Дочь мольфара

Глава 26

Сколько прошло часов, Янко не знал. Он больше не следил за временем, оно потеряло смысл с тех пор, как Янко стало некуда спешить.

Кто-то однажды в пьяном бреду проронил, что счастливые часов не наблюдают. А остальные, как заведённые болванчики, стали сдуру повторять. Однако, если вдуматься, несчастливым так и вовсе незачем считаться со временем. Для каждого отдельного несчастья время всегда бесконечно, что даже девать особо некуда.

Так что несчастливый Янко просто брёл в выбранном направлении, зная, что рано или поздно придёт, рано или поздно цель его будет достигнута. Но дальнейшего он не загадывал и не желал предполагать. Будущее не открывалось даже перед мольфаром, потому что у будущего собственная переменчивая природа. И только те, кто знаются с пограничными мирами, кто вхож в Навь и имеет потаённые знания, как черпать воду из пересохших колодцев, тот ещё может иногда загадывать в будущее, и то — с осторожностью и скрещенными пальцами.

Вештицы были из таких. Они танцевали с тенями и забирали себе души животных, чтобы затем обращаться ими. А поговаривали, кое-кто из вештиц настолько оскоромился, что не брезговали присвоить и людской дух. Правда оно или неправда, доподлинно никто не знал. О Космине много всего болтали да без разбору. Но вот так, чтобы самолично встретиться с ней, разговор затеять, что-то испросить — таковых в Боровице не было.

Или скорее — были, только признаваться в том никто бы не стал. Про походы к Штефану все сердобольно помалкивали, даже зная, что дурного старик никогда не сделает, какую плату ни предложи — хоть целый курятник, хоть стадо коровье. На гнилые просьбы у старого мольфара имелся всего один ответ: «Не гоже».

Теперь-то Янко узрел, о чём иной раз просили Штефана добрые люди: извести соперницу, выкорчевать нерождённый плод из чрева, наслать болезнь на соседское подворье. Да и разные-другие всякие прихоти частенько заглядывали в светлые умы сельчан. Штефан в таких делах был не помощник. Но разве ж один отказ останавливал всех, кто затеял подобное?..

Даже не держа там свечку, можно было предположить, что некоторая часть отказников затем отправлялась с той же просьбой в противоположную часть выселок — к Проклятому Гроту. Не просто же так проклят он был, а за вековую славу пристанища для тёмных сил. Давно ли проживала там Космина — никто теперь не упомнит. Известно лишь, что ещё при отрочестве самого древнего старика в Боровице — деда Михайло, которому девять десятков давно ухнули по темечку — вештица уже обустроилась в гроте и молодухой на тот момент не слыла. Стало быть, сейчас ей больше ста лет. Если жива она, конечно.

А если не жива…

О том Янко старался не думать. Он никогда не бывал у Проклятого Грота, даже до Змеиного Перевала не доходил прилично шагов. Не потому, что боялся. Просто надобности не возникало, а любопытство подсказывало емц иные маршруты. Не тянуло Янко в ту сторону ни раньше, ни сейчас. Вот только сейчас нужда заставила. И Янко откуда-то знал, что не на пустом месте одолели его такие думы — тому есть причина.

Как только он заметил впереди стелящийся змеёй на горизонте перевал, сразу инстинктивно прибавил шаг. Оставалось всего ничего: взобраться на кручу и выйти из одной горной долины в другую, а там найти Проклятый Грот — в нём и сокрыто жилище Космины.

Снова поднялось и село солнце. Снова разлились по миру густые сумерки. Янко пробирался сквозь снег, боясь, что, может, давно опоздал. Может, нет больше Космины, а грот заметён. И даже убедиться в этом не получится из-за насыпей снега. Так и проваландается Янко до следующего рассвета, а после наверняка сам озябнет и сгинет в снегах.

Хотя чем плохая смерть? Уж намного легче той, что досталась Агнешке…

Янко тяжело вздохнул и отругал себя за скорбные мысли. Он не должен скорбеть, он должен идти. Потому что лишь у продолжающего идти есть хотя бы малый шанс однажды дойти.

И Янко шёл. Опираясь на посох из берёзового ствола, он упрямо протаптывал снег и делал новый шаг.

Наконец, старания эти оказались вознаграждены. Янко сам не поверил собственной удаче — настолько нереальной показалась ему представшая картина. В теле горы действительно виднелся широкий грот, кой сотворила сама природа. Она же придала входу неидеальную арочность и подперла на массивные каменные столбы. А дальше, в глубине грота виднелась дверь, вполне обычная, деревянная. И, если очень присмотреться, справа, из горы торчала труба. В темноте Янко увидал её лишь благодаря стелящемуся дыму, и то поначалу решил, что это низкие облака плывут.

