Действие и противодействие. Через Дух Андрэ Луиса

5 БОЛЬНЫЕ ДУШИ

Время нашего отдыха закончилось, и Силас, по совету руководителя центра, пришёл пригласить нас на небольшую прогулку по окрестностям.

Впрочем, подобным напоминанием Друзо отвечал на наше желание изучить принципы причинности у недавно развоплощённых сущностей.

Мы знали, что смерть плотного тела всегда является первым шагом для урожая жизни, и поэтому мы осознавали, что окружение — это одно из самых благоприятных созидательных вложений, поскольку огромный Порог на выходе из земного поля оказывается переполненным мужчинами и женщинами, которые уже пересекли великую границу в полном соединении с телесным опытом.

Мы с Хиларио с радостью последовали за спутником, который, перейдя с нами в широкий портал, позволяющий выход наружу, весело сказал, явно информированный о наших целях:

— Без всякого сомнения, для нас, недавно вернувшихся с Земли, инфернальные области более, чем области небесные, приспособлены к нашим исследованиям о законе причинности, поскольку преступление и искупление, расстройство и боль являются частями более широких знаний в повседневной борьбе, тогда как ангельские слава и радость представляют собой высшие состояния сознания, превосходящие наше понимание.

И окинув взглядом печальный пейзаж вокруг нас, добавил, придав своей фразе волнующие интонации:

— Мы психически ближе к злу и страданиям. Поэтому мы без труда понимаем проблемы, которые множатся здесь.

По мере того, как мы удалялись, мы всё дальше проникали в плотные, постепенно сгущающиеся тени, которые всё же освещались там и тут тусклыми факелами, как если бы свет в окружающих областях изо всех сил боролся за своё пропитание и выживание.

Из мрака доносились рыдания, крики, проклятия и оскорбления.

Мы сразу же поняли, что пространство, занимаемое учреждением, было прямоугольной формы, и что площадка, которая была перед нашими глазами, оказывалась сзади, словно объединяя огромное население за своими стенами.

Заметив наше любопытство и интерес, Помощник нам навстречу и стал объяснять:

— Мы находимся в задней зоне нашего института, на широкой линии, перенаселённой расстроенными и страждущими Духами.

Хиларио, не менее удивлённый, чем я, сказал без обиняков:

— Но все эти личности, кажется, оставлены наедине с непогодой. Не было бы более разумным, чтобы «Мансао» простирался до них, окружая их своей поддержкой и защищая своими стенами?

— Логически, — невозмутимо ответил Силас, — этот план более желателен. Но мы противостоим множеству спрессованных душ на пути к обновлению. Этот огромный конгломерат существ без плотского тела начался с группы развоплощённых существ, которые требовали помощи у «Мансао», будучи ещё не в состоянии принять эту помощь. Твёрдый в выполнении своей программы, наш центр не мог сразу же предложить им открыть свои двери из-за возмущения и отчаяния, в которых им нравится пребывать, но и не пренебрегал возможностью предоставлять им любую возможную помощь вне поля деятельности, в котором он живёт, словно в осаде. Именно так началась теперешняя организация, которая, против нашей воли, формирует бездну страданий. Здесь объединены тысячи сущностей, жертвы своих мрачных и заблудившихся мыслей. Когда они преодолевают кризис расстройств или тревоги, носителями которых являются, а весь процесс может занять дни, месяцы или годы, их приводят в наше учреждение, которое, насколько возможно, избегает открываться сознаниям, ещё укоренённым в систематическом возмущении.

Возможно, потому, что мы вызывали в своей памяти эпизоды прошедшего дня, вспоминая развоплощённых лиц, принятых в великом приюте, наш спутник добавил:

— Вы вчера сопровождали помощь, предоставленную одному из несчастных братьев, измученному во мраке, и видели прибытие страждущих, вырванных из плоти, совсем недавно освободившихся от тела. Однако среди них вы видели и несознательных Духов-должников, но не безумных и возмущённых.

