Солнце клонилось к закату. Запорошил снежок.
Лисия поторапливалась до дому, боясь, что матушка может снова начать ругаться. Хотя ругань её давно стала обыденной и мало связанной с текущими событиями. Но и торопливость Лисии стала в свою очередь частью семейной привычки. Она уже не умела не торопиться.
Потому подгоняла себя и нервничала, что снова припаздывает.
Однако кое-что всё-таки заставило её остановиться.
— Илка?.. — прошептала девушка вмиг занемевшими губами. — Илка…
Она подбежала к распластанному на дороге телу.
Снег уже начал заметать алые следы, но снежинки таяли в кровавой луже, а из открытой раны продолжал течь ручеёк, унося с собой последние капли жизни.
— Илка!
Лисия приподняла израненную голову подруги. Подняла бережно, как только-только родившееся дитя. Сидя на снегу, Лисия не ощущала морозного холода, однако холод иной природы тотчас пробрал её изнутри.
Илка дышала еле-еле. И по всему становилось понятно, что вдохам её уже определён счёт. Двери земной жизни закрывались перед ней, а другие двери — в бесконечную Навь — теперь были широко распахнуты, как и глаза несчастной девушки, которая уже видела перед собой не деревья и небо, а загробное бескрайнее царство. И царствие то простиралось от вечности до вечности в необъятное ничто.
— Илка!.. Илка!.. — звала Лисия. Слёзы её едва успевали набежать на ресницы, как тут же застывали на морозе, причиняя всё новую боль. — Илка, Илка, что с тобой?.. Илка, кажи что-нибудь… Илка…
Омертвевшие губы внезапно шевельнулись, едва-едва. Звук вышел не громче самого тихого вздоха:
— Беги…
— Бежать?.. — Лисия растерялась. Она пыталась отыскать в стекленеющих глазах подруги хотя бы крошечную живую искру. — Куда бежать, Илка?..
— Беги… к Ян..ко… бе..ги…
— Бежать к Янко… — повторила эхом Лисия, понимая, что Илка уже вряд ли скажет что-то большее.
Горькие слёзы разъедали глаза, ужас заполонил сердце. А страх разрастался всё шире и шире. И страх этот подсказывал, что случилась не просто беда, случилась лишь первая весточка настоящей, большой беды. Илка пыталась предотвратить её, но кто-то хладнокровно поквитался с ней за такую отчаянную, но глупую смелость.
— Скажи, кто… Скажи, скажи… — умоляла Лисия.
Ветер бил рыжими локонами ей по лицу. Ветер рвал её слёзы. Ветер иссушал и замораживал в синий лёд губы умирающей Илки.
И всё-таки Илка боролась до последнего. Илка, даже переступив порог Нави, сумела выскрести из горла последние слова:
— Тодор… убьёт…
— Кого?.. Кого убьёт, Илка? — жалобно стонала Лисия. От накрывающего отчаяния она стала трясти подругу, требуя ответа: — Кого? Кого убьёт?!
Лисия почти кричала, почти орала в беспомощности. Орала так, что лишь чудом всё-таки прочла по губам:
— Агнеш…
После чего сердце Илки перестало биться навсегда. Этот финальный удар она будто бы специально приберегла, чтобы произнести имя.
— Агнеш… — Лисия задрожала всем своим существом.
Илка ушла. Ушла туда, откуда не возвращаются. Илка тоже не вернётся.
Навь обняла её чистым снегом, белым туманом, мягкой периной. Навь укутала её будто самая заботливая мать и забрала с собой, чтобы больше никто не обидел невинное дитя.
Илка ушла.
Её рыжая подруга, всегда считавшая себя ужасной трусихой в сравнении с прыткой Ашнешкой и острой на язык Илкой, рыдала навзрыд. Потому что не было в ней и капельки той храбрости, чтобы была дана другим девушкам. Она выла над своим горем, потому что не сумела спасти Илку, и потому что ей было невыносимо страшно пытаться спасти Агнеш.
Тодор…
Лисия всегда его боялась так сильно, как только могла бояться матушку Юфрозину, даже ещё немного больше. Отец Тодор напоминал Лисии её собственного отца таким, каким она его замнила — большим, чёрным и свирепым. Отец Лисии был жесток. И хотя от отца Тодора Лисия никогда не видела жестокости, отчего-то знала, что жестокости в нём предостаточно. Она видела это по его глазам, видела по малейшим движениям чёрных кустистых бровей.
