Аспирант. Москва. 90-е

Глава 23

— Он? — переспросил старлей.

— Он, — твердо ответил я.

Андрей умолк, и я почувствовал, что он стремительно сличает внешность вышедшего со словесным портретом. Понять это мне было несложно, потому что я сам сличал.

Слова дикторши из телевизора отпечатались в моей памяти с замечательной точностью: «…среднего роста, среднего телосложения, лицо европейского типа, худощавое, глубоко запавшие глаза…» Да! Волосы темные — вот еще что было сказано.

Ну и как? Совпадает?

Абсолютно! Все сходится. Виски седоватые, но в целом волосы темные, все верно.

И все это перечеркивается одним-единственным, но убийственным минусом.

Возраст. Совсем не тот.

Тогда прозвучало: молодого или среднего возраста. А этот дяденька был если не старик, то совершенно очевидно немолод.

Он и вчера мне показался таким, но все-таки я видел его со спины и совсем немного в профиль. А теперь анфас. В общем, обычное, без особых примет лицо, разве что чувствовалась в нем некая аскетичность, что ли?.. Отрешенность от мира. И даже как бы интеллигентская утонченность. А может, просто показалось.

— Староват, — прокомментировал Гринев. — Для нашего фигуранта. Хотя Чикатило тоже за пятьдесят было, когда его взяли… Но нашего все описывают, как человека моложавого. Как минимум.

— Слушай, — осенило меня, — а откуда вообще взялись эти описания⁈ Покойницы ведь не говорят. А так, чтобы кто-то от него смог отбиться и убежать… Вроде бы такого не было?

— Впрямую — нет, — сказал Андрей, тщательно следя за наблюдаемым. — Но все же старались прошерстить, всех опросить в округе. Метод мелкого бредня…

Этот мелкий бредень все же принес результаты. Несколько женщин дали схожие показания: к ним подходил на улице интеллигентный моложавый мужчина, чей возраст они затруднялись определить: то он казался молодым, а то вдруг чудилось, что заметно старше… Это никак не назовешь случайностью, уж больно схожие приметы этого персонажа, на самом деле. И все эти женщины и девушки не то, чтобы одного типажа, а все красивые, привлекательные — каждая сексуальная, заманчивая по-своему. И ситуации как под копирку: вроде бы случайно заговорит, и говорит вроде бы нечто нейтральное, но как-то туманит, колесит словами вокруг да около, вроде бы как намекает. Хотя ни слова и во взгляде что-то такое нехорошее, противное… В общем, этим барышням делалось неприятно рядом с таким липким типом, они поскорей старались от него отделаться.

— Конечно, — сказал Гринев, — вряд ли только они его повстречали. Большинство просто не попали в поле зрения, так думаю. Но и это уже что-то.

— А по словесным описаниям портрет пробовали нарисовать?

— Ну как же! Обязательно.

— И как? Похож на этого? — кивком я указал на жителя Снайперской улицы, все еще стоявшего на крыльце, как бы с неудовольствием глядевшего в пасмурное небо, в любую секунду готовое прорваться дождем.

— Да вроде бы и да, — произнес старлей досадливо, — но возраст! Те все дружно говорили: то молодым покажется, то вдруг ему как будто лет сорок дашь… Но этому-то даже и не сорок!

Покуда мы так рассуждали, наш объект наконец-то покинул крыльцо. Но пошел не в сторону Кусково. В противоположную.

— Куда его черти понесли?.. — пробормотал Андрей. — Слушай! Посиди-ка тут, я за ним прослежу. Если что, ключ в замке, смотри.

— Вижу.

— Ага. Ну, пошел!

И он выскочил из машины.

Сутуловатая спина — все в том же темном пальто — покачиваясь, удалялась от нас, и я видел, как Андрей пошел следом, не таясь, но с совершенно независимым видом. Ничуть не подумаешь, что этот здоровенный парень как-то следит за пожилым человеком в старомодном пальто. Просто идет по своим делам, вот и все.

Отсутствовал Гринев примерно полчаса. Вернулся раньше наблюдаемого. Сел на шоферское сиденье, махнул рукой:

— Ничего особенного! Зашел в магазинчик мелкий, купил продукты. Какого-то там сорта сыра не нашел, пошел дальше искать. Я так его повел немного, смотрю, к гастроному идет. Ну, и отпустил. Уверен, что он в самом деле в гастроном, никакого криминала.