После этого объяснения, которое в какой-то мере успокоило наш растревоженный разум, Хиларио спросил:

— А это окружение, потрясённое и несчастное, рассчитывает ли на необходимую ему поддержку?

— Да, — объяснил наш друг. — Множество сущностей, восстановленных в «Мансао», принимают здесь на себя задачи помощи, занимаясь братской помощью и поддержкой в больших секторах этой измученной области. Улучшения в этой области приносят сюда принимаемые благословения, которые превращаются в бесценные элементы служения связи. Этими улучшениями руководство нашего института отвечает тысячам нуждающихся сознаний и с уверенностью знает, кто из страждущих братьев достоин быть принятым нашим центром после постепенного преобразования, которому они все подвергаются. Распространяясь по лагерям мрака, в виде небольших домашних алтарей, они преследуют здесь своё собственное восстановление в ученичестве и служении.

— Но, — продолжал Хиларио, — одна такая несчастная колония расстроенных душ не будет ли страдать от господства над ней испорченных Разумов, как те, что мы видели вчера, с другой стороны этих областей?

Да, нападения подобного порядка здесь постоянны и неизбежны, в основном, вокруг сущностей, которые оставили своих «озверевших» сообщников в инфернальных пещерах или в центрах земной активности. В подобных случаях жертвы таких человеческих хищников страдают от долгих непередаваемых мук, через гипнотическое ослепление, для которых многочисленные духи зла проходили как учителя в использовании.

И после краткой паузы Силас настойчиво продолжил:

— Это некоторые из феноменов понятного бичевания, которые определённые мистики физического мира, в медиумическом раздвоении в царстве теней классифицировали как очистительное опустошение. Для них виновные души после смерти живут в ужасных муках, выполняемых духами, привыкшими к мраку.

Информация Помощника, смешанная со стонами и плачем, которые мы постоянно слышали, навязывала нам неприятное впечатление.

Возможно, поэтому Хиларио, глубоко тронутый криками и стонами вокруг, удивлённо спросил:

— А почему вы говорите о понятном бичевании?

И в продолжение:

— Вы считаете справедливым, что столько человек остаётся приклеенными здесь в подобном горе?

Силас грустно улыбнулся и признал:

— Я понимаю ваши сожаления. Бесспорно, столько объединённой боли было бы несправедливо, если бы боль не исходила от тех, кто предпочёл ежедневно сталкиваться с несправедливостью физического мира. Но разве не очевидно, что мы все пожинаем плоды своего посева? Даже в одной и той же борозде в щедрой и нейтральной земле тот, что сеет крапиву, пожинает колющую крапиву, а тот, кто защищает свой сад, имеет благоухающий цветок. Почва жизни одинакова для всех нас. Здесь, в этом огромном зрелище тревог, мы встретим не простые и невинные души, а множество сущностей, которые злоупотребляли разумом и властью, и, глухие к осторожности, заблудились в безднах безумия и жестокости, эгоизма и неблагодарности, временно становясь узниками ментальных творений, неразумных и чудовищных, которые они для себя же и создали.

Наш разговор прервался сразу же, как мы оказались перед маленьким домом, терявшимся в тумане, изнутри которого исходил успокаивающий поток света.

Огромные собаки, которых мы не видели снаружи, в пучке неясного света, как-то странно лаяли, словно ощущая наше присутствие.

Внезапно какой-то человек высокого роста и грубой внешности появился и приветствовал нас через узкую калитку, отделявшую нас от входа, предлагая нам войти.

Силас весело представил его нам.

Это был Орзил, один из охранников «Мансао», в служении теней.

Скоро мы уже находились внутри тёплого жилища.

Согласно строгим инструкциям, данным охраннику, две из шести больших собак устроились возле нас, улёгшись у наших ног.

Орзил имел гигантское телосложение, которое делало его похожим на медведя в человеческой форме.

Искренность и преданность сверкали в зеркале его ясных глаз.

