По зимнему лесу ходит раздражённый медведь.
То сломает ёлку, то по дереву ударит, то на волка наорёт…
— Зачем я пил в сентябре кофе?!
Храм был красивый, но и в действительности очень холодный.
Дверь в него по обычаю всегда держали открытой настежь, тут блуждал сквозняк. И ничем не сдерживаемый холод с улицы пробирался быстро и неумолимо. Высокие толстенные свечи, которые я бы не смогла обхватить и двумя ладонями, освещали всё вокруг и не гасли даже от промозглого ветра, который тут бродил голодным волком. Я шла, осматриваясь по сторонам. Кругом были эти свечи, небольшие статуи богов и богинь, стены покрыты причудливой резьбой, что переплеталась с морозным инеем, покрывавшим тут, казалось, всё.
Я упрямо шла вперёд.
Принц Рунольф следовал за мной, охрана по его приказу осталась у входа. Кроме нас, тут никого не было — мало кто приходил сюда в зимний сезон. Наши шаги громким эхом уходили под самый потолок, и оно разносилось дальше по всему храму.
Было жутковато.
Дойдя до противоположной от входа стены храма, я остановилась, заметив довольно глубокую нишу. В центре её, на резном постаменте, стояла статуя богини Фрейи — центральная фигура всего храма. Я с изумлением рассматривала эту странную красоту. Статуя была выполнена из редкого розового мрамора, красноватые прожилки его создавали ощущение кровеносных сосудов под кожей богини. К тому же, статуя была искусно раскрашена, что делало её ещё более реалистичной. Предсказуемо — волосы были гранатово-чёрными. Лицо было безупречно прекрасным, но глаза были опущены вниз. Что было совсем удивительно, на статуе было настоящее длинное платье из ткани, которое плавно струилось по телу богини, и колыхалось от малейшего дуновения ветерка. А на высокой груди богини — покоилось, притягивающее внимание, прекрасное ожерелье. Взгляд Фрейи, скорее всего, был прикован именно к нему.
— А почему в ожерелье нет камней? Почему в нём пустоты? — удивленно спросила я.
— Это же знаменитое ожерелье Брисингамен!? — в свою очередь удивился Рунольф моему вопросу.
— Да, я знаю эту легенду. Однажды богиня Фрейя проходила мимо пещеры, в которой волшебные гномы ковали великолепное ожерелье Брисингамен. Оно настолько её поразило, что она незамедлительно захотела получить его себе. Но гномы согласились отдать его, только если богиня проведёт с каждым из четырёх творцов по ночи любви, — начала я.
— Только не четырёх, а троих. Но в целом — всё верно, — поправил меня Рунольф.
Ах, да. Мысленно ударила я себя по лбу. Это в моём мире гномов было четверо, а здесь их было только трое. Но в остальном мифы были похожи.
— Да, и в самом деле, три. Проведя с ними три ночи, Фрейя получила ожерелье в подарок.
— Но Один разгневался на то, что его Каллис ему изменила с тремя гномами и приказал Локи похитить ожерелье. Признаюсь, я бы этим не ограничился, — хмуро заявил Рунольф.
— Хорошо, что вы — не Один. Но и он, в итоге, в этой ситуации оказался не на высоте. Там, кажется, разразилась война?
— Да, Одину нужно было куда-то выплеснуть свою ярость, и он устроил кровавое сражение.
— Точно! Там ещё была Хильда? Она была принцессой и участвовала в битве за одну из сторон, полностью оправдывая своё имя — «борьба», — улыбнулась я, но улыбка слетела с моих губ после последующих слов Рунольфа:
— Мою жену так зовут. Хильда.
Я отвернулась от принца, и, решив уйти от греха подальше от скользкой темы, спросила:
— Так почему же в ожерелье нет камней?
— Согласно легенде, в той эпической битве столкнулись не только боги и люди, но и сама Земля дрожала, а небеса пылали яростным огнём. Говорят, что Рагнарёк был тогда настолько близок, что мир раскалывался на части, есть даже мнение — что наши разломы результат именно тех событий. В результате всего этого, камни выпали из ожерелья Брисингамен и рассыпались по Земле. Однако, боги и люди разошлись своими путями, и время и пространство смогли наконец-то обрести устойчивость. По завершении этой эпопеи, Фрейя была прощена Одином, и подарила ему детей — первых варгов.
— И камни так никто и не собрал?
— Нет. Ни один не был найден с тех пор. Но говорят, что в тот день, когда все камни из ожерелья Фрейи вернутся на свои места, в мир варгов придут спокойствие, мир и процветание. А ещё после этого — Рагнарёк снова отступит.
— Насколько я помню, Фрейя старалась со своим ожерельем не расставаться, — кивнула я.