— А ты прямо в тот маленький магазинчик зашел, вплотную к… этому?

— А то как же! Сигареты купил, деньги потратил, — Андрей рассмеялся, показав мне пачку «Лаки Страйк». — Я ж не курю… Кстати, а ты?

— Тоже нет.

— И это правильно… Ладно, ребятам отдам. Тоже дело! А насчет этого старпера даже не сомневайся. Скоро появится.

Точно. Минут через пятнадцать согбенная фигура возникла в поле зрения. Тут и я усомнился в действенности нашей проверки. Да неужто этот перестарок, который уныло плетется с сумкой, набитой продуктами… Хотя, конечно, внешность обманчива, ох как обманчива бывает!..

— А ну-ка, товарищи ученые, — вдруг расшутился Гринев, — доценты с кандидатами! Опять же потревожим тень Шерлока Холмса. Что скажете об этом типе? Какая информация с него считывается? А⁈

— Хм! Во-первых, пока еще не кандидат. И не доцент…

— Ну, это вопрос времени!

— Надеюсь. А конкретно по данному гражданину… Впечатление такое, что он доживает свой век. Все в прошлом. Что-то было. Какие-то достижения. Но… Все рухнуло. Не достиг, чего хотел. Одинок. Вдовец или разведен. Может, и вовсе женат не был… Хотя это вряд ли. Безусловно, приличное образование. Высшее. Минимум, незаконченное. Это в целом. А если в аспекте наблюдения… Согласен, что вряд ли это наш клиент. По парку ходил, на девушек глазел?.. Во-первых, это не возбраняется, а во-вторых, что ему остается? Думаю, он и на небеса, и облака, и на лесные дали так же мог смотреть. Примерно. С элегией.

Под этот доклад элегический наблюдатель лесных далей доплелся до своего четвертого подъезда. На подходе кратко поздоровался с каким-то мужиком — скорее всего, полузнакомым соседом по дому. И вошел в подъездную дверь.

Андрей нахмурился, явно соображая. И я разгадал его умозаключения: эх, узнать бы, в какой квартире живет!.. Но это нереально, засветишься. И опытный толковый опер в момент нашел другое решение.

— Вот что, — сказал он. — Давай-ка рванем в ближайший опорник, я знаю, где он. Посмотрим списки жильцов. Ты номера квартир в четвертом подъезде срисовал?

— Конечно.

— Молодец. Я тоже.

— Но сегодня же суббота?.. — проговорил я.

— Ну, суббота! Не колышет. Наша служба и опасна, и трудна… Поехали! А если нет там никого, значит непорядок. И мне, как сотруднику главка — кусок хлеба.

— С черной икрой?..

— Не по чину, брат, — ухмыльнулся Гринев, включая стартер. — Сперва дослужимся! До майора хотя бы. Вот тогда про икру можно будет только-только начинать задумываться…

«Опорник» — опорный пункт милиции, место обитания участковых инспекторов — располагался во дворах близ Вешняковской улицы. Работа была поставлена четко: в помещении дежурил один из участковых. Дежурила, вернее. Миловидная хрупкая девушка в звании лейтенанта.

Мне она сразу же напомнила Катю. Хотя лицом совсем другая. Но общий очерк фигуры, мягкость улыбки, тончайший флер женской магии, угадываемый мужским чутьем…

— Инспектор МУРа старший лейтенант Гринев! — с форсом отрекомендовался Андрей, показывая удостоверение. — Младший инспектор Зимин, — представил он меня.

Так я стал младшим инспектором.

Девушка улыбнулась почтительно, но без малейшего подобострастия:

— Участковый инспектор лейтенант Никольская.

— Очень приятно, — закуражился Андрей. — А имя у лейтенанта есть?..

— Разумеется. Зоя.

— Что означает: жизнь! — плеснул я эрудицией. — По-гречески.

— Ну, а мы соответственно — Андрей и Юрий…

Познакомились.

— Дорогая лейтенант Зоя! Вы, сразу видно, девушка умная…

— Прямо так и видно?

