Командир

Глава 19

Из-за разноса по поводу пистолетов я вспомнил ещё об одной проблеме, которая требовала незамедлительного решения.

То ли из-за усталости, накопленной в процессе проведения операции, или может быть, потому что все делалось практически без моего участия, но я напрочь забыл о ценностях и деньгах, взятых с бандитов в процессе работы по их уничтожению.

Схроны и их наполнение разнообразным оружием — это наши законные трофеи, которые пригодятся в будущем. Все остальное — деньги, золото и любые другие драгоценные побрякушки бойцы безальтернативно сдавали командирам. А те, соответственно, комиссару.

Так уж получилось, что хранилось все богатство в отдельной охраняемой землянке. Я, увлекшись делами, забыл вовремя все это сдать. Да и, сказать по правде, я с трудом представлял, кому все это следует передавать.

Во время первой подобной операции вопрос об этом не стоял, потому что там подобные вещи по умолчанию сдавали в УНКВД Белостока. В этот раз все получилось по-другому.

Надо было видеть глаза Цанавы, когда я обратился к нему с этой проблемой, попросив направить все добытое на завод, который обеспечил нас броневиками, а вырученные после реализации ценностей деньги выдать заводчанам в качестве премии.

Я реально думал, что Цанава прибьет меня на месте. Он сильно побагровел, выдохнул и спросил:

— Захаров, ты себя считаешь бессмертным? Ты хоть немного понимаешь, что творишь?

Думая, что он ждёт ответа, я решил ответить:

— Да просто мы об этом забыли из-за множества дел.

— Забыыыли они, — протянул Цанава. После экспрессивно что-то произнес скороговоркой по-грузински, ещё раз выдохнул и уже спокойно произнес:

— Веди, показывай.

Попав в землянку и увидев количество награбленного, в смысле, снятого с бандитов, он посмотрел на меня странным взглядом и тихо сказал:

— Здесь у тебя всего даже не на один расстрел, и не на два. Вот что, Захаров, вы это все не передавали вовремя из-за ожидания моего прибытия, по моему же приказу. Я обещал помочь отправить все на завод, из-за этого и получилась задержка. Все понятно?

— Да, понятно, — ответил я, размышляя о том, зачем нервничать-то. Ничего же не пропало. Цанава, будто читая мои мысли, продолжил:

— Не понимаешь? Объясню. Подобное (он указал в сторону складированных ценностей) сдается по описи сразу после боя. В противном случае — это мародерство со всеми вытекающими. По сути, тебя и твоих подчинённых любой другой ответственный товарищ должен был арестовать, ценности изъять и провести дознание, не утаили ли вы ещё чего-нибудь.

Зная тебя, я, естественно, не стану делать ничего подобного. Но это в последний раз, когда не стану. Имей это ввиду и давай, наконец, взрослей уже.

Я слушал, и что называется, обтекал, только сейчас понимая, какой беды на самом деле только что избежал.

Цанава, между тем убедившись, что я проникся, произнес:

— Давай, организуй мне связь с УНКВД Бреста, будем решать эту проблему.

Как выяснилось в дальнейшем, не простое это дело оприходовать подобные трофеи. Одних сотрудников НКВД для этого недостаточно. В нашем случае все эти трофеи мы передавали под опись представителям банка в присутствии нескольких серьёзно настроенных политработников в немалых чинах, и даже одного корреспондента какой-то газеты. Их НКВДшники привезли с собой. На самом деле, достаточно было бы представителя финотдела ближайшей воинской части. Но Цанава, похоже, и на этой теме решил пропиариться сам и меня тоже показать в хорошем свете.

Эта эпопея с ценностями имела продолжение, но об этом позже.

Два дня мне понадобилось, чтобы решить проблему с короткостволом, оформить нужные документы и, наконец-то, отправиться в Москву. Добирался туда снова на самолёте. Цанава поспособствовал. И, уже находясь в воздухе, подумал, что с момента попадания ни разу не путешествовал на поезде. Всегда как-то само собой получалось устроиться на попутный борт или вовсе летать на двухместном истребителе. С одной стороны, хорошо. Меньше времени тратится на дорогу. С другой, непорядок, потому что на поезде тоже интересно было бы прокатиться. Всё-таки воспоминания об этом бывшего владельца тела это не то. Собственные впечатления более яркие что ли.

О своем прибытии я никого не извещал, хотел сделать сюрприз. И он получился, только не для кого-то, а для меня лично.

