На следующий вечер, после выполнения ежедневных своих обязанностей Силас пришёл к нам, чтобы продолжить начатое нами осуществление задачи.
По возвращении в дом Луиса мы начали безобидный разговор без каких-либо намёков на вчерашние темы, и, словно синхронизированные с нашей ментальной волной, Леонель и Клариндо встретили нас сдержанно и любезно.
Казалось, они оба много работали с идеями, которые им в разум косвенно ввёл Помощник.
Положение Луиса в доме ни в чём не изменилось. Он, в компании друзей, сердечно беседовал, комментируя такие темы, как паразиты полей и болезни животных, цена на мясо и дурные дела. А оба брата уже проявляли себя чётко отделёнными от подобной мрачной картины.
Они приветствовали нас лучистой любезностью человека, предоставляющего себя в наше распоряжение, и смотрели на Силаса с непривычным интересом.
Было видно, что они воспользовались исповедью Помощника, чтобы серьёзно задуматься.
Видя их превращения с явным удовлетворением, который невозможно было скрыть, руководитель нашей экспедиции не стал более ссылаться на проблему Луиса, а просто пригласил их сопровождать нас.
Проявляя охватившее их обновление, они сразу же присоединились к нашей маленькой группе и, реагируя на советы Силаса, оба смогли с определённой лёгкостью и уверенностью волитировать, соединив свои руки с нашими.
Через несколько минут мы прибыли в крупную больницу одного оживлённого земного города.
При входе один из духовных охранников любезно обратился к Силасу, по-братски приветствуя его, и предупредительный руководитель представил нам его:
— Это наш спутник Людовино, который в данный момент осуществляет наблюдение, необходимое для благополучия нескольких больных, чьим перевоплощением занимается наш центр.
Все мы сердечно поприветствовали друг друга.
Затем ответственный нашей рабочей группы спросил:
— А как там наша сестра Лаудемира? Сегодня мы получили тревожные вести о ней.
— Да, — согласился тот. — Всё показывает на то, что бедняжка должна будет перенести опасную операцию. Под анестезирующими флюидами, которые посылаются ей преследователями во время сна, жизнь ее матки оказывается в большой опасности из-за её чрезвычайной апатии. Через час придёт хирург, и в случае, если меры, которые мы предприняли, не дадут желаемого эффекта, он приступит к выполнению кесарева сечения, что для неё является желаемым типом лечения.
Лицо нашего друга, обычно такое спокойное, выражало сейчас глубокую озабоченность, и он добавил:
— Подобного рода операция приведёт к некоторому вреду для неё в будущем. Как и предусмотрено в приготовленной для неё программе, она должна снова принять троих детей в храме своего дома, чтобы использовать свой человеческий опыт с как можно большей эффективностью.
Охранник выразил почтение и сказал:
— Ну, думаю, нам нельзя больше терять времени.
Силас возглавил нашу группу и отвёл нас в санчасть, где, будучи в подавленном состоянии, стонала молодая женщина.
Симпатичная пожилая дама, в нежности которой мы признали материнское присутствие, прилежно следила за ней, глядя её оживлённые руки.
Отметив выражение страха в полных слёз глазах больной, я попросил Силаса объяснить причину столь мучительного страдания.
— Наша сестра, — охотно объяснил он, — снова станет матерью через несколько коротких минут. Но она проходит жестокие испытания. Она долгое время оставалась в «Мансао», перед тем, как вернуться в плотное физическое тело, всё время выслеживаемая своими врагами, которых она сама создала в другие времена, когда воспользовалась своей физической красотой, чтобы стать сообщницей преступления. Красивая женщина, она содействовала политическим решениям, которые разрушили пути многих личностей. Она долгие годы страдала в инфернальном мраке, находясь между плотью и тенью, пока не заслужила теперь счастья возродиться с задачей восстановления себя, восстанавливая и нескольких из своих спутников жестокости, которые в форме её детей встанут вместе с ней для более крупных работ по восстановлению.
И Сила сбросил на меня свой выразительный взгляд, прибавив:
— Мы вернёмся к этой теме позже. Теперь же необходимо действовать. Под взглядами Леонеля и Клариндо, которые с удивлением следили за нами, он призвал Хиларио и меня к немед ленной помощи.
