План был похож попытку ограбить Центробанк с водяным пистолетом. Но какой есть. А это, в нашей ситуации, уже тянуло на стратегический прорыв. И пока мои «союзники» варились каждый в своем котле — Ратмир точил свой рельс, Елисей копался в чертежах, а Арина училась жить с призраком бабки-армагеддонщицы за плечом, — я продолжал играть свою роль. Роль уставшего, почти сломленного ученика, ищущего ответы у мудрого, как сама вечность, наставника. Тьфу, самому тошно.
В этот раз мой личный гуру по управлению гневом, этот ходячий морозильник по имени Кассиан, повел меня не в привычную белую комнату для медитаций, а в самые недра своей горы-тюрьмы. По стерильным коридорам мы шли в абсолютной тишине, нарушаемой лишь гулким эхом наших шагов. Воздух здесь был не просто холодным — он был мертвым, сухим, звенящим, отчего в ушах стоял низкий, давящий гул.
— Ты задал правильный вопрос, Михаил. — В его, как всегда, тихом, безэмоциональном голосе сегодня слышался новый оттенок. Не гордость, однако, а скорее удовлетворение конструктора, чей сложнейший механизм наконец-то заработал как надо. — Ты спросил не «как уничтожить Голод», а «как его контролировать». Это — первый шаг.
«Ага, — подумал я, — первый шаг к тому, чтобы ты накинул на меня поводок покрепче. Черт, а ведь инженерное решение-то гениальное. Чудовищное, зато гениальное. Побочные эффекты — превращение в бездушную мразь. Ну, это мелочи, детали…».
Остановившись перед массивной дверью из матово-черного материала, который, казалось, всасывал в себя сам свет, Кассиан приложил к ней ладонь. Беззвучно, как тень, дверь ушла в стену, открывая… ну, зрелище впечатляло, не отнимешь.
Представьте себе хранилище данных какого-нибудь гугла, только вместо серверных стоек — уходящие в туманную, синеватую высь ряды ледяных саркофагов. Из прозрачных, граненых кристаллов сочился едва заметный пульсирующий свет. Шагнув внутрь, я ощутил, как от статического электричества волосы на руках встают дыбом. В нос ударил странный запах — озон, холод и что-то еще, неуловимое, похожее на аромат спящей пыли.
В каждом кристалле, как редкий экспонат, застыла фигура: люди, нелюди, какие-то твари, собранные будто из ночных кошмаров пьяного таксидермиста. Все они спали. Или были мертвы. Подойдя ближе к одному из саркофагов, я узнал его обитателя. Внутри, скорчившись, застыл здоровенный, рогатый мужик — один из тех «Рассекающих», что штурмовали поместье Аристарха. Даже во сне его морда была перекошена от ярости.
— Трофеи? — хрипло спросил я.
— Ресурс, — поправил Кассиан, медленно идя вдоль рядов. — Оранжерея Стазиса. Здесь те, кто нес в мир хаос. Они не мертвы. Их жизненные процессы замедлены до одного цикла в тысячу лет. Они спят. Ты же чувствуешь их, не так ли? Не их боль — ее нет. Ты чувствуешь их потенциал. Спящий, бесполезный. Зачем ему пропадать зря?
Он остановился, и я замер рядом.
— Твой Голод, — повернувшись ко мне, Кассиан сверлил меня взглядом из-под маски, — это двигатель. А ты пытался топить его сырыми дровами на поле боя. Грязно, неэффективно, шумно. Хотя можно иначе.
Он протянул руку к кристаллу с рогатым. Кончики его пальцев засветились ровным, белым светом, и от кристалла к его руке потянулся тончайший, едва заметный ручеек темной энергии. Всем своим существом я ощутил это. Мой внутренний зверь, вечно воющий волк, вдруг притих, поднял голову и жадно втянул носом воздух. Восхитительный запах, как у свежесваренного кофе после бессонной ночи на дежурстве.
— Я не убиваю его, — спокойно пояснил Кассиан, теперь обращаясь ко мне как к коллеге, а не ученику. — Я лишь забираю излишки его силы. Той самой, что питает его хаотичные сны. Это симбиоз. Он спит спокойно, пока двигатель работает. Стабильно. Контролируемо. Без криков, крови и разрушений. Попробуй.
Убрав руку, он прервал темный ручеек.
