С момента, как я вышел из квартиры, события начали развиваться стремительно.
В здании УНКВД, куда мы сразу отправились с дежурным, меня уже ждал начальник управления, который, как только мы остались одни, произнес:
— Не знаю, что случилось, Сергей, но мне приказано срочно отправить тебя в Москву, притом не дожидаясь оказии или, говоря проще, попутного самолёта. Решить вопрос нужно как можно быстрее. Сейчас к вылету готовят знакомый тебе двухместный истребитель. Сильно не переживай, после такой проведенной с блеском операции вряд ли зовут, чтобы наказать, но ты не расслабляйся, мало ли что.
Мне только и осталось, что поблагодарить этого человека и на выделенной им машине отправиться на аэродром.
По дороге я, естественно, думал о причине такого срочного вызова и ничего внятного надумать не мог. Вроде в последнее время не косячил особо, чтобы прям отдельный самолёт выделять для доставки на ковёр к начальству. Ни про какое награждение за содеянное тоже речи идти не может, не делается сейчас это так быстро. Фиг его знает, кому и зачем я там понадобился. Странно, что брат не звонил как это бывало, когда дело касалось меня. Сам я тоже, помня последние разговоры с ним, беспокоить его не стал.
В итоге, поломав немного голову, я плюнул на это дело и попытался помечтать о встрече с Настеной, но и здесь обломался. Почему-то из-за этих непоняток нифига не мечталось. В итоге сам не понял, как в очередной раз уснул, несмотря на тряску.
Вроде и отдохнуть успел на славу, а организму оказалось на это все равно, любит он у меня дрыхнуть в дороге, и ничего с этим не сделаешь, да и делать не нужно, хорошее качество и полезное во всех отношениях.
В Москве меня встретил незнакомый мне сержант ГБ и повёз не в управление, как я думал, а в ведомственную гостиницу, где меня без проблем заселили в двухместный номер.
Сержант, убедившись, что я устроился нормально, попросил гостиницу пока не покидать и, попрощавшись, исчез.
Я же на полном серьёзе задумался, может, наплевать на его просьбу? Тут Настена рядом, а мне сиди и жди непонятно чего. Стоило немалых усилий выкинуть эти мысли из головы, всё-таки поступить подобным образом — это не к сержанту не прислушаться, а в буквальном смысле послать куда подальше наркома.
Поэтому я привёл себя в порядок (мало ли, когда позовут) и завалился отдыхать, хоть и не хотелось.
Валяясь на кровати, я размышлял об одной простой вещи: какого хрена я даже не попытался узнать у Насти, есть ли у них в квартире телефон? Дурак, и по-другому себя не назвать. Сейчас бы позвонил и горя не знал. С этим я задумчиво посмотрел на соседнюю кровать. Может, всё-таки позвонить брату, сказать о своём прибытии и попросить, чтобы он выяснил насчет телефона?
Подумал-подумал и решил: ну его нафиг, не буду торопить события, пусть все идёт своим чередом.
Правильно сделал, что не стал дёргаться. Уже вечером, около девяти, за мной пришёл снова незнакомый лейтенант ГБ и в этот раз повёз меня в управление.
Шагая по знакомому зданию, я начал неслабо нервничать, потому что лейтенант действительно вёл меня не куда-нибудь, а к кабинету Берии. Даже на миг мандраж какой-то поймал от волнения. С трудом удалось успокоиться. Даже не подозревал, что я такой впечатлительный.
В приёмной пришлось подождать минут двадцать, и за это время я сумел взять себя в руки, успокоиться и собраться с мыслями. Да и что теперь уже нервничать, не покусает же он меня, разве что расстрелять может. От этой мысли я непроизвольно улыбнулся и поймал настроение непонятной бесшабашности, как это бывает, когда все пофиг.
Задумался так, что даже не заметил появления в приёмной новых людей и даже вздрогнул, когда услышал чей-то голос.
— Правду, капитан, говорят, что вы храбрый командир и не испытываете никакого почитания перед вышестоящим начальством. Мало кто может себе позволить улыбаться так беззаботно в этом месте. Только люди с действительно чистой совестью и без грехов за душой.
