Белый генерал. Частная война

Глава 4 Наша хата — лагерь супостата!

— Ну что, генерал, пойдем на дело?

Все неймется! Мало ему, что я приказал собрать и передать казакам все револьверы Смит-Вессона, и теперь на меня смотрели буками все оставшиеся в Габрово офицеры! Но эта идея «чертовщины», по крайней мере, имела здравую цель «повысить огневую мощь подразделения», как он выразился. Равно как и забранные в отряд несколько десятков трофейных турецких винтовок американской выделки, Winchester-1873.

— Ловко придумано, вашество, — пощелкал рычагом казачий урядник, — эдак хороший стрелок может за десятерых палить, лишь бы припаса хватило!

Патронов трофейных могли бы собрать и побольше, да поджимало время, пришлось задавить жадность и командовать отряду выступать. Пока не задремал, ехал и жалел, что мало.

— А патронов много не бывает.

Да уж, но отдельному отряду можно бы разок отсыпать с горкой.

— Все равно не поможет. Патронов либо очень мало, либо просто мало, либо мало, но больше не унести.

Шутник. Но шуточка-то правильная, русская армия всегда с половиной запаса воевала. Я снова зевнул так, что едва не вывихнул челюсть и поудобнее устроился в седле. Затихла и чертовщина.

Затерянный в облаках, по узким тропинкам над обрывистыми ущельями, вытянувшись в длинную змею, отряд пробирался в сторону Шипки. Эхо далеких выстрелов безошибочно подсказало, что впереди идет горячее дело. Сообразил это, едва очнулся ото сна — надо торопиться, не ровен час, собьют полки Петрушевского! Да только проснулся я не один:

— Не менжуйся, Миша! Давай я отряд поведу! Самое время турок за бока взять!

Нет уж, мое место там, на Шипке.

— Давай, решайся! Турки Шипку и без нас не возьмут, откатятся. У них растерянность, а тут мы с горы на лыжах!

Каких еще, бога душу мать, лыжах???

— За слова цепляешься… значит, трусишь.

Да меня никто и никогда трусом не считал!!! И еще неизвестно, где опаснее!

— Знаю, пулям не кланяешься. Но ты не опасности боишься, а неудачи. А ну вдруг не выйдет, вся карьера псу под хвост?

Внезапно я понял, что голос отчасти прав — жизни без военной службы я себе не представлял. И эта правота разозлила меня пуще прежнего, весь сон слетел.

— Время уходит, Миша, турки в себя придут! Сейчас или никогда, пан или пропал!

— Да пропади ты сам пропадом! — заорал я в голос, разбудив дремавших в седлах ординарцев и сопровождавших нас Лепинского с Эллерсом.

И в ту же секунду волна перед глазами, поплыли круги, меня бросило в испарину, а потом в страшную, накрывшую с макушки до пят панику — я не владел собственным телом! Не мог пошевелить руками, повернуть голову, скосить глаза куда хочу…

— Ну вот теперь повоюем. Учись, генерал!

Я попытался закричать — голос тоже не подчинялся. Теперь я видел и мог делать только то, что мне позволяла моя чертовщина!

— Не паникуй, Миша. Помолись лучше за успех русского оружия.

А что еще оставалось делать? Ох, как я молился! Никогда в жизни так горячо не просил помощи у Господа, бессильно наблюдая за происходящим.

— Господа полковые командиры, ставлю вам задачу провести на рассвете демонстративную атаку…

Я шептал молитвы, но понимал, что командир 14-й дивизии Петрушевский на такую атаку не пойдет, ибо приказа от меня, как равного по чину, но куда младше по старшинству, он не примет. И вообще, после недавних боев не рискнет атаковать сам. То есть чертовщина в предложенных обстоятельствах делает все верно.

— Демонстрационную? — уточнил Саша Липинский.

— Да, демонстрационную, оговорился спросонок.

— На Центральную гору? — мрачно спросил Эллерс, предвидя необходимость атаковать главный османский редут, где стояли сильные батареи.

— Ни в коем случае. Ваше дело обозначить охват наиболее пострадавшего в утренней атаке турецкого фланга на Лесном кургане и далее, в направлении Лысой горы. Обозначить, нашуметь, чтобы турки резерв двинули. Но не увлекаться!

