Обучение в «Мансао» было чарующим, но требовало времени. Но сама по себе возможность, которую нам предоставили, была бесценной.
Мы с Хиларио попросили согласия руководителей, от которых мы зависели, и осуществили полезную для нас адаптацию в службах, оставшись на несколько месяцев в институте, чтобы получить и сохранить в своей памяти всё то, что нам будет дано наблюдать там.
Именно таким образом мы предполагали разделить в компании с Силасом работу по «процессу Антонио Олимпио», на начальной фазе которого мы присутствовали с большим интересом.
Спустя шесть дней осле собрания, на котором мы слушали слова Санцио, великого Министра, сестра Альзира навестила нас в учреждении в рамках программы, которую составил Друзо для задач, которые касались нас.
Назначенный руководителем центра, Силас принял её в нашу компанию, ссылаясь на то, что вместе мы сможем ответить на проблему, действуя в сотрудничестве.
Закончив обычные приветствия, благородная дама объяснила нам, что, поддерживаемая друзьями некой духовной колонии помощи, она делает всё возможное, чтобы помочь своему сыну, оставленному ей на Земле.
Луис, чей разум приближался к былым отцовским чувствам, привязанный к чрезмерным материальным барышам, объяснила нам собеседница, ужасно страдал от одержания в лоне своего дома. Под упрямым наблюдением развоплощённых дядей, которые возбуждали его скупость, он хранил огромные деньги, не находя им ни малейшего применения. Он был влюблён в золото с чрезвычайным сладострастием. Он подвергал свою жену и детей самой жёсткой нужде, боясь потерять свои ценности, которые он всеми своими силами защищал и приумножал. Не довольствуясь его пытками разума, Клариндо и Леонель вели его к жёстким ростовщикам, а также к развоплощённым земледельческим тиранам, чьи мысли барахтались ещё вокруг земного богатства, чтобы они усиливали его жадность. Таким образом, Луис жил в мире странных образов, где деньги вставали перед ним постоянной темой. Это привело его к потере своего социального достоинства. Он стал врагом воспитания и верил лишь в силу наполненного кошелька, могущего решить все трудности жизни. Он болезненно боялся любых ситуаций, в которых могли возникнуть неожиданные расходы. Он обладал большими суммами денег в банковских учреждениях, о которых даже его жена не имела представления, и прятал в доме огромные ценности. Он сознательно избегал близости своих родных, пренебрегал своей внешностью и укоренился в жалкой нелюдимости, одержимый кошмаром золота, которое пожирало его существование.
Затем, стараясь сориентировать нашу будущую деятельность, женщина поделилась с нами фактом, что её зятья утонули, когда ещё были молодыми супругами, когда их сын только начинал свои первые шаги, и что шесть лет спустя после этого грустного события она также развоплотилась, утонув в этом ужасном озере. Антонио Олимпио прожил ещё почти шестнадцать лет с телесной сфере после её ухода, и вот уже двадцать лет, как он страдает во мраке. Таким образом, Луис достиг своей полной зрелости, стараясь пережить свой сороковой год земного существования.
В ответ на слова Помощника, который спросил у неё, что она сделала в попытке помочь своему развоплощённому мужу, Альзира заявила, что было невозможно предпринять, что бы там ни было, поскольку жертвы превратились в ужасных тюремщиков бедного преступника, и так как до сих пор она не смогла воспользоваться поддержкой команды помощи, то палачи не разрешали ей приблизиться к нему. Но даже в этих условиях, когда было возможно, она оказывала своему сыну, невестке и двум своим внукам определённую поддержку, что было очень трудно, поскольку одержатели непримиримо следили за ней, борясь с её влиянием.
Во время паузы, образовавшейся в разговоре, она со смирением спросила Силаса, может ли «Мансао» разрешить ей визит к супругу, пока не предпринято путешествие, которое приведёт нас к её сыну, согласно намеченным задачам.
