Я проснулась на рассвете, и это было странно. В Деламаре я обычно поднимала куда позднее. Мне запомнилось, что перед самым пробуждением у слышала во сне голос бабушки: «Вставай, лежебока. Ранние пташки росу пьют, а поздние слёзы льют». Сама она всегда вставала с первыми лучами солнца. В ее доме не было тяжелых бархатных занавесей, и солнышко легко пробиралось в спальню.
Вскочив с постели, я отправилась к портье узнавать, как можно добраться до Виллар-де-Лана. Мне следовало съездить туда прежде, чем Кавайоны меня найдут.
Всё оказалось совсем несложным, и сытно позавтракав (к этому меня тоже приучила бабушка), я села в изящную двуколку.
— Сегодня чудесный день, мадемуазель, не так ли? — спросил меня словоохотливый пожилой возница.
День и в самом деле выдался теплым и солнечным, и всё вокруг радовало глаз яркими красками.
Аньер сильно изменился за те десять лет, что я здесь не была. Газовые фонари на улицах сменились электрическими, и я с грустью подумала о том, что вечером тут уже не встретишь фонарщиков, которые делали жизнь людей светлей. Мы проехали мимо булочной, и я почувствовала знакомый с детства аромат аньерских кренделей. Нет, всё-таки кое-что осталось прежним.
Мы выехали за город, и я увидела вдалеке руины старого замка. Раньше замок казался мне огромным и величественным, сейчас же останки каменных стен и башен выглядели просто жалко.
— Прежде это был королевский замок, мадемуазель, — принялся рассказывать возница. — Да-да, именно так. Здесь, в Виллар-де-Лане жил сам король, и всё здесь было наполнено магией. Оттого до сих пор никто и не решается к этим руинам подступиться.
О, сколько славных дней провела я, бегая по этим поросшим мхом камням! Мне нравилось придумывать сказки о похищенных драконами принцессах и о древних кладах, что скрывались в подземельях. Отчего-то мне было совсем не страшно гулять здесь одной.
Впрочем, не гнушалась я и компанией местных мальчишек и девчонок. Тогда я еще не была дочерью князя Деламара и могла позволить себе бегать по улице в простом ситцевом платье с оборками и стоптанных сандалиях. Я умела драться и стрелять из рогатки, а бабушке приходилось каждый день смазывать ссадины на моих руках и ногах соком подорожника.
А в восемь лет я встретила его — вихрастого паренька, умевшего абсолютно всё на свете. Он ловко удил рыбу и скакал на лошади без седла. И знал сотни удивительных историй, которые и рассказывал нам, когда мы сидели вокруг костра на лугу. Я никогда не могла понять, что было правдой в этих историях, а что — его фантазией.
Он был лет на семь старше меня — уже совсем взрослый. И в него были влюблены все девчонки Виллар-де-Лана. А мне казалось, что он выделял меня одну. Сейчас, по здравом размышлении, я понимала, что так думала тогда, наверно, каждая девочка. Но разве можно рассуждать здраво, когда ты влюблена?
Впрочем, у меня, в отличие от них, был повод думать, что я тоже ему не безразлична. Однажды, в последний перед отъездом в Деламар день Робин подарил мне кольцо. Тоненькое медное колечко, которое было слишком велико для моих худеньких пальцев.
Я плакала из-за предстоящего расставания, а Робин меня утешал:
— Мы встретимся на следующее лето! Или через лето. Или через несколько лет. Я непременно найду тебя, где бы ты ни была.
— Когда? — всхлипнула я.
А он уверенно, без тени сомнений ответил:
— Когда это кольцо станет тебе впору. И тогда я женюсь на тебе.
Его слова поддерживали меня в Деламаре — я часто вспоминала их, и мне становилось теплей и спокойней. Хотя уже тогда в глубине души я понимала, что это невозможно.
Отец никогда не допустил бы такого мезальянса. Княжеская дочь и парень из простой семьи — такой союз возможен только в сказке. Но мечтать мне не мог запретить даже отец. И я мечтала и встречалась с Робином в своих снах. Со временем его образ размылся, но теплота в душе, когда я думала о нём, возникала до сих пор.
Я и не заметила, как мы подъехали к маленькому городку моего детства. Теперь он показался мне почти игрушечным. Аккуратные домики, увитые бело-розовыми цветами, высокий тонкий шпиль церкви на Ратушной площади. И мост над синей Гаруной!
А вот здесь, в отличие от Аньера, почти ничего не изменилось. И фонари на столбах по-прежнему были газовыми. И я узнавала тут каждую улицу, каждый дом.
Я попросила возницу подождать меня у моста и к нужному дому пошла пешком. Мимо маленькой галантерейной лавки с сияющей витриной. Мимо крошечного кафе, из дверей которого несся сладко-ванильный аромат. Мимо фонтанчика с прозрачной водой.
Бабушкин дом находился в самом начала улицы Зеленщиков, и я увидела его издалека. Штукатурка на фасаде местами облупилась, а вот ставни на окнах были выкрашены в приятный кремовый цвет. Интересно, кто жил там сейчас? И пустят ли меня хозяева внутрь?
И стоило ли мне вообще туда заходить? Эта рана была еще свежа, несмотря на пролетевшие годы. Здесь всё было наполнено воспоминаниям. К горлу сразу подступил комок, а на глаза набежали слёзы.
И всё-таки я решилась постучать в дверь. Ответили мне не сразу, и я уже почти смирилась с тем, что мне не откроют. Но через несколько минут я услышала хриплый голос:
— Кого там принесло?
Я охнула и схватилась за перила крыльца. Это был голос бабушки!