Безумный барон – 3

Глава 12

Финальной, эпической драки не случилось. Вместо того чтобы сойтись в последней битве, наш главный ледяной маньяк, Кассиан, сделал то, чего я от него ожидал меньше всего, — просто шагнул назад. Его фигура беззвучно растворилась в тенях, будто ее и не было. Однако, прежде чем исчезнуть, он едва заметно, почти лениво, шевельнул пальцами. Этого оказалось достаточно.

Система ответила мгновенно. Давивший на уши низкий гул превратился в утробный, вибрирующий рев, от которого, казалось, сейчас треснут зубы. Черный, похожий на антрацит, кристалл, до этого лишь начинавший свой путь по стенам, ринулся во все стороны с тихим, стеклянным шорохом. На глазах все проходы затянулись монолитной тьмой — ловушка захлопнулась с неотвратимостью гидравлического пресса.

Адепты, с которыми мы только что рубились, как по команде, отступили к стенам. Никакой агрессии. Превратившись в безмолвных истуканов, они замерли, ожидая, пока их хозяин решит, как именно нас будут утилизировать.

— Анализ. Мы в ловушке, — буднично сообщила Искра, будто комментировала прогноз погоды. — Неожиданный поворот. Сарказм. Энергетические контуры замкнуты. Внешний выход отсутствует. Предлагаю сдаться. А потом, когда он подойдет, ткнуть его в глаз. Это будет очень смешно!

«Твои тактические наработки меня просто восхищают, подруга», — мысленно огрызнулся я, пока по спине бежал неприятный холодок.

Тяжело дыша, Ратмир опустил свой двуручный тесак, все еще гудевший от недавнего боя. Арина медленно возвращалась в свой человеческий облик; хищные черты сглаживались, хотя в глазах так и остался гореть опасный, звериный огонь. Напряжение, до этого натянутое до предела, спало, сменившись глухой, безнадежной тишиной. Мы победили в схватке, однако стратегически нас только что размазали по стенке.

И в этой тишине, наполненной гулом машины, раздался срывающийся, полный отчаяния голос.

— Стойте!

Из-за спины Ратмира вынырнул Елисей. Его лицо побелело, как свежевыпавший снег, глаза лихорадочно блестели. В руках он сжимал какой-то кристалл-планшет, будто утопающий — соломинку.

— Вы не понимаете! Нельзя! Это… это неправильно!

Медленно повернув свою бычью голову, Ратмир одарил его взглядом, в котором не было злости. Только тяжелое, холодное презрение.

— Заткнись, щенок, — прорычал он, сплюнув на пол, который тут же покрылся инеем. — Не время для твоих соплей.

Но Елисей его не слышал. Он смотрел на меня с отчаянной, почти безумной мольбой. Сделав несколько шагов вперед, он вышел на середину зала.

— Он прав! — выкрикнул он, ткнув пальцем в ту сторону, где исчез Кассиан. — Этот мир… он обречен! Он — ошибка, построенная на боли и страдании! Хаос Жизни порождает лишь смерть, а Голод Пустоты — разрушение! Только Порядок… только его логика может все исправить! А вы… — он обвел нас безумным взглядом, — вы ведете всех нас на смерть ради… ради иллюзии!

И тут до меня дошло: парень не просто испугался. Он искренне, до дрожи в коленках, верил в то, что нес, словно сектант, узревший истину в глазах своего гуру. Это было не предательство. Он, чтоб его, пытался нас спасти. От нас самих.

— Его путь — это не смерть! — продолжал он, и голос его дрожал от переполнявших его чувств. — Это излечение! Вечный, безболезненный покой! Без войн, без предательства, без потерь! А ты, — он уставился на меня, и в его глазах блеснули слезы, — ты предлагаешь им сражаться и умирать за право страдать дальше! Ты самый страшный из всех нас, Михаил! Потому что ты даешь им надежду там, где ее быть не должно!

Его слова острыми осколками льда впились в повисшую в зале тишину. Ратмир зарычал и подался было к нему, но я остановил его движением руки. Арина замерла. Огонь в ее глазах на миг погас, сменившись болью и недоумением. Она смотрела на своего друга, на того самого нескладного мага, которого знала с детства, и не узнавала его.

Наш только что наспех сколоченный союз сейчас треснет по швам. И расколет его не враг снаружи, а наш собственный, заблудший гений.

Пацан стоял посреди зала, раскинув руки, будто проповедник перед паствой прокаженных. Клинический случай. Ратмир зарычал, как разбуженный медведь, и уже подался вперед, чтобы вправить этому оратору мозги его же собственным хребтом, но я успел выставить руку, уперевшись ему в грудную клетку, твердую, как бронеплита.

— Тихо, воевода. Дай мне.