Меня вдруг охватило ощущение, что перед нами стоит виновный, осознавший свои ошибки, стоящий на пути уверенного обновления.

В маленькой и скромной комнатке стояли в ряд несколько скамей, а над ними выделялась овальная ниша, внутри которой был начальный крест, освещённый свечой, сделанной в форме ракушки.

Орзил на миг отлучился, чтобы успокоить менее послушных собак внутри домика, и в это время Помощник проинформировал нас:

— Это друг с пока ещё бедной культурой, который был сообщником печальных преступлений на Земле. Он сильно страдал под владычеством былых своих противников, но сегодня, после долгого пребывания в лоне «Мансао», он оказывает ценную помощь в этой обширной области, где приютилось отчаяние. Ему помогают так же, как и он помогает другим. И служа с братским бескорыстием и преданностью, он не только перевоспитывается, но и смягчает для себя поле нового опыта, которое ждёт его в плотской жизни, поскольку он создаёт симпатию в свою пользу.

— Он живёт один? — спросил я, с трудом сдерживая своё любопытство.

— Он посвящает себя медитациям и изучению личностной природы, — терпеливо прокомментировал Силас. — Но поскольку это происходит со многими другими помощниками, он живёт по соседству с небольшими комнатками, занятыми сущностями, проходящими курс лечения, готовыми к тому, чтобы быть принятыми в наше учреждение.

В этот момент объяснения Орзил вернулся к нам, и Помощник любезно обратился к нему:

— Как проходит работа?

— Очень хорошо, шеф, — скромно ответил тот. — Вчерашняя буря принесла огромные разрушения. Думаю, что на болотах сейчас много страдания.

Отдавая себе отчёт в том, что тот ссылается на глубинные бездны, где барахтаются тысячи несчастных потрясённых душ, Хиларио спросил:

— И возможно ли достичь подобных мест, чтобы оценить число тех, кто там страдает?

Наш новый друг изобразил на лице гримасу печали и смирения и сказал:

— Невозможно…

Как человек, идущий на помощь спутнику, Силас сказал:

— Те, кто мечется в этих пещерах, как правило, почти всегда оказываются чрезвычайно возмущёнными, и в безумии, которому они предаются, они обращаются в настоящих демонов необдуманности. Необходимо, чтобы они были предрасположены к ясному и мирному смирению, чтобы, даже находясь в полусознании, они могли с пользой для себя принимать помощь, которая простирается к их сердцам.

И, словно желая перейти к демонстрации того, что он утверждал, он пригласил нас на осмотр соседних клеток.

— Сколько сейчас здесь интернированных больных?

Орзил, не колеблясь, услужливо ответил:

— У нас здесь три человека в откровенно бессознательном положении.

Отойдя на несколько шагов дальше, мы услышали целый хор из мощных криков.

Приспособления, приготовленные для больных, находились в глубине, по образу широких ящиков, которые можно найти в комфортабельной конюшне. Этот образ наиболее подходит к нашей описательной задаче, поскольку сама конструкция предполагала грубость и безопасность, естественным образом послушная для целей борьбы.

По мере того, как мы приближались к убежищу, неприятный запах стал бить по нашим ноздрям.

Отвечая на этот внутренний вопрос, Помощник подчеркнул:

— Вы знаете, что все сущности живут, окружённые жизненным нимбом энергий, вибрирующих в их внутреннем мире, и этот нимб состоит из силовых частиц, которые распыляются во все стороны, затрагивая наши обонятельные органы приятным или неприятным образом, согласно природе индивидуума, излучающего их. Поэтому, как это происходит на Земле, каждая сущность здесь характеризуется присущими ей испарениями.

— Да, да, — одновременно подтвердили Хиларио и я.

Но тревожный запах разлагающейся плоти для нас здесь был чем-то из ряда вон выходящим.