Естественно, услышав этот голос, я мгновенно повернулся, вытянулся по стойке смирно и неожиданно даже для себя ответил не задумываясь:
— Здравия желаю, товарищ комиссар государственной…
— Не тянись, капитан, не на параде, — повторил нарком в точности слова начальника управления Белостокского УНКВД. — И потише, оглушил совсем.
— Слушаюсь, — только и оставалось мне ответить. Но про себя я подумал: «ага, как же, не тянись, тут поневоле вытянешься».
Нарком на это только поморщился и произнес:
— Ладно, пойдём в кабинет, поговорим.
Понимаю, что прозвучит странно, но Берия не показался мне каким-то монстром в человечьем обличьи. Он разговаривал вполне спокойно и даже доброжелательно. Понятно, что в его присутствии расслабиться не получилось бы при всем желании, но и особого дискомфорта в общении с ним я не испытывал. Он очень дотошно расспросил о структуре моего подразделения, задавая вопросы по делу и интересуясь, почему именно так все, а не иначе. Поинтересовался заказом необычной экипировки и техники. Дотошно прошёлся по вооружению, вникая в каждую деталь. Вообще у меня сложилось впечатление, что он и так знал все в мельчайших подробностях и сейчас просто хотел понять для себя, насколько оправдан именно такой подход к делу.
Закончив выяснять все про мое подразделение, он переключился на детали только прошедшей операции, наделавшей, по его словам, немало шума.
Здесь он главным образом пытался понять, за счёт чего действия подразделения получились столь эффективными и почему я отказался от предложенной помощи и привлечения других подразделений.
В общем, пытал он меня долго и качественно.
В итоге после полуторачасового разговора он перешел к главному для меня. Как я понял, именно из-за этого меня и дернули так поспешно в Москву.
Тон разговора при этом разительно изменился, и он говорил уже в форме приказа.
Если кратко, мое подразделение теперь станет батальоном особого назначения, состоящим в оперативном подчинении напрямую начальнику особого отдела ГУГБ НКВД, и оно будет пока в составе войск НКВД. Говоря проще, числиться будем в одном отделе, а подчиняться — командиру другого. При этом задачи будем выполнять там и те, что у нас это очень хорошо получаются: продолжим чистку вновь присоединенных территорий, но теперь уже под руководством определенных товарищей.
На эту тему, кстати, Берия тоже прошёлся.
— Прекращай, капитан, партизанщину. В целом, все твои действия я одобряю, но в дальнейшем работай как положено, а не как тебе хочется. Нужна будет тебе рота саперов в помощь, оформляй заявку с обоснованием, и если её сочтут целесообразной, то одобрят, и так во всем.
Это он тонко так намекнул, что знает о моих делах если не все, то многое, и меня только порадовало, что я с этими саперами не успел развернуться во всю ширь.
Ещё подумалось, что начальник особого отдела не зря дал своим подчиненным команду помочь мне со снаряжением подразделения. Для себя старался. Но это ладно, не самый плохой вариант. Правда, как выяснилось вскоре, тут я ошибся напрочь.
На прощание Берия как бы в шутку произнес:
— И не вздумай, капитан, за изменениями, связанными с реорганизацией роты в батальон, снова превращать подразделение в не пойми что. Сформируешь две роты мотострелков по такому же принципу, как и раньше, и на этом все. А то ты уже успел прославиться как человек, которому доверяют роту, а он из неё, не меняя названия, делает вполне полноценный батальон. Другие на это смотрят и хотят делать так же. Прекращай партизанщину, — повторился он.
Затем он велел мне завтра представиться новому начальству, и с этим мы распрощались.
Покинув кабинет наркома, я на всякий случай заглянул к брату, рассудив, что будет некрасиво с моей стороны, если он на месте, а я не зашёл. Он на рабочем месте отсутствовал, и я с чистой совестью направился в гостиницу. Понятно, хотелось пойти в совсем другом направлении. Но я понимал, что родные Насти вряд ли обрадуются ночному гостю, так что пришлось пока не думать в ту сторону.
