ГЛАВА 10
Я быстро прикинул, что такого важного может поведать мне старлей. В две секунды успел крутануть в голове три варианта. И угадал. Один из трех попал в точку.
Гринев взглянул мне прямо в глаза:
— Я хочу предложить тебе официальное сотрудничество. Ты парень толковый, доказал, что можешь быть ценным источником. Как ты на это смотришь?
— То есть, вы хотите, чтобы я стал вашим внештатным сотрудником?
— Точно так. С удостоверением. Ксивой, — усмехнулся он, — говоря по-нашему. А это большой плюс! Ну, представь хотя бы: тормозит тебя на улице патруль. Проверка. Пятое, десятое… Чем черт не шутит, может, захотят бабки вымутить… Ну, бывает такое, чего там говорить. А ты им раз! — и корочку. И крыть нечем. Ну и опять же наша поддержка по жизни… Про грамоту, кстати, я не забыл, не думай. Сделаем.
Я кивнул.
— Согласен? — он слегка приподнял брови.
— Возражений нет.
— Тогда сейчас идем в кадры… Эх, черт, у тебя фотографии с собой нет, наверное?
— Нет. Но в общаге есть. Три на четыре.
— Отлично! Тогда вот что: тогда ты сейчас принеси фото, я подожду. Потом идем в кадры, стазу же оформим документ… Да, кстати! Нужен оперативный псевдоним. Какое-нибудь имя… ну, такое, нормальное. Хотя в принципе можно любое. Вот был у меня Бекон, был Антифриз…
— Нормальное, — сказал я. — Антифризом быть не собираюсь. Апрель.
— Апрель? Отлично! Годится. А почему, так, можно узнать?
— Ну как же, — я позволил себе чуть усмехнуться. — Фамилия у меня Зимин. Родился я летом. В июне. Ну и… пусть будет что-то среднее.
— Хм! Есть логика. Ладно! Апрель так Апрель. Давай за фотокарточкой. Пока ты ходишь, я все необходимое подготовлю.
Так и сделали. Я слетал туда-обратно пулей, тут же мы с Гриневым зашли в кадровую службу — и, опуская подробности заполнения анкет, сверку данных с паспортом, инструктаж — я получил удостоверение внештатного сотрудника. С фотографией, печатью, подписью.
— Поздравляю! — уже в своем кабинете Андрей крепко пожал мне руку. — Теперь ты наш человек на официальном уровне. Агент Апрель! Не забывай про мое задание, хорошо? Это теперь для нас главное.
— Конечно, помню. Если что будет, достойное внимания, сразу же сообщу.
— Добро! Я на тебя очень рассчитываю.
На том расстались. Я шел в общагу, думал, задача захватывала меня. Провести анализ, попробовать построить характеристики коллег, да так, чтобы они о том не догадались… Да, тема сложная, замысловатая, интересная! Есть на чем отточить умственные способности.
И пока шагал, план первичных действий сложился. Но это на вечер. А пока мне нужно было на фирму.
Я даже в комнату подниматься не стал: и ключи, и все необходимые документы у меня при себе. Сел в «каблук», запустил, прогрел двигатель. Убрал подсос и поехал.
Проезжая мимо газетной палатки, поборол искушение притормозить, перекинуться с Катей парой слов… Зачем? Сама придет. В этом я был совершенно уверен. И разминулся с торговой точкой, повернув вправо. Выкатил на Рязанку, вновь повернул вправо, в сторону центра.
Офис фирмы «Московские зори» располагался недалеко, а по московским меркам так и вовсе рядом. Прямо у станции метро «Кузьминки». Считай, переехать с Рязанского проспекта на Волгоградский, и все.
Откуда такое роскошное название у организации, торгующей самыми скучными на свете вещами?.. Не знаю, не думал об этом и не интересовался. Шеф наш, кандидат технических наук Роман Владленович Глушко, был человек живой, шустрый, даже не лишенный юмора… Но напрочь не сентиментальный. Романтики в нем не было ни на грош. А юмор у него был острый, меткий и язвительный. Так что не знаю. Может, он просто приобрел эту фирму уже со всеми потрохами, так сказать. Может, нашлась близ него какая-то возвышенная душа, вероятно, женская… Формально, кстати, он был в разводе, фактически — страшный бабник, сожительствовал с одной, регулярно навещал нескольких других. Слухи об этом оживленно колбасились среди сотрудников «Зорь», но я от такой болтовни отстранялся. Никогда не сплетничал на эту тему. Сожительница босса — симпатичная, кстати, дамочка с чем-то неуловимо-восточным во внешности — помалкивала. То ли не знала, что вряд ли, то ли предпочитала жить по принципу «не тронь говно, оно вонять не будет»… Не знаю.
