Глава 40

В больнице меня не сразу пропустили к Нэнси, но я всё-таки сумела убедить доктора, что мне нужно повидать подругу.

Она лежала в отдельной палате (доктор сказал, что это временно, и что через день ее переведут в общую), но я всё равно не узнала Нэнси, когда туда вошла. Ее лицо распухло от побоев, лоб был забинтован, а на скулу наложен шов.

При моем появлении она едва шевельнулась, а вот сидевшие у ее постели детишки испуганно вскочили.

— Не бойтесь, солнышки! — чуть слышно прошелестела Нэнси — ее голос тоже показался мне незнакомым. — Это моя подруга Диана, внучка мадам Фонтане.

Один ее глаз был совсем не виден из-за разлившейся по той стороне лица синевы, а вот во втором мелькнули слёзы.

— Тебе нельзя волноваться! — торопливо сказала я, опускаясь на краешек ее кровати. — Всё уже позади!

Дети жались к ней как испуганные котята — оба они были рыженькие, как и Нэнси. Неужели этот изверг бил ее прямо при них?

Она была старше меня года на три или четыре, но сейчас сама была похожа на беспомощного ребенка. Ребенка, которого тоже нужно было защитить.

— Ты должна уйти от него, Нэн! — сказала я и не удержалась — погладила маленькую Мишель по кудрявой головке. Девочка вздрогнула, а потом робко улыбнулась. — Он не остановится — думаю, ты и сама понимаешь это. Если он способен избить тебя из-за такого пустяка, как конфеты, то…

— Это я виноват, мадемуазель! — вдруг расплакался Пьер. — Мама упаковывала конфеты для месье Тадеуша, а он всегда заказывает у нас чистый шоколад. И никогда не покупает конфеты с начинками. А у нас есть такие вкусные конфеты с орехами! И с мёдом! И с карамелью! И я подумал, что если бы он их только попробовал, то они бы непременно ему понравились. Я всего лишь хотел сделать как лучше!

— Ты заменил конфеты в коробке? — догадалась я.

— Всего несколько штук, мадемуазель!

— Ты ни в чем не виноват, дорогой! — Нэнси притянула сына к себе, обняла, а потом посмотрела на меня. — Пьер пытался объяснить всё Этьену, но тому было всё равно. Он словно с цепи сорвался.

— Ты не можешь к нему вернуться! Ты должна попробовать начать всё сначала без него — хотя бы ради детей.

Но она горько усмехнулась:

— А куда я пойду? У меня нет денег даже на то, чтобы оплатить лечение. Доктор говорит, что мне нужно побыть в больнице еще хотя бы неделю, но я не могу себе этого позволить. Ты думаешь, родители примут меня, если я захочу вернуться к ним с двумя детьми? Они сами с моими младшими братьями и сестрами живут в тесной квартирке. И я не хочу, чтобы их беспокоил Дюран — а ведь он будет приходить к ним снова и снова. Он знает, что имеет на меня право и станет добиваться своего.

Я возмущенно возразила:

— У него нет на тебя никаких прав, Нэнси! И чем скорее ты это поймешь, тем будет лучше. Тебе нужно развестись с ним и уехать из Виллар-де-Лана.

Она должна поехать вместе со мной в Деламар! Эта мысль не оставляла меня с тех самых пор, как я узнала о случившемся.

— Уехать? — голос ее прозвучал совсем слабо. — Но куда, Ди?

— Я что-нибудь придумаю, Нэн! — пообещала я. — А пока просто отдыхай. Месье Трюваль сказал, что Этьена задержала полиция — значит, в течение ближайшей недели он вас не побеспокоит. А я вернусь завтра, хорошо?

Она едва заметно кивнула, и я вышла из палаты. Поговорила с доктором, попросив его ни в коем случае не отпускать Нэнси домой и пообещав оплатить счет за лечение.

Я вышла из больницы и зашла в ближайшее кафе выпить чашечку чая. Мне нужно было подумать, как помочь подруге.

Нужно было найти деньги на лечение Нэнси, на наем адвоката, который сумеет убедить Дюрана дать жене развод и на то, чтобы купить билеты до Деламара ей и ее детям. Даже по самым скромным подсчетам выходила немаленькая сумма. И того, что я должна была вот-вот получить от герцогини Кавайон за свою вышивку, на эти цели точно не хватит. У бабушки тоже не было таких денег. А действовать нужно было именно сейчас, пока Дюран находился в полиции.