В этот момент, до этого стоявшие истуканами, адепты пришли в движение. Беззвучно, как единый механизм, они начали медленно сходиться к центру, сужая кольцо. Их черные клинки не были подняты для атаки — они просто волочились по полу, высекая из кристалла скрежещущий, тошнотворный звук. Нас не атаковали. Нас давили психологически.

— Он не один, магистр! — прорычала Арина, и в ее голосе все еще звенели звериные нотки. Прямо перед наступающими адептами из пола вырвались и тут же застыли уродливыми шипами корни из золотистого света, заставляя врагов на миг замереть.

Пока за спиной Ратмир и Арина, отступая, формировали хлипкий оборонительный круг, я медленно подошел к Елисею.

— Включи голову, — на удивление спокойно проговорил я на фоне скрежета клинков. — Просто на секунду забудь про всю эту философию. Ты же ученый. Видел его «оранжерею». Считаешь, что вечная кома в хрустальном гробу — это излечение?

Он вскинул на меня мокрое, перекошенное лицо.

— А что я видел с вами⁈ — взвизгнул он, пока один из адептов легко, почти лениво, разрубил световую преграду Арины и сделал еще один шаг. — Смерть моего наставника! Войну, в которой нас чуть не раздавили! Ты, — он ткнул в меня дрожащим пальцем, — превращаешься в чудовище, которое пожирает души! Она, — палец метнулся в сторону Арины, отступающей под напором трех фигур, — становится зверем! Ваш хваленый хаос, ваша свобода — это просто право умирать в муках! А он… он предлагает покой!

— Покой морга, Елисей, — не повышая голоса, я сделал еще шаг к нему, пока адепты сжимали кольцо вокруг моих друзей. — Он предлагает не жизнь без боли, а отсутствие жизни как таковой. Жизнь — это право встать утром и решить, что ты будешь делать. Право любить, ненавидеть, ошибаться и, да, страдать. Забери это право — и останется лишь функция. Безупречно работающий механизм в стерильной пустоте.

Мои слова отскакивали от него, как горох от стены. Он не слушал, его взгляд был прикован к тому, что творилось у меня за спиной: парировав выпад, Ратмир отступил еще на шаг, и на его лице отразились не только ярость, но и отчаяние.

— Право страдать… — он горько, криво усмехнулся сквозь слезы. — Какое благородство. Скажи это старому Гришке из обоза, который умер у меня на руках от «Серой Хвори», кашляя собственными легкими. Он очень хотел «свободно пострадать» еще немного. Скажи это Ратмиру, который каждый день смотрит на тебя и репетирует, как вонзит меч тебе в спину, потому что боится, что ты сожрешь его во сне! Какая прекрасная свобода!

За моей спиной Ратмир дернулся, будто его ударили. Елисей попал в самую больную точку.

«Анализ, — бесстрастно вклинилась Искра. — Юнит „Елисей“ перешел от общих концепций к апелляции к конкретным травматическим воспоминаниям. Эффективность его аргументации повысилась. Вероятность твоего контрубеждения логическими доводами — девять процентов. Кстати, тот адепт слева собирается атаковать Арину через три… две…»

— Арина, левый фланг! — гаркнул я, не оборачиваясь.

Короткий рык, вспышка золотого света и глухой удар раздались за спиной.

— Я видел достаточно, чтобы понять, — Елисей вытер слезы тыльной стороной ладони, и его лицо начало меняться. Дрожь ушла, сменившись холодной, отстраненной решимостью. Он смотрел, как мои друзья, мои последние союзники, отчаянно бьются в ловушке, и в его взгляде читалась не злость, а жуткая, врачебная правота. — Вы все — больны. Весь этот мир болен. И когда врач предлагает тяжелобольному пациенту ампутацию, а тот орет, что хочет и дальше гнить заживо, потому что это его «свободный выбор»… что должен сделать врач?

Он смотрел на меня уже не как на командира или друга. Он смотрел на меня как на пациента — буйного, опасного, которого необходимо зафиксировать для его же блага.

— Я не могу позволить тебе уничтожить их всех, Михаил, — его голос стал ровным и тихим, и от этой тишины мороз пошел по коже. — Не могу позволить, чтобы Арина мучилась от вины, а Ратмир — от страха. Я должен их спасти. Даже если для этого придется пойти против тебя.

В его глазах, еще минуту назад полных слез и отчаяния, погас последний огонек сомнения. На смену ему пришла твердая, фанатичная уверенность. Он сделал свой выбор. И этот выбор был не в нашу пользу.

— Мне жаль, Михаил, — произнес он, и в голосе не было ни капли сожаления. Только холодная, безграничная жалость хирурга к органу, который предстоит удалить. — Искренне жаль, что ты этого не видишь. Но кто-то должен принять тяжелое решение.

Я только что потерял его. Окончательно. Он больше не был нашим товарищем, нашим гением-недоучкой. Он стал адептом — самым опасным из всех, потому что искренне верил, что творит добро.