Полковники облегченно заулыбались.

У деревеньки или даже хутора Стоманеците колонна разделилась: чертовщина увела казаков в сторону Зелена Древа, где стоял штаб болгарских бригад генерала Столетова.

— Что, Клавка, пойдешь со мной за Георгием?

От шутейного удара по плечу Круковский чуть не вылетел из седла, но осознав, что ему предложили, чуть не заплакал:

— А кто же за вашим добром присмотрит, Михал Дмитрич?

Я (я???) захохотал.

— А трофеи все казакам оставишь?

Денщик подобрал губы, словно считая «прибыля» — неужто польстится на дуван? «Если выгорит, добра будет хоть ложкой ешь!» — читалось в его забегавших глазах.

Через час-полтора нас встречал генерал-майор Николай Григорьевич Столетов, командир болгарского ополчения. Ему бы нос чуть попрямее, да усы другого фасона — вполне сошел бы за Бисмарка.

— Добре дошли, Михаил Дмитриевич, как говорят болгары! Какими судьбами?

— Приказано нам ударить с Имитлинского перевала на Шейново.

Столетов широко раскрыл глаза и задавил явно рвавшийся из горла вопль «Да что они там, все с ума посходили?» Обдумывая, как осторожно увильнуть от такого сомнительного задания, он пригласил всех приехавших со мной казачьих полковников в свой штаб, самый большой в деревне дом под красной черепицей, на каменном подклете. Пока ждали болгар, я успел отправить полсотни донцов вперед, в сторону Имитли, села у самого подножия хребта.

Кроме русских офицеров болгарских дружин явились и предводители гайдуцких чет — Димитр Попгеоргиев и Цеко Петков, оба в красочных одеждах и с целым арсеналом кинжалов, ятаганов и пистолетов, заткнутых за пояс.

Ожидаемо, старшие офицеры загорелись и принялись уговаривать генерала. Про младших и говорить не стоило — они рвались в бой. Но больше всех воодушевились гайдуки, сразу предложившие способ преодоления самого опасного участка между Имитли и Шейново — пяти верст плоской, как стол равнины.

— Сменим шапките с тюрбани, будем като башибузуци!

Мало-помалу в обсуждение вступили и остальные, уточняя план сей безумной авантюры. Я ушам своим (своим ли?) отказывался верить — даже рассудительный и осторожный Николай Григорьевич в конце концов согласился! Хотя куда ему деваться, того и гляди, болгары сорвутся без приказа и уйдут, уж больно напористо взялась за дело моя чертовщина!

Обговорив все детали, офицеры разошлись давать указания солдатам. Как раз к этому времени на заводных конях добралась пешая сотня из пластунского батальона, вся в драных и заношенных черкесках, сущие калики перехожие. К ним пристроилось десятка полтора охотников* из императорского конвоя.

Охотники — идущие своей охотой, добровольцы.

— Ваше дело главнейшее, пойдете впереди отряда, путь ему расчищать. Работать только белым оружием, без шума, чтоб ни один часовой не всполошился.

— Знамо дело, вашество, не сумлевайся!

— Сыщите тряпки темные, лица замотать. Нынче почти новолуние, но все равно лучше мордами нашими не светить.

Станичники понятливо посмеялись.

— Все мало-мальски яркое снять, галуны золотые и серебряные спороть, газыри прикрыть, чтоб не дай бог не блеснуло!

В первом ряду белозубо улыбнулся здоровенный казачина:

— Не впервой, языков только так и берем!

— Еще, возьмите в обозе трофейные турецкие плащи, они темного сукна, натыкайте в них веточек, травы…

— Зачем-та?

— А чтоб присел в нем и со стороны как куст смотришься.

— Ну… можна.

— Сроку вам на подготовку два часа и сразу с четами гайдуцкими выступайте.

Похоже, что казаки слишком уж рьяно кинулись дербанить обоз и нахватали там не только плащей — через четверть часа прибежал жаловаться интендант-майор.

— Не ной, завтра в героях будешь! Что, расписку тебе? Держи, душа чернильная!

