— Понимаю вас, братцы, — честно признался я попытавшимся свалить на поиски немца трем десяткам особо активных работников.
Около ворот перехватили — хорошо, что я заранее оставшимся в поместье дружинникам велел никого не выпускать, а в случае массового «исхода» сообщать мне.
— Предателя за подлость наказать дело богоугодное, и благодарен я вам за порыв ваш, — умолчал я о банальном желании получить премию. — Вижу — верны вы мне, за добро отплатить крепко хотите. Да только иного, окромя труда вашего, не нужно. У каждого на Земле своя судьба, свое предназначение. Ловить предателя по лесам — дело сложное, и даже добрые охотники, кои среди вас есть, на такую дичь охотиться не привыкли. Не волнуйтесь, братцы — дружинники немца отыщут и для суда вернут, а нам с вами работать нужно. Сами видите — хорошеет да богатеет поместье день ото дня, дома строятся, деньги зарабатываются, посевы всходят. Знаю — в лесах не сгинете, и немца будете стараться ловить на совесть, да только время-то что песок сквозь пальцы утекающий: вспять не повернешь. Как вас отпустить? Недели ценные без возврата потеряем, цепочки производственные встанут. К тому ж семьи ваши в пути уже, а у кого покуда нет, так баб в округе много, появятся жены с детками неизбежно. Где жить им? В поле чистом? Не пущу вас чужим делом заниматься, к работе возвращайтесь.
И демонстративно не интересуясь чужим мнением на этот счет я отправился к себе домой. Я тут феодал, и слово мое — закон. Не нравится? Мир большой, иди поищи место по душе. Не уйдут — нема дураков. Нету на Руси — да и в мире, чего уж тут — ни соцпакета такого, ни зарплат. И потом — семьи и впрямь в пути, и новички прибывать будут: ширятся производства, рабочих рук требуют, а за вереницей неизбежных в скором времени свадеб у нас тут и вовсе демографический взрыв случится. К этому заранее готовлюсь: выписал из Москвы лекаря, способного и роды принять, и зубы больные выдернуть — последним в монастыре промышляют, но поместье уже достаточно велико, чтобы обзавестись собственной инфраструктурой.
В мои времена словечко «экосистема» покорило бизнес-мир за какие-то пару лет, став одним из самых модным. Экосистему я тут и выстраиваю, с прицелом на полный жизненный цикл работника: родится здесь, здесь в «детский сад» ходить будет, затем — в школу начальную, а к 10–11 годам станет пригодным к изучению потребной поместью профессии, коей и будет заниматься до конца дней своих, выезжая в другие места только если захочет сам: на ярмарку там или другое мероприятие. Планирую я и небывалое в этом мире: время от времени возить группы самых толковых, усердных в учебе и приличных поведением ребят на экскурсии в Москву и Владимир.
Дома, помыв руки, я благодарно кивнул Гришке за чашку прохладного яблочного компота и уселся на диван перед «журнальным» столиком, аккуратно и с настоящим душевным трепетом вскрыв сургучную печать и открыв полученное двадцать минут назад письмо. Пятерка из Государевой тысячи привезла со всем почтением. Переночуют у нас, в баньке попарятся, покушают — не столько мужикам отдых нужен, сколько их лошадкам.
Письмо от Ивана Васильевича! Написанное его рукой специально для меня! Ценность со всех сторон великая, но для меня она как ни странно еще выше, чем для местных: это ж самый настоящий исторический документ! Обязательно его сохраню. Давненько письмо написано, и о смеси зажигательной ни слова в нем не будет — смесь и описание техпроцесса с теми же «Тысячниками» отправлю, удачно сложилось.
— «Государь всея Руси Иоанн Васильевич — рабу Божию и свойственнику нашему Гелию Далматовичу Палеологу», — с удовольствием прочитал я первую строчку. — «Послание сие да будет тебе в веселие и утвержение», — с еще большим прочитал следующую.
«Фильтр» мой волшебный работает и на письменность, словно выдавая прямо в мозг невидимый глазам «подстрочник», переводя все эти «понеже» и «явися», «реченное» и прочее на привычный мне русский язык. А вот «на выдачу» по-прежнему не работает, приходится напрягаться и привлекать к написанию носителей актуального русского.
— «Усердие и труды твои на благо державы нашей видим, и мы, Царь Православный, похвалу тебе за то возносим».
Спасибо, Государь — очень мне твоя похвала приятна.