— А как же! — самоуверенно объявил Гринев. — Я это тайным взглядом вижу. Третьим глазом!..

Ты смотри-ка! Я и не предполагал, что опер может быть таким залихватским балаболом. И ведь по делу: Зоя разулыбалась, лицо ее стало необычайно милым. Понятно, что мы своим визитом развеяли ее субботнюю скуку в опорнике…

Впрочем не мы одни: не успел Гринев от вступления перейти к сути дела, как зазвонил телефон.

Зоя сняла трубку:

— Слушаю!

И по ее лицу я сразу понял, что звонит какая-то зануда из местных, пожилая, скорее всего, для которой разговор с участковым — развлечение посреди отчаянно унылых будней. Или же стремление обрушить кары на головы недостойных.

Зоя слушала спокойно и скорбно, приговаривая:

— Да, да… Я вас поняла, Корнелия Марковна. Постараюсь заглянуть… Не могу обещать. Работы много. Но запись себе сделала…

Она действительно что-то пометила в настольном календаре.

Корнелия Марковна, видимо, выносила мозги окружающим умело, методично, с вдохновением. По лицу Зои видно было, как ее достало это общение, но она с невероятными терпением и вежливостью продолжала отвечать. Гринев с нетерпением заерзал на стуле… Тут мне, грешным делом, почудилось, что сейчас он выхватит трубку и не совсем вежливо пошлет эту самую Марковну каким-нибудь дальним темным лесом. И будет скандал, который потом волочь на горбу местным властям… Должно быть, уловила это и лейтенант. Она все-таки постаралась поскорее завершить разговор, после чего с облегчением вздохнула:

— Уф-ф!.. Вот ведь наказание! Старушка не в себе, мягко говоря. Докладывает мне о врагах, которые облучают ее какой-то радиацией. А она с ними сражается словом и делом. Звонит и пишет в разные инстанции…

Старлей сдвинул брови:

— Погоди-ка, Зоя, погоди-ка… Это не та ли бабулька с грелками? То есть, с резиновым одеялом?

— Она самая, — Зоя оживилась. — Вы тоже про нее слышали⁈

— Так я ведь тут работал, «на земле»… Краем уха, но слышал. Ребята трепались. Ну и ржали, было дело… М-да, товарищ очаровательный лейтенант, повезло вам с ней!

— Не то слово…

— Э, товарищи офицеры, — вмешался я, — а можно пояснить, о чем речь?..

— Без проблем, — согласилась участковая.

И пояснила, что старушка с причудливыми именем-отчеством как-то так тихо повредилась в уме незаметно ни для кого. Жила-была, трудилась. Одинокая. Муж вроде был, да испарился по ходу жизни, детей не завелось. Очень закрытая, очень замкнутая. Да кто на это обращал внимание?.. Все заняты своей жизнью, всем некогда… Вот никто и не понял, когда у пожилой женщины руль в голове повернулся не туда. Она пустилась обвинять соседскую супружескую пару в том, что та сживает ее со света с помощью неких радиоактивных лучей. Принялась звонить и писать во все концы планеты вплоть до ООН…Опять же неведомо когда и как она пришла к неопровержимому умозаключению: идеальной защитой от этих самых лучей является резиновая поверхность. И Корнелия Марковна везде, где могла, скупила резиновые грелки — в аптеках, хозяйственных магазинах, и даже у соседей, еще не ведавших, чем это обернется. Бог весть, сколько этих грелок она набрала, но все кропотливо, педантично распорола, сшила толстыми нитками. Резину прокалывала шилом. Сил и времени не жалела — цель наполнила жизнь жгучим смыслом, бабушка трудилась день и ночь, от рассвета до рассвета. Получилось нечто вроде одеяла, которым она стала экранироваться от соседей с излучателями… Да, для полноты понимания: в бабушкиной картине мира вредоносные лучи пробуждали в голове такие же зловредные голоса, спорившие и ругавшиеся между собой, и успевавшие при том приказывать Корнелии Марковне делать гадости.