Отдав приказ оставаться в молитве нам обоим, он приложил правую руку к мозгу больной и начал магнетическую операцию по возбуждению деятельности прохода матки.
Какая-то молокообразная субстанция, похожая на лёгкий туман, стала лучиться через его руки, распространяясь по всем закоулкам гениталий.
Через несколько минут тяжёлого ожидания появились сокращения мышц. Постепенно они стали усиливаться.
Силас внимательно контролировал эволюцию родов, пока не пришёл врач.
Далёкий от ощущения нашего присутствия, он удовлетворённо улыбнулся, и попросил помощи у одной из компетентных медсестёр. Кесарево сечение ушло в небытие.
Помощник, успокоившись, пригласил нас в обратный путь, сказав нам:
— Организм Лаудемиры блестяще отреагировал. Надеемся, что она сможет продолжить своё дело с надлежащим успехом.
Мы снова отправились в путь.
Леонель, чей острый разум не терял из виду ни малейшего из наших движений, с почтительный видом спросил у Силаса, означают ли работы, которыми он занялся, какой-нибудь подготовки к будущему, на что Помощник, не моргнув глазом, ответил:
— Конечно. Не позже, чем вчера, я говорил вам о своих ошибках врача, которым я практически никогда и не был, и комментировал план заняться Медициной в будущем, среди наших воплощённых братьев. Однако, чтобы я мог заслужить радость подобного преодоления, я посвящаю себя низшим областям, которые служат мне домом, в министерстве облегчения, создавая благоприятные причины для будущих работ.
— Причины? Причины? — пробормотал слегка удивлённый Клариндо.
Да, стараясь помогать добровольно сверх положенного мне, в борьбе за своё собственное нравственное восстановление, я протяну поток симпатии в свою пользу с Благословением Божьим.
И, многозначительно окинув нас взором, он подчеркнул после минутного размышления:
— Однажды, в согласии с долгами, которые мне надо оплатить, я снова буду среди воплощённых существ и, дабы освободиться от своих ошибок, я также буду страдать от препятствий и сомнений, болезней и печалей… Да поддержит меня отсюда, во имя Бога, милосердные дружеские руки, поскольку никому не удаётся победить в одиночку. И чтобы протянулись позже ко мне руки, полные любви, необходимо, чтобы я занял свои руки действием теперь, в добровольной практике солидарности.
Учение было весьма ценным не только для обоих преследователей, которые, озадаченные, запомнили это, но и для нас, уже в который раз признающих Бесконечную Доброту Всевышнего Господа, который даже в самых мрачных областях тени позволяет нам трудиться во имя постоянного приумножения добра благословенной ценой нашего счастья.
Пока мы волитировали обратно, Хиларио, предваряя моё любопытство, перевёл разговор на случай с Лаудемирой.
Давно ли знал её Силас? Осуществляла ли она подобные великие обязательства материнства? Какова была роль детей у неё? Кредиторов или должников?
Силас добро улыбнулся перед лавиной вопросов и объяснил:
— Я безоговорочно верю, что искупительный процесс нашей подруги служит животрепещущей темой наших исследований причинности, которые вы собираете.