Ополдень вниз, к Имитли ушли пластуны с проводниками из местных, за ними обе четы Попгеоргиева и Петкова, следом тронулись казаки, и последними — пешие ополченцы Столетова. Переход вроде недальний, верст восемнадцать-двадцать, но трудный — с горки на горку, сплошь козьи тропы, да еще от шального турка беречься надо.

Справа остались поросшие густым лесом пологие вершины Черни Врех да Черната Могила, слева — щеголявшие каменными проплешинами Исполин и Малек Исполин. У ручья Лешницы нас ожидали посланные вперед донцы:

— В Имитли от силы сотня турок, редиф, службу несут абы как.

Пластуны, встретившие донцов еще раньше, задерживаться не стали, а сразу выдвинулись вниз, безо всякого приказа. Вот тут я буквально слился в негодовании с чертовщиной: а если что пойдет не так? Пришлось остальное войско вместо привала гнать вперед, на случай подкрепить наших головорезов.

Но Бог милостив, в Имитли мы вошли в тишине, нарушаемой лишь стуком копыт. Тот же здоровенный казачина ждал на площади и на вопрос, как все прошло, махнул рукой:

— Лехше лехени, никто не всполошился, не пальнув, вона, лежат!

К ограде мечети с невысоким минаретом стаскивали трупы заколотых и зарезанных турок.

— Головне було болгар зупинити, шоб не дзвонили! — он показал рукой на еще более низкую, чем мечеть, православную церквушку. — Так зарадовались, шо мало не вдарили в била!

Помянутые болгары в черных расшитых жилетах, шароварах и кожаных цервулях уже составили депутацию для приветствия российских войск. От празднования пришлось воздержаться, отправив местных разоружать и стеречь их мусульманских соседей-помаков, чтобы никто не сбежал в Шейново под покровом наступавшей темноты.

Высланные разъезды и пластуны вернулись раньше ожидаемого: путь от Имитли, то есть уже Ясеново, до Шейново чист.

Чертовщина моя совсем как будто собралась идти с пластунами, да только те от такой чести отказались:

— Мундир ваш билый дуже помитный. Да нашим прихваткам вашство не навчени, так шо мы сами.

— Не научен? А ну, попрыгали!

Казаки переглянулись, но подчинились настойчивому требованию и пару раз подскочили на месте.

— Ага, у кого баклажка брякает? У кого кинжал дзынькает?

Уважительно усмехаясь, пластуны перетряхнули свое снаряжение и попрыгали еще — тихо!

— Не сумнивайтесь, все зробимо добре. Вирте нам, як мы вам виримо.

Как интересно! Он же поступал в точности, как я! Ведь это моя придумка донести задачу до каждого фельдфебеля, упредить его, чтоб дурных не брал, ободрить солдат, собравшихся на смертное дело!

Ушли вперед пешие казаки, а за ними гайдуки, навертевшие на головы чалмы. Ну точно — сущие башибузуки, разбойная орда! Остается надеяться, что у болгар с дисциплиной получше, чем у османских негодяев.

Казачьи полковники, выслушав последние указания, разъехались к своим сотням. Тонюсенький серпик луны почти не давал света, да еще наползали тучи, все складывалось в нашу пользу. По ровному полю тремя колоннам полки расходились по заранее указанным направлениям — впереди четыре тысячи казаков, а за ними шесть с лишком тысяч болгар-дружинников.

Слышался только шорох травы, глухие стуки обмотанных тряпками копыт, а когда кто-то кашлянул, на него зашипели сразу пять или шесть человек. Так и дошли до самой окраины, где нас встретили проводники и Цеко Петков, вырядившийся в одабаши, предводителя оды.

У обочины рядком лежали шестеро солдат редифа, глядевшие стеклянными глазами в небо, словно надеясь увидеть там Луну. Ружья их валялись в сторонке — старое барахло, чуть ли не переделанные под капсюль «Бурые Бесс», которыми британцы воевали сто лет.

— Все чисто, вартовых снялы, нихто не пискнув. Тамо, — кубанец показал рукой, — ще двадцать, де колычки вбиты, мабуть, редут хотили копати.