Силас заметил наше удивление и обратил вопросительный взгляд на друга, ответственного за эту очистительную молельню, и тот быстро объяснил:

— Перед нами брат Корсино, чья мысль продолжает оставаться полностью вырванной из захороненного тела. Охваченный памятью о злоупотреблениях, которым он предавался при жизни во плоти, он ещё не смог отделаться от воспоминания о том, что случилось, перенося образ своего трупа на поверхность всех своих воспоминаний.

Силас больше не сделал никаких других комментариев, поскольку мы вдруг прибыли к первому приюту, чья решётчатая дверь давала увидеть внутри старого человека, обхватившего голову руками, который восклицал:

— Позовите моих детей! Позовите моих детей…

— Это наш брат Вейга, — охотно сказал Орзил. — его мысль застыла на наследстве, которое он утратил в момент своего развоплощения: много золота и добра, которое стало собственностью его детей, трёх молодых людей. Они соперничают друг с другом в физическом мире, чтобы добиться лучшей и большей части наследства, прибегая для этого к помощи продажных судей легкомысленных крючкотворов-бюрократов.

Приблизившись теперь к порогу двери, Силас посоветовал нам внимательно понаблюдать за окружением, которое формировало психосферу больного.

Действительно, со своей стороны, я стал ощущать ситуации, которые скоротечно возникали и исчезали, подобные на эфемерные представления, которые в молчании отделяются от огней фейерверков.

В этих сценах, которые оживали и сразу же затухали, высвечивались трое молодых людей, чьи преходящие образы витали посреди разбросанных документов, монет и сундуков, наполненных ценными вещами, словно были нарисованы в воздухе чрезвычайно тонкими чернилами, которые последовательно испарялись и вновь возникали.

Я понял, что мы улавливаем мыслеформы, создаваемые воспоминаниями нашего друга, который, бесспорно, из-за своей теперешней ситуации, не мог пока что делать ничего другого, как проживать свою внутреннюю драму, настолько настойчивой была ментальная фиксация, в которой он был заключён.

Явно поддерживаемый вибрациями, которые посылал ему Помощник, как я мог заметить, он протёр глаза, словно желая освободиться от неощутимого дождя, и обнаружил наше присутствие. Одним прыжком он оказался перед нами и, опираясь на разделявшие нас решётки, вскричал, охваченный безумием:

— Кто вы? Судьи? Судьи?…

И стал изливать на нас свои жалобы, трогающие душу:

— Я двадцать пять лет боролся, чтобы снова обрести наследство, доставшееся мне после смерти бабушки и деда… И только я увидел его в своих руках, как смерть безжалостно вытянула меня из тела… Я не покорился этому предписанию и остался в своём стареньком доме. Я хотел хотя бы сопровождать раздел принадлежавшего мне наследства, но мои мальчики проклинали моё влияние, при каждом шаге навязывая мне враждебные и ядовитые фразы. Не удовлетворённые ментальными нападками, которые мне наносили, они начали преследовать мою вторую супругу, которая была для них больше матерью, чем мачехой, пичкая её ядовитыми лекарствами в форме невинных медикаментов, пока бедняжка не была направлена в дом умалишённых, без какой-либо надежды на выздоровление. Всё это из-за денег, которые эти бродяги намеревались украсть… Видя подобную несправедливость, я решил просить существа, населяющие мрак, поскольку лишь духи зла, должно быть, верные исполнители великой мести.

Он старательно вытер слёзы отчаяния и добавил:

— Скажите мне!.. почему я вскормил несчастных воров, когда думал, что буду ласкать детей свое души? Я женился ещё молодым человеком, питая любовные мечты, а создал шипы ненависти!..

И поскольку слышался голос Силаса, просившего его успокоиться, несчастный неистово взревел:

— Никогда! Никогда я не прошу!.. Я прибег к помощи инфернальных сущностей, зная, что святые посоветовали бы мне смирение и жертвенность. Я хочу, чтобы духи мучили моих сыновей, как мои сыновья мучили меня.

Конвульсивный плач перешёл в раскаты пронзительного хохота, и он начал вопить:

— Деньги, мои деньги! Я требую вернуть мои деньги!