Сглотнув, я ощутил, как мой внутренний завхоз бьется в экстазе. Аккумуляторы! Перезаряжаемые, с длительным сроком хранения. Никаких тебе больше кровавых разборок и пожирания душ — чистый, экологичный шведский стол с доставкой на дом. От этого почти физического искушения рука сама дернулась вперед.
«Анализ. Энергетический потенциал юнитов стабилен. Жизненные показатели в пределах нормы для анабиотического состояния. Рекомендую каталогизацию по типу и мощности для оптимизации потребления. Создать плейлист?» — безразлично прозвенел в голове голос Искры, чей машинный прагматизм пугающе созвучно вписался в это место.
«Отбой, подруга. Пока без музыки», — мысленно прошипел я и шагнул к кристаллу.
Ледяная поверхность обожгла пальцы, стоило мне ее коснуться. Закрыв глаза, я потянулся не силой и не волей, а самим Голодом, словно натаскивал ищейку на след. Он откликнулся мгновенно. Тонкая, теплая струйка чужой, спящей силы влилась в меня — ощущение, несравнимое ни с чем из прошлого. Не яростное пожирание, не разрывание души на куски, а медленное, приносящее наслаждение утоление жажды, будто пьешь ледяную воду в знойный день. Внутренний зверь перестал выть и рычать. Затихнув, он свернулся клубком и довольно заурчал, как сытый, ленивый кот. Впервые за все это время вместо распада, боли и чудовищной пустоты пришел полный, абсолютный контроль. И это, чтоб его, было самое страшное и самое прекрасное чувство в моей жизни.
Приложив ладонь к ледяному кристаллу, я впитывал это новое чувство. Чувство сытости. Контроля. Целостности. Впервые за все это проклятое время я не ощущал себя рваной раной, кое-как зашитой суровыми нитками. Голод не исчез, нет. Он просто лег у моих ног, как верный, хорошо накормленный волкодав, и лениво постукивал хвостом, глядя на меня преданными глазами. Искушение было не просто сильным — оно оглушало. Просто остаться здесь. В этой тишине. В этом порядке.
— Ты чувствуешь? — голос Кассиана вырвал меня из этого блаженного состояния. Стоя рядом, он излучал почти физически ощутимое удовлетворение. — Это не магия, Михаил. Это — физика. Гармоничное перераспределение энергии. Не разрушение, а оптимизация.
Я медленно отнял руку от кристалла. Ощущение сытости осталось, однако в груди появилась какая-то ледяная пустота, не имеющая ничего общего с Голодом.
— И что дальше? — спросил я, и голос прозвучал на удивление ровно. — Становлюсь дежурным по энергостанции?
Кассиан медленно качнул головой.
— Ты мыслишь тактически. Я предлагаю взглянуть на стратегию. — Повернувшись, он пошел вглубь зала, и мне не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.
Мы подошли к самому центру этого жуткого пантеона, где на массивном постаменте стоял единственный пустой кристалл. Стоило Кассиану коснуться его, как на гладкой поверхности на мгновение проступили сложнейшие, переплетающиеся схемы, похожие на чертежи материнской платы вселенского масштаба.
— Твой предшественник был инструментом без разума. Грубой силой. Ты же — другой. Ты видишь системы, ты понимаешь логику. Ты — не просто инструмент. Ты — недостающий процессор.
«Процессор? Ну хоть не монтировка, уже прогресс», — пронеслось в голове, хотя сарказм был слабым, защитным. Мой мозг уже вовсю анализировал его слова. «Два против одного? Жизнь в этой вашей схеме вообще права голоса не имеет? А кто будет определять критерии „хаоса“? Ты? Единолично? Отличный план, надежный, как швейцарские часы. С одним только диктатором у руля».
— Изначальная система была нестабильна, — продолжал Кассиан, будто слыша мои мысли. — Три равных элемента — залог конфликта. Зато система из двух, где один является управляющим, а другой — исполнительным, — это залог Порядка.
Обведя рукой это царство льда и тишины, он заставил вспыхнуть и погаснуть багровый огонек в одном из дальних саркофагов.
— Я видел, как лучшие из нас сгорали в огне бессмысленных эмоций, — в его голосе проскользнула тень бесконечной, вымороженной усталости, — как любовь превращается в пепел предательства. Этому циклу, этому багу в коде реальности, пора положить конец. Необходимо провести полный рефакторинг: у меня есть архитектурный план, у тебя — доступ к системным ресурсам.
Подойдя ко мне вплотную, он заставил меня увидеть в прорезях его маски отражение своего собственного лица, бледного и вытянутого.
