Командир

Глава 18

В толпе командиров, некоторые из которых были в немалых чинах, я неожиданно разглядел лицо дядьки и неслабо озадачился, подумав: «Тебя ещё за каким хреном сюда принесло?» о

нятно, что вида о том, что не рад его появлению, я не подал. Да и не до него было, если честно. Помимо Цанавы, за каким-то хреном припёрся и мой непосредственный начальник —майор ГБ Михеев, при виде которого я напрягся ещё больше, задаваясь вопросом, что вообще происходит и откуда столько внимания к моему подразделению?'

В общем, встречая всех этих незваных гостей, ко мне все больше приходит понимание, что меня, наверное, здесь будут топить по-взрослому. Одно дело — просто отправить какую-нибудь комиссию для изучения происходящего, и другое — прибыть лично, как это сделали майор ГБ Михеев, или дядька. Похоже, чтобы остаться на своём месте, и без потерь, мне, действительно, надо прыгнуть выше головы.

Собственно, первые же слова дядьки, высказанные ледяным тоном сразу после приветствия, убедили меня в этом окончательно. Этот скунс, окинув взглядом расположение, спросил:

— Кто Вам, капитан, дал право издеваться над личным составом и держать людей в полевом лагере в преддверии зимы? Хотите угробить вверенных вам людей? В городе места не нашлось для размещения подразделения? Э

то гад говорил, непрерывно и напористо сыпя вопросами, и таким образом, просто не давая возможности ему ответить.

Прибывшие вместе с ним командиры смотрели на это с интересом и в некоторых местах его монолога согласно кивали головой.

Неизвестно до чего мог договориться этот скунс, но положение спас Цанава, который неожиданно произнес, перебивая дядьку:

— Странно мне все это слышать от человека, не понаслышке знакомым с армией. Здесь воинская часть, а не ясли, и все подготовлено к проведению определённой операции. То, что вы не видите резона в подобном размещении подразделения, не означает, что его нет. Исходя из сказанного, я вас попрошу не мешать и не вмешиваться в ход этой самой операции. Наблюдайте, оценивайте работу штаба и подразделения, делайте выводы, а накопленные вопросы зададите после того, как все закончится.

Говорил Цанава резко, при этом глядя на дядьку с толикой брезгливости, и тот сдулся, не став отвечать на эту отповедь. Цанава, повернувшись ко мне, добавил:

— Начинайте, капитан, и не обращайте на нас внимание, мы тут сами разберёмся с расселением и прочим.

Мне ничего другого не оставалось, как выполнить приказ. При этом я понимал, что здесь, похоже, намечается драка двух противоборствующих группировок, и мне не помешало бы знать расклады, кто, с кем и против кого дружит. Благо, такая возможность у меня есть. Как раз только вчера прибыли Беликов с Рудым в сопровождении своих сержантов. Вот я и решил ненавязчиво озадачить их наблюдением за наблюдателями.

Улучив момент, я пошептался с ребятами, попросил их поработать в этом направлении, и по сути, пропал для этого мира.

Просто с началом арестов по городам и селам вал информации, требующей немедленной отработки, начал нарастать такими темпами, что мне стало не до каких-либо интриг. Штаб работал действительно на грани своих возможностей, происходящее по масштабам в разы превосходило прошлое выступление в Белостоке и области. Н

е знаю, что рассчитывали увидеть прибывшие наблюдатели, но тех из них, кто действительно приехал оценить эффективность нашей работы, мы смогли неслабо удивить. Вряд ли в РККА сейчас есть ещё хоть одно подразделение, насыщенное радиосвязью, и действующее настолько же слаженно, как моё. Соответственно, повторить то, что мы делаем, ни у кого не получится. По крайней мере, в ближайшем будущем. Этот факт не могли не признать все присутствующие без исключения.

Тот же дядька, как мне докладывали, втихаря совал свой нос везде и всюду. Но, кроме, как третировать бойцов из хозвзвода, ничего лучшего не придумал.

Правда, ближе к окончанию операции от него сильно досталось имеющимся в подразделении политработникам. Но это, наверное, больше было от невозможности нагадить значительнее.

Не раз и не два за время пребывания здесь гостей, я ловил на себе ненавидящие взгляды дядьки и задавался вопросом— что же такого могло произойти в прошлом, чтобы так ненавидеть родню даже по прошествии столь значимого времени?