Но, конечно, никакими облаками тут и не пахло. А пахло тут домашней едой — выпечкой с яблоками, мясным рулетом запечённым, чаем с малиной.

Янко пригнулся на входе в пещеру, подошёл к двери. Лишь сейчас он ощутил запоздалый страх. Оттого он поднял руку, чтобы постучаться. да так и замер с поднятой рукой, убоявшись того, что ждёт его за дверьми.

Но внезапно дверь сама скрипнула и отворилась, не дождавшись никакого стука. Янко увидел на пороге женщину. Или скорее девушку. Возрастом не многим старше Агнешки. Но телом намного живее и шире: хорошая такая, дородная девица с густой русой косой и пышными налитыми розовыми щеками. Улыбчивая, аж сил нет не улыбнуться в ответ. И вся такая крепкая, что страсть как потрогать хочется, особенно в талии и грудях — уж такого богатства она припасла, что на тощих деревенских девчонок на троих бы хватило.

Но Янко быстро очнулся от странного наваждения и выпрямил спину, посмотрел на девушку строго.

— Чего тебе, мольфар? — спросила она вроде бы приветливо, но вместе с тем предупредительно, сразу дав понять, что знает достаточно о пришедшем, чтобы не радоваться его появлению.

— К Космине я, — честно ответил Янко.

— К Космине? — девушка подняла одну бровь. — Ну, говори. Я — Космина.

— Врёшь. Не Космина ты.

Девица громко рассмеялась. Горы задрожали под раскатами её хохота. И смеялась она, пока не нагоготалась вдоволь. Затем вновь уставилась на незваного гостя ещё более оценивающим взглядом, а после — распахнула пошире дверь.

— Заходи, мольфар, — подмигнула девица. — А то холоду напустишь в дом.

Янко молча переступил порог, мельком огляделся. Обычная с виду хата, только довольно просторная для одной-то женщины, и явно зажиточная, и светлая не в пример деревенским домишкам. А уж тепла откуда-то здесь набралось столько, что Янко моментально взмок. И это при том, что стены у дома каменные, а окон и в помине нигде нет.

— Как прознал, что не я Космина? — улыбнулась девица через плечо.

— Молодая больно.

— А может, вештицам неведома старость? — она с любопытством наклонила голову.

— Всем ведома. И мольфарам. И вештицам тоже.

— А сам-то ты помолодел, — усмехнулась молодая хозяйка и остановилась у входа в следующую комнату.

Нахлобучив руки на пышной груди, она снова разглядывала Янко неприкрытым плотоядным взглядом, словно прицениваясь к товару на полке.

Янко хотел было сделать шаг назад, но удержался — устоял, не двинулся.

— Нет больше Штефана, — сказал он тихо. — Теперь я на его посту.

Вештица убрала улыбку с лица. Конечно, между мольфарами и вештицами дружб никаких отродясь не водилось, но и у тех, и у других дорога, по сути, была одна. Как и у всех прочих людей. Из земной жизни — в Навь. И не столь важно, в какой черёдности и на каком году. Главное — все там будем, и забывать об этом не стоит, да и глумиться над этим тоже.

— Как тебя звати?

— Янко.

Вештица кивнула:

— А я — Юстына. Приёмышка Космины.

Она толкнула дверь плечом и вошла первой в жилую комнату, ещё более тёплую, ещё более светлую. Будто бы залитую растопленным золотом. В большом очаге горел жаркий огонь. Пол устилали мягкие шкуры. Вся мебель, сундуки и полки были заставлены разными сосудами, чашами и склянками. Однако ни пылинки, ни соринки Янко тут не заметил.

Напротив огня в скрипучем кресле-качалке сидела древняя, как сама жизнь, старуха. Казалось, она спала, и сон её тянулся уже много лет. Однако стоило Янко чуть приблизиться, иссохшее морщинистое лицо вдруг пришло в движение. Кожные складки заходили волнами по щекам, шее и лбу, а в точности такие же сморщенные веки приподнялись.

Теперь на Янко глядели два бельма. Тем не менее, он ощущал пристальный взгляд, который проникал вглубь намного коварнее и проворнее любых зрячих глаз.

— Янко, — прошептала старуха шершавым ртом и сложила бесцветные губы в беззубую старческую улыбку. — Совсем молодой… А уже такой несчастливый.

— Несчастливый, — согласился Янко. — Вы и есть вештица Космина?

— Была ею, — вздохнула старая женщина.

На руки ей живо запрыгнул толстый чёрный кот и без всяких церемоний улёгся поверх одеяла, которым была укрыта бабуля.

Подошла Юстына и дотронулась до локтя Янко. Он вновь поймал её призывный лукавый взгляд зелёных глаз.