— Да. Больше никто и никогда не посягал на него, боясь гнева Одина и не желая приближать Рагнарёк.
… в нашем мире Фрейя один раз всё же отдавала ожерелье — Тору, когда тот пошёл к гигантам возвращать свой украденный молот — он должен был переодеться во Фрейю, чтобы проникнуть к гигантам под видом невесты одного из них — Трима. Чтобы придать своему маскараду правдоподобности, Тор одолжил Брисингамен у Фрейи. Но в этом мире такого мифа не было, как собственно и Тора…
— Жаль, что всё это — легенда, — покачала я головой.
— Да. Но в каждой легенде есть доля истины. И я бы обрадовался любой возможности отсрочить Рагнарёк, — снова хмурясь, сказал Рунольф.
Я зябко повела плечами. Холод стал пробираться даже сквозь тёплую шубу.
— Ты замерзла. Поехали домой! — нетерпящим возражений тоном сказал Рунольф и, взяв меня за локоть, повёл прочь из храма.
… В моём мире ничего про потерю камней из ожерелья Брисингамен не упоминалось. Я начинала читать эту легенду летом, но заметив, что мне она уже знакома, решила, что ничего нового я не узнаю и, в результате, про камни услышала впервые. Столкновение миров? Разрушение пространства? Возможно ли, что один мир раскололся, и в результате появилось несколько схожих друг с другом миров? В конце концов, в древности у нас в разных местах и у разных народов рождалось множество похожих друг на друга легенд. Ладно, что уж тут гадать. Всё равно, я ни к какому выводу прийти не смогу. Но в одном Рунольф прав. Рагнарёк, или конец света, необходимо отодвигать всеми возможными способами…
Возможно, наша поездка в храм повлияла, или это моё нежелание конфликтовать с Наследным принцем по пустякам, или что-то Рунольф поменял в своём поведении, или всё вместе, но наши отношения постепенно становились лучше.
Всё своё свободное время он старался проводить со мной.
Все вечера сопровождал меня на все балы, визиты и мероприятия, которые были обязательны к посещению. Там он не отходил от меня. Кружил, как коршун над лебедем, и отпугивал всех возможных кавалеров одним только хмурым взглядом, или вздернутой бровью. Так что, танцевала я только парные танцы, ни о какой Аллеманде речи даже и не шло. И у меня было всего три возможных партнёра — папа, сам Рунольф и Сверр. К Сверру, как ни странно, ревность принца больше ни разу не проявилась. Наверное, потому что он убедился, что тот без ума от своей Каллис, и, кроме Альвы, ему никто был особенно и не нужен.
Я с восторгом окунулась в зимние забавы.
Рунольф и тут сопровождал меня. Мы вместе съезжали под мой громкий визг с ледяной крутой горки. Вместе катались наперегонки по замёрзшему руслу реки, протекающей через столицу, вместе поднимались на башню — любоваться фейерверком над зимним городом.
В один из дней, ещё в начале его переезда в наш особняк, я пошла искать в библиотеке новую книгу. И столкнулась там с Рунольфом и одним из его заместителей.
— Мне нужен атлас. Мой привезут, но это срочно. Где его можно тут найти? — спросил принц.
Я быстро отыскала ему подробный атлас — толстенную карту-книгу империи. Сама её усиленно изучала в своё время.
— Ещё мне необходима подробная карта столицы, со всеми домами. Здесь есть? — последовал следующий вопрос.
Карту я ему тоже отыскала. И не смогла сдержать вопроса, любопытство было сильнее меня:
— А вам зачем?
— Хотите поприсутствовать? — с сомнением в голосе спросил Рунольф.
А я восторженно закивала.
— Пойдём? — и он протянул мне руку.
Я уже привыкла к его прикосновениям и больше не шарахалась и не вздрагивала, а с каждым днём всё охотнее вкладывала свою руку в его огромную ладонь.
Рунольф возглавлял сыскные службы, суд, апелляционные жалобы. Он был последней инстанцией, куда присылали дела, и он мог как послать на казнь, так и помиловать, или отправить дело на дополнительное расследование. Оказалось, что жизнь в столице не так радужна, какой она кажется на нашей половине города. И с нечистокровными варгами всё обстояло несколько иначе, чем мне это представлялось. За дворцом, где были преимущественно дома и лавки людей и нечистокровных варгов, преступность процветала. Там существовали банды и воровские шайки.
Всем этим и занималось ведомство Рунольфа.
Я обычно садилась в глубокое кресло в кабинете, оборудованном Рунольфом, и с интересом следила, как он работает. Приходилось стараться быть тише воды ниже травы, так как боялась помешать, или, что меня могут выгнать. Первое время его посетители и заместители косились на меня, но вскоре привыкли. Рунольф тоже регулярно кидал на меня странные взгляды, но и он привык к моему постоянному присутствию. И уже не удивлялся, что я не ухожу.
