Брак по расчету, или Истинных не выбирают

Глава 29. Эвелин

Эви была уверена, что ее светлость отвергнет предложение Беатрис. Оно вовсе не выглядело таким благородным, каким мадемуазель Гранвиль наверняка хотела бы его представить.

И когда герцогиня сказала: «По-моему, это прекрасная идея, Беатрис!», не почувствовав подвоха в словах своей высокомерной гостьи, Эвелин не удержалась:

— Простите, ваша светлость, но мне кажется, что мадемуазель Фонтане будет не очень удобно в обществе особ, с которыми она не знакома, и которые могут невольно ее обидеть. К тому же у нее нет с собой бального платья.

Саму Эви мадемуазель Гранвиль однажды уже подставила подобным образом. В один из вечеров Беатрис, привычно усевшись за рояль, вдруг предложила уступить место ей. «Ах-ах, княжна, разве вы не хотите сыграть что-нибудь для его светлости? Он — большой ценитель хорошей музыки». А ведь то, что Эви не играет на инструментах эта гадюка уже знала. А значит, специально выставила ее перед Арланом в дурном свете. Хорошо, что его светлость никак на это не отреагировал. Ей показалось, что он в принципе не сильно интересовался той, которую прочили ему в невесты. И это было прекрасно! Потому что если бы он вдруг начал за ней ухаживать, то ситуация бы сильно осложнилась.

— О, платье — это вовсе не проблема, — возразила не в меру настойчивая Беатрис. — Я дам ей одно из своих. Зачем же лишать бедную девушку такой удивительной возможности посмотреть на настоящий бал?

— Вы очень добры, Беатрис! — одобрительно улыбнулась герцогиня.

А вот ее сыну, кажется, эта затея решительно не понравилась — во всяком случае, взгляд, что он бросил на мадемуазель Гранвиль, трудно было назвать доброжелательным.

Остаток вечера Эви провела в своей комнате, пытаясь понять, стоит ли ей выполнить просьбу графа Реверди. День рождения Джоан — уже послезавтра, а значит, ей нужно было на что-то решиться.

Она была твердо намерена сбежать из поместья Кавайонов в разгар праздника, а значит, на решение вопроса с рубиновой тиарой оставалось всего два дня. Конечно, если побег удастся, то можно забыть о том, о чём граф ее просил. Тогда правда в любом случае откроется, передаст она ему тиару или нет. Но ей не давала покоя та трогательная история, которую ее сиятельство рассказал.

Она понимала, что он всё это мог просто придумать — чтобы ее разжалобить и побудить сделать то, что ему нужно. Но она была почти уверена, что в этом он не солгал — слишком взволнованным он был, когда рассказывал ей это.

И потому на следующий день после завтрака Эви отправилась в апартаменты ее светлости. Она даже предлог для разговора придумала — якобы хочет посоветоваться насчет украшений к балу. В шкатулке княжны было несколько роскошных гарнитуров, а поскольку сама Эвелин к такому шику привычна не была, то спросить совета хозяйки дома показалось ей вполне уместным.

В коридоре ей навстречу попалась одна из горничных, которая несла длинное пышное платье из клетчатой ткани. Сначала Эви прошла мимо, но потом ей в голову пришла странная мысль, и она окликнула девушку:

— Скажите, мадемуазель, куда вы несете этот наряд?

— Мадемуазель Гранвиль велела мне отнести его девушке, которую ее светлость пригласила недавно из Виллар-де-Лана — вышивальщице.

Так она и думала! Эта Беатрис — та еще стерва! Нет, платье было достаточно красивым и вполне подходило для прогулки по парку или приятного вечера в кругу семьи. Но появиться в таком наряде на балу было немыслимо — это понимала даже она, которая о балах знала только понаслышке. И этого никак не могла не понимать мадемуазель Гранвиль!

Если бедная девушка придет в нём в бальную залу, то станет всеобщим посмешищем. Все станут спрашивать, кто она такая, и можно было не сомневаться, получат исчерпывающий ответ от Беатрис. Для большинства гостей этого будет достаточно, чтобы излить на мадемуазель Фонтане всё свое презрение.