Помощник, выражая самую большую нежность, согласился с ней, и мы отправились все трое к отделению, где лежал Антонио Олимпио.
Подходя к его постели, и видя его всё ещё в прострации и без сознания, я отметил, что лицо благородной женщины явственно изменилось. Неудержимые слёзы текли из её глаз, растревоженных огромной болью. Она гладила его голову, и мне казалось, что черты её лица стали постепенно меняться, и она несколько раз позвала его по имени.
Больной открыл глаза и стал смотреть на нас без малейшего признака ясности во взоре, произнося односложные бессвязные слова.
Видя ментальное расстройство, женщина попросила у Силаса разрешения помолиться, что и было сделано с большим удовольствием.
К нашему удивлению, Альзира стала на колени у изголовья своего мужа, сжала руки на своей груди, словно преданная мать, старающаяся удержать на руках больного ребёнка, и, подняв глаза к Небу, скромно воззвала, согласно своей вере:
«Пресвятая Богородица!
«Ангел-хранитель страждущих на Земле, сжалься над нами и протяни свои нежные чистые руки!..
«Я признаю, Матерь Божья, что напрасно никто не обращает к Тебе слова боли и скорби.
«Мы знаем, что твоё сердце, полное сочувствия, является светом для тех, кто дрожит в тени преступления, и любовью для всех тех, кто погружён в пропасти ненависти…
«Ты простила тем, кто убивал твоего Божественного Сына в муках креста, и кроме терпения, с которым ты перенесла оскорбления, ты снова появляешься с Небес, раскрывая для них свои руки-хранители!
«Благородная матерь Божья, ты поднимаешь павших с помощью стольких земных поколений, и исцеляешь тех, кто погряз в жестокости, ты несёшь в себе взгляд милосердия на нас, моего супруга и меня, привязанных к последствиям двойного убийства, которое саднит наши сердца. Мы с ним захлёстнуты петлёй своих преступлений. Хоть он без меня ушёл в фатальные воды, пока наши братья переживали смертельное удушение, я также беру часть ответственности на себя и признаю себя сообщницей в преступлении.
«У супруга моего, Небесная Матерь, должно быть, сердце было окутано тяжёлым облаком, когда он заплутал в своём диком решении, которая ранила наши сознания.
«Для других он будет нераскаявшимся человеком, который присваивал себе чужое имущество, наложившим смерть своим собственным братьям, но только не для меня и моего сына, которые видели от него лишь любовь. Для других он будет виновным перед Законом. Но для нас он — верный спутник и друг… Для других он будет походить на эгоиста без права на прощение, но для нас он — благодетель, который помогал нам на Земле, с любовью и нежностью.
«Как мне не быть эгоисткой и преступницей, дорогая Матерь, если я пользовалась его добром и питалась нежностью его сердца? Как мне не быть также ответственной, если вина его была связана с целью, пусть даже безумной, обеспечить мне высшее положение в моём состоянии жены и матери?!..
«Защити наше дело, Небесная Посредница!
«Верни нас вместе в плоть, где мы предавались преступности, чтобы мы могли искупить свои ошибки!..
«Дай мне милость сопровождать его, как служительница, счастливая и признательная, связанная с тем, кому должна столько счастья!..
«Соедини нас снова в мире и помоги нам с верностью и достоинством вернуть то, что мы украли.
«Не позволяй, Божественный Ангел, увидеть нам Небеса прежде, чем мы искупим свои ошибки на Земле, и помоги нам достойно принять воспитательную и спасительную боль!..
«Помоги нам, Матерь Божья!
«Звезда жизни нашей, вырви нас из мрака долины смерти!..».
И тут неожиданность привела нас всех в восторг. Пока в слезах Альзира говорила, она покрылась сапфирным сиянием. Мягкое свечение, исходившее из её сердца, накрыло всю комнату, и когда её голос умолк, взволнованный и задыхающийся, великолепный фонтан серебристого света сошёл с Небес, достигая всех присутствовавших и специально общаясь с больным, который издавал долгие стоны человеческой сознательной боли.
