Действие и противодействие. Через Дух Андрэ Луиса

16 ОБЛЕГЧЁННЫЙ ДОЛГ

В рамках нашего изучения закона причинности мы не пропустим случай с Аделино Коррейя, сторонником чистого братства.

Накануне прекрасного события, о котором мы позволим себе рассказать вам, мы нанесли ему визит в компании Силаса, который представил его нам во время служения в одном из христианских спиритических центров.

Мы слышали, как он давал ценные комментарии насчёт Евангелия, под влиянием просвещённых наставников, чьи ментальные потоки он усваивал, с доверительной покорностью человека, привычного к молитве.

Он говорил мастерски, вызывая у нас слёзы эмоциями, которыми он заставлял вибрировать самые потаённые фибры нашей души. Просто одетый, он выглядел как труженик, участвующий в трудных опытах. Но стаж испытания, к которому он казался привязанным, был более обширным. Наибольшая видимая часть кожи Аделино несла в себе следу экземы. Определённая часть головы, уши и многочисленные участки его лица были в красных пятнах, где образовывались крохотные пузырьки крови, другие же области эпидерма казались растрескавшимися, выдавая хроническое кожное заболевание. К тому же, его хилая и печальная внешность указывала на скрытые мучения, которые господствовали над его разумом. Но в его чрезвычайно ясных глазах читалось смирение.

Ему помогали многие внимательные духовные друзья.

К нам подошла какая-то старая дама приятной наружности и, выдавая близкое знакомство с ориентером наших экспедиций, сердечно спросила:

— Дорогой Помощник, я пришла просить у вас помощи в деле здоровья нашего Аделино. Последнее время я вижу, что он стал более неспокойным от боли в не зарубцевавшихся ранах.

— Да, да, — сердечно ответил Силас. — Его случай заслуживает особого внимания с нашей стороны.

Потому что он думает о нуждах других, не заботясь о своих нуждах, — взволнованно добавила дама.

Друзо мягко продолжал:

— Двое из наших врачей очень внимательно смотрят за ним, когда он оказывается вне своей физической оболочки во время сна.

И коснувшись её головы, сказал:

— Будьте спокойны. Скоро Коррейя будет полностью восстановлен.

В центре эффективно действовали многие службы, и Аделино, участвовавший в них, привлекал наше внимание своей духовной уверенностью, с которой он руководил ими.

Окружённый лучистыми вибрациями своих мыслей, сконцентрированных на святой теме добра, он казался нам словно облачённым в свет.

Через несколько мгновений после ухода старой дамы один симпатичный молодой человек подошёл к нам, также отделённый от физической материи. Он поприветствовал нас, а затем почтительно обратился к нашему ориентеру:

— Простите, что я пришёл просить у вас одолжения…

— Говори без боязни.

И молодой человек стал объяснять со слезами на глазах:

— Мой дорогой Помощник, я знаю, что наш Аделино испытывает сейчас финансовый кризис. В силу того, что он делает для других, он пренебрегает своими собственными нуждами. Во имя той поддержки, которую он оказывает моей бедной воплощённой матери, я настаиваю на поддержке вашей дружбы, как помощи ему. Не позднее прошлой недели, видя и слыша мольбы моей матери-вдовы, которая испытывает крайнюю нехватку средств, потому что лечит двух моих больных братьев, я пришёл к ней, передавая мысленные ему призывы о защите, и, словно подчиняясь своим импульсам, он без малейшего колебания пришёл к нам домой, передав матери сумму, которая ей булла нужна… О, Помощник, прошу вас, ради любви к Иисусу!.. Не оставляйте в трудностях человека, который так помогает нам!..

Силас выслушал просьбу с благожелательной улыбкой и сказал:

— Доверимся друг другу. Аделино находится в сети братской симпатии, которую он выткал для своего собственного прибежища. Многочисленные друзья передают ему силы, необходимые для точного выполнения задачи, которой он посвятил себя. В материальной борьбе обстоятельства сгармонизируются в его пользу, отвечая на обретённые им заслуги.

Действительно, спонтанный доверительный труд в чувственной защите друга, который мы могли видеть здесь, был темой дружбы и благодарности, которую нам надлежало изучить.

— Кажется, все труженики, находящиеся в этом центре, являются в какой-то мере должниками брата, находящегося перед нами… — заметил заинтригованный Хиларио.