В принципе, на самом деле это неважно. Что, как и почему? Главное, что я об этой неприкрытой ненависти знаю, и, если дядька перейдёт некую грань, миндальничать не стану, решу вопрос кардинально.

Как бы там ни было и с какой бы целью дядька сюда не приехал, как-либо подгадить мне ему было не суждено.

Честно сказать, я предполагал, что затеянная нами чистка должна получиться довольно результативной. Но подобных итогов операции даже я предугадать не мог. И главное здесь даже не уничтожение нескольких тысяч бандитов. Охренение, шок и изумление у прибывших наблюдателей больше вызвало разоблачение более двадцати немецких шпионов, а в некоторых случаях так и вовсе полноценных разведгрупп. Притом у этих деятелей только радиостанций нашли более двух десятков. При поступлении именно этой информации гости оживились настолько, что пришлось выделять им оду из мощных радиостанций и шифровальщиков для нескончаемых переговоров с Москвой.

Понятно, что меня не посвящали в тему этих переговоров. Но догадаться, о чем говорили, было не трудно. Ведь сейчас как бы мир и дружба с Германией, а тут такая фигня всплыла.

Кстати сказать, сюда к нам из Москвы экстренно перекинули целую толпу всяких следователей и дознавателей. В итоге с этими иностранными агентами работали уже эти люди, которые и определяли, кто, откуда и зачем. Дело в том, что одна из разгромленных нами банд имела посредством радиостанции связь чуть ли не с англичанами. Но это не точно.

Просто, один из бойцов, делавших перевязку этому иностранцу после боя, знает английский язык и успел переброситься с пленником парой фраз. Эта информация дошла до меня чисто случайно.

На самом деле, было не суть, чьих шпионов поймали. Важно, что это стало жирным плюсом, как мне, так и по большей части, Цанаве. Он буквально воспрял, когда прошла первая информация о подобном улове.

Наверное, из-за этого же наблюдатели, не дожидаясь окончания нашей работы, начали потихоньку покидать лагерь. В этот раз уже по отдельности, не дожидаясь друг друга.

Многие перед тем, как покинуть лагерь, подходили ко мне и поздравляли с успешной работой. Другие и вовсе восхищались прекрасным взаимодействием.

Уже перед отъездом подошёл ко мне и майор ГБ Иванов, мой, как бы непосредственный, начальник. Он впервые по-доброму улыбнулся и произнес:

— Молодец, капитан, ты и вправду толковый командир. Искренне рад твоему успеху.

Мне от подобной похвалы как бы ни холодно-ни жарко, но все равно приятно. Что греха таить? Именно после слов Майора меня отпустило и появилась уверенность, что в этот раз хрен меня нагнут ниже плинтуса! Побарахтаюсь ещё. Да у меня и вариантов других нет, кроме как держаться до момента нападения Германии, а дальше война все расставит на свои места.

Больше всего удивил Цанава. Он зашёл в штабную землянку, где ни на мгновение не останавливалась работа, и негромко произнес, указывая рукой на сопровождающего его сотрудника с ящиком в руках:

— Спасибо за работу, товарищи. По окончании операции отметьте успех как следует.

После этого, кивнув мне на выход, совсем тихо добавил:

— Пойдём, поговорим.

На улице, отойдя в сторону от снующих туда-сюда связистов, он спросил:

— Что за кошка пробежала между тобой и твоим дядей? Он ведь приехал сюда с однозначной целью тебя топить. И помощников подобрал не для реальной оценки работы подразделения, а для того, чтобы было кому поддержать его веское негативное мнение.

— Не могу я ответить на этот вопрос. Просто не знаю, что происходит. Я ведь воспитывался у него в семье и всегда был для него подобием пустого места. Но до смерти мамы (его жены и моей тёти) я для него как бы не существовал. Почему он сейчас так взъелся, я даже не знаю.

Я ответил максимально откровенно потому, что видел взаимную неприязнь дядьки и Цанавы. Говорил только с целью обрести союзника в этом непонятном противостоянии. Всё-таки возможности дядьки с моими и рядом не стояли. Похоже, что мне это удалось, потому что Цанава хлопнул меня рукой по плечу и произнес:

— Не переживай, капитан. В обиду мы тебя не дадим. Тем более, после такой работы.

С этим он и покинул лагерь, а за ним как-то быстро исчезли и все остальные гости.