Молитва Альзиры увенчалась успехом, которого магнетические операции Друзо не могли достичь.
Антонио Олимпио широко раскрыл веки, и в его взгляде появилась ясность человека, который просыпается после долгого и мучительного сна. Он стал двигаться, ощутив на своём лице слёзы нежно обнимавшей его супруги. И он вскричал охваченный дикой радостью:
— Альзира! Альзира!..
Она стала успокаивать его, прижимая его к своей груди с ещё большей нежностью, словно желая утешить его измученный разум. Но по сигналу Силаса подошли два санитара, чтобы вернуть его в сон.
Я пытался сказать что-то этой благородной женщине, чья молитва вознесла нас к столь возвышенным чувствам, но не смог.
Только те, кто путешествовал долгие годы, в тумане разделения и тревог, могут понять то неудержимое потрясение, которое охватило нас в этот миг. Я старался следить за лицом Хиларио, но мой спутник обхватил голову руками и, глядя на доблестного Помощника, я отметил, что Силас пытался вытереть слёзы, вдруг заблестевшие в его глазах.
Этим я и утешился.
Великие сердца этого центра любви тоже плакали, как и я, ничтожный грешник, задействованный в борьбе, стараясь исцелить свои недостатки, и, созерцая Альзира, которая уже встала с колен, гладя волосы несчастного, я подумал об ангеле Небесном, который наносит визит узнику ада.
Силас вырвал нас из молчания, предложив сестре Альзире помощь при выходе. Он охотно объяснил:
— Молитва дала ему огромное благо, но его пробуждение должно быть постепенным. Естественный и улучшающий сон пока что нужен в процессе его положительного исцеления.
Несмотря на нравственную пытку новой встречи, Альзира удалилась в более спокойном состоянии.
Мы пробыли ещё некоторое время за ценными разговорами в различных секторах большого института, пока в нужный момент не покинули стены этого учреждения, поглощая дорогу, которая для нашего спутника представляла тропу возврата к былому дому.
Первые часы земного рассвета наполнялись ясным и холодным туманом.
По возвращении в старые места, которые отмечены её болезненным опытом, Альзира не скрывала эмоций, охвативших её.
Слегка придерживаемая рукой Силаса, она пробегала тут и там все тропинки и пути, которые вызывали у неё самые живые воспоминания.
Вдруг перед нами, посреди узкой равнины, возникла группа построек, где происходила эта зловещая драма.
И действительно, в лунном свете появилось солидное здание в откровенно дряхлом состоянии. Большие боковые патио открывали перед нами сады, опустошённые постоянным проходом здесь крупного рогатого скота. Отдельные глиняные изделия, поваленные ограды и грязные балконы без слов говорили о небрежности его обитателей.
Странные сущности, скрывавшиеся в просторных покровах мрака, проходили, поглощённые своими думами, по этим местам, словно не замечая присутствия друг друга.
Опасаясь быть услышанной, супруга Олимпио тихонько сказала нам:
— Это развоплощённые ростовщики, хитростью приведённые сюда Леонелем и Клариндо, чтобы повысить процент долга в разуме моего сына.
— Они нас не видят? — не без причины заинтригованный, спросил Хиларио.
— Нет, — подтвердил Силас. — Они, конечно же, должны были почувствовать наше прибытие, но насколько я могу понять, они находятся глубоко застывшими в мыслях, в которые они погрузились. Их не волнует наше присутствие, пока мы не проникнем на их ментальный уровень, разделяя их интересы.
— Это значит, — прокомментировал я, — что если бы мы заговорили с ними о земном богатстве, возбуждая вкус человеческого обладания, то мы, бесспорно пробудили бы их самое большое внимание.