— Вероятность убеждения упала до нуля, — констатировала Искра, пока Ратмир с ревом отбрасывал от себя сразу двух противников. — Рекомендую перейти к плану «Б». Ткни его в глаз. Я все еще думаю, что это будет очень смешно.

Жалость в его глазах стала последней каплей. Ненависть, страх, злость — все это было бы понятно, однако эта холодная, врачебная жалость к безнадежно больному пациенту выбила последнюю пробку. Я подался было вперед, чтобы схватить этого новоявленного спасителя за грудки, но было уже поздно. Он сделал свой выбор.

Развернувшись на пятках, Елисей бросился бежать. От него веяло не страхом, а жуткой, фанатичной решимостью. Он мчался не к выходу, которого не было, а вглубь зала, к его центру, где из пола выступала похожая на алтарь консоль из черного, поглощающего свет кристалла.

— Ратмир, взять его! — рявкнул я.

Но старый вояка, с рыком отбросив одного из адептов, тут же был связан боем с двумя другими. Его лицо исказилось от ярости и бессилия: цель была видна, но добраться до нее было невозможно.

Рванув было за Елисеем сам, я наткнулся на стену из трех адептов. Они не атаковали в лоб, а просто преградили путь, опустив клинки и создав непроходимый барьер. Мышеловка захлопнулась, и каждый из нас оказался занят своей собственной, персональной ловушкой. Идеальный тактический ход, чтоб его.

А Елисей уже был у цели. Рухнув на колени перед черной консолью, он заставил свои пальцы замелькать над ее поверхностью. Он творил: его магия, магия программиста, сплетала в воздухе сложнейшие узоры из рун. Синие, холодные искры срывались с кончиков пальцев и впитывались в черный кристалл, отчего тот отвечал тусклым, внутренним свечением. Он не ломал защиту. Он был ключом, которого не хватало Кассиану.

— Анализ. Юнит «Елисей» инициирует протокол «Каскадный запуск», — голос Искры в моей голове звучал теперь без всякой иронии. — Он использует свои энергетические паттерны как мастер-ключ. Михаил, если ты не остановишь его в течение…

Не слушая, я понял, что прорываться с боем слишком долго.

— Искра, — мысленно прорычал я, отбивая выпад одного из адептов. — Мне нужен их канал связи. Тот, по которому Кассиан отдает приказы.

— Это закрытая, псионно-резонансная сеть… — начала было она.

— Да или нет, подруга!

Секундная пауза.

— Теоретически возможно. Мне понадобится прямой контакт с одним из них. И вся твоя свободная «вычислительная мощность».

«Будет тебе прямой контакт», — зло усмехнулся я.

— Ратмир! Арина! Ко мне! Прикройте!

Они поняли без лишних слов. Ударив по полу волной света, Арина ослепила и отбросила своих противников. Ратмир, взревев, сделал то же самое, но с помощью своего меча. На пару секунд мы снова были вместе.

Выбрав свою цель — того, что был ближе, — я сделал вид, что собираюсь рубить сплеча, заставив его выставить блок. А сам, вместо удара, шагнул ему навстречу и свободной левой рукой вцепился в его маску.

Холодная поверхность обожгла пальцы.

— Работай, твою мать!

Мир взорвался белым шумом. В сознание хлынули тысячи голосов, приказов, отчетов о состоянии — потоки данных, грозившие раздавить разум. Но сквозь этот хаос пробился отчетливый, машинный голос Искры.

— Нашла! Ошибка в расчетах энергопотребления… Система не учитывает… аномальный источник поглощения… Критическая нестабильность при пиковой нагрузке…

Вот оно. Клочок информации. Зацепка, которой должно хватить.

Тем временем Елисей почти закончил. Поверхность консоли под его руками уже пульсировала ровным, холодным, синим светом. Он встал с колен, его лицо было бледным, но торжествующим.

— Кассиан! — заорал я в пустоту, вкладывая в этот крик всю мощь взломанного канала связи. Мой голос, усиленный и искаженный, пронесся по всему залу.

Наступающие адепты на долю секунды замерли, сбившись с ритма. Система подвисла, пытаясь обработать аномальный вброс.

— Я знаю, чего ты хочешь! — продолжал орать я, пока по носу текла кровь от напряжения. — Но твой план — дерьмо! Он неполный! Твоя система не учитывает одного!

Пальцы Елисея замерли в сантиметре от финальной руны.

— Мой Голод — это не баг, это фича! Тот самый катализатор, который должен сбалансировать систему! Ты пытаешься запустить машину без ключа зажигания, и она захлебнется! Разнесет к чертям всю эту гору вместе с твоей драгоценной коллекцией!

— Ложь! — раздался в моей голове холодный, бесстрастный голос Кассиана.

