есть сведения. Я бы сказал, исключительной важности. Именно…

Я говорил негромко и внушительно, прикрывая микрофонный конец телефонной трубки ладонью. Андрей сразу просек, каков вес темы:

— Так. Погоди секунду… Прямо сейчас можешь подскочить?

— Легко.

— Тогда жду.

И через четверть часа я был в кабинете опера. Поздоровались.

— Присаживайся. Слушаю тебя.

— Ты знаешь, — начал я, — вчера вдруг заходит ко мне та самая продавец газет и говорит…

Я постарался четко изложить весь Катин рассказ о приятеле Виктора — при этом, естественно, умолчав об антураже этого рассказа. Не знаю, мелькнула такая мысль у Гринева или нет, но в любом случае он в эту сторону промолчал. Зато я вновь увидел, что мой пересказ падает на подготовленную почву. Что старлей явно знает нечто, превосходно сочетаемое с тем, что слышит сейчас от меня. И он это немедля подтвердил:

— Отлично, Юра. Есть попадание…

— А если точнее?

— А если так, то все так складывается один к одному. Как кубик Рубика. В Шереметьево-2 охрана в самом деле вся из бывших сотрудников ГРУ. Никого другого они на километр не подпустят. Это правда. А главное…

Тут старлей сделал паузу. И сказал:

— Я тебе расскажу… как своему, но имей в виду: оперативная информация.

Он посмотрел на меня пристально.

— Да какой разговор, — спокойно сказал я. — Никому.

— Так я и думал.

И поведал мне, что по компетентным сферам давно уже гуляет размытая, неясная информация о якобы глубоко законспирированной группировке киллеров из бывших военных. Понятно, имеющих специфические воинские специальности: диверсанты, снайперы, контрразведка… И вот эти отставники — многие из которых вполне молодые мужчины, попавшие под сокращение или просто ушедшие из армии по причине неистового бардака 92–93 годов — образовали такое вот тайное сообщество. Изначально они якобы поклялись заниматься ликвидацией уголовных авторитетов, воров в законе, мошенников-бизнесменов и коррупционеров-чиновников… То есть карбонарии такие, тайные борцы с преступностью и вообще со вселенским злом…

Гринев криво усмехнулся:

— Да только такие игры в благородных разбойников долго не длятся, уж поверь мне…

Когда к киллерам потекли приличные и даже большие деньги — заказы на конкурентов и тому подобное — многие из них уже так подсели на это, что отказаться не смогли. И вчерашние Робин Гуды стали превращаться просто в наемных убийц без какой бы то ни было идеологии. Многое указывало на реальное существование этой организации, хотя нащупать ее никак не получалось…

— Извини, — перебил я, — а ты сам как считаешь? Что это правда?

Гринев вздохнул, вольно или невольно сделав замысловатое лицо:

— Считаю, что нет дыма без огня. Многое наводило на это. Ну а теперь, если твоя информация подтвердится… А здесь уже четкий круг поисков! Есть над чем работать.

— Кстати, — подчеркнул я, — опять же: я бы очень хотел, чтобы эта девушка, газетчица, никак не фигурировала официально. Будем считать, что ее нет.

Старлей сощурился, недвусмысленно ухмыльнувшись:

— А что это ты так о ней печешься? Неравнодушен? А может, вы уже того… Как это сегодня говорят — состоите в отношениях?

Он произнес это с добродушной иронией, и я вмиг смекнул, что лучше будет сказать «да», чем «нет». Так и сказал:

— Да.

Андрей помолчал.

— Ладно, — наконец, сказал он. — Разберемся! А теперь цветочки кончились, пора быть ягодам. Вот что я хочу тебе сказать…