Аспирант. Москва. 90-е

Глава 15

ГЛАВА 15

Я сразу заметил, что мимика Марусева плохо приспособлена к улыбкам. Лицо суровое, твердое, о таких говорят: топором рублено. Ему бы вести передачу «Служу Советскому Союзу», ну или сейчас — «Служу Отечеству»… а его вот бросают на какие-то легковесные игрища. Парадокс.

Тем не менее — работа есть работа. Видно было, что ведущий прилагает усилия, вгоняет себя в формат. Он попытался придать лицу и голосу некую задорную игривость, что получилось не очень, но он старался. Модулировал речь интонациями и паузами:

— … сюрприз. Сегодня у нас встречаются команды… юниоров! А еще точнее — юниоры среди юниоров! Да… Возраст участников — от девяти до двенадцати лет…

Тут, признаться, часть этой трепотни я пропустил мимо ушей, задумавшись о своем. Вернее, все же краем уха уловил: одна команда — ученики младших классов некоего лицея с углубленным изучением математики и физики… Ну, это мне показалось как-то рутинно. Зато дальше пошло то, что заставило навострить слух.

— … если первая команда, можно сказать, представляет… будущее нашей науки… — умничал по сценарию ведущий, — то вторая собрала в ряды будущих кинозвезд! Деятелей искусства!.. Это… девочки и мальчики, принимавшие участие в съемках фильма… «Утомленные Солнцем»! Как известно, ставшего лауреатом премии «Оскар»! Встречайте!..

Загремел туш. Из двух разных входов навстречу друг другу к игровым местам зашагали команды. По пять человек.

Математики — три мальчика, две девочки — шли совершенно невозмутимо, даже отстраненно, что ли. Они казались немного не от мира сего. Из пятерых четверо в очках. Крайний парнишка совсем маленький — не по возрасту, а уж просто такой малорослый. «Звезды» же двигались куда живее, бодрее, с подтанцовками, с улыбками, приветственными взмахами рук… Особенно первая в цепочке, светловолосая девчушка с милым веселым личиком…

— Ха! Да это ж Надя! — вдруг воскликнул, заерзав на скамейке, мой случайный сосед, вертлявый мужичонка с гладко зализанными назад «под Рудольфо Валентино» волосами, явный здешний завсегдатай из массовки-тусовки.

«Какая Надя?..» — чуть не сорвалось у меня, но я тут же сообразил.

Да какая Надя? Михалкова! Дочка «самого» Никиты Сергеевича.

И Марусев немедля подтвердил это:

— Позвольте представить вам капитанов команд!.. Алеша Макаров! И… Надя Михалкова!..

Подъемом голоса ведущий дал понять, что в этом месте необходимы аплодисменты, что и случилось, и даже восторженные возгласы зазвучали — тоже, думаю, дрессированные. Хотя не исключаю, что кто-то восхитился от души.

Я с некоторым любопытством смотрел на светленькую малышку. Она держалась вполне уверенно, естественно и приветливо, чувствовалось, что съемочная площадка для нее если не дом родной, то нечто совершенно привычное. Другие ребята из ее команды — как выяснилось, исполнители эпизодических ролей пионеров и деревенских ребятишек — тоже не тушевались, хотя заметно было, что они стараются держаться в тени звездной девочки. Не знаю уж, невольно у них это получалось, либо заранее им была дана установка, но именно так и вышло. Что касается математиков, то мне вовсе не показалось, что они держатся скованно, смущенно, что оробели от всеобщего внимания и студийной атмосферы… Нет. Просто были совершенно бесстрастны. Видать, по складу характеров они уже сейчас были таковы, что никакая окружающая обстановка их не очень колыхала. Честное слово, мне почудилось, что и на войне они были бы такие же отвлеченные. Словно между ними и внешним миром невидимая зона специфического абстрактного мышления, что не каждому дана.

Ведущий представил поименно всех, но разумеется, всеобщее внимание было устремлено на Надю. Он позадавал ей ряд умильных вопросов, на которые она ответила четко, звонко, с юмором — что вызвало в массовке легкое позитивное бурление, вновь же завершившееся аплодисментами.

— Заранее приготовили! Вопросы и ответы, — радостно зашептал «Валентино», — как по нотам разыграли!..

Это я и без него понял, в ответ лишь сдержанно кивнул.

Ну и началось состязание. Все, кроме первых номеров — Нади и Алеши — надели наушники, в которых, по словам Марусева, должны были звучать приятные лирические мелодии, не дающие слышать ничего вокруг… И торжественно прозвучало игровое слово:

— Легкость!..