— «По милости Божьей, зима в Москве стояла лютая, но ныне снега осели, и пути стали, аки мед, и гонцам нашим отрада. В первую очередь о печах твоих написать желаем. Не токмо в хоромах наших, но и в келиях братии монастырской да храмах наших дымом не душит как прежде. Дело сие рук твоих нам аки фимиам Богу приятно, ибо и телеса наши в чистоте так же как и дух ныне пребывают. Вопрошаю тебя, свойственник: как толкуешь ты реченное в Писании — „разрушу храм сей рукотворенный и в три дня воздвигну нерукотворенный“? Относится ли сие и к дому земному, что очищается огнем твоих печей, или подобает относить сие единственно к храму души?»
А я откуда знаю⁈ Придется к батюшке игумену для консультации сходить — ему оно очень будет приятно.
— «Напишу и о другом, о яствах твоих, коими трапезу ты нашу обогатил. Особо благостны яства твои в Пост, ибо не нарушают его. Рецепты те в поучение подданным нашим разослали. И гости иноземные, вкушая, дивятся: „Нет сего в иных царствах!“. Мы же, слыша сие, славу Руси возносим».
Кулинария это тоже вполне себе «мягкая сила». Сколько мировой симпатии получили например итальянцы за макароны и пиццу?
— «И о третьем напишем, о станке книгопечатном. Благодарим тебя за мастера, трудами которого ныне и при Кремле станок завелся и вскоре книги тискать начнет. Благодарим и за согласие Судебник тиснуть. Пятьдесят книг судных не много, да судьям в науку и людям в укрепление правды послужат. Дело сие — яко светильник тобою возженный. Многие крепкие в вере люди вопросами задаются да промеж себя спорят — ежели книга печатная писцовой красоты не имеет, а буквы в ней черны, не теряется ли сила Слова Божьего в ней писанного? Или напротив, в простоте сей Истина яснее является?»
На это и сам отвечу, причем легко — сила Слова Его велика настолько, что хоть палкой на песке черти: будет «работать» покуда прибоем не смоет.
— «Все эти дела важны для всей Руси нашей, но есть и другое дело, еще важнее — ж жезле твоем родовом слово молвить должно. Слышали мы, живёшь вдовцом — негоже роду Палеологова, иже с нами кровью сочетан, умалятися! Повелеваем тебе о женитьбе помыслить. А коли духу не достаёт — мы сами, яко пекун твой царский, невесту тебе из боярышень добрых изберём, чтобы и род укрепить, и верную душу к челу твоему приставить».
Всё, хана житухе холостяцкой — позволить себе «морозить» Данилу я могу, а Государя — шиш. Один-два отказа он, полагаю, вытерпит, но если злоупотреблять, осерчает со всеми вытекающими. Ох, грехи мои тяжкие. Ладно, даже если крокодилицу мне подсунут, приданное за ней будет такое, что спокойно потерплю — в темноте-то лица не видно, а под платьем, как известно…
— «Данилу же Романовича Захарьина-Юрьева за его службу верную и за то, что тебе, свойственнику нашему, путь к делам полезным указал, мы милостью своей не оставляем. Человек он разумный и к государевым делам ревностный, и хорошо, что меж вами согласие есть. О житии человеческом прибавлю: и в малом видна великая премудрость Божия. Ныне в садах наших почки наливаются, и птицы гнезда вьют — всякая тварь свое время знает. И человеку подобает в трудах праведных жизнь свою устраивать, дабы и душа цвела, и дело его на пользу шло. Мы же, видя ревность твою, не оставим тебя милостью нашей царской. Да пребудет дом твой в мире и довольстве, и род твой — ветвь Палеологова — в верности нам и в благе земли нашей да укрепится!».
Спасибо и за это, Государь.
— «Царь и Великий Князь Иоанн Васильевич всея Руси. Весна 7062-го, в царствующем граде Москве», — закончилось письмо подписью.
Отложив исторический документ на краешек стола, я велел Гришке подать мне бересты да чернила — не откладывая в долгий ящик напишу черновик ответа, а чистовик потом аккуратно запишу на бумаге собственного производства. Вместе со смесью да подарками очередными с «тысячниками» отправлю.
И кого же мне в невесты Иван Васильевич сосватает? Так-то оно и отлично: не протопоп я Аввакум (он сейчас кстати жив, здоров и активен, хотел бы познакомиться), чтобы плоть мастерски огнем свечки смирять, «женихаться» хочется так, что порой натурально на стены лезу.