— Совершенно верно.
— Тогда почему бы не сделать этого? — осведомился мой любопытный спутник.
— Мы не можем позволить себе терять время, — ответил наш друг, — особенно потому что работа ждёт нас в нескольких шагах отсюда, и пока что мы не знаем, как пойдут наши дела.
И в самом деле, мы вошли, и движение внутри жилища было ошеломляющим. Здесь сновали развоплощённые отвратительного вида, двигаясь вдоль длинных коридоров, разговаривая как безумные, словно говоря сами с собой.
Я старался понять хоть что-нибудь из того, что мне было дано услышать, и основной темой всех их монологов, бессвязно переплетавшихся друг с другом, было золото.
Словно уловив с более глубокой остротой полотно окружающего пейзажа, Силас внезапно остановился и, оставив нас троих в дальнем углу старого салона, удалился, посоветовав осторожно подождать его возвращения.
Он сказал, что хочет предварительно изучить рабочую обстановку.
Через несколько минут он вернулся за нами, чтобы отвести сестру Альзиру в комнату, где вместе со своими детьми находилась Аделия, хозяйка этих мест, объяснив, что было бы нежелательно, чтобы Альзира вдруг оказалась в присутствии своих братьев, превратившихся в палачей, и мы оставили её там под охраной Хиларио, которые явно с неохотой дал нам уйти, выполняя функции контроля.
Оставшись наедине со мной, Помощник объяснил, что для того, чтобы предоставить помощь с желаемой пользой, надо, прежде всего, уметь слушать, и в силу этого он ждёт, что я не прекращу работы в случае, если я почувствую себя охваченным удивлением перед лицом тех положений, которые он будет вынужден принимать.
Я понял, что Силас хотел сказать, и приготовился наблюдать, изучать и помогать скромно и сдержанно.
Мы поникли в узкое отделение, где кто-то созерцал великие кучи бумажных денег, гладил их с хитроватой улыбкой.
С целью проинформировать меня как можно подробнее, Помощник прошептал мне на ухо:
— Это Луис, который, отделившись от тела под влиянием сна, ласкает деньги, питающие его страсти.
Перед нам снова был мужчина зрелого возраста, но с ещё молодым лицом, распущенный в манерах, чьи глаза, застывшие на банковских билетах, были венцом его странного выражения победной жадности. Он бросил быстрый взгляд вокруг, с равнодушием человека, который не может нас видеть, и пока мы были там, с минуту наблюдая за ним, как если бы за ним следили невидимые церберы, в маленькую комнату проникли два развоплощённых человека с неприятной наружностью и, внезапно направившись в нашу сторону, один из них спросил:
— Кто вы? Кто вы?
— Мы друзья, — машинально ответил Силас.
— Хорошо, — сказал другой. — Сюда входят лишь те, кто умеет ценить деньги…
И указывая на Луиса, добавил:
— Чтобы он не забывал хранить наше богатство.
Я интуитивно пришёл к выводу, что перед нами Леонель и Карлиндо, ограбленные братья того времени.
Перед лицом ужасного ожидания, в котором они следили за каждым нашим движением, Силас добавил, желая прояснить ситуацию:
— Да, да, кто не оценит того имущества, которое ему принадлежит?
— Очень хорошо! Отлично!.. — с удовлетворением ответили оба преследователя, потирая руки с радостью человека, кто только что нашёл больше горючего, чтобы подкинуть в костёр мести, которой они предавались с ужасающей горячностью. И, воспылав к нам внезапным доверием, благодаря словам Помощника, который смог успокоить их тревоги, Клариндо, наиболее грубый из них, стал говорить:
— Мы стали жертвами ужасного предательства и потеряли свои физические тела под ударами опозорившего нас брата, который ограбил нас. И вот мы здесь, чтобы одержать справедливый реванш.