Так уж получилось, что с аэродрома в Москву я добрался уже поздно вечером, практически ночью, и естественно, никуда не пошёл, хоть и очень хотелось. Заселился в ведомственную гостиницу, с которой тоже помог Цанава, или его люди. Долго не мог уснуть в предвкушении будущей встречи с Настеной, ворочаясь в кровати, подобно пропеллеру.

Утром пришлось решать вопрос с формой. Моя немного износилась и требовала замены. В принципе, награждение будет только через четыре дня. Времени на решение этого вопроса хватало с лихвой. Но я решил не тянуть и заняться проблемой сразу, не откладывая. Тем более, что мне все равно нечем было заняться до момента, когда надо будет идти встречать Настю с университета.

Проблем с заказом формы не возникло. Благо, что кое-какие контакты сохранились, и вопрос я решил быстро. Убивая время, немного просто погулял по Москве, хоть погода к этому и не располагала. Проблема возникла с приобретением цветов, но и её удалось решить. Нашёл в продаже то ли подснежники, то ли перелески. Я в них не разбираюсь. Синенькие, симпатичные, да и ладно.

А вот со встречей не задалось. Дождавшись, пока из корпуса начали выходить студенты, я увидел стайку подруг Настены, в окружении которых она обычно и выходила из здания. Только вот Насти среди них в этот раз не было.

Я было подумал, что может быть задержалась по какой-то причине, но ошибся.

Одна из подруг Насти, которую я для себя прозвал «Рыжей бестией», увидев меня, подошла и спросила:

— А Вы Настю ждёте, да? Она в больницу угодила, поэтому её сегодня нет.

— Что произошло? — Каким-то, вдруг осипшим голосом, прохрипел я.

— Пока неизвестно. Мы просто знаем, что она в больнице. Только сегодня узнали, сейчас собираемся её навестить.

Естественно, я тут же решил идти в эту самую больницу вместе с девушками, пытаясь по дороге выведать у них хоть что-то. Но они и сами мало, что знали. Поэтому я так и пребывал в неведении до самой больницы.

К Насте нам попасть не удалось. К ней, в принципе, никого не пускали. Но ситуация, благодаря встреченной в больнице маме, прояснилась.

Оказывается, Настю уже довольно давно периодически мучают головные боли. Причину, из-за чего это происходит, врачи определить так и не смогли. Два дня назад случился приступ или что-то подобное, дело дошло до потери сознания. Беда в том, что внятный диагноз так до сих пор и не поставили. Сейчас Настя под наблюдением, накачана по самые брови лекарствами, в ближайшее время посещения её кем бы то ни были запрещены.

В общем, все грустно и непонятно. Каким образом помочь ей в сложившейся ситуации, в принципе, никто не знает.

В гостиницу я возвращался расстроенным, погруженным в невеселые мысли, и в какой-то степени потерянным. Трудно передать словами всю гамму испытываемых чувств и бешенство от осознания бессилия как-то повлиять на сложившийся расклад.

Думал, что из-за этих переживаний так и буду маяться до ночи, да и потом не факт, что усну. Но стоило, даже не раздеваясь, упасть на кровать, как вырубился, будто свет выключили.

Не знаю, почему так произошло. Может потому, что прошлую ночь плохо спал или из-за переживаний. Но выключился чуть ли не мгновенно. Но, главное, что как только я провалился в сон, сразу же оказался в бестелесном состоянии, обнаружил себя зависшим над спящим телом.

При этом только и подумал, что подобное почему-то случается при посещении Москвы. Правда, если раньше я попадал в это состояние из-за полной расслабленности и чувства безопасности, то сейчас моё состояние было каким угодно, но не расслабленным.

Долго раздумывать над этим я не стал, внезапно пришла бредовая идея рвануть, находясь в этом состоянии, к Насте. Конечно, расстояние большое. Километра, наверное, три, если по прямой. Но, когда-то же надо проверить, как далеко я вообще могу удаляться от тела. Так почему бы не сейчас?

Какие-то сомнения, конечно, были, но не в моем состоянии было обращать на них внимание. Идея захватила, и я без раздумий рванул в сторону, где по моим прикидкам находится больница. Передвигаться получалось стремительно, я добирался довольно долго только из-за своей тупости. Не сразу сообразил подняться выше домов и рвануть действительно напрямую. А когда додумался, то добрался за какую-то минуту. Дольше искал палату, в которой лежит Настя.