Он предался долгой паузе, во время которой словно советовался с памятью, а затем продолжил:
— Мы не можем вот так, ни с того, ни с сего, вдаваться в детали её прошлого, а тем более я не могу быть излишне нескромным в отношении моего собственного руководителя, злоупотребляя доверием, которое «Мансао» испытывает ко мне в осуществлении моих обязательств. Но во имя нашего духовного воспитания я могу сказать вам, что наказания Лудемиры сегодня являются результатом тяжёлых долгов, которые она наработала более пяти веков назад. Дама высокого ранга при дворе Жанны II, королевы Неаполя с 1414 по 1435 годы, она имела двух кровных братьев, которые поддерживали все её самые безумные планы тщеславия и господства. Она вышла замуж, но видя в присутствии своего мужа препятствия к исполнению её легкомысленных желаний, которые ей были присущи, она закончила тем, что вынудила его встретиться с кинжалами фаворитов, таким образом приведя его к смерти. Вдова и владелица огромного имущества, она выросла в престиже, и сделала возможным брак королевы, тогда вдовы Вильгельма, Герцога Австрийского, с Жаком де Бурбон, Графом де ля Марш. С тех пор, будучи в курсе самых интимных приключений своей госпожи, она предалась удовольствиям и распущенности, в которые вовлекла множество добрых людей и разбила множество семей, достойных и возвышенных, у многих женщин своего времени. Она пренебрегала священными возможностями воспитания и благотворительности, которые ей были переданы Небесной Добротой, воспользовавшись шатким благородством, чтобы заплутать в безрассудстве и преступлении. Таким образом, в момент своего развоплощения, в самый апогей материального изобилия, к половине 15-го века, она спустилась в ужасающие инфернальные бездны, где страдала от нападок жутких врагов, которые не простили ей измен, бегства и преступности. Она страдала в течение более ста последовательных лет в плотном мраке, сохраняя свой разум застывшим в присущих ей иллюзиях, возвращаясь в плоть четырежды, благодаря дружескому ходатайству из Высшего Плана, к острым проблемам искупления, когда она как женщина переживала горечь мерзких унижений и стыда со стороны неразборчивых мужчин, душивших все её мечты…
И каждый раз, возвращаясь в плоть в течение четырёх существований, о которых вы упомянули, она всегда была привязана к мраку?
— Конечно! — вскричал помощник. — Когда падение в пропасть долго длится, никто не может выйти оттуда одним прыжком. Она естественным путём входила через ворота могилы и выходила через ворота колыбели, привнося с собой внутренние расстройства, от которых она не могла излечиться за один раз.
Если ситуация не менялась, — спросил мой коллега, — зачем тогда вновь принимать физическое тело? Страдать от мучительного очищения на этой стороне, не возрождаясь в телесной сфере — разве этого не достаточно?…
— Такое рассуждение понятно, — терпеливо ответил Силас. — Поэтому наша сестра, при поддержке преданных спутников, вернётся к поэтапной оплате своих долгов, сближаясь с воплощёнными кредиторами, несмотря на благословение временного забытья, благодаря которому было возможно достижение ценного обновления сил.
А всегда ли ей удавалось оплатить, в той или иной степени, свои долги, в которых она застряла?
В какой-то мере, да, поскольку она страдала от ужасных ударов по гордыне, застывшей в её сердце. Несмотря на это, она наработала новые долги, поскольку в некоторых случаях она не могла преодолеть своё инстинктивное отвращение к противникам, в отношении которых она сделала своим долгом труд и подчинение, дойдя до того, задушила маленького ребёнка, который учился своим первым шагам, и ранила хозяйку дома, где она служила гувернанткой, пытаясь отомстить за себя и полученные ею жестокости жизни. После каждого развоплощения она обычно возвращалась в зоны чистилища, откуда приходила с кое-какой наработкой в улаживании своих долгов, но без наработанной заслуги, необходимой для окончательного освобождения из мрака, поскольку мы все медлительны в принятии решения оплатить свои долги, вплоть до самоотречения.
— Но каждый раз, когда она возвращалась в духовную сферу, она, конечно же, рассчитывала на помощь благодетелей, которые стараются сдерживать её отклонения в поведении, — сказал Хиларио.
— Верно, — подтвердил Силас. — Никто не приговаривается к оставлению в одиночестве. Вы знаете, что Создатель отвечает сущности посредством других сущностей. Всё принадлежит Богу.
— Даже ад? — озабоченно спросил Леонель.
Помощник улыбнулся и объяснил:
— Ад — это, главным образом, наше творение, чисто наше создание. Но представим себе его как недостойное и бедственное построение на участке жизни, называемом Созданием Божьим. Злоупотребив своим разумом и своими знаниями, чтобы родить подобного монстра в Божественном Пространстве, мы будем вынуждены разрушить его, чтобы воздвигнуть Рай на том месте, которое он недостойно занимает. С этой целью Бесконечная Любовь Отца Небесного помогает нам множеством способов, чтобы мы могли отвечать на Совершенную Справедливость. Понимаете?
Объяснение было как нельзя более ясным. Но Хиларио, казалось, хотел избавиться от любого сомнения, и поэтому, вероятно, снова спросил:
— Считаете ли вы возможным, чтобы мы узнали, какими могли бы быть существования Лаудемиры до того, как она вернулась ко двору Жанны II?