Я удачно припарковал фургон прямо возле входа. В стандартной девятиэтажке 60-х годов постройки в советские времена на первом этаже располагались какие-то учреждения, ныне покойные, а в постсоветские годы сюда туго набились всякие фирмы средней и мелкой руки. «Зори» занимали аж три комнаты: две смежные — бухгалтерия и менеджерская, и одна отдельная — кабинет директора. Все скромно. Не то, чтобы без роскоши, а можно сказать, и обшарпанно. Хотя и называлось с претензией: центральный офис. Ну, были еще ангары и мелкие конторы, арендуемые на крупных складских площадях. В основном, все рядом: здесь же в Кузьминках, на Белой Даче, в Капотне.
Что касается облезлости центрального офиса, на мой взгляд, была некая хитрость. Глушко намеренно не выпячивал статус. И свой и фирмы. Ездил на приличном, но скромном «Опель-вектра», одевался недорого, неброско. При всем при этом «Зори» процветала, бизнес-хватка у кандидата наук была четкая. Не ведаю деталей, но подозреваю, что поначалу фирма хваталась за все, что ни попадя, а потом Роман Владленович нашел свою нишу: торговлю стройматериалами. Краска, доски, шифер, цемент, гипс… и тому подобное. Оно всегда нужно, всегда имеет спрос, и вот Глушко как-то протерся на эту поляну и застолбил уголок.
Первый этаж здания представлял собой длиннющий полутемный коридор со множеством дверей. Вход и вестибюль по центру, наша фирма — поворот налево и почти в конец коридора.
Только я вошел в вестибюль, как столкнулся с шефом, спешащим с правой стороны.
— О, коллега! — приветливо воскликнул он. — Как успехи на ниве написания диссертации?
— Переменные.
— Э, батенька, мало энтузиазма слышу в голосе!..
Тут он припомнил свои аспирантские годы, малость поострил на предмет регулярных «простав» своему научному руководителю, убежденному стороннику концепции «ты лучше пей, да дело разумей»… Я достаточно удачно ответил, оба посмеялись, после чего начальник резко пресек шутки-прибаутки и заговорил деловито:
— Ладно, мемуары в сторону! Что у нас здесь и сейчас? Есть задание. И срочное! Я, надеюсь, ты на машине?
— Естественно.
— Тогда, коллега, поручаю вам особо ответственное задание!..
Вообще, Глушко относится ко мне замечательно. Он прекрасно понимает, что это такое — писать диссертацию в наше лихое время. Поэтому у меня и график работы ненормированный, и машина практически в моем распоряжении, пусть не ахти какая, но колеса, крыша, и ладно. И деньги на бензин выдаются. Ну и, что уж там, босс знает мои добросовестность и честность. Уверен, что сачковать я не буду, всякое задание постараюсь довести до конца, не украду ни копейки, ни гвоздя, ни гайки. В наши дни это плюс из плюсов. Потому и ценит.
Пригласив меня в кабинет, он обрисовал мне контуры поручения. Конечно, ничего особо ответственного в нем не было, кроме срочности. Это уж так — шутка юмора. Нужно заехать на ближний склад, здесь на Волгоградке, взять два тюка пакли, десять банок краски-эмали, доставить заказчику в Люберцах.
— Вот адрес. Сделаешь?
— Да без вопросов, Роман Владленович.
— Тогда в путь! Деньги авансом, получи.
И бодро отлистнул мне несколько купюр.
— И на бензин не худо было бы.
— Согласен!
С деньгами он расставался легко, при том лишнего не давал. Все точка в точку.
— Накладные на складе возьмешь, — напутствовал шеф. — Расписку не забудь у покупателя взять! Что товар ему передан.
— Ну, что вы, Роман Владленович, — я слегка поморщился. — В первый раз, что ли?..
— Да хоть в пятисотый! Тут на каждый чих бумажка требуется. Лучше перебдеть, чем недобдеть… Ну и вперед?
— Так точно. Убыл!
И двинул на склад по Волгоградке в сторону МКАД. Все знакомо, тот же завсклад, пожилой Алексей Петрович.
— Ага, — сказал он, — товар готов, ждет отправки. Только одна загвоздка: пакля эта, она тяжелая как сволочь. Сто кило, поди, один тюк потянет, если не больше… А вся рабсила — ты да я, да мы с тобой…
— Ну, здрасьте, Алексей Петрович! Что, ни одного грузчика на складе нет?
— В том-то и дело. Всех на разгрузку фуры кинули, пришла внезапно, срочно разгрузить надо. Иначе — простой со всеми вытекающими.
— Понятно.
Я мгновенно прикинул рабочую схему.
— Веревка прочная есть? Трос, по сути, только не толстый.
— Найдется. А что ты хочешь?