Уже лёжа в кровати под богатырский храп соседа по номеру, которого, вернувшись, я умудрился не разбудить, я стал размышлять о прошедшей встрече и пытаться понять, в плюс она мне или, наоборот, в минус? То, что рота теперь будет батальоном, — однозначный плюс. То, что я ухожу из-под крыла брата, и воля закончилась, — это, с одной стороны, минус, а с другой, наверное, всё-таки плюс. Мутный у меня брат, как ни крути, и лучше, наверное, мне держаться от родни подальше. Тот факт, что мое подразделение остаётся на территории Беларуси, — однозначный плюс, и мне не придётся менять наметившиеся планы, разве только чуть поправить их, исходя из новых реалий. А вот то, что теперь любой свой чих придётся согласовывать с вышестоящим начальством, — это по-любому минус, и здесь придётся неслабо изворачиваться, чтобы выполнить намеченный объем работ своими силами. Разве что по мелочи получится вымутить немного сторонней помощи, но по большей части придется справляться самостоятельно.
Сдя по всему, пока я скорее в плюсе, что будет дальше, только будущее покажет. С этим я и уснул.
Утром, естественно, отправился в управление и в первую очередь заглянул к брату. Всё-таки с моей стороны было бы свинством этого не сделать.
В этот раз он был на месте и неслабо удивился моему появлению, да так, что невольно произнес:
— О, а ты как здесь оказался?
— Вызвали, — с улыбкой ответил я, с интересом наблюдая за его поведением.
— Понятно. Наслышан про твои подвиги. Молодец. Только имей в виду, теперь от тебя будут ждать чего-то подобного и когда устанут, могут начаться проблемы. Ты бы, брат, поаккуратнее себя вёл. Подвиги — это, конечно, хорошо, но и меру тоже знать надо.
Он говорил, а я размышлял и никак не мог понять, что происходит. Сейчас у меня было чёткое ощущение, что он говорит искренне и действительно за меня переживает. Странно это и непонятно, а все непонятное напрягает.
Брат смог уделить мне полчаса до начала какого-то совещания. За это время я только и успел, что поведать в общих чертах о разговоре с Берией и грядущих изменениях. Брат в свою очередь отделался коротко: сказал, что все у них нормально и без изменений. Потом, извинившись, добавил, что сегодня больше увидеться не получится. Очень уж насыщенный у него график на этот день.
Я вышел его кабинета и, пока шел к своему новому начальству, не мог избавиться от какого-то дискомфорта и чувствовал себя неуютно от того, что думал на брата всякую фигню, а сейчас увидел, что он действительно обо мне искренне беспокоится. Прямо даже как-то стыдно стало за свои прошлые мысли.
В кабинете начальника особого отдела меня ждал сюрприз. Оказывается, я пришёл не совсем вовремя. Старый начальник отдела который, как бы считал себя обязанным мне за помощь в деле интендантов, передавал дела свеженазначенному начальнику.
Понятно, что этим людям сейчас было совсем не до меня, и на миг у меня мелькнула мысль, что это надолго. Но нет. Позвали меня в кабинет сразу же, как им обо мне доложили.
Более того, старый начальник самолично представил меня, охарактеризовав как толкового командира. Вроде и мелочь, а все равно приятно.
Новый начальник отдела показался мне моложавым, суровым и очень конкретным человеком. Он коротко сказал, что знает обо мне. Уведомил, что мне с моим подразделением пока следует поступить в распоряжение товарища Цанавы, и на этом все. «Деловой до невозможности», — подумал я, набрался наглости и попросил разрешения задержаться в Москве на двое суток для решения личных проблем. Тот кивнул и очень сухо ответил:
— Хорошо.
После чего, собственно, мне разрешили удалиться.
Хотел на прощание уточнить у бывшего начальника по поводу помощи в обеспечении дополнительных двух рот, которые мне велели сформировать, и вовремя одумался. Наверняка человеку сейчас не до этого, да и не факт, что такая возможность у него осталась.
А вообще по итогам этой короткой встречи у меня сложилось неоднозначное мнение о новом начальнике. Похоже, я ему как кобыле пятая нога и нафиг не сдался.
А Цанава — молодец, мухой сориентировался и решил вопрос, как заполучить моё подразделение в свое распоряжение. Наверняка он и Берии все преподнес так, чтобы решение приняли с учётом его выгоды.