Он расхохотался странным смехом и добавил:
— Это проклятое существо подумало, что смерть покроет его преступление, и что мы, несчастные, попавшие в его руки, превратимся в пепел и пыль. Он вошёл в обладание нашими авуарами после того, как организовал зрелищный несчастный случай, в котором убил нас безо всякого сожаления. Но что было толку для него воспользоваться нашим богатством, если смерти не существует, и если преступники, будь они в теле или без него, оказываются закованными в наручники последствий своих деяний? Бандит будет страдать от результатов того бесчестья, которое он совершил в отношении нас. А здесь живёт его сын, малейшими движениями которого мы будем управлять, пока он не вернёт нам то добро, законными владельцами которого мы являемся.
В течение относительно долгого момента оба брата перечисляли все свои жалобы, укрепляя цепи угрожающего ментального состояния, в котором они застряли. И, возможно, утомившись от одних и тех же жалоб, они умолкли. Затем Клариндо прервал паузу, грустно обратившись к Помощнику:
— Вы не думаете, что мы правы?
— Думаю, — таинственно признал Силас, мы все правы. Поэтому…
— Поэтому что? — оборвал его Леонель с оттенком иронии в голосе. — Может, ты хочешь вмешаться в наши намерения?
— Никоим образом, — весело поправил наш друг. — Я просто хочу напомнить, что я уже слишком много боролся за деньги, воображая, что право на моей стороне.
Двусмысленность наблюдений шокировала наших собеседников, и руководитель нашей экспедиции воспользовался естественным ожиданием, последовавшим за его словами, чтобы спросить:
— Друзья, мы видим, что этот дом сильно перенаселён нашими братьями, чьё безумие бесспорно. Они все кредиторы этой несчастной семьи?
Разумный взгляд, обращённый ко мне моим спутником, давал понять, что сердечный вопрос имел целью поддержать доверие врагов-мстителей.
Леонель, показавшийся мне мозгом этого преступного предприятии, быстро ответил:
— Это потому что до сих пор, — невозмутимо сказал он, — нам надо было делить время между отцом и сыном, поэтому мы временно поселили здесь безумных ростовщиков, которые, будучи вне плотского поля, не знают, что и думать о золоте и имущества, к которому они были привязаны на Земле, делая возможной осуществление нашей задачи. Сопровождая скрягу, который подчиняется нам беспрекословно, они заставляют его жить, насколько это возможно, со своим воображением, пленником денег, которые он любит с неосмысленной страстью.
— Тем не менее, — сказал Клариндо, — преступник, которого мы поместили во мрак, сейчас вырван из-под нашего контроля. У нас будет больше времени, чтобы ускорить наш реванш. Поскольку убийца скрылся из вида, то его сын заплатит в два раза больше.
Не торопясь защищать правду и добро, Помощник спокойно сказал:
— Объяснение заставляет нас думать, что этот человек, — и он указал на Луиса, который оставался погружённым в очарование кучей банкнот в полном ящике стола, — кроме болезненной привязанности к человеческому богатству, страдает и от давления на него других одержимых духов, одержимых, как и он, в обмане материального обладания. В этом случае болезненное желание, объектом которого он себя чувствует, естественным путём повышено до максимального давления.