— Да, — снисходительно ответил Силас. — Это было бы легко узнать, но нам не надлежит совершать опыты во время простого обучения, поскольку тема сама по себе потребовала бы времени и внимания в большом количестве. Достаточно будет того, чтобы мы исследовали упомянутое состояние, чтобы определить её искупительную борьбу теперь, поскольку наши переходы в любых социальных должностях в мире, будь то в области влияния, финансов, культуры или идей, служат живыми точками ссылки на наше поведение, достойное или недостойное, в использовании возможностей, которые Господь даёт нам взаймы, ясно указывая наше продвижение вперёд в направлении света или наше более или менее долгое заключение в кругах мрака, соответственно обретённым добродетелям или наработанным долгам.
Светлое восприятие Силаса было поистине солнечным фонтаном в нашем понимании.
Но даже после этого мой спутник не унимался:
— Несмотря на ваше ценное восприятие относительно памяти в низших областях, изложенное вами, было бы интересно знать, удавалось ли Лаудемире, до её теперешнего воплощения, с точностью помнить те стажи, через которые она прошла в трудных испытаниях, на которые вы ссылаетесь.
С великой терпимостью наш друг объяснил:
— Вот уже сорок лет, как я нахожусь в «Мансао», и ровно тридцать лет тому назад я сопровождал её в поселении в нашем центре. Она тогда только что закончила своё последнее воплощение в телесном плане в начале этого века[8], перенеся долгие страдания в сфере низшего уровня. Она поступила в наш институт, выказывая ужасное безумие, и, подчиняясь гипнозу, она открыла факты, которые я изложил вам, факты, которые естественным образом появляются в линии поведения, определяющей её личность, в архивах наблюдений, которые ориентируют нас. Но наши наставники рассудили, что для того, чтобы ей помочь, большое мнемоническое отступление назад не обязательно, по крайней мере, пока что. Поэтому я знаю, что помешанная тогда Лаудемира не располагает силами, чтобы выразить хоть малейшее воспоминание во время обычного бдения. Этим она также обязана тому факту, что её привели к теперешнему воплощению под эгидой благодетелей, которые наблюдают за нашей организацией, тогда как она всё ещё ментально синхронизирована с наиболее недостойными связями того пути, который она выбрала. Сейчас она должна принять уже пять из её бывших сообщников в нравственном падении, чтобы поднять их чувства в направлении света, в течение материнского жречества, долгого и благословенного. От её успеха в настоящем будет зависеть та лёгкость, которую она надеется обрести в будущем, касающаяся окончательного её освобождения из мрака, который ещё затемняет её Дух, поскольку если ей удастся сформировать пять душ к школе добра, она выиграет огромный приз перед справедливым и полным любви Законом.
Проблема Лаудемиры, которую мы обсуждали во время нашего возвращения, была ценным вкладом в тему «причины и следствия», которую мы решили исследовать.
И увидев, что наше любопытство удовлетворено и спадает, Силас с большей мягкостью повернулся к Леонелю и Клариндо, зондируя их идеалы. Конечно, чтобы естественным образом знать их чаяния, он обратился к своим собственным чаяниям в отношении медицинских работ в будущем. Он не желал терять времени. Теперь он жаждал учиться и служить, чтобы вновь завоевать человеческое поле с большими заслугами разума, которые бы выражались в его мысли, когда он воплотится, в форме тенденций и лёгкости в том, что называется «врождённым призванием».
Благоразумно тронутые словами друга, который завоевал их доверие, оба брата чувствовали себя теперь более непринуждённо.
Исповедь Помощника и пример смирения, которые он спонтанно предоставил нам, проникли глубоко к ним в душу.