— Да, — терпеливо подтвердил Силас, — кредиты Аделино действительно огромны, несмотря на долги, к которым он всё ещё привязан… Но он культивирует в себе счастье осуществления веры и высшего знания, которые Посланники Иисуса доверяют ему во время творений чистой братской любви, позволяющих ему собирать огромную сумму признательности.

Затем ментор попросил нас начать братскую помощь, пока не сможем связаться со служителем, чьё теперешнее существование проходит под эгидой «Мансао», контролирующего наши занятия.

Чувствуя симпатию, которую Аделино пробуждал и в нас, мы подошли к нему, чтобы предложить ему, в какой-то мере, потенциал своих сил в практике магнетических пассов, которые он теперь проводил нескольким больным.

Было любопытно вспомнить, что при первой случайной встрече мы чувствовали себя готовыми разделить его работы, всего лишь привлеченные го лучистой добротой. Самоотречение всегда и везде будет представлять собой возвышенную звезду. Достаточно лишь показаться, как все начинают вращаться вокруг её света.

Вечерняя служба закончилась, и мы с Силасом проводили его до самого дома.

Явно в возрасте за шестьдесят лет, его мать ждала его на пороге дома.

Силас поспешил представить её нам, объяснив:

— Это наша сестра Леонтина, мать Коррейи, мать и друг, который следит за его существованием.

Ссылаясь на позднюю зрелость друга, который привлекал наше внимание, мой коллега спросил:

— Аделино не женат?

— Женат, но не может рассчитывать на присутствие своей супруги.

Этот ответ давал понять, что наш спутник переживал испытания, в отношении которых мы должны были хранить почтительную скромность.

И пока мать и сын предавались нежной беседе, Силас пригласил нас войти в соседнюю комнату.

У входной двери стояли в ряд три кроватки, занятые детьми.

Белокурая дочка примерно девяти-десяти лет располагалась посреди двух мальчиков с матовой кожей. Она походила на Белоснежку, заснувшую между двух карликов.

Все трое мирно спали.

Слегка коснувшись маленькой живой куколки, Помощник сказал нам:

— Это Мариза, внучка Коррейи, жена которого отдалилась от неё ровно шесть лет назад.

Указав затем на двух цветных мальчиков, он сказал:

— А это маленькие Марио и Рауль, покинутые малыши, которых Аделино принял как своих родных детей.

Догадываясь, какая невидимая печаль была в жизни главы семейства, мы с Хиларио поддержали так необходимую сейчас тишину, в ожидании и почтении.

Силас уловил наше расположение духа и принялся долго объяснять нам:

— Чтобы восхвалять священные усилия друга, чтобы мы могли изучить процесс сокращённого долга, мы позволим себе немного поговорить о недавнем прошлом спутника, которого мы сейчас посещаем, и который оказывается задействованным в работе по своему спасению.

Словно желая сконцентрировать ресурсы своей памяти, он умолк на несколько мгновений и, наконец, продолжил:

— К середине прошлого века Аделино был незаконнорожденным сыном молодого очень богатого человека, который получил его из рук матери-рабыни, развоплотившейся во время родов. Мартин Гаспар, молодой человек, обладатель многих сельских владений, его отец-холостяк, был человеком с каменным сердцем, очень рано привыкшим в тиранической гордыне в силу беспечности, царившей в семье, где он родился. Он злоупотреблял по своему усмотрению пленными молодыми девушками, и во многих случаях продавал их вместе с новорожденными детьми, чтобы не слышать их плача и просьб. Его опасались на основной ферме, абсолютным хозяином которой он стал после того, как умер его престарелый отец, напрасно и запоздало старавшийся контролировать его инстинкты, поскольку он умел применять пытки у столба и сечь плетью без малейшего сочувствия. Его ненавидело большинство слуг, а те, кто получал кое-какие льготы в обмен на рабскую угодливость, льстили ему. Но к сыну, которого он назвал Мартином, он питал нежность и безграничную преданность. Неспособный объяснить себе это, он любил его с таким нежным умилением, что стал давать ему заботливое образование в рамках самой фермы. Так между отцом и сыном установились самые священные чувственные связи. Они были неразлучными спутниками как в играх и учёбе, так и в труде и охоте. Таким образом, будучи жестоким по отношению к другим своим кровным детям, обречённым на рабство в страдании, Гаспар, не колеблясь, признал его своим законным сыном перед властями того времени, дав ему своё имя и наследство. Отцу и сыну было соответственно сорок три года и двадцать один год, когда Гаспар, несмотря на то, что был закоренелым холостяком, решил жениться, в столице, на Марии Эмилии, молодой беспечной девушке в возрасте двадцати лет, странным образом очаровавшей своего пасынка с того момента, как она вошла в их сельский дом. Чрезвычайно любимый своим отцом, Мартин-сын, соблазнённый женским прелестями своей мачехи, стал переживать мучительный чувственный конфликт. Он, считавший себя лучшим другом Гаспара, стал ненавидеть его. Он более не мог выносить, что женщина, которую он желал, принадлежит его отцу, тогда осознавал, что он страстно любим этой последней, поскольку Мария Эмилия, под предлогом какой-либо необходимости, умела изолировать его различными путешествиями, в течение которых она обостряла его юношескую любовь. Она оба умели избегать всяких подозрений и недоверия, и, целиком предаваясь страсти, молодой Мартин неосознанно спланировал ужасное отцеубийство и, несчастный совершил его. Зная, что его отец прикован к постели в рамках лечения своей больной печени, он присоединился к работе двух руководителей фермы, которым полностью доверял, Антонио и Аюцидио, тоже выполнявших роль палачей молодых пленных девушек. И однажды ночью он подсыпал ему дозу, с согласия своей мачехи. И как только больной уснул, с помощью своих двух сообщников, ненавидевших своего шефа, он разлили смолистую жидкость на отцовскую постель, чтобы затем инсценировать пожар, в котором бедный Гаспар лишился своего тела в ужасных страданиях. После похорон своего отца, завладев его имуществом, он старался стать счастливым вместе с Марией Эмилией. Но охваченный гневом, развоплощённый отец окружил его воспалёнными флюидами, против которых несчастный не обладал никакой защитой. Привязавшись к чувствам своей спутницы, Мартин пытался заглушить свою совесть и забыть, забыть. Он передал ферму стараниям сообщников своего мрачного преступления и в компании своей жены отправился в Европу, в поисках развлечений и отдыха. Но всё было напрасно. После пяти лет сопротивления он рухнул, полностью побеждённый, под гнётом отцовского Духа, который постоянно окружал его, оставаясь невидимым. Его кожа покрылась язвами, словно невидимые языки пламени пожирали его. Вынужденный оставаться в постели, постели боли, о постоянно охваченный угрызениями совести, он в мыслях прокручивал себе смерть отца в воплях дикой жертвы. Так, ему ничего не оставалось, как плакать, выкрикивая в пустоту слова раскаяния, охватившего его. Это поведение делало его безумцем в глазах спутницы, которая признать его таковым, чтобы оправдать себя перед друзьями и слугами. Пытка, узником которой он был, достигла той степени, что он стал выносить насмешки и одиночество в кругу собственной семьи, и закончил тем, что испустил дух в ужасных страданиях. Мартин Гаспар, убитый отец, дождался его у входа в могилу, чтобы утянуть его в инфернальный мрак, где стал упражнять на нём жестокую месть… Бедный развоплощённый сын страдал от жестоких унижений и неописуемых мук в течение одиннадцати лет подряд в застенках мрака, пока не вошёл в наше учреждение, с помощью посланников Иисуса, спасших его. Тогда его положение было незавидным, как я уже изложил. Войдя через ментальные бреши угрызений совести и запоздалого сожаления в резонанс с отцом, который жаждал мести, он был загипнотизирован порочными духами, заставившими его чувствовать себя словно покрытым языками мучительного огня. Он сам подпитывал своё воображение, застывшее в подобных тревожных сценах, а также языки пламени, мучившие, но не пожиравшие его, мыслями о своей виновности, пока ему должным образом не помогли наши наставники средствами магнетических ресурсов, которые исцелили его мучительное расстройство. После того, как его ситуация была улажена, он посвятил себя самому трудному служению в нашей организации, обретая с течением времени ценные лавры, которые стоили ему возвращения к человеческой сфере, с правом начать оплату важного долга, который давил на его плечи. Возвращая культ молитве с обновлением своего внутреннего мира, он возродился с духом, склонным к религиозной вере, живой и активной. Он нашёл в Спиритизме с Иисусом, под влиянием развоплощённых друзей, которые помогают ему, целую область нравственного укрепления и достойного труда, в которой он смог распространить своё поле деятельности, с достойным проведением времени, посвящённым созидательной учёбе и чистому милосердию, привлекая к себе самые великие симпатии со стороны воплощённых и развоплощённых братьев, которые чувствуют его любовь и благородство. Противостоя огромным материальным трудностям, он рос сиротой, потому что не ценил в прошлом отцовской нежности, и боролся с крайней нуждой и постоянной болезнью… Но хранимый благодетелями нашего «Мансао», он был отведён в духовный храм ещё в самом юном возрасте. Там подвергли лечению его воспалённый эпидерм, и именно в эти дни он познакомился с нашим Обновительным Учением… Чтение спиритических принципов, освещённых Евангелием Господа, вызвало у него естественное воспоминание учений, усвоенных им в нашем центре, до его перевоплощения. С тех пор он благородно принял на себя ответственность жить и старался прежде всего применять обновительные указания веры, к которым он примкнул. Он стал дисциплинированным и искренне уважал свои обязательства. И несмотря на органические путы, он ещё в ранней молодости выбрал работу коммерческого представителя, работу, из которой он извлекает благословенные ресурсы, которые умеет распределить среди многочисленных нуждающихся, оставляя себе лишь самое необходимое. Он не богач на Земле, в общем толковании этого понятия, а труженик братства, умеющий вкладывать сердце в то, что раздаёт. Проходя путём простоты и созидательного отречения, он изменил впечатления многих спутников другого времени, которые в низших уровнях мрака, были превращены в его преследователей и врагов. Наблюдая его новые примеры, его одержатели почувствовали себя нравственно разоружёнными для тех конфликтов, которые они собирались продолжить. Таким образом, он оплачивает свои ошибки, страдая от их нападений в самом себе. Но в силу заслуги, которую он наработал, посвятив себя благу других, он спасает прошлое со всем возможным облегчением, выигрывая во времени и обретая новые благословения. Помогая другим, он день за днём уменьшает сумму своих долгов, исходя из того, что Милосердие Отца нашего позволяет нашим кредиторам смягчать суровость возмещения каждый раз, когда мы подаём нуждающемуся ближнему то, что мы ему должны.