Мысль у меня была такая: подогнать «каблук» задним ходом поближе к пакле, положить на задний свес фургона какую-нибудь прочную доску, и по ней на веревке затащить тюки в машину. Так я Петровичу и сказал.
Он подумал, крепко почесал в затылке:
— Ну, давай попробуем…
Схема сработала. У Петровича оказались глаза велики: тюки никак не тянули на центнер. Килограммов семьдесят, да. Отчего, конечно, тоже пуп порвать можно. Но все же не сто. И не без огрехов, с рывками, с матерщиной, оба тюка мы в «каблук» заволокли. А банки с краской покидали в пять секунд. Взмок я порядком, да еще пришлось чиститься от прилипшей пакли.
— Ну, счастливой дороги! — напутствовал Петрович, выписывая накладные. — Ты смотри, слякоть на дорогах. Я вот однажды по такой же погоде в кювет улетел… Беда! Ладно, жив остался… Вот адрес, держи. Ты вообще Люберцы знаешь?
— Разберусь.
И разобрался. Ожидал меня суетливый мужичок с несколькими подсобниками, они вмиг вытащили паклю, краску, мужичок подмахнул расписку и даже сунул мне небольшую купюру, от чего я отказываться не стал. И покатил в свое Выхино. Это было уже в самом конце рабочего дня.
Мой первый шаг по заданию Гринева я планировал такой: купить обещанный коньяк и распить бутылочку на двоих с Петей. Вечером. Чтобы ему как раз пришлось «в люльку». Естественно, под задушевный разговор. А зачем еще нужны такие посиделки, если не ради этого?.. И для начала послушать Петино мнение о коллегах. Он парень умный, наблюдательный и при том молчаливый. Ум и наблюдательность со стороны не заметны. А я-то ему язык развяжу. Сделаю из его, как источник.
И прежде, чем припарковать «Москвич» у общаги, я завернул на площадь у метро. Здесь, как всегда, жизнь кипела. Привычно орала музыка, в данном случае композиция «Ты теперь в армии» в исполнении английской группы «Статус-Кво».
Я не спеша прошелся вдоль ларьков, остановился у того, где некогда порекомендовал парню приобрести грузинский коньяк. Вздора я не посоветую, потому и сам выбрал то же, и презент от люберецкого клиента пришелся в цвет. «Греми» с желтой этикеткой — цвет роскошный, настоящий коньячный. Ну, а вкус оценим позже.
Набрал фруктов: яблоки, бананы, апельсины. Взял и продуктов. И двинул домой.
Сейчас маршрут мой пролегал не сбоку от палатки, а прямо по фронту. Здесь уж я, конечно, глянул: народ активно кучковался, а распоряжалась газетами молодая женщина постарше Кати, надо полагать, что Света. Однако, совсем не похожая на Катю… Но я над этой загадкой голову ломать, конечно, не стал, тормознулся у общаги, взял продукты в охапку, предварительно замаскировав коньяк, и попер к себе.
Петя был дома. Работал усердно. Обложился книгами и журналами, что-то компилировал в амбарную тетрадь.
— Дон Педро! — жизнерадостно провозгласил я, — вынужден прервать ваши ученые записки! Есть тема.
Петя поднял очкастую голову, воззрился на меня. Глаза за линзами очков казались неестественно увеличенными.
— Догадываюсь, — он улыбнулся.
— Молодец, — я достал бутылку «Греми». — Принимается?
— Вполне, — спокойно согласился Петя. — Только попозже. На сон грядущий.
— Разумно, — одобрил я. — Пусть тогда ждет, созревает, а я покуда перекушу.
— Дельно, — одобрил и Петя, вновь уткнувшись в конспект.
Перекусить, однако, мне не удалось. Только я задумался над вечерним меню, как раздался несильный стук в дверь.
Открыл — Бог мой, Катя!
— Очень приятно, — приветствовал я гостью самым галантным образом. — Входите, барышня!
— Спасибо, — пропищала барышня и впорхнула в блок.
Видно было, что она старается держаться бойко, развязно, но при том отчаянно стесняется. Напускной бойкостью ломает смущение. Я, конечно, решил ее поддержать, заговорил приветливо:
— Катерина, прошу, очень рад тебя видеть… — а когда она проникла в комнату, сказал уже просто ласково: — Ты знаешь, я успел по тебе соскучиться.
— Я тоже!
Тут она сломала остатки робости, бросилась мне на шею, прильнула всем телом — и наградила жарким, от всей души поцелуем в губы.
С минуту мы, прошу прощения, самозабвенно лизались — иначе не скажешь — в упоительном безмолвии. Конечно, мой исправный организм отреагировал на это точно так, как надо.