Эви кивнула, и горничная отправилась дальше. Она же, добравшись до будуара герцогини, начала разговор совсем не с той темы, которая была выбрана изначально.

— Мне кажется, ваша светлость, что будет более правильным, если платье мадемуазель Фонтане дам я, а не мадемуазель Гранвиль. Беатрис ниже ростом, и ее платье будет слишком коротким для этой девушки. Мое же, думаю, придется ей вполне впору.

— Да, княжна, вы совершенно правы! Благодарю вас, что подумали об этом. И если вы покажете мне платье, которое готовы будете ей дать, то я подберу к нему какое-нибудь украшение, чтобы мадемуазель Фонтане не выглядела слишком скромно.

Герцогиня сама завела разговор о драгоценностях, и Эви поспешила этим воспользоваться.

— Я наслышана о ваших восхитительных драгоценностях, ваша светлость! Если не ошибаюсь, некоторые из них включены в каталог самых древних и ценных украшений Верландии.

Хозяйка взмахом руки подозвала Эви к изящному шкафчику со множеством выдвижных ящичков.

— В этот каталог включен только мой изумрудный гарнитур — тиара, серьги и ожерелье, — ее светлость достала бархатную коробочку и открыла ее.

Эвелин не смогла сдержать восторженный вздох. Набор был прекрасен! И в центре тиары, и в центре ожерелья были настолько крупные изумруды, что на них наверняка можно было купить несколько домиков в центре Аньера.

— Вы наденете на праздник именно его?

Герцогиня улыбнулась и покачала головой:

— Нет. Это праздник Джоан, и именно она должна на нём блистать. Я была бы рада, если бы этот гарнитур надела она, но, боюсь, она только посмеется над этим. Она не любит носить драгоценности, и если мне удастся убедить ее повесить на шею хотя бы жемчужную нить, это будет победой. К тому же, этот гарнитур слишком помпезен для провинциального семейного торжества — в нём следует появляться только на королевских балах. Хотя мой супруг думает по-другому. Он обожает дарить мне украшения. Вот только некоторые из его подарков.

Она выдвинула широкий ящик, и там на открытых бархатных подушечках лежало не меньше полутора десятков тиар, колье, браслетов. От блеска драгоценных камней у Эви закружилась голова. Но уже через несколько секунд взгляд сфокусировался на ярко-красных рубинах.

Рубиновая тиара лежала почти в центре. И граф был прав — после изумрудной тиары эта вещица уже не производила особого впечатления. И всё-таки она была красива, и драгоценные камни на ней после рассказа Реверди действительно казались капельками крови.

Но сначала Эви спросила про бриллиантово-сапфировую диадему. Оказалось, та принадлежала еще бабушке ее светлости.

— Такие фамильные раритеты особенно ценны, правда? То, что их когда-то носили дорогие нам люди, придает им особые свойства. Такие драгоценности нередко становятся настоящими магическими артефактами, потому что их наполняет энергия их владельцев, — тут герцогиня рассмеялась. — Хотя, признаться, сама я никогда не владела какими-то особыми магическими способностями. Мои муж и сын умеют превращаться в драконов, а мы с Джоан — нет. Когда мы только поженились с его светлостью, он еще надеялся, что во мне что-то проснется и дарил мне украшения, которые, по его мнению, были наполнены магией. Но всё оказалось бесполезным — я не чувствую ни капли магии ни в одном из них. Видите вон ту рубиновую тиару? Ей приписывают особые свойства. Но я их никогда не ощущала. Более того — именно эта тиара иногда наводит на меня почти ужас своими кроваво-красными камнями.

Эви вернулась к себе, наполненная еще большими сомнениями, чем прежде. С одной стороны, герцогиня сама сказала, что не любит рубиновую тиару, а значит, не сильно расстроится, даже если узнает о подмене. С другой стороны, ее обеспокоили слова ее светлости о том, что эта вещь имеет какие-то магические свойства. Если это действительно так, то почему граф ничего ей об этом не рассказал? И не было ли у его желания заполучить эту тиару совсем других причин?