Силас сделал короткую паузу, но Хиларио, как и я, очарованный ясным и осмысленным изложением, попросил, в жажде познания:

— Продолжайте, Помощник. Этот живой урок освещает нашу надежду… Как можно объяснить, что Аделино выигрывает во времени?

Наш друг улыбнулся и добавил:

— Коррейя, который не заслуживал счастья спокойного семейного очага, потому что разрушил отцовский дом, женился и страдал от того, что его спутница покинула его.

Подойдя к спящей нежной Маризе, он настойчиво произнёс:

— Таким образом, своей полезной жизнью, которой он посвящает себя, и постоянным милосердием, которое он принялся практиковать, он привлёк к себе, в качестве своей кровной дочери, бывшую свою мачеху, которую он отвратил от отцовских объятий, перевоплощённую сегодня в его семье, чтобы перевоспитаться в теплоте его благородных примеров, сохраняя боль осознания себя дочерью бедной женщины, отвергшей супружеский союз, так же, как и она сама его презирала в недавнем прошлом. Но… это не единственное преимущество Аделино.

Силас слегка коснулся сопящих малышей рукой и продолжил:

— Посвятив себя телом и душой Христу, наш друг принял в качестве приёмных сыновей обоих своих сообщников в ужасном отцеубийстве, бывших смотрителей Антонио и Аюцидио, которые злоупотребляли послушными молодыми девушками-рабынями, у которых они крали детей, чтобы убивать или продавать их. Этим двоим колыбелью послужил дом радости, когда они прибыли в любящий круг своего спутника другого времени arrivant в африканской крови, которую они достаточно в прошлом замарали, и теперь получают нравственную поддержку во имя справедливой реформы.

Пока мы усваивали эти ценные замечания, Силас заметил:

— Как мы легко можем видеть, через христианскую спиритическую ответственность, правильно принятую и прожитую, наш брат обрёл счастье снова встретить связи преступного прошлого для необходимого восстановления, тогда как если бы он дезертировал от борьбы по легкомыслию своей спутницы или закрыл дверь своей души для двух несчастных малышей, он задержал бы благородный труд, которым занимается сейчас во имя будущих веков.