Ничего себе, подумал я. Поди-ка объясни это ребенок такому же ребенку…

Впрочем, Алеша ничуть не затруднился. Он спокойно сказал соседке, тощенькой некрасивой девочке в очках:

— Слово, которое обозначает малый вес. И еще когда хорошо на душе.

Та сразу кивнула:

— Поняла.

И повернулась к следующему.

По лицу Марусева мне показалось, что что-то пошло не так. Математики четко и быстро передавали информацию. Артисты же все на эмоциях размахивали руками, закатывали глаза:

— Ну, знаешь, это такое воздушное! Как облака!..

Отсюда, как говорится, результат немного предсказуем.

Пришла пора пятым номерам объявлять финальные слова. У лицеистов пятым был тот самый малорослый мальчик. Неожиданно глубоким, почти мужским голосом он отчеканил:

— Легкость!

А у «звезд» вышло:

— Небо!..

По рядам зрителей прокатился смешок, прошло движение. Марусев с неудовольствием зыркнул на трибуну. Однако провозгласил с подъемом:

— Итак, уважаемые зрители, мы видим, что первый раунд выигрывает команда математического лицея! Поприветствуем победителей!..

Чем вызвал одобрительный гомон и рукоплескания.

«Валентино» склонился ко мне, жарко зашептал, чтобы никто не слышал:

— Смотри, сейчас этим начнут подсказывать в наушники!..

Я промолчал, но вспомнил слова американского мафиози из какого-то фильма. Что за фильм, хоть убей, не помню, а слова как в граните высекли: «Я не утверждаю, что это правда. Но бесспорно, что это правдоподобно». Хорошая формула. Мудрая.

И она тут же подтвердилась.

Во втором раунде было объявлено слово «живопись». По итогу прозвучало следующее:

— Живопись! — у артистов.

— Акварель, — у лицеистов. Причем похоже на то, что до последнего все шло нормально, а маленький очкарик-баритон косякнул. Подвела чрезмерная эрудиция.

Зрители зашумели, зааплодировали. Сосед торжествующе зашипел:

— Ну! Что я говорил⁈

Я дипломатично ухмыльнулся и вновь промолчал.

Марусев, приободрившись, объявил третий тур.

— Решающий!.. — подчеркнул он.

Проблеск интуиции во мне подмигнул: постараются сделать ничью!..

И не обманул внутренний голос. Игровым словом стала простенькая «лошадь». Сообразительная Надя вмиг втолковала второму номеру:

— Вот понимаешь, это когда конь, кобыла, жеребенок… И все это одним словом!

— А-а… — прояснился парнишка.

Что там звучало в наушниках, неведомо, но на выходе кинозвезды исправно выдали «лошадь». А математики щелкнули задачку как семечку. Тоненькая девочка в очках спросила товарища по команде:

— Ты «Песнь о вещем Олеге» читал?

— Конечно, — уверенный ответ.

— Так вот, то самое животное оттуда. Только не «конь», а по-другому.

— Ясно!.. То есть, понял!

Ну и так далее.

Марусев с удовольствием подытожил:

— Итак, дорогие телезрители! В нашем сегодняшней встрече… младших юниоров зафиксирована… боевая ничья! Все участники соревнований — молодцы! Все проявили спортивный азарт, волю к победе… И потому все получают призы от спонсора! Банк «Менатеп»!..

В зале появились неестественно улыбающиеся длинноногие девушки с небольшими коробочками — по-моему, это были плееры под аудиокассету, но точно не разглядел. Всезнающий «Валентино» ядовито прокомментировал:

— Скупиться стали! Видать, деньги кончаются в закромах… На первых играх компьютеры дарили. Но там своим же и досталось. Обратно вернулось. «Менатеп» этот — жулик на жулике! Там такой Ходорковский есть, знаете?

— Знаю, — сухо ответил я, давая понять, что меня болтовня не вдохновляет.

Сосед помолчал и проговорил с глубочайшей ироничной убежденностью человека, погруженного в самые тайные тайны бытия:

— Тут все подстроено! Все подстроено!..

Под аплодисменты и приветственный гул детишки покинули студию, и тут же Марусев объявил:

— Снимаем вторую программу! Никто никуда не уходит! Ассистенты, что там у нас?

— Команды готовы, — знакомый гулкий голос из неизвестности.

— Хорошо. Минутная готовность! Массовка, все слышат? Все остаемся на местах!

— Всегда у него так… — проворчал сосед, заелозил на жесткой скамейке. — Все второпях, впопыхах… Вот на «Первом взгляде» красота!

