— Мой сеньор, — начал Фанго, — как бы жрецы из всех храмов ни возмущались гнездом колдунов в замке Инобал, как бы ни обличали гнусности, что те ещё замышляют против нас — поддержка войны падает. Люди меж собой говорят, что причины вашей вражды всё те же, что и у простых соседей.
Он склонился чуть ниже, будто готовясь переждать вспышку гнева.
— Они уже забыли про ту неслыханную подлость, что сотворил Аст Инобал в ту ночь, когда Гонорат обезумел и поднял руку на вашего отца, стремясь занять ваше место… — голос его стих, будто слова сами испугались того, к чему ведут.
Я откинулся на спинку кресла и долго смотрел на Фанго. В его лице было то выражение, которое я знал наизусть — смесь страха, упрямства и холодного расчёта. Он не просто боялся. Он чувствовал, что говорит правду.
— Пусть забыли, — ответил я тихо. — Я и не требую, чтобы они помнили.
— Но, сеньор…
— Люди не помнят ни подлостей, ни благодеяний. Они помнят только цену хлеба и вкус страха. Пока им есть что есть и где прятаться — им всё равно, кто сидит в замке Инобал.
Фанго помолчал, а потом осторожно выпрямился.
— Тогда, сеньор, может быть, стоит напомнить им… почему мы воюем?
Я посмотрел на него дольше, чем стоило.
— Напомнить? А кому? Тем, кто вчера батрачил, вымолачивая хлеб целыми днями за еду и ночлег, а сегодня надевает выданный им, самый плохой из тех, что можно купить, доспех, не умея даже привязать ремни? Или тем, кто думает, что война — это игра благородных господ?
— Но если вы хотите, чтобы они пошли за вами… — начал было Фанго. — Может, стоит объяснить им...
— Ты слишком умен и прозорлив, мой друг, — мягко сказал я. — Вот только обычно люди не столь умны. И вместо разума им приходиться полагаться на чувства.
Вокула не смог стерпеть столь прямой похвалы для Фанго. Мы были в Большой Гостиной, на совете, и, конечно же, он тоже был тут. Едва я закончил, как Вокула, уверенным и низким голосом человека, который говорит очевидные истины, добавил:
— Они уже идут, за вами, мой сеньор! Потому что те, кто спустился с гор, видят в вас вождя, а те, кто живет в долине, — полководца. Вассалы Великих Семей хранят вам верность, а простой люд надеется на вашу милость.
Фанго помолчал, а потом снова склонился, пряча глаза.
— Тогда, может быть, стоит победить побыстрее, мой сеньор. Пока они ещё верят, что вы знаете, зачем.
Я кивнул.
— Вот это уже разумный совет.
Я отвернулся в сторону. Кто-то когда-то сказал, что войну нельзя оттягивать. Так и есть. Чем больше я откладываю выступление, тем больше времени у Аста. Не стоит недооценивать его предприимчивость. К тому же, может измениться и политическая ситуация. Сейчас Брухо, ставшие Регентами Престола Пустого и Хранимого, заняты на юге. Но они вполне могут обратить внимание и на север. Я бы на месте Аста всерьёз задумался о вассалитете Таэну и даже о крупной взятке — лишь бы не попасть в руки мне. Пока его удерживает от прямого подчинения Регенту лишь то, что Регенты меняются, а Великие Семьи Таэна копят войска внутри своих древних стен. Им не до новых приобретений: сейчас они рискуют потерять и то, что есть. Не удивлюсь, если Ин да Орс и Пиллар впервые за сотни лет всерьёз ищут союза друг с другом.
Вокула взял слово и начал говорить о важных вещах. Серебряные после продолжительных споров решили отправить посольство в Отвин. Всё правильно: после того, как те пропустили армию мертвецов, у нас нет войны. Но нет и мира. Страдает торговля. Следует обновить соглашения.
— Пусть, — киваю я.
Вокула сдержанно кивнул. Он, несомненно, постарается многое подправить и повернуть так, чтобы всё вышло выгоднее для Итвис, но без того, чтобы это бросалось в глаза.
А потом он между делом воткнул очередную булавку в бок Фанго. Не знаю, делал ли он это намеренно или просто интриги стали его второй натурой.
— Так случилось, что один из моих писарей проходил мимо хлебопекарни Четвертака Рябого, что в трёхстах шагах от Военных ворот в сторону Горящего Пика, и, будучи голодным, решил взять лепёшку...
То, что о нарушениях говорит Вокула, а не Фанго, последнего не особо расстроило. Мне за это и нравился Фанго, этот маленький серый человек. Он не пытался быть везде. Зато очень основательно занимался теми вещами, которые определял как важные. А насчет раздачи хлеба беднякам... Это была моя очередная причуда. Я велел Вокуле договориться с несколькими хлебопёками в округе и раздавать хлеб всем, кто попросит. Отправляли пару телег с утра, с зерном из подвалов и амбаров Итвис — не очень много, хватало на пару сотен лепёшек. Просто как жест. К тому же зерно было откровенно лежалое — хранилось уже по нескольку лет. Раньше такие излишки скармливали свиньям и курицам, но сейчас большую часть ферм Вокула распродал, так что образовался небольшой излишек. Но, что мелочь для меня, для людей могло стать показателем щедрости.
Вокула, излишне наплетая вокруг кружев, чтобы не сказать прямо, наконец подобрался к сути. Но я уже потерял терпение и перебил его:
— Хлебопек ворует? Даёт людям меньше хлеба?
— Нет, — Вокула даже слегка удивился. — Он бы не осмелился нарушать данное вам слово. Он мешает пшеницу с овсом. Как по мне, это даже на пользу этому хлебу, но люди возмущены...