Импульсивный и искренний, Клариндо призвал свои идеалы, из-за которых он был ток возбуждён много лент тому назад. Он очень любил землю и в своей молодости он планировал создать организацию земледельческого пространства, где он мог бы посвятить себя облагораживающим опытам. Он страстно желал долго жить в семейном владении, создав сектор деятельности, присущей ему. Увы, прокомментировал он с некоторой грустинкой, но без тени возмущения в голосе, преступное решение Антонио Олимпио уничтожило все его мечты. Он лишился всех своих идеалов одним жестоким обманом, который, после могилы, заставил его потерять голову. Ментально он не был расположен вновь обрести надежду. Он ощущал себя самим отчаянием, словно человек, увидевший себя бесповоротно прикованным к позорному столбу…
И теперь рыдания прерывали голос сильно изменившегося Клариндо.
Поощряемый Силасом Леонель, чей утончённый разум внушал нам осторожное уважение, припомнил свою склонность к музыке.
Ещё ребёнком среди взрослых, он считал себя призванным к возвышенному искусству. В молодости он увлёкся произведениями Бетховена, чью биографию он знал наизусть. Таким образом, он искал не только титул бакалавра, к которому себя готовил, но и лавров пианиста, которые дали бы ему почувствовать себя в высшей степени счастливым.
Но, и он говорил об этом с неудержимой горечью, убийство, жертвой которого он стал, расстроило его видение. В своей душе он приютил лишь ненависть, которая в конечном итоге возобновила своё существование, и с ненавистью в сердце, он не мог более выстраивать замки на песке, как раньше.
Леонель сделал долгую паузу и затем настойчиво продолжил, к приятному удивлению для нас:
— Однако, во время наших личных контактов последних дней я начинаю ощущать, что если у нас есть физический опыт, подкошенный в самом расцвете молодости тела, то у нас бесспорно есть и долги, которые оправдывают столь жестокое испытание, хоть это и не освобождает Антонио Олимпио, нашего неблагодарного брата, от виновности, которую он носит в себе, принимая ответственность ужасного убийства, которым он отбросил нас во мрак.
— Совершенно верно, — добавил взволнованный Силас. — Твои аргументы указывают на великое обновление.
Помощник не смог продолжить, поскольку Леонель обхватил голову руками и, плача, воскликнул:
— Но, о Боже, почему мы открываем высокую добродетель прощения, когда уже замараны преступлением? Почему желание исправить область наших чаяний приходит так поздно, когда месть уже поглотила нашу жизнь в огне зла?!..
Пока Клариндо сопровождал свой взрыв боли и раскаяния знаками одобрения, а Силас великодушно прижимал его к своей груди, мы почувствовали, что Леонель ссылается на смерть Альзиры под ударами одержания, которую, без сомнения, он и его брат заказали.
Ориентер нашей экскурсии, однако, поспешил утешить его, великодушно говоря:
— Плачь, друг мой! Плачь, пусть слёзы очистят твоё сердце!.. Но не позволяй этим слезам разрушить вспашку надежды. Кто из нас может сказать, что он без ошибок? У нас у всех есть обязательства для искупления, и Сокровище Господа никогда не обеднеет от того, что является сочувствием. Время — это наше благословение. В череде дней выбросим мрак из себя, и превратим его в возвышенный свет. Однако для этого необходимо, чтобы мы были упорны в мужестве и смирении, в любви и самопожертвовании. Поднимемся в направлении будущего, в желании восстановить наши судьбы.
Мы почувствовали, что Леонель в этот момент уже расположен открыть своё сердце нашим ушам. Он хотел говорить, исповедоваться… Но Силас, предав его медитации, пригласил нас в обратный путь, обещая вернуться на следующую ночь.
Оба спутника, полностью преобразованные, вновь устроились в доме Луиса, а мы отправились обратно.
По пути Помощник радовался. Случай с Антонио Олимпио, доверенный нам, приближался к своему благоприятному концу.
Обновление преследователей увенчалось успехом.
И руководитель экспедиции попросил подождать следующей ночи для разговора Альзиры и теми, кто станут её детьми в будущем, после чего они будут устроены в «Мансао», с их полного одобрения, думая о подготовке будущего. Они будут трудиться и перевоспитываться в центре Друзо, встречая новые ментальные интересы и новые поощрения для необходимого восстановления.
И поскольку наш друг был погружён в молчание, Хиларио озабоченно спросил:
— Сколько времени должны будут провести Леонель и Клариндо, чтобы сгладить пути, ведущие к возвращению в физическое тело?
— Вероятно, четверть века…
— Почему же так долго?