Как ни планируй и не пытайся план соблюдать, а жизнь внесет свои коррективы. Умный руководитель это учитывает, закладывая в планы некоторое количество зазоров и возможностей перетасовать пункты так, как требуют обстоятельства. Сейчас вот обстоятельства требуют перебросить строителей с новых бараков и производственных помещений на возведение пристройки к моей усадьбе. Положено так в эти времена: в одной половине хозяин живет, в другой — хозяюшка. Не голытьбу мне чай Иван Васильевич сосватает, а элитную невесту с соответствующими запросами. Нервничаю немного — оно, конечно, махровый патриархат на дворе, но от того женское искусство сворачивать кровь только на новый уровень развития по идее вынуждено выходить в поисках баланса — чтобы и цель достичь, и по лицу не выхватить.
С утра, благословив набросанный Сергеем Петровичем план и помолившись со строителями перед началом работ, я было собрался отправиться в «химический закуток», где нас с Иваном ждет нефть, но тут пришел батюшка Силуан. Встречать такого гостя «на ходу» ну никак не принято, поэтому пришлось приглашать его в терем, усаживать за стол и потчевать отваром с пирогами с капусткой да яичками.
— Во Владимир завтрашним утром уезжаю, мужики на ярмарку сбираются, обещались с собою взять, — поведал он мне. — Старшого проведаю, с братьями старшими свижусь, помолюсь за паству в местах намоленных.
— Понял, покуда в монастырь на службы походим, — кивнул я. — Господь тебя послал, батюшка, — решил подсуетиться. — Поместье наше, слава Богу, крепнет да людишками прирастает день ото дня, и далее токмо больше становиться станет. Уже с посадом по числу жителей потягаться можем, а в храм ходим к тебе.
Поняв, к чему я веду, Силуан посмурнел.
— Благостно там, батюшка, — честно признался я. — Службы проводишь и поешь так, что душа ликует и к свету тянется, — подсластил пилюлю. — Да токмо уже сейчас в храм не вмещаемся мы, а далее чего будет? Нужно нашему поместью своим храмом обзавестись, на радость жителям и чтобы взор Господний на нас, сирых да грешных, порою попристальнее падал. Тяжко мне на сердце, батюшка, — добавил немного вранья. — Дома есть, производства, диковины замудренные, а храма нет. Словно сирота себя чувствую. Попроси во Владимире за нас, а? Храм мы потянем каменный, главное — добро от иерархов получить, да мастера опытного.
Батюшку можно отдельно не оговаривать — он по умолчанию к храму прилагается, и, полагаю, пришлют очень непростого: расстараются для Палеолога.
— Так может того… — не без смущения попытался предложить альтернативу Силуан. — Наш храм расширить, чтобы, значит, все помещались?
— Расширим, батюшка, — пообещал я. — Точнее — перестроим, будет в посаде храм каменный, но сие не ранее, чем через два года. Нет покуда рук рабочих свободных, сам видишь, аки пчелки все тут трудимся. Но и поместье без храма оставлять негоже — сам видишь, прознали злые силы о нас. Бандиты нагрянули, затем немец этот проклятый сбёг. Кто знает, чего и кому он о нас наплетет? Соберется ватага большая, от монастыря нас отрежут, в осаду возьмут, как нам без храма отбиваться? Люди должны чувствовать купол златой над собою, это подспорье им великое.
— Правду глаголишь, Гелий Далматович, — просветлев (устраивает «через два года», я же слово свое крепко держу, оттого и не сомневается Силуан), кивнул батюшка. — Поговорю о поместье твоем славном с братьями высокими.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Не словили покуда немца, стало быть? — перешел батюшка к непременному в эти времена блоку «а поговорить?».
Можно его размещать как до, так и после основного разговора, но размещать нужно обязательно.
— Не словили, — подтвердил я.
Третий день ищут.
— Дурачки посадские как с цепи сорвались, — пожаловался на паству Силуан. — Хозяйство побросали, лошадей у кого были похватали, дрекольем подпоясались да тож искать поехали. Одного умника уж домой сегодня приперли, вместе с лошадью в овраг свалился. Конь ноги переломал, пришлось добить, а этому руку в лубок засунули. Дай Бог чтобы срослась как надо.
— Дай Бог, — перекрестился я следом за Силуаном.