Мы уже готовились задать новые вопросы, но Коррейя пожелал спокойной ночи своей матери и занял скромную постель недалеко от детей. Проявляя уважаемые привычки, он сел помолиться.

Это произошло в тот момент, когда после просьбы помощи Силас подошёл к нему и стал прилагать магнетические пассы, объяснив свои действия сразу же по окончании пассов:

— Всегда благодаря пользе, которую он умеет придать своим дням, Аделино заслужил ограничения своей врождённой уродливости, носителем которой является. Выстрадав в течение долгого времени свою периспритную травму от угрызений совести за сожжение тела своего отца, он питал в самом себе странный ментальный огонь, который, как я уже говорил, интенсивно наказывал его по ту сторону жизни… Вот почему он возродился с эпидермом, измученным вибрациями ожогов, которые очень рано проявились на его новом физическом теле в форме экземы ужасного внешнего вида. За долг, который он себе наработал, подобная болезнь должны была бы покрыть всё его тело на долгие и скорбные годы страдания. Но в силу обретённой заслуги, увечье не принимает пропорции, которые помешали бы ему учиться и трудиться, поскольку он имеет счастье продолжать служить себе руководителем на своей плантации добра.

Возможно потому, что владелец этих мест готовился найти приют среди подушек, Помощник пригласил нас удалиться.

На обратном пути в «Мансао» наш любезный наставник продолжал свои блестящие комментарии насчёт «любви, которая покрывает множество грехов», как нам это преподавал апостол, когда Хиларио, озвучивая мои вопросы, неожиданно сказал:

— Помощник, при таком ясном объяснении, естественно, мы хотели бы знать дополнительные подробности. Можно ли нам узнать о ситуации Мартина Гаспара, отца, который вынес жертву огнём в своей плоти?

И поскольку Силас оставался молчалив, мой коллега продолжил:

— Знает ли он про обновительный труд Аделино? Питает ли всё ещё к нему презрение и ненависть?

Мартин Гаспар, наконец, ответил наш собеседник, — неутомимый в жестокости, он был также тронут примерами нашего друга. Видя его преображение, он оставил свои нежелательные компании, с которыми сблизился, и несколько лет назад попросил приюта в нашем учреждении, где согласился с нашей строгой дисциплиной.

— А где он теперь? — тревожно спросил Хиларио. — Можно ли его видеть, чтобы отметить произошедшие перемены?

Но в этот момент мы входим на алтарь наших обязанностей, и Силас, не имея более возможности оставаться с нами, похлопал по плечу моего спутника и сказал:

— Успокойся, Хиларио. Возможно, мы вернёмся к этой теме через несколько часов.

Мы расстались, храня свои наблюдения, как часть прерванного урока, которого ждёт продолжение.

Но на следующий день наше сердце получило приятный сюрприз.

В то время, когда часы пробили глубокую ночь в великой области планеты, где находился наш дом, за нами пришёл любезный Помощник.

Мы собирались достичь телесной сферы, но на этот раз в компании Друзо, ориентера института.

Мы, любопытные, обрадовались.

Это было впервые, когда нам приходилось путешествовать с великим наставником, который завоевал наше наибольшее уважение. И если правда в том, что эта льгота делала нас счастливыми, мы всё же спрашивали себя о мотиве, по которому он отсутствовал в центре, который не мог обойтись без его присутствия.

Но у нас не было возможности предаваться долгим отступлениям.

В компании Друзо, за которым следовал Силас, две очень ответственные сестры из служб «Мансао» и мы двое, мы использовали наиболее быстрое средство для экспедиции, цель которой нам была не известна.

Я испытывал огромное желание вызвать на разговор Помощника, в воспитательной беседе вокруг проблемы, которой мы коснулись в предыдущую ночь. И хоть достоинство Друзо не лишало нас свободного выражения, неукротимое почтение, которое он вызывал в нас, казалось, тормозило нашу способность коснуться темы, которая шла бы не от него.

Поэтому во время краткого пути мы слушали его точку зрения, уместную и мудрую, по многочисленным вопросам справедливости и труда, с каждым разом всё более восхищаясь его культурой и доброжелательностью.

Но в удивлении я понял, что наша группа остановилась у двери дома Аделино, которого мы покинули накануне.

Два знакомых нам помощника ждали на пороге.