— Им нужно будет перестроить свои идеи в деле добра, чтобы они неизгладимо засели в их мозгу, и чтобы они посвящали себя осуществлению новых планов. Они обретут приют в активном служении, помогая другим и создавая, таким образом, ценный посев симпатии, который облегчит их борьбу на Земле завтра. В труде и обучении, как в предприятиях чистого братства, они внесут в свою копилку неподкупную нравственную прибыли, а перевоспитание усовершенствует их тенденции, располагая их к победе, которая так нужна им в их искупительных испытаниях.
— А как же Антонио Олимпио? — настоятельно интересовался Хиларио. — Насколько я могу понять, он недолго будет оставаться в «Мансао»…
— Да, — признал Помощник. — После короткого примирения со своими братьями Антонио Олимпио через два или три года, несомненно, родится вновь.
— А почему же такая большая разница?
— Мы не можем терять из виду, — спокойно объяснил Силас, — что именно он начал преступную картину, которую мы исследуем. Это причина, по которой он будет спутником группы «перевоплощающихся», наименее поддерживаемой Законом, во время предусмотренного путешествия в человеческую сферу. Это исходит из осложняющих обстоятельств, которые характеризуют его личную проблему. С разумом, всегда наполненным тревогой и раскаянием, он вновь появится в семейной колыбели, которой он нанёс урон своей практикой ростовщичества, эволюционируя в очень ограниченном ментальном горизонте, поскольку его самой большой заботой инстинктивное отдавание своего физического существования, земли и денег, которые он украл у своих братьев… Поэтому он будет располагать лишь личными склонностями к культуре и профессиональному совершенствованию в период зрелости тела, когда уже поставит своих сыновей на путь триумфа, достичь которого им предстоит.
— Однако, — сказал мой коллега, — Клариндо и Леонель также убивали.
И будьте уверены, они заплатят за это. Но мы не можем отрицать смягчающих обстоятельств в их жалком преступлении. Антонио Олимпио хладнокровно спланировал преступление, чтобы присвоить себе материальные блага, пришедшие к нему через жестокость и насилие, а оба несчастных брата действовали словно в кошмаре ненависти, потрясённые мерзкой болью. Клариндо и Леонель, бесспорно, испытывают тревогу и угрызения совести и должны будут перенести мучительное спасение в надлежащий момент, но даже в этом случае они являются кредиторами своего брата, который затормозил их эволюционные шаги.
— А как же Альзира во всей этой истории?
— Альзире уже удалось собрать достаточно любви, чтобы понимать, прощать и помогать, и это является причиной, по которой она располагает перед Законом силой помогать и своему супругу, и своим зятьям, до сих пор несчастным, и своему сыну Луису, который ещё остаётся во плоти, и всем потомкам по её семейной линии, поскольку, чем больше у Духа чистой любви, тем значительней перед Богом помощь души…
И, бросив на нас многозначительный взгляд, он настоятельно произнёс:
— Те, кто действительно любят, правят жизнью.
Я чувствовал себя удовлетворённым. Объяснения были как нельзя более ясными. Но, извиняясь за свою настойчивость, Хиларио задал новый вопрос: почему Альзира испытала столь мучительное развоплощение в озере?
Но Силас ответил:
— Если мы поняли, что наша подруга уже обрела счастье безусловного прощения, сына любви, не заботящейся о том, чтобы быть любимой, то нам не стоит погружаться далее в прошлое, что сделает наше исследование скучным.
И, улыбнувшись, продолжил:
— Если мы сравним её с собой, то Альзира — это особа, которая уже обладает огромным куском неба в своём сердце… Темы, касающиеся её, должны анализироваться на Небесах.
Мы достигли «Мансао» и, сосредоточившись, стали переваривать полученные уроки этих последних часов… Сцены любви и ненависти, страдания и мести, касающиеся случая Антонио Олимпио, были теми же, что и наши личные драмы, подчёркивавшие необходимость любви и прощения в наших жизнях, чтобы с помощью чистого чувства мы могли продвигаться вперёд из мрака в свет.
Мы с нетерпением ждали следующей ночи, погружённые в свои серьёзные р азмышления.