Видя, что Силас проникает в саму глубь проблемы с удивительной лёгкостью, Леонель с восторгом объяснил:
— Да, мы узнали в школах мстителей[5], что мы все обладаем, помимо непосредственных обычных желаний, в любой фазе жизни, ещё и «центральным желанием» или «основной темой» самых интимных интересов. Именно поэтому, кроме наших обычных мыслей, держащих взаперти обычный опыт, мы с большей частотой выделяем мысли, рождающиеся из «центрального желания», характеризующего нас, мысли, которые становятся господствующим отражением нашей личности. Таким образом, мы легко распознаём природу любой личности на любом плане, через занятия и состояния, в которых она предпочитает жить. Так, жестокость есть отражение преступника, жадность отражение ростовщика, злословие — отражение клеветника, насмешки — отражение сатирика, и раздражения — отражение неуравновешенного человека, как нравственное возвышение является отражением святого… Как только мы знаем отражение существа, которое мы предполагаем исправить или наказать, становится очень легко подкармливать его постоянным возбуждением, усиливающим уже существующие импульсы и ситуации, и создавая таким образом ментальную установку. С такой целью достаточно немного проворства, чтобы расположить рядом с зловредной сущностью, которую нам надо исправить, другие сущности, которые приспособятся к его манере чувствовать и быть, когда из-за нехватки времени мы не можем сами создавать желательные образы для намеченных целей, посредством гипнотической детерминации. Через подобные процессы мы легко создаём и поддерживаем «психический бред» или «одержание», что является не чем иным, как анормальным состоянием духа, подчинённого чрезмерности своих собственных созданий, которые оказывают давление на чувственное поле, к которому придано прямое или опосредованное влияние других развоплощённых или неразвоплощённых духов, притягиваемых своим собственным отражением.
И, улыбаясь, интеллигентный преследователь саркастично заметил:
— Любой человек внутренне искушаем соблазном, который он подпитывает изнутри.
Я чувствовал себя озадаченным: я никогда не слушал палача, внешне обычного, с таким знаниями и с таким осознанием своей роли. Мне казалось, я присутствую на экспресс-курсе по ментальному садизму, экстравагантному и хладнокровному.
Силас, более привычный, чем я, к контактам с друзьями подобного состояния, не выразил ни малейшего изумления или печали на своём спокойном лице.
Но выказывая большой интерес к уроку, сказал:
— Объяснение, бесспорно, безукоризненно. Каждый из нас живёт и дышит в своих собственных ментальных отражениях, накапливая счастливые или несчастные влияния, поддерживающие нас в ситуации, которую мы разыскиваем. Небеса или Высшие Сферы состоят из отражений освящённых Духов, а ад…
— …это наше собственное отражение, — со смехом добавил Леонель.
Думаю, что, видя мой интерес к ученичеству, Помощник попросил брата Клариндо продемонстрировать практически то, что он утверждал в теории, на что тот с удовольствием согласился, сказав:
— Скряга, сидящий перед нами, питает намерение купить или забрать соседний участок земли любой ценой, даже если зайдёт речь о преступной сделке, чтобы установить свою цену на воды владения, которое принадлежит нам. Это зависть, основная тема его существования, и он легко воспримет те образы, которые я хочу ему передать, пользуясь ментальной волной, в которой выражаются его обычные идеи.
И перейдя от слов к действию, он приложил свою правую руку ко лбу Луиса, оставаясь в сосредоточенном внимании гипнотизёра, который управляет своей добычей.
Мы увидели, как наш бедный друг, отделённый от физического тела, широко раскрыл глаза со сладострастием голодного человека, который созерцает любимое блюдо на расстоянии, затем изобразил гримасу удовлетворённой злобы, говоря самому себе:
— Теперь! Теперь! Земли будут моими! Действительно моими! Никто не сможет соперничать с моей ценой! Никто!..
Затем он радостно удалился, с выражением неописуемого безумия на лице.
Мы проводили его до выхода, и с большого балкона мы могли видеть его, спешащего, прежде чем он исчез в большом скоплении деревьев, которое находилось неподалёку, в направлении соседской фермы.
— Вы видели? — воскликнул довольный Леонель. — я передал его ментальному полю фантастическое представление, в котором земли соседей оказались выставленными на аукционе, и в конечном итоге падающими ему в руки. Мне оказалось достаточно ментально создать картинку в этом смысле, представляющую владения на продажу, чтобы он принял это за бесспорную действительность, поскольку как только речь заходит о нашем основном отражении, мы начинаем верить в то, что желаем, чтобы произошло… Как только поток, контролируемый моим гипнотическим влиянием, прервётся, он вернётся в своё плотское тело, облизывая губы в уверенности, что видел сон о разорении зерносклада, который он собирается прибрать к рукам.