— Я предлагаю тебе не выживание, Михаил. И не власть. Все это — побочные продукты, не более. Я предлагаю тебе задачу, достойную твоего разума. Мы вернем эту реальность к ее изначальной, стабильной версии. Версии 1.0. Без ошибок, без уязвимостей, без страданий.
Он протянул мне руку в черной перчатке. Этот жест не был ни дружеским, ни просительным — это было предложение заключить техническое партнерство.
— Нам не нужно быть богами. Нам нужно быть… системными администраторами. Мы доведем работу Архитекторов до конца. Устраним все лишние переменные.
И вот тут меня пробрало по-настоящему. Не от ужаса, а оттого, что его логика была безупречна. Часть меня, та, что ценила порядок, системы и эффективность, согласно кивала. Это было правильно. Рационально. Убрать из уравнения все, что вносит хаос: верность, честь, самопожертвование, любовь. Оставить только чистую, холодную, безупречную функцию. Вечность. И тишина.
Я почти сказал «да».
Я смотрел на эту протянутую руку в черной перчатке, и мир вокруг сузился до одной этой точки. До этого простого, логичного, правильного выбора.
Все мои последние месяцы, показавшиеся вечностью, разом обрушились на меня: постоянная боль, будто тело медленно, клетка за клеткой, разбирают на запчасти; непрекращающийся голод, превращавший меня в зверя; и одиночество, такое густое и холодное, что им можно было, кажется, затыкать пробоины в проклятом «Титанике». Я был аномалией, ошибкой, ходячим оружием массового поражения, на которого даже так называемые союзники смотрели со смесью страха, брезгливости и жалости.
А здесь… здесь царила тишина. Покой. Порядок.
Моя рука, до этого висевшая плетью, дрогнула и медленно, будто во сне, потянулась навстречу его руке. В прорезях маски Кассиана на мгновение застыл взгляд — он не ожидал, что это будет так просто.
Мысли в голове стали кристально чистыми, очищенными от эмоциональной шелухи. Хаотичный набор помех превратился в четкую, понятную схему. Боль не просто ушла — она сменилась ощущением абсолютной ясности, будто с глаз сняли мутную пленку. Дыхание выровнялось, стало глубоким. Каждый мускул, каждая клетка больше не кричали от боли, а гудели ровной, мощной энергией. Теперь я видел невидимые силовые линии, связывающие кристаллы в единую, безупречную сеть, и слышал не ушами, а сознанием тихий, ровный гул этой «энергостанции».
Ратмир… Вспомнилось его упрямое, высеченное из камня лицо, то, как он со своими верзилами стоял в бою, прикрывая мне спину. Бессмысленная, солдатская верность. Зачем она ему? Она лишь причиняет боль. Избавив его от нее, я помещу его сюда, в один из этих кристаллов. Пусть ему снятся великие битвы и вечная слава, без потерь и страха за командира-чудовище. Он заслужл покой. А это — гуманно.
Елисей? Он и так уже здесь, по своей воле. Его научный азарт, его стремление к пониманию систем станут бесценным подспорьем. Мы дадим ему лабораторию, о которой он не мог и мечтать. Он будет счастлив в своем познании.
Арина… При мысли о ней что-то внутри болезненно дернулось. Вспомнился ее упрямый, злой огонек в глазах, ее сарказм, ее живая, теплая, колючая аура. Хаос Жизни. Главная ошибка системы и главный источник боли. Ее тоже можно будет… сохранить. Не как ресурс, однако, а как сокровище. Поместить в самый красивый, самый надежный кристалл в центре этого зала, оградив от страданий и от бремени вины ее предка. Я сохраню ее свет только для себя. Он больше не будет никому принадлежать, не будет гаснуть. Он будет моим. Вечно. Это не убийство. Это — акт высшего, эгоистичного милосердия.
«Так же предали и меня, — раздался в моей голове тихий, печальный голос Лии. — Обещанием покоя. Обещанием избавления от боли».
«Ты не понимаешь! — мысленно отмахнулся я от нее, впервые за все время испытывая раздражение к ее голосу. — Это не предательство. Это… исправление. Ремонт. Он прав. Все это — лишь баги в системе».
Мой внутренний зверь, Голод, лежал у ног, сытый и довольный. Он больше не выл, не рвал меня на части. Он был послушным, идеальным инструментом, каким и должен был быть. Впервые за долгое время вместо монстра я ощутил в себе хозяина. Вместо жертвы — системного администратора.