Он ответил. Но в его голосе была микроскопическая, однако заметная доля неуверенности. Мои слова попали в ту самую ошибку в расчетах, которую нашла Искра.

По залу прошла волна искажений. Синий свет на полу замерцал, как в старой лампочке. Мой блеф, подкрепленный реальными данными, заставил его сомневаться.

Но Елисей не стал ждать. Он видел колебание системы, видел панику в глазах своего кумира, которую тот не смог скрыть.

— Нет… он лжет… — прошептал он, глядя на дрожащий свет. — Я верю в вас… вы не можете ошибаться… Я должен помочь!

Это был его последний, отчаянный акт веры, призванный доказать, что его выбор правильный, что его бог не колеблется.

И его рука опустилась на консоль.

Последняя руна вспыхнула ослепительным, синим светом.

Отшвырнув от себя адепта, я рухнул на одно колено, хватаясь за голову. Из ушей и носа хлестала кровь, перед глазами на миг потемнело. За спиной раздался отчаянный крик Арины и яростный рев Ратмира.

Мы проиграли.

Падая на колено, я погрузился в месиво из боли, белого шума и запаха собственной крови. Мы проиграли. Елисей нажал на кнопку, и сейчас наш уютный мирок свернут в трубочку и засунут туда, где солнце не светит.

Однако ожидаемого взрыва, который разнес бы все к чертям, не последовало. Случилось нечто куда худшее.

Давивший на уши низкий гул сменился абсолютной, противоестественной тишиной. А потом из центра зала, из Ядра, которое только что активировал Елисей, ударила волна абсолютного холода — холода, который не просто замораживал, а вычитал из мира само понятие тепла, движения, жизни.

Первая волна, невидимая, но физически ощутимая, прошла сквозь зал. Мой внутренний Голод, до этого рычавший, заткнулся и забился в самый дальний угол моего сознания, скуля, как побитый щенок.

А потом началось.

Слабое, голубоватое сияние поползло от центрального Ядра по полу, и все, чего оно касалось, с тихим, мелодичным звоном превращалось в гладкий, иссиня-черный кристалл.

— Назад! — заорал я, поднимаясь на ноги. — Все ко мне!

Инстинктивно выставив вперед Искру, я выпустил сгусток концентрированной тьмы. Он долетел до наступающей волны и… просто растворился в ней, не оставив даже ряби. Бесполезно.

Ратмир, уже тащивший за собой Арину, остановился на секунду и со звериным ревом рубанул своим двуручником по наступающей кромке кристаллического пола. Меч отскочил с жалким звоном, не оставив даже царапины, пока по рукам воина пробегала дрожь.

Вырвавшись, Арина выставила перед собой щит из золотого света. Голубое сияние коснулось его, и щит затрещал, как тонкий лед, покрылся паутиной темных трещин и с шипением погас. Она отшатнулась, ее лицо стало белым как полотно.

Адепты, стоявшие ближе всех, даже не пытались бежать. Они просто смотрели, как их тела, начиная со ступней, обращаются в темные ледяные статуи.

И только один человек в зале не двигался. Елисей.

Стоя у консоли, в самом эпицентре зарождающегося апокалипсиса, он смотрел на дело своих рук. С его лица, до этого бледного, но торжествующего, схлынули краски, оно вытянулось и посерело. Он хотел спасти всех от страданий, однако подарил им безболезненную, но абсолютную смерть. Он сделал шаг назад от консоли, от своего творения, инстинктивно отшатываясь, будто она была раскаленной. Его руки, только что уверенно творившие магию, безвольно повисли плетьми.

В его глазах, отражавших расползающийся по залу голубой свет, плескался не восторг неофита, а первобытный, всепоглощающий ужас создателя, который только что понял, какого монстра он выпустил на свет.

— Я… я не… я не этого хотел… — прошептал он, и в мертвой тишине зала его шепот прозвучал, как крик.

Но было уже поздно. Машина была запущена.

— Анализ, — раздался в моей голове холодный, безразличный голос Искры, пока мы отступали к единственной еще нетронутой стене. — Система работает в нестабильном режиме. Потребление энергии превышает расчетное на триста сорок процентов. Мой предыдущий вывод был верным. Твой блеф оказался правдой.

Я на мгновение замер.

— И что это значит? — прохрипел я.

— Это значит, что без твоего «Голода» в качестве регулятора эта машина долго не протянет. Прогнозируемый каскадный коллапс систем с последующим неконтролируемым выбросом энергии через… семь минут.

Семь минут. Нам подарили семь минут до того, как эта гора превратится в новую черную дыру. Ледяной Апокалипсис оказался лишь таймером перед апокалипсисом настоящим. А мы стояли в его эпицентре, и спасительное кольцо нетронутого камня под нашими ногами с каждой секундой становилось все меньше.