И он пустился рассказывать, как комфортно сниматься в массовке на передаче «Любовь с первого взгляда», какие замечательные там, приветливые ведущие Алла Волкова и Борис Крюк. Тут же он вспомнил и программу «Сам себе режиссер» и ее фронтмена Алексея Лысенкова:

— Такой вежливый, воспитанный! С юмором!..

Я сперва воспринял соседство как невезучую необходимость — вот больно мне охота слушать эту ботву?.. Но вдруг стало мужика жаль. Должно быть, он бесконечно одинокий, несчастный человек. Одна отрада: колесить по разным программам, хоть так чувствовать себя приобщенным к бегу жизни, к пульсу времени, к человечеству… Даже захотелось что-то сказать ему хорошее. И я сказал бы, если б не внезапное происшествие.

Внизу и справа от меня в студию стремительно вошел некто в розовом. Именно так — мелькнул дико-розовый цвет, вернее даже, розово-сиреневый, что ли.

Я удивился: кто б это мог быть в таком наряде?.. Глянул туда, и удивление мое взлетело до не знаю, какой стадии.

Этот некто оказался мужчиной до крайности вычурного вида.

Седоватые длинные волосы и окладистая «под Карла Маркса» борода делали его похожим на немного увеличенного гнома — он вообще был небольшого роста. Ну и этот розовый костюм! — ни в сказке сказать, ни пером описать. Розовый пиджак, розовые брюки. И финальный штрих — эти самые брюки были заправлены в заметно поношенные сапоги-дутыши неопределенно темного цвета.

Другой обуви нету, что ли? Какие говнодавы Бог послал, такие и носит?..

Мысль развития не получила, потому что внезапный пришелец вскинул обе руки и зычно прокричал:

— Всем добра и света, люди!

Марусев, читавший что-то на листочках сценария, заметно вздрогнул, вскинул взгляд.

— М-мать… — внятно произнес он. — Кулебякин, опять ты здесь⁈ Сейчас дождь пойдет? Или вьюга… как зверь завоет! И заплачет, как дитя?

В студии захихикали.

— Нет, нет! — замахал руками Кулебякин. — Я к Диброву на съемки! Просто заглянул, всем доброго здравия пожелать…

— Пожелал?

— Конечно!..

— Теперь свободен!

— Иду, иду! Всем добра, люди, всем добра!.. — и выкатился так же, как вкатился.

— Гос-споди… — просвистел сквозь зубы Марусев. — Вот ведь черти носят… Стоп! Минутную готовность отменяем. Вика!

— Да? — подскочила ассистент.

— Что за чушь тут в сценарии! Посмотри-ка.

Они вдвоем стали разбираться в исписанных бумажках, а меня разобрало любопытство:

— Извините, — обратился я к соседу, — а этот самый… Кулебякин. Кто он таков? Вы знаете?

Тому любое внимание со стороны, всякий вопрос были как маслом по сердцу:

— Н-ну!.. Кулебякина каждый знает!

— Хм. Я не каждый. Не знаю.

— А-а!.. Вы, наверное, тут в первый раз?

— Думаю, что и в последний, — усмехнулся я.

— Почему⁈ — искреннее удивление в лице и голосе.

— Увидел Париж, можно и помирать.

— В смысле?..

— Да неважно, — улыбнулся я. — Так что Кулебякин?

— Ну, это целая история!

Я узнал, что сей странный персонаж — своего рода легенда «Останкино». По словам собеседника, в детстве каким-то образом мальчик Ваня Кулебякин снялся в эпизоде знаменитого фильма «Тени исчезают в полдень». И заболел кинематографом. Мечтал и мечтал сниматься в кино… но не срослось, Бог весть почему. Тогда он, уже в перестроечные и постперестроечные годы тоже неведомым путем проник на телевидение, резко переквалифицировавшись. Теперь он позиционировал себя как экстрасенс и колдун, причем со специализацией «управление погодой». Якобы может разгонять облака, вызывать дожди, метели… Однажды снялся в какой-то из программ Дмитрия Диброва — и с тех пор шатается по коридорам телецентра, причем относятся к нему здесь как к безвредному домовому. Типа — ну раз уж есть, пусть будет…

— Шарлатан, конечно. Диброва совсем достал до печенок. Но как-то привыкли к нему все… Можно сказать, вроде талисмана.

«Валентино» увлекся, готов был говорить и говорить, но тут слава Богу, Марусев с Викой разобрались в своих записях.

— Все, начинаем! — воскликнул ведущий. — Кто у нас на очереди?

— Пожарные и «Скорая помощь», — произнес голос пространства.

— Приступаем! Массовка, внимание!

— Тихо, — прервал я балабола, и тот заткнулся.

— Запись, — разнеслось сверху.