Лисия настолько боялась его, что боялась признаться даже подругам, насколько страшён для неё деревенский священник.
Сейчас её страх преумножился в целый десяток раз.
Бежать к Янко…
Тодор убьёт Агнеш…
Тодор… убил Илку?..
Как? За что?..
Илка была славной. Илка была хорошей. Илка была намного лучше всех. Даже лучше Агнешки. И уж тем более лучше самой Лисии…
Как её кто-то мог убить?.. Почему?..
Кровь перестала течь. Застыла.
Каркнула ворона. Лисия глянула вверх — вечер близится. Скоро стемнеет.
Неверной рукой она прикрыла сказочные голубые глаза, которым так завидовала, веками, которые больше никогда не подымятся.
Но Лисия поднялась. Она поднялась и зашаталась, и чуть не грохнулась рядом с убитой подругой. Но Лисия не дала себе пасть.
Она — жуткая трусиха. И матушка Юфрозина заругает её, снова повыдирает ей волосы, снова станет бить. Ну и что?.. Лисию поколотят в любом случае. В любом случае рёбрам её придётся тяжко. В любом случае придётся ей слушать, как свистят материны сковороды, пролетая над головой.
Но сейчас Илка что-то ещё может сделать. Хотя бы добежать до Янко. Это тут рядом — по пригорку вверх и по левую руку, дальше — между дворами к серёдке деревни. Там дом головы Шандора. Там Янко. Там помощь. Там, может, и справедливость…
Лисия побрела шаг за шагом, потом прибавила ходу, а потом помчала настолько быстро, насколько позволяли ушатанные валенки.
Она чувствовала, как рвёт от боли грудную клетку, как кончается дыхание и обмораживаются лёгкие, но продолжала бежать.
Запыханная, спотыкающаяся, с заледенелым лицом, Лисия всё-таки добралась к дому деревенского головы. В комнатухе Янко горел свет. Лисия ступила на двор и, как дикое животное, слилась с темнотой, подбежала к окну, стукнулась.
Янко тотчас высунулся на зов. Он распахнул окно с надеждой, которую бы сам не смог объяснить. Но надежда его мигом растаяла.
— Лисия?.. Ты чего тут?..
— Янко! — зашептала девушка, в панике озираясь по сторонам. — Беда! Беда, Янко!
— Какая беда?
— Илка… Нашу Илку… убили, — не стерпев, Лисия заплакала.
Янко глядел на неё, не понимая, что такое несусветное она толкует.
— Как убили? Кто?..
— Отец Тодор, — обронила Лисия.
— Надобно отцу моему сказать…
— Нет, Янко! — тут же запротивилась Лисия. — Нет! Тодор и Агнешку убьёт, если ты не схоронишь её!
— Агнешку?.. — имя возлюбленной растеклось по венам Янко жестокой нестерпимой дрожью. — Где она?..
— Не знаю. Не знаю! Ничего не знаю! — рыдала Лисия. — Илка померла! Я только заслышала, как она просит к тебе бежать. Отец Тодор куда-то её уволок. Не знаю, куда! Не знаю!
— Погоди чуток, — попросил Янко и пропал из окна.
Он схватил то, что смог найти в комнате, — ножик, свечу, верёвку, всё запихнул в мешок и снова распахнул окно. Выпрыгнул одним махом.
В доме послышался голос матушки. Она позвала Янко, который ей уже не ответил.
Вместе с Лисией он выбирался поскорее со двора.
— Куда мы? — испугалась девушка, когда Янко потянул её в ту же сторону, откуда она только что прибежала.
— До церкви.
— Так церковь затворена, — стала отговаривать Лисия.
— Ты до дома лучше иди, — решил Янко. — Один я справлюсь.
Она подумала над его словами.
Да, домой ей надо. Только всё равно уже опоздала. И сейчас дома сделается скандал. Юфрозина совсем озвереет, особенно, когда про Илку узнает. Тогда она наверняка запрёт Лисию в подполе, для сохранности.
Но Лисии отчего-то не хотелось в подпол.
— Я с тобой пойду, — заявила она, дрожащим голосом. — С тобой пойду Агнешку выручать.
— Ну, дело твоё… — махнул на неё рукой Янко.