Помощник повернулся к Орзилу и сочувственно сказал:

— Да, пока что положение нашего друга слишком сложное. Он не может безболезненно удалиться отсюда.

Мы оставили больного, который бросал проклятия в нас, со сжатыми кулаками, и подошли к другой клетке.

В силу слов Силаса, который советовал нам понаблюдать за ситуацией, которая была перед нами, мы стали смотреть на нового больного, человека глубоко опечаленного, сидевшего в глубине своей тюрьмы, голова была охвачена обеими его руками, а глаза неотрывно смотрели на соседнюю стену.

Наблюдая точку, на которой он сконцентрировал всё своё внимание, мы увидели большой одушевлённый экран, похожий на зеркало, которое передавало его мысли, и в нём отражалась улица какого-то большого города, и на этой улице нам удалось увидеть его за рулём автомобиля, он преследовал пьяного пешехода, пока безжалостно не убил его.

Мы оказались перед убийцей, узником ментальных принудительных ситуаций, которые содержали его в камере его карательных воспоминаний.

Мы отметили непередаваемую тревогу, он находился между угрызениями совести и раскаянием.

По мягкому зову Силаса он пробудился, словно жестокий зверь, вырванный из спокойствия сна.

Инстинктивно, зрелищным прыжком, он бросился на нас, но его остановила решётка, и он стал кричать:

— Свидетелей нет… Нет свидетелей!.. Не я толкнул этого несчастного, даже если я его сознательно ненавидел… Чего вы от меня хотите? Выдать меня? Трусы! Значит, вы шпионили за пустынной улицей?

Мы не отвечали.

Посмотрев на него, Силас сочувственно сказал:

— Оставим его. Он полностью погружён в воспоминания о своём преступлении, думая, что сможет и после смерти продолжать обманывать правосудие.

Ошеломлённый Хиларио вмешался:

— У больного, которого мы видели, окружённого тремя молодыми людьми, и у спутника, который созерцает сцену смерти…

Наш друг ухватил его мысль и дополнил его наблюдения утверждением:

— Мы видели двух несчастных братьев, живущих посреди образов, которые они сами поддерживают, с помощью ментальной силы, которой они их и подпитывают.

В этот момент мы подошли к третьей клетке, где какой-то человек, покрытый ранами, ногтями выдавливал гной из своих ужасных язв.

Откровенно зловонная атмосфера требовала огромных усилий дисциплины, чтобы противостоять тошноте.

Ощутив наше присутствие, он подвинулся к нам, горько сетуя:

— Пожалейте меня! Вы врачи? Займитесь мной, во имя любви Божьей! Вы же видите отбросы, на которых я лежу!..

Следуя за его жестом, я сразу же посмотрел на почву и в самом деле отметил, что несчастный перемещался по куче грязи, покрытый кусками гнойной крови.

И только после более широкого обследования я отдал себе отчёт, что эта отталкивающая ситуация состояла из ментальных выделений несчастного спутника, находившегося перед нами.

— Врачи! — продолжал он умоляющим тоном. — Одни говорят, что я крал людей, чтобы удовлетворять свои пороки в закрытом доме, который я посещал… Но это ложь, ложь!.. Клянусь вам, я жил в этом борделе из милосердия. Эти бедные женщины нуждались в защите. Я помогал им, как мог. И так я заработал возле них болезнь, которая уничтожила моё физическое тело и наполнила зловонием моё дыхание, превратившееся в одышку!.. Кто бы вы ни были, помогите мне!.. Помогите мне!..

Однако повторение просьб происходило в требовательном тоне, как если бы скромные слова служил простой ширмой тиранического порядка.

Помощник пригласил нас удалиться и объяснил:

— Это старый ловелас, истинный ветеран материи, который истратил на бесполезные удовольствия огромные источники богатства, не принадлежавшего ему. Его разум будет ещё долго колебаться между раздражением и разочарованием, подпитывая ту ужасную обстановку, чьей расстроенной точкой опоры он стал.