В принципе мне пофиг на все эти игры, у меня теперь другая задача. Подготовить подразделение к войне и за оставшееся время не ухудшить свое положение из-за какой-нибудь глупости.
Как ни хотелось мне побыстрее исчезнуть из управления, а пришлось задержаться. Вот когда я ощутил разницу между относительной волей и зависимостью от бюрократической машины НКВД. Если раньше любые нужные бумаги оформлялись практически без моего непосредственного участия, то сейчас все было не так, и мне пришлось потратить больше часа на бумажную волокиту. А ведь это было только начало, благо, что теперь мне хоть начальник штаба положен, а значит, будет на кого взвалить бумажную работу. Правда, непонятно, кого назначат этим самым начштаба, самому теперь отбирать людей вряд ли получится, но это будущие дела, и решать их я буду позже.
Закончив в управлении, на улицу выскочил так, будто из клетки на свободу вырвался. Вроде и недолго там пробыл, а погода успела испортиться. С утра ничего не предвещало, а тут небо затянуло тучами и начал моросить мелкий противный дождик, и это недоразумение рушило все планы. Правда, не то чтобы очень. Как собирался встретить Настю после занятий, так и сделаю. Другое дело, что гулять по такой погоде не получится, и как быть, я с трудом себе представлял. Нет, понятно, что как вариант можно посидеть в какой-нибудь кафешке или в ресторане, но это не совсем то, чего на самом деле мне хотелось. И в гостиницу к себе не пригласишь, там у меня сосед в любой момент может появиться, да и не факт, что Настя согласится. Можно бы, конечно, снять квартиру, но, опять же, захочет ли девушка идти в гости, понимая, чем это может закончиться?
Как-то я так заморочился вопросами, что делать и как быть, что даже на дождь перестал обращать внимание и, соответственно, неслабо промок. Только осознав это, маленько пришёл в себя и чуть не расхохотался сам над собой. Расскажи кому о подобных проблемах, и стыда не оберешься. Взрослый мужик, уже проживший одну жизнь, стоит под дождём и решает проблему века: что делать с девушкой во время дождя. Мрак непроглядный, иначе не скажешь.
В итоге прекратил маяться дурью и понёсся в гостиницу сушиться, заскочив по дороге в магазин, чтобы обзавестись зонтом. Тут не повезло или, может, наоборот повезло, как посмотреть. Зонтов не обнаружил, зато присмотрел и купил замечательный широкий скорее плащ, чем дождевик. В самый раз, чтобы укрыться от непогоды вдвоём, прижавшись поближе друг к другу. Замечательная вещь, да ещё и с капюшоном, позволяющим укрыть от дождя и фуражку тоже.
Настю увидел на выходе из корпуса университета, как и раньше, в окружении кучи подруг, которые, попискивая как цыплята и прикрываясь, кто чем может от дождя, начали короткими перебежками расходиться в разные стороны. В этот раз я не стал ждать, пока она сама подойдёт, и устремился навстречу, на ходу расстегивая плащ, под которым и укрыл зазнобу буквально через несколько секунд. Она только всхлипнула тихонько от неожиданности, а потом прижалась, как к родному. Надо ли говорить, что я не смог удержаться от жаркого поцелуя, который, правда, надолго не затянулся, проклятый дождь не позволил вволю насладиться счастливым моментом.
Вопрос, куда нам идти, не стоял. Мне безапелляционно заявили, что идём к ней домой и что это не обсуждается.
Как-то даже спорить не хотелось. Я прижал её покрепче к себе и потопал потихоньку куда сказано.
Хоть и шли под плащом, а все равно малость промокли, поэтому как добрались, Настя первым делом побежала переодеваться, а мне выдали тапочки и отправили на кухню.
Дома, к счастью, никого не было, и я, естественно, задался вопросом, а так ли мне сильно нужна эта кухня? Пока размышлял и тупил, Настя, как-то стремительно справившись с переодеванием успела вернуться. Правда, дальше я уже не терялся, сгреб её в охапку, и только начал целовать, теряя голову, как тут же обломался, потому что кто-то позвонил в дверной звонок, а потом и нетерпеливо постучался в дверь.