Резиновый экран ситуацию изменил, но не улучшил. Голоса внезапно прекратили дебаты и дружно приобрели эротический оттенок. Какую гамму чувств испытали жильцы, увидевшие в подъезде обнаженную, сильно накрашенную старушку с раскрытым зонтиком, в перчатках и туфельках?.. Описать невозможно, это надо было видеть. Почему голоса рекомендовали Корнелии Марковне выступить именно в таком соблазнительном образе?.. Это выяснить также не удалось.

Теперь уже соседи бросились во все инстанции, в результате чего стрелки сошлись на медицинских учреждениях соответствующего профиля. Но те сплотились в непрошибаемую оборону.

— Я устала с ними сражаться! — пожаловалась Никольская. — На все один ответ: мест нет, психдиспансеры переполнены, больная не представляет угрозы для окружающих… А что дети увидели голую бабку с зонтиком — это не угроза для детской психики?..

— А она что, все время такие сессии устраивает? — полюбопытствовал я.

— Ну, пока дважды. Второй раз, правда, без зонтика, в шляпке и прозрачной пелерине. Но вряд ли от этого культурный шок меньше. И потом, она же при этом что-то поет, даже танцует… А завтра что ей голоса скажут⁈

— Ладно, — прервал Гринев, мельком глянув на часы. — Я этим вопросом займусь. Надеюсь, госпитализируем вашу Конкордию…

— Корнелию.

— Не суть. А теперь к делу!

И он попросил список жильцов дома по Снайперской, 4. Список тут же явился.

— С вами приятно иметь дело, лейтенант Никольская, — похвалил старлей. — Нам нужен четвертый подъезд… Юр, смотри, квартиры по номерам…

— Вам именно кто-то нужен? — спросила Зоя. — Я не то, чтобы всех на участке знаю… Но многих.

— Да, — вмиг откликнулся я. И описал приметы нашего наблюдаемого.

— А! — прояснилась она. — Так это, скорее всего, Плеханов. Антон Никодимович. А почему он вас заинтересовал?

— Пока секрет, — внушительно молвил Гринев. — Вы профессионал, Зоя, вы должны понять…

— Конечно, понимаю. Вам ведь нужно, что я о нем знаю?

— И думаете. Естественно.

— Одинокий пенсионер. Вот не скажу, вдовец или вечный холостяк. Не знаю. Тихий, скрытный…

Тут она вдруг прервалась и уставилась на нас удивленным взглядом.

— Что-то не так? — быстро спросил я.

— Н-нет… — пробормотала она. Взгляд застыл. — То есть да…

— Нет или да? Зоя! — в голосе Гринева послышалось нетерпение.

— Вы знаете, я вот подумала: а он же прямо зеркальное отражение Корнелии! В мужском виде. До того как с ней это несчастье… Такая же тихая, незаметная… Вот ведь точно!

— А как вы его можете охарактеризовать? — вмиг воткнул вопрос я.

— Да никак. То есть, нечего добавить к тому, что сказала. Кто по профессии? Не помню, честно говоря. Но что он человек интеллигентный, образованный, это уж ясно. Не могу объяснить почему, но мне почудилось, что он скорее инженер, чем гуманитарий. Чистая интуиция… А вообще с ним же никаких забот, никаких хлопот! Живет себе такой смирный пенсионер, вот и все…

— Почему же он тогда вам запомнился? Такая тишь-гладь, божья благодать?

Зоя смотрела, не мигая, на меня. Глаза у нее были роскошно-карие, цвета классного коньяка.

— Вот я о том и думаю… — медленно произнесла она. — Почему⁈

Нам с Андреем было не до психологических загадок лейтенанта Никольской. Нам своих хватало. Андрей задал еще два-три уточняющих вопроса, которые почти ничего не уточнили. И мы распрощались с участковой.

— Ну и какие мысли?.. — спросил Андрей, когда мы сели в «шестерку».

— Какие! Сумбурные, — мрачновато усмехнулся я. — Готовый портрет подозреваемого! На одной чаше весов. И полнейшее алиби на другой: возраст все опрокидывает. Не подходит! Думаю, вряд ли. А то, что странный чудак — да мало ли таких?.. То есть, немного, это да. Но не один же он такой на белом свете. И даже в этой округе.

— М-да… — промычал старлей. — Вопросы есть, ответов нет… Ну ладно! Доживем до понедельника. Надеюсь, этот день нам даст ответ.