По возвращении в хижину Орзила я без обиняков спросил:

— Наши больные братья будут содержаться в таком вот виде, пока не выздоровеют?

— Верно, — благожелательно подтвердил Силас.

— А что им надо сделать, чтобы достичь необходимого улучшения? — с плохо скрываемым удивлением спросил Хиларио.

Наш друг улыбнулся и ответил:

— Это проблема ментального порядка. Пусть они изменят свои собственные мысли, и тогда они сами изменятся.

Настала краткая пауза, затем новый огонёк загорелся в его пронзительном взоре, и он с убеждённостью сказал:

— Но это не так-то просто. Сейчас вы посвящаете своё время на специальное изучение принципов причинности. Знайте же, что наши ментальные творения неизбежно одерживают верх в нашей жизни. Они освобождают нас, когда берут начало в добре, синтезирующем Божественные Законы, и держат в тюрьме, когда основываются на зле, увлекающем нас в преступность, тем самым связывая нас тонким клеем виновности. Древний народный афоризм Земли говорит, что «преступник всегда возвращается на место своего преступления». Здесь мы можем утверждать, что пусть даже имеющая возможность не присутствовать на месте преступления, мысль преступника является узницей окружения и самой субстанции совершённого злодеяния.

И заметив нашу нерешительность, добавил:

— Вспомним ещё, что мысль действует как волна, со скоростью, намного большей, чем скорость света, и что любой дух — это генератор созидательной силы. Поэтому, зная, что добро — это расширение света, а зло — конденсация мрака, когда мы сбиваемся с правильного пути своей жестокостью к другим, наши мысли, волны тонкой энергии, проходя через места и сущности, ситуации и вещи, воздействующие на нашу память, действуют и противодействуют на самих себя в замкнутом контуре, и таким образом приносят нам неприятные ощущения, контактируя с нашими несчастными творениями. Мы изучаем три типа душ, оставивших в своём последнем существовании грустные и жалкие ситуации, в которых у них нет ни малейших смягчающих обстоятельств, которые могут как-то затушевать их бесспорные ошибки. Дети нашего друга, который страдает от фиксации ростовщичества, не получили от него ни единой отметки почтенного воспитания, которое сделало бы их способными помочь ему, когда они принимают волны отцовской мысли, возвращающиеся к своей отправной точке, нагруженные ментальными началами ненависти и эгоизма молодых истцов. Наш брат, страдающий от фиксации угрызений совести, не искупив обдуманно совершённого им преступления в тюрьмах человеческого правосудия, принимает в ответ волны мысли, которую он испускает, без малейшей помощи, которая могла бы смягчить его мучительное раскаяние. И наш спутник, живущий в пороке, вновь поглощает волны своего собственного ментального поля, к которым добавились ослабляющие факторы, внедрившиеся в места, где они проходили, перед тем, как быть представленными ему со множеством элементов порчи.

Видя наше ошеломлённое состояние, Помощник спросил:

— Вы понимаете?

— Да, мы поняли.

В перевозбуждении Хиларио сказал:

— Теперь я понимаю я большей ясностью конкретную пользу молитвы и любви, симпатии и помощи, которую нам предстоит искренне распространять на Земле тем, кого мы зовём умершими.

— Да, да, — охотно подтвердил Силас. — Мы все связаны друг с другом во плоти и вне её, и оказываемся свободными или узниками в полях опыта, согласно нашим творениям, с помощью соединении нашей ментальной жизни. Добро — это свет, который освобождает; зло — это мрак, который заключает нас в тюрьму. Если мы изучаем законы судьбы, необходимо обращать внимание на подобные реалии, нерушимые и вечные.

Мы умолкли, озабоченные и задумчивые.

Из-за этого наше возвращение в «Мансао» после короткого отдыха в хижине Орзила было посвящено размышлениям и молчанию, вращавшимся вокруг полученных бесценных уроков.