Оторвавшись от моих губ, Катя шепнула в ухо:
— Я хочу с тобой спать. Всю ночь. Можно? Хочу нежиться в твоих объятиях. Укрыться одеялом потеплее, прижаться к тебе…
— Запросто, — не возражал я. — А сестра твоя? Она в курсе?
— Ага. Я ей сказала.
— Как сказала? В каких именно словах?
— Ну… говорю, познакомилась тут с парнем, аспирантом. Говорю, понравился он мне. Вроде я ему тоже…
— Справедливо.
— Да⁈ — Катя аж расцвела.
— Конечно, — я засмеялся и поцеловал ее в щечку.
Действительно, мне Катя очень нравилась обаянием и непосредственностью, о которых, похоже, не догадывалась.
— И что дальше?
— А дальше, — Катя вздохнула, — созналась. Согрешила, говорю, дала ему. Она говорит: ну, ты девочка большая, взрослая, я тебе не нянька. Сама думай, кому даешь… Говорит, если аспирант, значит, человек серьезный, надежный должен быть… Короче, смотри сама.
— И ты посмотрела.
— Ага, — Катя так доверчиво положила голову на мое плечо, что я умилился, а она еще добавила простодушной милоты, сказав:
— Ну что, давай?.. Не могу ждать больше! Уже протекла вся.
— Давай.
Не сходя с места, я протянул руку и повернул барашек замка…
…Уже говорил и, должно быть, не устану повторять: при самой неброской внешности Кате Бог послал счастливый дар в высшей степени обладать тонким волшебством, именуемым женственностью. Эта магия превращает обычных девушек и женщин в живые магниты, влекущие к себе мужские взгляды и… и понятно, какие еще мужские детали. Признаюсь, было невыразимо приятно сознавать, что такое очаровательное чудо вдруг досталось мне. Слетело свыше вроде лепестка яблони… Сознавая это, я и кончил в Катю как из гидравлической пушки, на несколько секунд отключившись от мира.
Вернувшись, обнаружил, что лежим мы на боку в тесную обнимку, укутавшись одеялом, и так нам тепло, так хорошо… Все точно так, как мечталось Кате, и вот мечты сбываются!
— Катерина, — сказал я, заметив, что вид у моей феи сладко-сонный и немного потешный. — Ты, значит, остаешься на ночь?
— М-м… — промурлыкала она, обворожительно жмурясь и потягиваясь.
— Тогда давай поспи, посмотри хорошие сны, а у меня одно дело есть с соседом по блоку. Надо порешать. Жди меня, и я вернусь!
Улыбаясь с закрытыми глазами, Катя проворковала что-то вовсе неразборчиво и вмиг заснула. Я встал, оделся, постарался ее укутать поуютнее. Взял коньяк, фрукты, стукнул в дверь к соседу:
— Ну, Петроград, теперь-то можно?
— Теперь можно, — рассмеялся Петя, собирая книги с журналами…
Через минуту мы уже замахнули по первой рюмке. Напиток!.. Амброзия, боги на Олимпе обзавидуются. Я по максимуму просмаковал послевкусие, Петя тоже был впечатлен, о чем мне и поведал. Я подмигнул:
— Говорил тебе, благодарить будешь! Ну, давай повторим… Кстати, что-то я Антоныча давно не вижу. Куда он делся?
Так я постепенно хотел вывести приятеля на разговор о разных соседях по общаге.
— Да он ведь к супруге съехал. Где-то на Таганке, — сказал Петя, жуя зеленое яблоко. — Но здесь номер за собой оставил. Платит за него.
— Ты смотри! Надо же…
— У богатых свои повадки, — тонко ухмыльнулся Волков…
…Через полчаса мне пришлось признать, что план не оправдал себя. Я-то был как огурчик, а Петя назюзился, осовел, стал явно тяготеть «в люльку». К психологическому анализу оказался непригоден. Развезло, говоря попросту.
Я, впрочем, досадовать не стал. Первый блин комом — нормальная жизненная ситуация. Будут второй и третий. Коньячные эндорфины прекрасно разогрели меня, вдохновили, можно сказать. И я с удовольствием отметил, что еще на пару рюмок на двоих в бутылке есть… А потом меня ждет Катя на всю ночь.
— Давай, Петропавловск, вонзим еще по одной!
— Мне последнюю… — с трудом проворочал языком Петя. — И я того… на боковую. А ты уж финишируй сам…
От таких слов я еще больше воспрянул духом.
— Как скажешь, дружище! Но эту порцию под звон бокалов, святое дело.
И мы дружно выпили. Не успел я продышаться роскошным жарким амбре, как в дверь довольно деликатно постучали.
— Открою, — сказал я.
Стук повторился, но я уже был у двери.
— Иду! — и распахнул ее…