И когда настал благословенный час наших исследований, Помощник договорился с Альзирой в частной беседе, чтобы она встретила нас в определенный час у озера, где имело место её развоплощение. Затем он попросил двух сотрудниц центра сопровождать нас в этом путешествии, отметив, что наша подруга должна прийти к нам, лишь когда её позовёт наша группа.
После обычной экскурсии мы вошли в дом Луиса, где Клариндо и Леонель уже ждали нас с дружеским интересом.
Силас отвёл нас в больницу, которую мы посещали накануне. Там он применил магнетические пассы к Лаудемире и её новорожденному малышу, затем, закончив этот короткий сеанс помощи, перевёл нас в просторное помещение, на пороге которого нас любезно встретил какой-то развоплощённый старик с симпатичным лицом.
Это наш брат Паулино, поддерживающий творения своего сына, который на Земле увлёкся инженерным делом, — объяснил ориентер наших работ.
И Паулино впустил нас в дом, разрешив нам войти в кабинет, где какой-то мужчина зрелого возраста склонился над книгой.
Радушный хозяин представил нам его как воплощённого сына, за технической миссией которого он внимательно следил. Он осведомился у руководителя нашей экскурсии, в чём он мог бы быть полезным, и Силас попросил его ходатайствовать перед сыном, чтобы мы имели право на удовольствие музыкального момента, прося, если можно, специальный отрывок из Бетховена.
Мы с удивлением увидели, как наш друг подошёл к инженеру, чтобы шепнуть ему то-то на ухо. И, очень далёкий от ощущения нашего присутствия, как если бы мысль послушать музыку пришла в его собственную голову, мужчина прервал своё чтение, направился к электрофону и стал рыться в своей маленькой дискотеке, откуда вытащил пастораль великого композитора, на которого мы ссылались.
Прошло несколько секунд, и комната для нас наполнилась очарованием и радостью, звучанием и красотой.
Всем своим существом Силас вместе с нами слушал эту восхитительную симфонию, полностью состоящую из благословений высшей Природе.
Вместе с Кларенсио, который чувствовал влечение к полевым романсам, мы ментально чувствовали присутствие рощи с неисчислимыми птицами, которые щебетали, пролетая над хрустальным источником, вытекавшим на молочную гальку, и, как если бы воображаемый пейзаж подчинялся мелодическому рассказу, мы увидели, как он внезапно преобразился, внушая нам мысль, что небо, тогда голубое, покрывается тяжёлыми серыми тучами, откуда сверкают молнии и грохочет гром, чтобы затем вернуться к цветущему пейзажу, между гимнами и молитвами… И вместе с Леонелем, обречённым на страсть к божественному искусству, мы ощущали империю музыки в её высшем величии, которая вела нас к самым возвышенным чувствам.
Эти несколько мгновений имели в наших глазах ценность благословенной молитвы.
Полёты величественной симфонии, казалось, уносили нас в гармонические круги неизведанной красоты, и обильные слёзы потекли из наших глаз, поскольку раздававшиеся чарующие аккорды обладали способностью омывать чудесным образом глубины наших существ.
Когда были сыграны последние ноты, мы, очарованные, распрощались.
Наши мысли вибрировали в самой чистой симфонии, а сердца казались более братскими.
По просьбе Леонеля, который, казалось, инстинктивно отвечал на внушения Силаса, мы отправились на озеро к былым владениям семейства Олимпио.
Полная луна освещала поле серебряными вспышками света. Было далеко за полночь.
Беря инициативу, брат Клариндо стал излагать нам то, что мы уже знали, и без удержу расплакался, когда вспомнил о смерти своей невестки, в которую бросал стрелы своего гнева.
Чрезвычайно удивлённые, мы с Хиларио отметили терпеливое внимание, с которым Силас слушал его исповедь, как если бы тема была совершенно новой для него.
Пока наш спутник вот уже более часа говорил, Помощник отозвал нас в сторонку и попросил изобразить на наших лицах самое благородное понимание, заявляя нам с Хиларио, что наш друг нуждается в вынесении своей боли наружу из своего разбитого сердца, и что с нашей стороны, даже если бы мы знали всё об этой интимной драме, не стоит обрывать его исповедь, а принять её по-братски, деля с ним груз печали, чтобы облегчить его раны и язвы мысли.