А мне по-настоящему было интересно, и вскоре я хорошо ориентировалась за той стороной дворца при том, что не была там ни разу. Я узнала состав всех банд и воровских шаек, и понимала по обрывкам и намёкам, что очень многим не нравится существующая расстановка сил. И в обществе зреет недовольство, которое, Один знает, во что может вылиться. А больше всех были недовольны нечистокровные варги. Их не принимали люди, от них воротили нос настоящие варги. Это моему папе повезло — его отец был богат, а вот остальные, большая их часть, как оказалось, не могли похвастаться тем, что приняты в общество чистокровных варгов, и чувствовали себя незаслуженно униженными.
Я уверена, что Рунольф не обсуждал в моём присутствии чего-то по-настоящему важного или секретного, и ещё точно — ничего, что могло повергнуть меня в ужас или испугать. Он часто отсутствовал и уходил по делам. И тогда я понимала, что скучаю по нему. Мне начинало его не хватать, и это пугало даже больше, чем моя физическая, почти животная, тяга к нему.
А тяга была.
После почти месяца проживания у нас в доме, когда я больше не боялась и не шарахалась от Рунольфа, он стал действовать более решительно. Объятия стали настойчивее, руки сжимали меня всё крепче, а губы всё чаще касались шеи, или плеч, открытых вечерним платьем. А потом однажды он поцеловал меня в губы. Как-то вечером, когда мы возвращались с очередного обязательного бала, он крепко прижал меня к себе и целовал долго и страстно. И я ответила. И мне понравилось. Первый раз поцелуй мне понравился, и я снова испугалась. Я сдаю позиции. Медленно, но верно, я подчиняюсь.
И мне уже не кажется это таким уж страшным.
«Ну и что, что он женат. Всё своё время он проводит со мной. Я заставляю его весело смеяться, когда мы съезжаем с горки. Это со мной он разбирает вечером документы и делится запутанными делами, это меня он целует, меня водит на приёмы и со мной танцует каждый вечер. Ну, есть у него жена. Ну и что? Какое мне до неё дело, если любит он меня, а не её?» Такие мысли всё чаще непрошено лезли мне в голову, и я стала ловить себя на том, что они больше меня не пугают.
Так прошёл ещё один месяц зимнего сезона.
Я шла по коридору второго этажа в сторону кабинета Рунольфа. Было раннее утро. Я даже и не думала, что мне удастся его застать на месте. Мы вчера вернулись довольно поздно, и я сама не ожидала, что встану так рано. Но меня как будто что-то толкнуло, и я, одевшись, поспешила вниз. Ноги сами меня понесли на второй этаж. А может быть, это была уже сила привычки, выработанная за два прошедших месяца? Подходя к кабинету Рунольфа, я с удивлением услышала голоса. При этом один принадлежал Рунольфу, а вот второй абсолютно точно был незнакомый женский.
Подслушивать, безусловно, нехорошо. Я это прекрасно знаю, но только так, порой, можно узнать что-то важное и интересное. Так что, я замедлила шаги, почти крадучись по коридору, стараясь приблизиться к двери максимально незаметно. Я даже дышала через раз. В кабинете говорили на повышенных тонах. Они даже не заметили, что дверь не плотно прикрыта, и из щели мне всё было прекрасно слышно. Я прижала руку ко рту, чтобы заглушить и без того нечастое дыхание и прислушалась.
— Ты мне обещал, что это продлится максимум месяц. Прошло уже больше двух! И вот сейчас ты мне говоришь, что снова нужно подождать. Сколько на этот раз? — голос женщины был немного хриплый, я бы даже сказала грубый, говорила она с резкими недовольными нотками, сильно раздражённого человека.
— Хильда, я делаю всё, что могу. Но она и в самом деле не чувствует ответной тяги. В противном случае — давно бы уже сдалась. Но дело сдвинулось с мёртвой точки. Я уверен, через пару недель она мне ответит, и я смогу объявить её своей Каллис. Вендла переедет во дворец, и всё встанет на свои места, — ответил Рунольф.
Значит, это его жена? Я ещё плотнее прижала ладонь ко рту, чтобы не издать ни звука.
— Я устала! И мне скучно! Мне надоело сидеть сиднем во дворце. Весь сезон проходит мимо меня! Я пропустила все развлечения и всё — из-за какой-то девки, которая отказывается тебя признавать! Это она должна сидеть во внутренних комнатах дворца, а не я! — возмущённо и довольно громко сказала женщина.