Она, кстати, не лежала, а сидела на кровати, читая какую-то книгу. В принципе, если бы не ярко выраженная бледность, то, на первый взгляд, и не скажешь, что она болеет. Вроде, как и нормальная на вид. Только, когда, переворачивая страницу книги, она чуть поморщилась и непроизвольно дотронулась рукой до правого виска, можно было увидеть, что с ней что-то не так.

На автомате проследив за этим её движением, я каким-то образом, если можно так сказать, краем глаза увидел в месте, к которому она прикоснулась подобие тёмного пятнышка, висевшего в каких-то миллиметрах от виска. Присмотревшись повнимательней, я даже немного растерялся. Будто через мутное стекло, мне удалось лицезреть еле видимую, чуть светящуюся желто-зеленую дымку, окутывающую Настю со всех сторон, копируя все изгибы её тела.

Других вариантов, кроме как обозвать эту дымку аурой, я не придумал. С интересом какое-то время понаблюдал за этим образованием, которое совсем даже не было статичным. Чем дольше я это разглядывал, тем больше замечал разных, еле видимых всполохов, в тех или иных местах. Они были чуть ярче в районе головы и более тусклые по всему остальному телу. Чуть ярче сверкнуло у колена, когда Настя двинула ногой.

Было очень интересно за этим наблюдать, но долго это делать не получится. Я ведь ограничен во времени пребывания в этом состоянии. Да и неизвестно, как на продолжительность влияет столь удаленное нахождение меня от моего тела.

Поэтому секунду подумав, я сосредоточил все свое внимание в место, где изначально заметил тёмное образование. Обнаружил его мгновенно. Присмотревшись внимательнее, приблизившись к этому пятну максимально близко, насколько это возможно, я смог разглядеть это «нечто» получше. Более всего это непонятное образование на ауре Насти напоминает обычную кляксу, которая появляется, если капнуть чернилами. Глядя на это пятно, у меня откуда-то появилась полная уверенность в том, что эта клякса здесь явно лишняя. Вообще непонятно, откуда она взялась. Не должно на ауре быть ничего подобного, и все тут. Почему я так в этом уверился, не знаю. Будто изнутри кто-то нашептал, но действовать я стал, не раздумывая. Просто потянулся к этой самой кляксе и попытался её как бы схватить.

Сложно объяснить, что я при этом почувствовал. Соприкоснувшись с аурой Насти, я испытал ни с чем несравнимое удовольствие. Его, при всем желании, не передать словами. Это будто прикоснуться к незамутненному концентрированному счастью. По-другому я не знаю, как это объяснить. Но вот все эти ощущения портила поганая клякса, которую схватить не получалось. А ощутить мерзость, исходящую от неё, пришлось в полной мере. У меня сразу всплыло известное изречение о ложке дегтя в бочке с мёдом.

Здесь все очень похоже.

В попытках схватить эту черноту прошло какое-то количество времени, и я вдруг чётко понял, что меня вот-вот вернёт обратно в моё тело. Наверное, от отчаяния, понимая, что теперь непонятно, когда снова получится войти в это состояние, и от запредельного желания любым путем помочь любимому человеку, я всей своей сущностью пожелал схватить эту кляксу и убрать её из ауры любимой.

Осознавал ли я все риски, связанные с этим действием? Не смогу сказать и под дулом пистолета. Скорее да, чем нет. Во всяком случае, я точно готов был забрать всю боль, испытываемую Настей, себе. Ведь нет ничего страшнее понимания своего бессилия от невозможности помочь любимому человеку. Гораздо проще в таком случае самому терпеть эту боль, чем смотреть на страдание близких.

Трудно сказать, что произошло в следующее мгновение. Было ощущение, как будто я схватился голыми руками за раскаленный добела кусок металла, приваренный к нерушимому основанию. Мало того, что боль была резкая, обжигающая, так ещё и с привкусом гнили. Странно звучит, но это так. Сам не понимаю, как я это терпел. И тем более не понимаю, как смог рвануть эту черноту на себя, отделяя её от ауры Насти с такой силой, что по инерции вылетел вместе с этим сгустком аж на улицу. Только и успел напоследок услышать громкий, наполненный болью, вскрик любимой. Дальше все слилось из фрагментов, подобных картинкам в калейдоскопе.

Миг, и у меня появляется чёткое понимание, что, если я немедленно не избавлюсь от этой кляксы, то мне очень быстро придёт полный и бесповоротный трындец.