С тихим шелестом вышли из ножен шашки, и, повинуясь взмаху руки, сотни потекли в городок. Даже собаки не всполошились — видимо, турки перерезали их, как нечистых животных.

Лязгнуло железо, еле слышно застонал аскер, глухо упало тело… За полуприкрытой ставней мелькнул и пропал огонек, ойкнул женский голос…

В темноте нарастал конский топот, мимо проносились всадники. До мечети-джамии и Благовещенской церкви в центре Шейново казаки прошли, как нож сквозь масло. Замыкающие сотни спешились и проверяли каждый дом, не прячутся ли турецкие солдаты. Поначалу едва слышные вскрики и стоны нарастали, зазвучали громче, громче, наконец раздался сдавленный вопль, а следом — резкий, как удар нагайкой, свист.

Зазвенела сталь об сталь, гортанно закричал турок, а дальше все завертелось, как в калейдоскопе — хлопнула одна дверь, другая, бахнул первый выстрел, уже не прячась, протяжно и разбойно засвистали казаки.

Мой эскорт добрался до угла Казанлыкской, как сказал проводник, улицы, только чтобы увидеть, как в доме аги идет рубка — там гикали и орали, рубились и умирали.

— Там черкези, — вдруг подскакал Цеко Петков, сменивший чалму на плоскую барашковую шапочку с крестом, — имам нужда от помощ!

— Дозвольте, ваше превосходительство? — привстал в стременах Дукмасов и, получив разрешение, ринулся вперед с десятком казаков.

В доме заголосили пуще прежнего, грохнулось тяжелое, стеганули два или три револьверных выстрела. С треском распахнулись ставни, и сквозь них, видимый только благодаря светлому исподнему, вылетел человек, а за ним второй и третий — уже не в подштанниках, а в черкесках.

В доме за углом уронили то ли свечу, то ли керосиновую лампу, огонь в суматохе боя никто не тушил, и оттуда уже потянуло гарью.

Через несколько минут из дома аги вывалилась пять или шесть человек с рожами, замотанными рваными тряпками, страх такой, что хоть святых выноси, и добежали до нас. Еще одного они волокли буквально на руках, его голову закрывал целый ком одежды.

— Вот, вашество, сам Вессель-паша! — представили добычу пластуны.

— Точно?

Пленник в ночной рубахе с халатом на голове мало походил на турецкого генерала.

— Не сумневайтесь, ось його мундир! — потряс кителем с эполетами казак. — И шабля!

Вессель-паша, сорвав с головы шелковый халат, бился в руках казаков и требовал по-французски, чтобы его саблю принял офицер подобающего ему ранга. Но мистер Икс игнорировал все призывы — у меня закралось подозрение, что он просто не понимал турецкого генерала!

— Георгиев себе на грудь заработали!

Крики и шум в доме тем временем затихли, но тут почти одновременно примчались вестовые от правой и левой колонны. Если справа все шло по диспозиции, то слева на дошедших до северной окраины Шейново станичников уже набегали турки из главного лагеря.

— Два полка из правой колонны туда в помощь, держать околицу! Этого, который Вексель — тьфу, Вессель — скрутить в бараний рог, чтоб не вякал!

Боже, что он творит! Что за герильяда!

Пальба на околице усиливалась, туда же поскакала полусотня с «винчестерами». Дом за углом понемногу разгорался, освещая сцену побоища оранжевым светом — в лужах крови валялись тела полуодетых турок, кто сжимал кривой бебут, кто винтовку с длинным штыком. Пластуны, стоило Дукмасову вернуться ко мне, принялись весело потрошить дом аги.

— А ну, прекратить! Все на северную окраину!

— Зараз, вашство!

Мне показалось что в окнах дома аги мелькнула тень Клавки, денщика. Да чтобы Круковский полез в самое пекло? Такого просто не может быть!

Разрозненная стрельба понемногу обретала порядок, уже можно было различить залпы, хоть недружные и растянутые. Впрочем, урон от редифа с древними ружьями наверняка невелик, но еще минут десять-пятнадцать, турки совсем очухаются и пойдут в штыковую атаку, задавят числом, будет нам карачун! Их в лагере тысяч пять-десять, а казаков там всего две тысячи. Вот сейчас бы самое время Столетову подойти и горным пушкам…

— Помощь нужна, не удержим околицу!