— Не смей так говорить о ней. Она — моя Каллис!
— А я — твоя жена! Девчонка даже не чистокровная. Она и Гранатоворождённой стала только недавно. Ты вообще уверен, что это она?
— Да. Абсолютно. Я не испытывал ни к одной подобных чувств. Она не только притягивает меня к себе, но и чувствую я её по-особенному. Она другая, не похожая ни на кого. И она умна, и мне с ней весело и не скучно. Это абсолютно точно моя Каллис, — голос Рунольфа звучал тише и задумчивее.
— Тогда почему ты до сих пор не присвоил её себе? Как долго это будет тянуться?!
— Я не могу принудить её, не могу причинить ей боль, ты же знаешь.
— А врать ей ты, значит, можешь? Притворяться? Скрывать моё место в твоей жизни?! Делать вид, что всё, что происходит сейчас, будет и дальше происходить именно так, а не иначе?
— Она поймёт. Просто нужно время, — неуверенно сказал Рунольф.
— Время? Ну, ну. Только его у тебя осталось не так уж и много. А такими темпами ты можешь и не успеть. Когда ты дашь ей понять, что не намерен из-за неё менять вековые традиции? Когда ты уже поставишь на место эту выскочку? Ты же не пойдёшь против всего света, только потому, что ей так хочется, не так ли? — в голосе Хильды сквозило нескрываемое раздражение.
— Нет. Разумеется, нет. Она станет Каллис в традиционном понимании. Это не обсуждается. Я не имею права нарушать традиции предков и ставить под сомнения наши устои. Положение в стране и так нестабильно. А если императорская семья не будет едина и последовательна, не будет подавать пример и поддерживать традиции — это может привести к катастрофе, — тихо, на пределе слышимости, сказал Рунольф.
— Рада, что ты это осознаёшь.
— Тебе всё-таки не стоило сегодня приходить.
— Я соскучилась. Ты так редко бываешь у меня.
Послышались шаги, а потом я явственно услышала шорох одежды.
— Хильда, перестань. Не здесь. Я приду сегодня.
— Милый, я соскучилась. Ты должен мне — за все эти дни, что я безвылазно сижу во дворце, боясь спугнуть девчонку. А ты ко мне ещё и не приходишь! Поцелуй меня! — требовательно сказала Хильда.
— Хильда…
И я явственно услышала, как звякнула пряжка ремня Рунольфа.
Слёзы ручьём хлынули из глаз, и я стала медленно отходить от двери кабинета. Вот только стать свидетельницей постельных утех этой парочки мне не хватало. Я, и так, услышала и поняла более чем достаточно. Я пятилась от двери, потом развернулась и побежала. Нет, я не боялась, что меня догонят и остановят. Пара в кабинете была слишком занята друг другом, чтобы заметить мой тихий уход, они и появления-то моего не заметили, слава Одину…
Я влетела в свою комнату, забралась под одеяло, не раздеваясь, и укрылась им от всего света с головой.
Вера. Вера. Ничего-то в твоей жизни не меняется. Тебя опять собирались просто использовать. Поманили важностью и значимостью роли Каллис, а на деле это ровным счётом — пустая видимость. И ты чуть было не превратилась в одну из тех куриц, которых так презираешь. Глупо и обидно так попасться на крючок, так покорно подставить шею под ярмо, так нелепо угодить в расставленную ловушку. Чудо, что ты сегодня утром встала так рано, чтобы услышать всё это.
Я вытерла слёзы и уселась на кровати.
Рунольф — принц. Не просто принц, а Наследный Принц. Ему положено лгать, притворяться, устраивать ловушки и плести интриги. Его жена, Хильда, много лет живёт во дворце. Они это знают и умеют. А я совсем недавно появилась в этом мире. Я до сих пор многого не понимаю и не знаю. Опыт, полученный мною в предыдущей жизни, тоже мало помогает. Отношений с мужчинами у меня, как таковых, никогда не было. Я сидела в лаборатории, копалась в земле во время археологических раскопок, училась в институтах, но вот общаться с мужчинами не научилась.
Немудрено, что я так легко попалась и поддалась на фальшивые ухаживания. Лесть, цветы и подарки вскружили голову, как и любой другой девушке на моём месте. И нечего тут стыдиться, лить слёзы и посыпать голову пеплом. Нужно просто выучить этот жизненный урок, и идти дальше. Хорошо, что за два месяца я толком и влюбиться-то не успела. Да, он мне начал нравиться, и я, безусловно, хотела его, как мужчину. Но любила ли я его? Нет. Значит, и горевать особенно не из-за чего. Я встала, и тут же услышала настойчивый стук в дверь.
— Венди! Альва рожает! — послышался за дверью взволнованный голос сестры.