После взаимных приветствий один из них подошёл к Друзо и почтительно произнёс:

Господин директор, новорожденный через полчаса будет с нами.

Великий наставник поблагодарил его и пригласил нас сопровождать его.

В домашней, уже знакомой нам обстановке часы указывали на два часа двадцать минут утра.

Без слов мы последовали за ориентером, возглавлявшим экспедицию, и проникли в комнату, где Аделино уже засыпал, как мы могли предположить.

Друзо несколько мгновений гладил его по лбу, и мы увидели, как Коррейя вышел из своего тела плоти, словно его привели в движение мощные магнетические рычаги, и упал на руки великого наставника, словно изнеженный и счастливый ребёнок.

Друг мой, — сказал ему Друзо серьёзно и одновременно мягко, — настал час открытий.

Коррейя испуганно заплакал, будучи отделиться от гостеприимных объятий.

Помолимся вместе, — добавил наш благородный друг.

И возвысив глаза к Высотам, под нашим глубоко внимательным взором, Друзо стал молить:

«Благой Боже, Отец Любви Бесконечной, создавший время, как неутомимый хранитель наших душ, предназначенных для Твоего лона, укрепи нас для необходимого обновления!..

«Знающий наши преступления и наши дезертирства, даруй нам благословение боли и времени, чтобы мы могли выкупить себя, очисти нас пониманием Твоих законов, чтобы мы не отвергли возможностей спасения!

«Ты одолжил нам сокровища труда и страдания, как милости Твоего милосердия, чтобы мы посвятили себя мучительному, но справедливому восстановлению…

«Мы, узники ошибок, являемся также и работниками своего освобождения под защитой Твоей нежности.

«О, Отец, вдохни в нас мужество, чтобы забыть свои ошибки, зажги святой энтузиазм добра, чтобы зло не затемняло больше наших добрых намерений, и проведи нас по тропе отречения, чтобы наша память не отделялась от Тебя!..

«Позволь нам молиться с Иисусом, Божественным Учителем, которого Ты послал нашим сердцам, чтобы мы вернули тело и душу Твоим намерениям!..».

После короткой паузы он в слезах повторил молитву «Отче наш»:

«Отче наш, сущий на Небесах, да святится имя Твоё, да придёт царствие Твоё, да будет воля Твоя на Земле и на Небесах. Хлеб наш насущный дай нам сегодня. Прости нам обиды наши, как и мы прощаем обидевшим нас. И не введи нас в искушение, но избави нас от Зла. Аминь».

Когда умолк его голос, каждого из нас охватило глубокое невыразимое волнение.

Перенесённый в своё плотское тело, Аделино пробудился в обильных слезах.

Мы ощущали его внутренний восторг, даже если он не мог хранить целостное воспоминание от общения с нами.

После нескольких минут ожидания, которые быстро промчались, мы снаружи услышали конвульсивный плач малыша…

Оплетённый Друзо, владелец этих мест встал с постели, и быстро открыл дверь, выходившую на улицу, где на мостовой стонал бедный новорожденный, под наблюдением двух друзей из «Мансао».

Охваченный удивлением, Коррейя встал на колени, а великий наставник уверенно говорил ему:

— Аделино это обиженный отец, который, отринутый материнским сердцем, пришёл к обновлённому сыну!

Коррейя уловил эти слова не плотскими ушами, а ментальным своим храмом, словно призыв небесной любви, которая ведёт к его сердцу малыша, покинутого и несчастного. Охваченный необъяснимой для него радостью, он взял малыша на руки свободным жестом любви и, прижав его к своей груди, вернулся в дом, крича от радости:

— Мой сын!.. Мой сын!..

Силас, будучи между мной и Хиларио, взволнованно сказал:

— Мартин Гаспар возвращается к физическому опыту, найдя приют на руках сына, который ненавидел его.

Но у нас уже не было возможности начать более глубокий спор, поскольку Друзо, вытерев слёзы, вслух предупредил нас, словно разговаривая с собой:

— Да сотворят Небеса так, что в момент полного плотского тумана, в котором мы окажемся, мы могли бы также открыть высшее сердце Иисуса, чтобы не пасть нам в таких необходимых нам испытаниях!..

И было столько задумчивости и тревоги во взгляде, который был нам знаком пропитанным нежностью и глубоким уважением, что по возвращении в «Мансао» никто из нас не осмелился прервать молчание, многозначительное и волнующее.