— Здравствуйте… дорогие зрители!.. — заголосил ведущий.

И вторая передача покатилась по колее. Здесь участвовали уже вполне взрослые люди «благородных профессий», как определил Марусев, «наши спасители». Сотрудники каких-то из множества пожарных команд и станций «Скорой»… Неожиданно смотреть состязание взрослых оказалось в чем-то потешнее, чем детей. Вот как пожарные могли передать друг другу слово «вдохновение»?.. Да так, что получилось у них «облегчение».

Студия взорвалась хохотом, и сам Марусев не удержался от улыбки, сделав рукой жест, который можно было перевести как: «Ничего, потом вырежем!..»

Между прочим, эскулапы «вдохновение» превратили в «пафос». Гм?.. Какая-то логика в том есть, что да, то да. Но все же ход мысли причудливый. С моей, по крайней мере, точки зрения.

Ну и, собственно, ничего больше интересного, занятного на последующих съемках не было. К концу четвертой передачи заметно подустала массовка: все-таки несколько часов на жестких сиденьях, в жарком свете софитов… Задницы сплющились, лица осунулись. Я прямо увидел это по лицу все того же соседушки моего. Он еще и взялся потихоньку ныть:

— Вот черт! Так и опоздаешь… Я еще подрядился сегодня… Хотел на «Сам себе режиссер» и на «Тему» успеть! Теперь не знаю, успею ли… Вечно у Марусева так!

Меня, признаться, так и подмывало спросить: «А какой тебе от этого профит?..» Но не спросил, конечно, В конце концов, какое мне до этого дело!

Программы «Сам себе режиссер» (ведущий Алексей Лысенков) и «Тема» (Юлий Гусман) были страшно популярны, хотя по содержанию и целевой аудитории были разнесены как Северный полюс и Южный. Но, выходит, массовка там одна и та же. Да и что удивительного?.. Носятся из студии в студию…

— Стоп! — наконец-то выкрикнул Марусев по завершении четвертой съемки. — Снято! Массовка, всем спасибо! Можете идти. Осторожнее там, не свалитесь! Только этого мне не хватало…

Зал сразу наполнился топотом, гомоном, пересмешками… Я увидел, как Инна что-то напористо, даже ожесточенно вталдычивает Семену, а тот, как всегда, в распрекрасном настроении. Ирина мельком оглянулась на меня, но промолчала. А Вадим мне показался сдержанно-недовольным.

— Как тебе? — спросил я.

— Да ну! — отмахнулся он. — Хрень. Но что ж: сходил, посмотрел, и на том спасибо. Какой-никакой жизненный опыт! Из всего надо постараться сделать выводы…

Я про выводы спрашивать не стал.

— Ну что, на выход? — прогремел Семен, сияя. — Девушки, как вам это шоу⁈

Что ему ответили Ира с Таней, мне было неинтересно, я вновь вернулся мыслью к главному. Да! Приеду в общагу, еще надо будет обдумать тему.

Собственно, я уже начал думать. Шел по сумеречному коридору, куда приоткрытые двери студий изредка бросали яркие снопы света. И увидел, как одна из таких дверей вдруг открылась. Вышли оттуда две женщины, оживленно беседуя.

Одна — невысокая, абсолютно никакая. Другая повыше, статная, мягко-вальяжная в движениях блондинка…

— Шура, — говорила она льющимся, певучим голосом этой мышке, — ты пойми: зрителя нужно поймать, удержать и не отпускать…

— Да это понятно, Лилия Кирилловна! — пискляво отвечала Шура. — Меня другое волнует…

Гм! Лилия Кирилловна, значит.

Вот бывают женщины, овеянные аурой даже не сексапильности, нет. К ним это слово не подходит. Хотя они, безусловно, красивы. Как минимум, миловидны. И фигуры у них женственные, эротичные, со всеми полагающимися выпуклостями и округлостями. Но это не главное! В них есть нечто тоньше, изящнее, таинственнее, что ли. Шарм. Очарование. Как будто они вестницы неведомого, волшебного мира, о чем и сами могут не догадываться…

Вот это я почуял в Лилии Кирилловне, возникшей ниоткуда, исчезнувшей в никуда. Странно устроена жизнь! Зачем мне эта встреча?..

Я понимал, что ответа не будет. Но вопрос был. С этим вопросом я и вышел в ветреный прохладный вечер из телецентра. Остановился у крыльца — мои спутники почему-то задержались, даже не знаю почему. А мне вот в самый раз было одному в сумерках…

— Юрий! — женский голос сзади.

Я резко обернулся.

Как-то странно улыбаясь, ко мне шла Инна.