Гуманизм шепнул о том, что как-то очень плохо без лошадки и со временно одноруким хозяином семье «умника» придется, и надо бы помочь, но это уж дудки — сам полез куда не прошено, сам рискнуть решил с архисомнительными шансами на успех, так пусть сам последствия и разгребает. Я средневековым русичам не нянька, а жители посада даже не мои вассалы.
— Куда лезут? — вздохнув, риторически спросил Силуан. — И ладно бы охотники, те хоть леса аки дворы родные знают, а другие отродясь дальше десятка верст от дома не уходили, да и то по дорогам. Воинами себя возомнили, алчность глаза затуманила. Молюсь за них с утра до вечера, да чует сердце мое: не все домой вернутся, сгинут в лесах да болотах.
— Спаси и сохрани, Господи, — ответил я.
Перекрестились, допили отвар, я проводил батюшку до выхода из усадьбы и показал ему копаемый рядом котлован под «женское крыло»:
— Сам Государь Иван Васильевич оказал мне великую милость, пообещав найти достойную невесту. Терем вот для будущей хозяйки строю.
Пускай народ порадуется за меня, батюшка слух быстро разнесет. Не потому что он пустобрёх, а потому что секрета здесь никакого нет.
— Благостно! — одобрил Силуан. — Велика мудрость Государева, негоже тебе, молодому да на ногах крепко стоящему без бабы. Род твой, Гелий Далматович, должен продолжаться, ибо древний он, как сам наш мир бренный. Просить тебя о милости доверить мне грешному Венчание ваше не смею, но…
— Но буду очень рад видеть тебя среди гостей, батюшка, — с улыбкой перебил я.
Венчать Палеолога деревенскому попу не доверят, тут Силуан целиком прав. Единственная для него возможность здесь — это моя личная просьба, но ее не будет: ежели о свадьбе сам Государь хлопочет, лучше мне не влезать. Иван Васильевич расклады в государстве знает как никто другой, а такой пункт в портфолио как «венчание Палеолога» для любого церковного иерарха является в высшей степени желанным. Уверен, пока я здесь своими делами занимаюсь, там, в Москве, Владимире и других центрах духовной жизни Руси гремят невидимые и неслышимые, но яростные донельзя баталии за право провести настолько важный обряд. А может и нет никакой «баталии», а за обряд попросту возьмется сам Митрополит, которому Государевых «свойственников» так-то венчать и положено. Эх, как бы в Москву ехать не пришлось.
Попрощавшись с очень довольным батюшкой, я предпринял вторую и оказавшуюся успешной попытку добраться до нефти. Как на крыльях Силуан во Владимир поедет: и храм себе «выбил», и местечко на свадьбе, при этом изначально не планируя ни того, ни другого. Кто хорошим сюрпризам не рад будет? Кроме того, радует его и просьба моя: кому попало «за храм порешать» не доверю, и даже Москву напрягать этим не стал, как бы зачислив Силуана в ряды тех, кому однозначно доверяю. Со всех сторон приятно.
Для опытов мы возвели отдельный сарайчик. Такой, который будет не жалко, если похожая на горн печка (температура нужна такая, что кастрюлька на «голландке с плитой» не справится) взорвется. А еще я ошибся. В голове имелся тезис «керосинка штука древняя, а бензиновый двигатель внутреннего сгорания гораздо моложе», и из-за него я полагал, что керосин получить проще, чем бензин. Удивлению моему, когда я узнал очень характерную субстанцию, не было предела, но я конечно же его не показывал: мол, так и спланировано. Тут же смастерили подобие лампадки, чтобы было куда бензин утилизировать. Из-за вони освещать ими жилые помещения и даже производства не станем, но на воротах и в требующих освещения кусках поместья фонари потихоньку вешаем. Сырье заканчивается, но со дня на день привезут еще. Спасибо Ивану Васильевичу — благодаря усилиям на Астраханско-Казанских направлениях стало спокойнее, что прямо сказалось на торговых путях. Товары в обе стороны ездят быстрее, безопаснее, и стоимость логистики от этого уменьшается. Рынок!
Так же, со дня на день, обещался приехать сам Данила, да захватить с собою деятелей, которых в мои времена называли бы «высшие чины Министерства обороны». Буду им зажигательные смеси показывать и продавать технологию за большие деньги: прямо здесь смесь производить не хочу, да и смысла нету: вся селитра, которую могла дать округа, собрана, а в Москве туалетов, хлевов да ям компостных считай бесконечное количество.