Мы же продолжили работу, и затянулась она чуть ли не на месяц. Понятно, что таких результатов, как вначале, не было. Но и сделано немало. Вообще за время проведения этой операции мы нехило так прибарахлились во всех смыслах этого слова.

Чтобы понять масштабы происходящего, важно отметить, что в нашем распоряжении на территории Белоруссии сейчас числится под семьдесят разнообразных схронов и укрытий, найденных у бандитов. Из них пять штук и вовсе были бетонные бункеры, капитально укрытые в лесах. Они остались от польских военных. Все наши красноармейцы, без исключения, обзавелись трофейными пистолетами и револьверами. Количество стрелкового оружия, заныканного на чёрный день, действительно радует. И будущих партизан здесь ждёт много знатных подарков. По приблизительным подсчетам (а точно никто не заморачивался этими самыми подсчетами) в схронах и укрытиях сейчас хранится под полсотни только станковых пулемётов разных систем. В общем, в плане запасов на будущее все замечательно. Если у меня получится поработать ещё и по окружным складам в начале войны, так здесь и вовсе можно будет замутить немало интересного, отчего немцы не раз и не два взвоют. Но это будущие дела.

Сейчас же, закончив гонять по лесам бандитов, я обратил свое пристальное внимание на другое направление деятельности, из-за которого пришлось даже пересматривать графики боевой подготовки.

Говоря другими словами, подразделения сейчас занимались не только учебой, а ещё и тяжёлой изматывающей работой. Притом работали не только красноармейцы, но и абсолютно все военнослужащие, числящиеся в батальоне. Правда, работа была у всех разная, но это и не важно. Главное, что трудились все на износ.

Так, штаб, возглавляемый теперь уже старшим лейтенантом Кухлянских, которого мне удалось во время переформирования роты в батальон продвинуть на назначение начальником штаба, занимался разработкой некоторых интересных планов для действий батальона в определенной местности и в определённых условиях.

Штаб работал над вариантами нападения частей батальона на колонны противника, находящиеся на марше. Продумывали не просто удар-отскок, а разные варианты, чтобы одно и тоже подразделение делало этих ударов как можно больше за меньший промежуток времени, оставаясь при этом недосягаемым для превосходящих сил противника.

В общем, личный состав батальона, пользуясь моментом, пока некоторые болота основательно промерзли, исходя из разработанных штабом планов засад, готовили подразделения, которые в перспективе будут устраивать эти самые засады, пути отходов или возможности для смены позиций. Для этого в нужных местах прорубались извилистые просеки, чтобы по ним могла проехать техника. Где-то в болотах в случае, если их нельзя было просто переплыть на технике из-за вязкой жижи болота, устраивались своеобразные гати. В общем, основательно готовились к будущим боям, создавая себе возможность манёвра в тех местах, где этой возможности, в принципе, не должно быть.

Понятно, что всё это мы делали на пути вероятного наступления немцев в сторону Минска, в районах с болотистой труднопроходимой местностью.

Прозвучит странно, но обо мне и о моем подразделении как будто все забыли. Складывалось ощущение, что проведенная нами операция не произвела никакого впечатления, и все решили оставить, как есть, ничего не меняя. Ещё более странно, что мне это было на руку. Я смог практически всю зиму и часть весны работать спокойно и воплотить в жизнь кучу задумок, которые пригодятся в будущем.

Правда был и отрицательный момент этого забвения. Я так и не смог до самой весны вырваться в Москву, и наш с Настей роман развивался в письмах и редких разговорах по телефону, когда мне удавалось попасть в тот или иной город.

Все изменилось в начале апреля, и начались эти изменения с неприятностей. На меня основательно наехали по линии политотдела за то, что я дословно «мешаю политработникам выполнять возложенные на них обязанности, тем самым понижая политическую грамотность личного состава.»

В общем муть как она есть, но значимая. Было дело, я уменьшил время, отведенное на политинформации, и предложил коммунистам с комсомольцами вместо говорильни на многочисленных собраниях делом и личным примером показывать красноармейцам как надо относиться к своим обязанностям.

Нашлась какая-то падла, которая куда-то там настучала, пожаловавшись на творимый мной произвол. В итоге, к нам даже проверку прислали. Благо, хоть проверяющий попался относительно адекватный человек и не стал раздувать из мухи слона. Но, тем не менее, выговор я в итоге схлопотал.