Ещё миг — попытка стряхнуть эту гадость не увенчалась успехом, ещё мгновение— и приходит понимание, что от этой кляксы иначе не избавиться, кроме как прилепить её к чужой ауре. Прошло меньше секунды, и я нашёл кандидата, которому сделать пакость сам бог велел.

В одном из переулков рядом с больницей здоровенный бугай в присутствии двух своих подельников смертным боем бил ногами милиционера, пытавшегося прикрыться руками. Вот этому бугаю я и влепил со всей дури кляксу в лобешник, приблизившись к нему на сумасшедшей скорости. Эффект поразил даже меня. Казалось, что в бугая КАМАЗ врезался. Настолько эффектно он вдруг отлетел от милиционера на пару метров, взмахнув ногами выше головы, со страшным криком.

Я успел ещё заметить милиционера, встающего на ноги, и осознать, что мне получилось избавиться от кляксы, когда меня с совсем уж запредельной скоростью потянуло в сторону гостиницы.

Возвращение в тело на этот раз кардинально отличалось от предыдущих. Оно произошло очень стремительно, но не мгновенно, как это было ранее. По крайней мере, пусть дорога обратно и слилась в одно длинное мгновение, но непосредственно перед возвращением в тело я успел заметить, в каком оно находится состоянии, а потом и ощутить.

Тело билось в судорогах, из носа ручьем лилась кровь, а рядом с кроватью стоял насмерть перепуганный, упитанный мужик. Как я понял, сосед по номеру.

Когда я открыл глаза, судороги уже затихли, сойдя на нет. По телу разлилась страшная непреодолимая слабость. Я только и смог прошептать мужику прежде, чем отключиться:

— Все хорошо, не волнуйтесь.

Очнулся я утром, ощущая страшную слабость во всем теле, явно в больничной палате. Как меня сюда доставляли, я вообще без понятия. По иронии судьбы привезли меня в ту же больницу, где лежала Настя. И что самое невероятное, при поступлении я попался на глаза её маме.

Все получилось интересно ещё и потому, что я, в принципе, не мог объяснить врачам, что со мной случилось. Ничего другого не оставалось кроме, как нагло врать. Дескать, нечаянно ударился носом и, чтобы остановить кровь, лег на спину, да так и уснул. Не верили, конечно, но и не могли понять, что происходит. Я же с мыслью, что «не дай Бог ещё комиссуют» стоял на своём. В общем, до вечера пришлось валяться в больнице. Отпустили меня только после того, как я пригрозил, что сбегу отсюда в чем мать родила.

Но это все прошло мимо меня как бы фоном. Главное, это новости от мамы Насти, зашедшей меня навестить. Она сказала, что дочери резко стало лучше, и она даже рвётся домой. А ещё я вдруг понял, что в любой момент снова могу покинуть тело по своему желанию. Правда, проверять, так ли это, естественно я не стал. Будет ещё время поэкспериментировать. Главное, в чём я практически на сто процентов теперь уверен, это то, что с Настей все будет в порядке. Ещё чуть грела душу мысль, что приобретенная способность покидать тело в виде непонятной, невидимой другим людям дымки, может неслабо пригодиться в будущем.

До награждения встретиться с Настей так и не получилось. Её, в отличие от меня, домой отпускать не спешили, несмотря на то, что от головных болей не осталось и следа. Более того, никого, кроме родителей к ней не пускали, поэтому увидеться нам не получилось.

На награждении я встретил того, кого увидеть там ожидал в последнюю очередь, дядьку. Более того, этого скунса ещё и награждали передо мной таким же орденом с формулировкой «За значимый вклад в подготовку операции по очистке присоединенных территорий от враждебного Советской власти элемента». Вместе с ним такими же орденами наградили и двух прихлебателей, сопровождающих его во время наблюдения за ходом операции.

— Умеют, суки, устроиться, — подумал я про себя.

В этот момент дядька, будто услышав мои мысли, внимательно посмотрел в мою сторону.

Мы встретились с ним глазами. Я чётко понял, что злее врага у меня в этом мире нет. Очень уж выразительным был его взгляд. Да и у меня, скорее всего, все, что я о нем думаю, было написано на лице. На миг мелькнула мысль:

— Может быть не стоит ждать от него очередной пакости и по-тихому его прибить?

Эта мысль только окрепла ближе к концу награждения, когда дядька, поздравляя, по-дружески обнял Хрущева. Он тоже был среди награждаемых. Правда, за какие-то другие дела, не связанные с моим подразделением.