Так и получилось, что я вернулась в поместье Кавайонов не только для того, чтобы забрать свою одежду и принадлежности для вышивки, но и для того, чтобы из комнаты княжны Деламар взять одну маленькую вещицу, продав которую, я получила бы нужную сумму.

На словах всё выходило красиво — это были мои драгоценности, так почему же я не могла их забрать? И я отнюдь не покушалась на семейные реликвии Деламаров, которые были достоянием не только нашего рода, но и всего княжества. Нет, я собиралась продать одного только золотого павлина с роскошным хвостом, усыпанным разноцветными драгоценными камнями — эту брошка была подарена мне матушкой на мое шестнадцатилетие. Брошь не была старинной и не представляла исторической ценности. Она очень нравилась мне, но я готова была ею пожертвовать ради того, чтобы помочь Нэн. К тому же, я могла заложить ее и попытаться выкупить позднее.

Кавайоны должны были вернуться с водопада только на следующий день, и слуги отправились отдыхать несколько раньше обычного, поэтому я добралась до комнаты княжны Деламар, не встретив никого на пути.

Я надеялась, что Эвелин не запирает шкатулку с драгоценностями под замок, и не ошиблась в этом. Шкатулка стояла перед зеркалом, и я легко нашла в ней павлина, заметив при этом, что самые дорогие гарнитуры всё-таки, видимо, были убраны в секретер. Сунув брошку в карман, я вышла из комнаты и двинулась в обратный путь.

Но не успела я сделать и нескольких шагов, как услышала громкий женский голос:

— Месье Бертлен! Подите же сюда, месье Бертлен!

Голос был визгливый, противный, и еще до того, как я обернулась, я уже знала, кому он принадлежит.

Так оно и было — Беатрис Гранвиль стояла на пороге своей комнаты. А когда мажордом появился в коридоре, она тоном обличительницы заявила:

— Эта девушка только что вышла из комнаты княжны Деламар! А учитывая, что сама княжна сейчас отсутствует, у меня нет ни малейших сомнений, что она сделала это с дурными намерениями. Не удивлюсь, если она украла что-то у ее светлости!

Бертлен замер в нерешительности, и мадемуазель Гранвиль рассердилась:

— Да что же вы стоите, Бертлен? Если у княжны пропадут деньги или драгоценности, то именно вы будете в этом виноваты!

Этот довод оказался убедительным, и мажордом подошел ко мне и, виновато улыбнувшись, попросил:

— Простите, мадемуазель Фонтане, но, думаю, это будет и в ваших интересах. Если вы соблаговолите вывернуть ваши карманы, то снимете с себя всякие подозрения. Разумеется, я ничуть не сомневаюсь, что подозрения мадемуазель Гранвиль не имеют под собой никаких оснований, но лучше, если мы убедимся в этом прямо сейчас.

Мои щеки пылали от гнева. Да как они смели требовать от меня этого? Как могли так унизить меня?

— Простите, месье Бертлен, но вынуждена вам отказать! — я сказала это негромко, но твёрдо. — Если вы сомневаетесь, то советую вам запереть комнату ее светлости. И если по возвращении княжна вдруг обнаружит, что у нее что-то пропало, то мы сможем вернуться к этому разговору.

— Так я и думала! — мадемуазель Гранвиль повысила голос. — Она отказывается показать нам свои карманы! Вы должны обыскать ее Бертлен!

Мажордом смутился:

— У меня нет такого права, мадемуазель!

— Что за чушь? — удивилась Беатрис. — Разве вы не должны защищать интересы своих хозяев? И если у вас нет такого права, то у кого оно есть?

— У полиции, мадемуазель.

— Прекрасно! — обрадовалась она. — Немедленно вызывайте полицию!

Всё это было похоже на фарс, но нам с Бертленом было отнюдь не смешно. А вот мадемуазель Гранвиль, похоже, искренне наслаждалась происходящим.

— Простите, мадемуазель Фонтане, но, боюсь, я вынужден вызвать полицию.

Загрузка...