По большому счету, мне от этого не холодно и не жарко, но это только на первый взгляд. Время сейчас такое, что подобные вещи могут реально поломать человеку не только карьеру, но и саму жизнь.

С прибытием к нам Цанавы посыпались хорошие новости, но не только.

Первое из хорошего— это пролившийся на подразделение очередной дождь наград, и в этом плане начальство не скупилось. Мне в очередной раз перепал орден Красного знамени. А главное то, что награждать меня им будут снова в Москве. Второе— это очередное повышение в звании. Похоже, что войну я встречу майором.

А вот третье меня как порадовало, так и огорчило до зубовного скрежета. Как Цанава и хотел, на базе моего батальона действительно решили создавать бригаду осназа. Только это планируют начать ближе к концу июля. Самое главное, что на командование этой части планируют поставить кого-то другого. Мне, по словам Цанавы, светит должность начальника штаба этой самой бригады.

Несмотря на понимание, что этого переформирования не случится из-за войны, меня все равно до предела возмутила подобная несправедливость. Ведь, как не крути, а разумно было бы оставить на командовании человека, понимающего специфику работы. Он, что называется, в теме. Здесь же к бабке ходить не надо, чтобы понять, что кто-то пожелал воспользоваться благоприятной ситуацией и продвинуть нужного человека.

Собственно, Цанава похоже просек, о чем я подумал, узнав о принятых решениях. Он, разведя руки в стороны, произнес:

— Не все от меня зависит. Там, — он многозначительно поднял указательный палец вверх, — посчитали, что ты ещё слишком молод и неопытен для такой должности.

— Так решили, значит тому и быть. Меня другое интересует. Когда назначат этого командира бригады и когда он приступит к своим обязанностям?

Цанава ухмыльнулся и ответил:

— Трудно сказать, но вряд ли раньше июля.

Я на это только кивнул головой, подумав:

— Ну и ладно, посмотрим, как это все будет происходить в условиях войны. Да и интересно будет глянуть на желающих повоевать в тылу противника во главе такого подразделения. Я ведь и вправду собираюсь с началом войны здесь похулиганить и по-любому вместе со своим подразделением окажусь внутри пресловутого Белостокского выступа.

Я уже было расслабился посчитав, что все, в принципе, путем. Вдруг Цанава спросил, впервые обратившись не по званию, а по фамилии:

— Скажи, Захаров, ты специально ищешь приключений на мягкое место?

Я в недоумении на него посмотрел, а он, между тем, продолжил:

— Какого хрена у тебя красноармейцы пистолеты таскают, да ещё, похоже, и трофейные?

— Для ближнего боя удобно, особенно в стесненных условиях, домах или в лесу на коротке, товарищ…

Он не дал мне договорить, посмотрел, как на убогого, и произнес:

— Вот что ты за человек, Захаров? Так и норовишь все сделать не по-людски. Нужно тебе вооружить людей короткостволом, так напиши служебную записку с обоснованием, и все будет. Тебе же ни в чем отказа нет.

— Увидит кто-то из тех, кому не нужна эта твоя самостоятельность, доложит, куда надо. Хорошо, если легко отделаешься. Вот зачем тебе лишние проблемы? — Отчитывал меня, как ребёнка, Цанава.

А я и вправду задавался вопросом, почему не пошёл официальным путем. Даже если отказали один раз, можно же решить по-другому, но нет. Даже мыслей в ту сторону не возникло. А Цанава, между тем, продолжил уже другим тоном:

— Значит так, неучтенку сдать и сделать это немедленно. Служебную записку с обоснованием мне на стол. Решим вопрос. И больше я о подобном чтобы не слышал. Тебе все понятно?

— Да, товарищ…

Он снова не дал мне договорить, перебивая:

— А раз понятно, то до твоего отъезда в Москву чтобы было сделано.

Мне ничего другого не оставалось кроме, как взять под козырек. В связи с этим косяком, отмеченным Цанавой, я на миг даже засомневался, стоит ли у него просить хотя бы короткий отпуск. Не хотелось попасть под горячую руку. Но решился и не прогадал. Тот как-то по-доброму улыбнулся и ответил:

— Оформляй бумаги, я подпишу.

Затем выдержал небольшую паузу и добавил:

— Заслужил, даже большего заслужил, но не всё пока в моей власти.