Оживлённый таким объяснением, Силас спокойно добавил:
— Ах, да!.. Перед нам процесс передачи образом, аналогичный по некоторым пунктам с господствующими принципами телевидения в царстве электроники, модном теперь на земном плане. Мы знаем, что каждый человек — это точка, производящая жизнь, со специфическими качествами излучения и приёма. Ментальное поле гипнотизёра, создающего в мире своего собственного воображения мыслеформы, которые он желает проявить, подобно камере изображения обычного передатчика в такой степени, в какой этот аппарат идентичен по своим характеристикам фотографической «камера обскура». Проецируя картинку, из которой он желает извлечь лучший эффект, он посылает её в ментальное поле загипнотизированного, которое тогда действует, как мозаика в телевидении или на чувствительной плёнке в работе фотографа. Мы знаем, что в передаче картинок расстояние или мозаика, принимая сцены, которые камера использует, функционирует как отражательное зеркало, превращая световые черты в электрические импульсы и проецируя их в направлении приёмника, который принимает их посредством специальных антенн, восстанавливая картинки при помощи сигналов видео, таким образом составляя заново телевизионные сцены на поверхности обычного приёмника. В изучаемой проблеме ты, Леонель, создал ситуации, которые хотел передать мысли Луиса, и, прибегая к позитивным силам воли, разрисовал их с помощью ресурсов своей собственной мысли, которая сработала как камера образов. Воспользовавшись ментальной энергией, намного более мощной, чем электронная, ты спроецировал их, как гипнотизёр на ментальное поле Луиса, которое сработало как мозаика, превратив полученные впечатления в магнетические импульсы, перестроившие мыслеформы, излучённые тобой, с помощью церебральных центров, посредством нервов, играющих роль обращённых антенн, которые фиксируют детали в сфере чувств, в лоне совершенной галлюцинаторной игры, где звук и картинка гармонически смешиваются, как это происходит с телевидением, где картинка и звук сливаются при эффективной объединённой помощи различных аппаратов, представляя в приёмнике последовательность сцен, которые мы могли бы рассматривать как «технические миражи».
Мстители, как и я, восприняли объяснение с великим удивлением.
Тонкий психолог, Помощник воспользовался аргументацией на уровне той, которая исходила из уст Леонеля с определённой целью показать им, что он, Силас, тоже знаком с процессом одержания в мельчайших деталях.
Восхищённый Леонель обнял его, воскликнув:
— Из какой ты школы, друг мой? Твоя рассудочность заинтересовала нас.
Руководитель нашей экспедиции произнёс несколько односложных слов и пригласил меня тронуться в путь, под предлогом того, что нас ждёт работа.
Братья, привыкшие к возмущению, обменялись странными взглядами, словно говоря себе, что мы принадлежим какому-то далёкому инфернальному центру, и что не стоит нам досаждать.
Однако они настояли на том, чтобы мы вернулись на следующий день, чтобы обменяться идеями, на что Силас согласился с явным удовлетворением.
Через несколько минут мы с Помощником уже выводили Альзиру и Хиларио наружу, чтобы отправиться к» Мансао».
Обходительный служитель добра на всём протяжении обратного пути был молчалив, погружённый в свои мысли.
Но видя мою растерянность, он по-братски объяснил:
— Нет, Андрэ. Ещё очень рано представлять Альзиру несчастным мучителям. Судя по словам Леонеля, я обнаружил, что мы пересекаем путь двух сильных Разумов, чьё начальное изменение должно быть сделано с любовью и осуществляться с уверенностью. Завтра мы вернёмся уже без нашей подруги для более стабильного и поэтому более полезного разговора.
Итак, я с нетерпением стал дожидаться завтрашнего дня.