— Я… — начал я, и голос был чужим, спокойным, лишенным всяких сомнений.
Мои пальцы почти коснулись его перчатки. Еще мгновение, и сделка будет заключена. Еще один миг, и эта мучительная, бессмысленная борьба закончится. Навсегда. Я стану частью чего-то великого, вечного и безупречно упорядоченного, и в этом холодном, стерильном раю наконец-то наступит тишина. Настоящая, абсолютная, спасительная тишина.
Пальцы находились в миллиметре от его черной перчатки, сделка была почти заключена. Губы уже приготовились произнести слово, которое положит конец всему — и боли, и борьбе, и мне самому. «Да». Простое, логичное, спасительное «да».
И в этот самый миг в стерильной тишине моего нового, упорядоченного сознания что-то пошло не так. Короткое замыкание. Несанкционированный доступ к архиву, который я считал своим.
Это было не видение Искры и не чужая память. Это был калейдоскоп моих собственных, бесполезных, иррациональных воспоминаний.
…Хмурый Ратмир, протягивающий мне свою флягу с водой после боя и бурчащий что-то вроде «не сдохни, магистр, работы много».
…Елисей, с восторгом ребенка тычущий пальцем в какую-то руну и восторженно лепечущий про «инверсию потоков».
…Кривая усмешка Арины на мою дурацкую шутку, и в ее глазах на долю секунды вспыхивает не боль и не вина, а знакомый, колючий огонек.
А потом одна картинка, яркая, как вспышка магния, перекрыла все остальное.
Замок Шуйских. Хаос, крики, лязг стали. И спина Ратмира, каменной стеной вырастающая между отравленным стилетом ассасина и Ариной. Снова ощутилось, как тонкое, ядовитое лезвие входит под ребра. Не было анализа, не было расчетов. Был только яростный рык, вырвавшийся из груди, и одна-единственная мысль, простая, как удар молота: «Не тронь».
Глупый, неэффективный, абсолютно нелогичный поступок. «Баг» в системе.
И этот баг, этот вирус человечности, взорвал мой кристально чистый, упорядоченный разум. Я попытался его вписать в новую картину мира: «Это можно исправить… Эмоциональные привязанности — уязвимость, ее нужно купировать…» — и тут же меня прошиб холодный пот от чудовищности этой мысли. Это была уже не моя мысль. Это была мысль Кассиана.
Я понял. Предлагаемый им мир — это мир без этого поступка. Мир, где никто не закроет другого своей спиной, без дурацкой, бессмысленной отваги, без кривой усмешки Арины, без восторженного блеска в глазах Елисея.
Мир без нас.
Идеальный, безупречный, вечный… и абсолютно мертвый. Стерильный морг вселенского масштаба.
Уже готовая заключить сделку, моя рука замерла. Медленно, с усилием, будто отрывая ее от мощнейшего магнита, я повел ее назад, а затем отдернул, словно обжегшись о раскаленный металл. Ощущение покоя и контроля схлынуло волной. На смену ему тут же вернулась боль — тупая, привычная, разрывающая изнутри. Голод заворочался, поднял голову и недовольно, требовательно зарычал. Я снова стал рваной, кровоточащей раной. Снова стал аномалией. И, черт побери, был этому рад.
Подняв голову, я посмотрел на Кассиана. В его глазах, где мгновение назад было торжество, теперь плескалось холодное, аналитическое недоумение. Он не понимал, что произошло. Его система дала сбой.
— Нет, — выдохнул я, и собственный, хриплый, человеческий голос показался мне самым прекрасным звуком во вселенной. Выпрямившись, я ощутил, как по венам снова побежал не покой, а злая, живая энергия. — Спасибо за экскурсию и коммерческое предложение. Но, знаешь, у вас тут слишком… стерильно. Скучно.
Кривая усмешка вернулась на свое законное место.
— Твой Порядок… он пахнет могилой. А я, знаешь ли, еще не нажился.
Развернувшись, я, не оглядываясь, пошел к выходу из этого ледяного мавзолея. Каждый шаг отдавался болью, но это была моя боль. Живая. Настоящая.
За спиной воцарилась тишина. Я не слышал его шагов, но все еще ощущал его присутствие, как ощущают пристальный взгляд камеры наблюдения в пустой комнате. Холодное, бесстрастное внимание системы, которая только что пометила меня как «вирус» и вынесла вердикт: подлежит немедленному и полному уничтожению.