— Держать! Посылаю всех, кого могу!

Мистер Икс тут же отдал приказания ординарцам. Дукмасов умчался к правой колонне с приказом бросать все и срочно идти на помощь левой, оставив легкий заслон, чтобы следить за дорогой на Казанлык и перехватывать беглецов. Центральная колонна тоже понемногу смещалась в сторону тяжелого боя. Теперь только держаться, и я горячо взмолился, чтоб турки не успели развернуть артиллерию — сметут!

Вот тут и громыхнула пушка… Господи, Твоя воля, только бы это была наша…

— Казачья легко-конная батарея прибыла и бьет картечью! — доложил очередной посланец-донец.

Кажется, выстояли, а с востока уже слышался дробный топот тысяч ног в цервулях — умница Столетов, услышав бой, повел бригады бегом!

И бросил их в штыки с ходу!

С шипением взмыли осветительные ракеты, страшный клич «На нож! На нож!» потряс Казынлыкскую равнину. Ай да чертовщина моя, такую авантюру провернул! Я не мог не прийти в восторг от безумного маневра, увенчавшегося таким успехом!

Со второго этажа богатого дома, второго от околицы, мы видели всю картину боя — ужасный болгарский удар смел первые линии атакующих турок, слабо обученные солдаты редифа смешались в кучи и не слушали команд, а некоторые, отбившиеся от табора, бросали оружие и спасались бегством. Перед нами открылся громадный лагерь с рядами палаток, с котлами, в которых кашевары уже готовили утренний рис, с позициями развернутых к Шипке орудий на высоком кургане Косматка.

— Прикажите артиллерии перенести огонь на лагерь, а сотням атаковать в конном строю!

Конная лава со свистом врубилась в расстроенный фланг турок и довершила дело — замолк большой барабан, гнавший аскеров в атаку, рухнул штандарт с полумесяцем, за ним зеленый флаг с арабской вязью, упал на колени, закрывая окровавленное лицо, турецкий офицер.

Дружины охватывали турецкий лагерь, от Шейновской рощи бегло стреляли легкие орудия, сотни рассекали оборону на куски, сопротивление с каждой минутой ослабевало и, наконец, когда над вершиной Катуните слегка посерело небо, турки сдались.

— Не расслабляться! Артиллеристам обстреливать позиции у Шипки!

Казаки и расчеты горных пушек с помощью болгар и пленных турок, стенавших о немилости Аллаха, заряжали турецкие же орудия, стоявшие на высоком кургане. Двадцать пять штук — захватили-то больше, но прислуги не хватало.

Первый залп совпал с первыми же лучами солнца, а после третьего издалека, со стороны перевала, послышался далекий гром — услышав пальбу у деревни Шипка, Эллерс и Липинский повели свои полки в атаку.

Над турецкими окопами лопались шрапнельные гранаты, внося сумятицу и ужас в турецкие ряды, бежавшие от Шейново наверняка рассказывали о несметных силах гяуров и нагоняли панику.

Болгары заняли северную, обращенную к Шипке, линию окопов лагеря, казачьи полковники собирали свои сотни. На околицу сходились пластуны, волча туго набитые мешки — не иначе, успели поживиться в лагере.

— Эй, станичники, а где ваш белозубый, здоровяк такой?

— Захар-то? — невесело отозвался казак в косматой папахе. — Порубали Захарку, вашство, насмерть порубали…

— Как же так?

— А ось так! Вин, коли с черкесами ризалися, нас прикривав и один проти семерых гололобых залишився. Мы-то ушли, а его порубали…

Пластун смахнул папаху с бритой головы и перекрестился, его примеру последовали все вокруг. И словно в унисон нам ударили в била у церкви Благовещения.

— Эх, нам бы хоть парочку пулеметов… Да что там парочку, одного бы хватило… да где их взять. Ладно, генерал, понял, как воевать надо? Давай, принимай бразды, и попробуй мне победу упустить!

Переход через Балканы