Чуть позже Силас включил обоих братьев в очень интересную экскурсию, предложив им обновление посредством исправительной борьбы. Не хотели бы они вновь избрать земной путь? Почему бы им не принять на себя новый труд, постаравшись возродиться в той же семье, откуда они родом? Не было бы более приятным и лёгким обрести примирение и, таким образом, войти снова в обладание былыми чаяниями, идя с ними в физический план, навстречу ценным ступеням к Высшей Жизни?
Но Леонель и Клариндо почти одновременно стали жаловаться, ссылаясь на проблему с Альзирой. В действительности, в отчаянии своего собственного случая, они приняли предложения безумия, они тратили долгие годы на расширение жестокости во мраке. Но ничто не было для них таким злом, как совершённое насилие над супругой Антонио Олимпио, которая бросилась в эти воды зловещей памяти, в ужасе от их преследования.
А что, если Альзира лично придёт обнять их в понимании и в помощи?
И пока они улыбались с надеждой и слезами на глазах, Помощник вышел на несколько минут, чтобы вернуться в сопровождении благородной сестры, облачённой в сияющие одежды. Она протянула им руки, предлагая им утешение материнских объятий, расцветающая любовью.
Словно смертельно раненые, Леонель и Клариндо пали на колени, раздавленные страхом и восторгом.
Альзира погладила их склонённые головы и трогательным тоном сказала:
— Дети души моей, воздадим хвалу Богу за этот благословенный час.
И поскольку Леонель безуспешно пытался просить у неё прощения, произнося лишь односложные слова, прерываемые рыданиями, мать Луиса взмолилась:
— Это я должна стать на колени и умолять вашего милосердного снисхождения!.. Преступление моего супруга — это и моё преступление… Вы были обокрадены в самых прекрасных мечтах, когда земная молодость только начинала вам улыбаться. Наши всепожирающие амбиции похитили ваши ресурсы и возможности, включая и ваше существование. Простите нас!.. Мы оплатим свои долги. Господь поможет нам в возвращении дома… Скоро мы с Антонио Олимпио снова будем на физическом плане, и с поддержкой Божественного Милосердия восстановим ферму, которая нам не принадлежит. Позвольте, дети мои, прославить свою душу привилегией быть на Земле вашей матерью, полной любви… Я предлагаю вам своё сердце, чтобы привести надежду и обновить ваши идеалы. Господь благословит меня защищать вас, воспитывая вас дыханием моих поцелуев и росой моих слёз. Но чтобы всё это произошло, необходимо чистое забвение наших разногласий, и рождение любви, которую мы должны друг другу… Встаньте, любимые мои дети… Иисус знает, как я желаю прижать вас к своей груди и держать в своих объятиях!..
Альзира не смогла продолжать. Обильные слёзы засверкали на её лице, и что-то, казалось, засело в её горле, заглушая её голос.
Но даже сейчас, в эти краткие моменты, мы увидели славную победу любви. Сверкающие искры вырывались из груди Альзиры последовательными волнами сапфирного сияния, показывая нам, как её внутреннее величие преобразилось в источник интенсивного света. Словно два существа, притянутые материнской нежностью, Клариндо и Леонель встали, поддерживаемые нашей сестрой, которая в трогательном плаче обняла их.
Лаская их, признательная спутница взяла их на руки, словно два сокровища души.
Отвечая на молчаливый сигнал ориентера, мы помогли ей, и через несколько мгновений отправились в обратный путь к институту, перенося с собой наших двух друзей.
Поместив их в соответствующем отделении, Силас удовлетворённо сказал:
— Слава Богу, наша задача выполнена. Теперь подождём, пока они будут готовы для новых сражений, которым они предадутся на Земле, во спасительное служение, где в поисках искупления смешиваются любовь и отвращение, радость и боль, борьба и трудности.
Настойчивые вопросы рождались внутри меня, но я понял, что закон причинности будет неутомим для героев нашей истории, и задумался о своих собственных долгах… И тогда, вместо вопросов, я почтительно поцеловал ручей помощника, словно признательный ученик перед благородным наставником, и сосредоточился на молчаливой молитве, благодаря Иисуса за бесценный урок.