— Садись, милый, — пропела она, указывая на большой стул с подушкой на сидении. — Проголодался небось.

Юстына заботливо усадила гостя, похлопотала вокруг, проверяя, что ему уютно и тепло возле огня. Старуха всё это время помалкивала и как бы замерла с открытыми глазами, не подавая никаких признаков жизни. Однако Янко чуял, что Космина внимательно блюдёт за происходящим в комнате, и от неё не ускользнула ни одна деталь.

— Рассказывай, Янко, с чем пожаловал, — заговорила она сразу же, как Юстына поднялась на ноги и ушла в кухню за едой. — Расскажи, как там живут-не тужат нынче в Боровице. Расскажи, как ушёл Штефан.

И Янко принялся рассказывать. Спокойно, постепенно, неторопливо и честно. Рассказал всё, что знал, чему сам был свидетелем. Лишнего старался не добавлять, а говорить только по делу.

Не умолчал и о неудавшемся зареченьи своём, и об удивительном воскрешении Каталины, и, конечно, о том, как не сумел он спасти свою возлюбленную, как сначала погибла одна её подруга, а затем и Штефан с Агнешкой.

— Один я остался. Совсем один, — закончил свой рассказ Янко.

Тарелка горячего супа, которую поставила перед ним на стол приёмышка, уже успела остыть. Сама же Юстына сидела рядом с Янко, ловя каждое его слово. Она, как зачарованная, неотрывно глядела на юношу, то ли не веря его россказням, то ли напротив — веря всей душой.

— Чего ж ты хочешь? — поинтересовалась Космина скрипучим надломленным голосом, в котором словно бы слышался сдавленный смех.

— Вернуть мою любимую, — твёрдо заявил Янко. — Вернуть мою Агнешку.

— Никто не вернёт её из Нави, — вмешалась в разговор Юстына. — Нет оттуда хода.

— Агнеш здесь, — скрипнула старуха. — Не ушла. Не упокоилась…

Она прислушалась к окружающему пространству и ничего не произносила несколько минут. Только тихо улыбалась неподвижными бельмами своих потусторонних глаз.

— Ежели она тут, — сказал Янко, — есть ли способ нам быть вместе?

— Есть, — мягко ответила старая вештица. — Есть такой способ. Есть. Но для него требуется одно средство. Редкое. Очень редкое. Что не только редко растёт, но и прячется хитро от каждого, кто желает его найти.

— Что за средство?

— Хладная рута, — Космина повернула лицо к огню и по-барсучьему принюхалась к тлеющим поленьям. — Растёт на Гиблом болоте, цветёт под снегом…

— И охраняет её Багник, — подсказала Юстына.

— Но ты, Янко, сможешь добыть пару соцветий… Обязательно сможешь, — уверенно добавила старая вештица. — Проложит путь к хладной руте лишь тот, кто чист в помыслах и делах. А ты, Янко, чист. Как тот самый снег. Чист и бел. Тебе нечего бояться.

— Я и не боюсь, — заявил Янко, хотя страх он всё-таки немного ощущал.

Но это и впрямь не имело особого значения и никак не могло повлиять на его решимость идти хоть за рутой, хоть за чем угодно, хоть на болото, хоть к Багнику.

— Вот только… — тихо обронила Космина и смолкла.

— Ну?.. — встрепенулся юный мольфар. — Говори, раз начала. Чего в оплату хочешь? Крови?..

Он почувствовал, как цепкие пальчики Юстыны обвили его запястье, и непроизвольно вздрогнул.

— Сначала принесите хладную руту, — чеканно и без тени улыбки возвестила Космина, — а там уж разговор будем держать об оплате.

— Принесите?.. — удивился Янко.

— Пойдём вместе, — с придыханием пообещала Юстына.

И от звука её воркующего голоса у Янко побежали мурашки по всему телу. Он осторожно и как бы незаметно убрал свою руку.

— Один справлюсь.

— Не справишься, — заверила Космина. — Заплутаешь в болотах и назад не воротишься. А Юстына легко тебя проводит туда и обратно. Ты только держись к ней поближе.

Бельма неожиданно сверкнули, отразив в своей белой мути несколько взметнувшихся искр из очага. И Янко на миг почудилось, что где-то за молочной плёнкой всё-таки присутствует зоркий взгляд.

— Ложитесь спать, дети, — велела старуха. — Ранёхонько вам завтра вставать. И помните, что вернуться вам непременно нужно к завтрашней полуночи. Не позже.

— Почему? — спросил Янко, хотя, кажется, и так уже знал ответ.

— Иначе Агнешка застрянет между миров живых и мёртвых. И, может, уже никогда не признает ни чужих, ни близких. Идите спать, дети. Идите. Идите…