— Скажи Хаусту, — хмыкнул я.
Вокула второй раз за вечер не смог удержать эмоции внутри — брезгливо поморщился. Стареет? Однако, вместо него ответил Фанго:
— Люди не любят Главного Расследователя Хауста, — сказал он. — Они придумывают ему оскорбительные прозвища, в основном основанные на его худобе и лысине. Все уверены, что сеньор Хауст любит видеть страдания других людей, потому причиняет их при любом случае и даже достиг в этом выдающихся высот. Он способен с помощью всего нескольких уколов любимым кинжалом вырвать признание из любого.
— Отлично, — я искренне улыбнулся. — Значит, он на своём месте. Вот пусть он и займётся мелким мошенником. Подай жалобу от моего имени. Кстати, а почему к нему не обратились те, кому достался порченный хлеб?
— Среди таких людей редко попадаются граждане Караэна, — ответил Вокула. — А у резидентов нет прав на защиту в суде города.
Ах, ну да... Эти хитрые градации гражданства, про которые Вокула как-то упоминал. Значит, он всё-таки протащил это через обе Палаты. Признаюсь, я всё чаще отправляю на заседания Золотой Палаты вместо себя Вокулу — откровенно скучно там быть.
Вот как сейчас. Велев не затягивать, я просто выслушал, как идут дела, и отпустил обоих своих советников вместе с их свитами. И остался один. Ну, если не считать нескольких рыцарей из моей свиты в дальнем углу, которые, похоже, резались в кости, Адреана за спиной и шести стражников по углам и у входа.
Вернувшаяся на место магическая сфера светила не хуже электрической лампы, и я смог рассмотреть своё отражение на боку серебряного бокала. Я сильно изменился. Светлая щетина, надменно изогнутые губы. Да, раньше моё лицо было куда мягче. Сейчас бы Магна никто не спутал с его сестрой-близняшкой. Сердце кольнуло, а в горле появился ком. Гормоны? Как забавно. Моё тело всё ещё испытывало горе. Но я мог смотреть на это со стороны — и игнорировать. Люди легко забывают чужую боль. И потому легко её игнорируют.
Прямо как я.
Вот только дело не только во мне. Я поднял бокал, и Адреан приблизился, чтобы наполнить его.
— Завтра я отдам приказ выступать. Насколько я знаю, всё уже готово, — тихо сказал я.
Адреан позволил себе лишь мимолётную улыбку, прежде чем кивнуть.
План был не самый сложный. Адель говорила правду — зимой никто не воюет. В основном по той простой причине, что холодно. Местные не так чтобы особо чувствительны к холоду, многие бегают босиком по снегу, но, полагаю, стоит армии один раз заночевать под открытым небом — и наутро окажется, что половина замерзла, а вторая простыла. Это, конечно, если говорить о пехоте.
Как ни крути, но всадники были привычны к охоте, которая служила не то чтобы военными сборами, а приближенными к боевой обстановке учениями. Они могли сохранять боеспособность и в длительных походах, и даже переносить непогоду. Вот только зимой не было травы для лошадей.
Я потратил немало времени и усилий, чтобы собрать обоз с полевыми кухнями, палатками и одеялами. Я был уверен в двух бранкотах и Страже Караэна — они смогут пережить пару зимних ночёвок.
Однако оставалась проблема еды и корма для лошадей. Тут мне приходилось надеяться лишь на Маделяр. Фанго послал двух шпионов, а Вокула — официального цензора от Караэна и одного, неофициального, от меня, чтобы убедиться, что близ Башенного Моста в укрепленном лагере накоплено достаточно дров, овса для лошадей, вяленого мяса, брюквы и пшена для людей на две недели.
Учитывая, что я планировал привести из Караэна не меньше тысячи человек, и ещё несколько сотен должен был прислать Джевал из Селларе, речь шла о тоннах продовольствия. Всё это удалось накопить только благодаря баржам, поднимающимся по каналам. Для того чтобы перевезти хотя бы дневной рацион для полутора тысяч человек и полутысячи лошадей, потребовались бы сотни крестьянских телег с парой быков в каждой.
Что, по идее, делало невозможным зимние походы. Даже для меня. Настолько огромного обоза у меня не было, и взять его тоже было неоткуда. Быков или лошадей, способных тянуть телеги, оказалось достать куда труднее и дороже, чем людей, готовых рискнуть жизнью.
Мне пришлось съездить к Красному Волоку за големами. Вторая партия, как я и ожидал, и близка не была к «тысяче». Около восьмидесяти новых големов — взамен десятка телег с костями и прочей органикой, пары пластинок рогов демонов и одного голема с повреждёнными «руками» — Волок поглотил его, чтобы узнать о нас новое.
Новых големов было всего восемьдесят два. Они были меньше — примерно с меня ростом, и куда больше походили на человека. По крайней мере, странных наростов на спине больше не было. Тем не менее, их неутомимость и сила всё же превосходили человеческие.
Я всех их мобилизовал в обоз — носильщиками. Что поделать, война. К счастью, мне хватило ума никому, кроме Джакобиана, не обещать новых големов — иначе разочарование тех, кто хотел бы их пристроить к работе, просто не знало бы границ.
Но эта козырная карта ещё не делала игру выигрышной.
Основная проблема оставалась той же, что и в любое другое время года.
Замки. Укреплённые города. Толстые стены, за которыми можно пересидеть любую бурю. Осада, которая может длиться месяцами, — вот настоящая беда.
Пехота быстро теряет дух, когда враг не идёт в поле. Слуги и крестьяне, даже самые преданные, начинают скучать, пить, воровать и болтать про бессмысленность войны. А рыцари — хуже. Им нужны сражения, вылазки, гром, копья и кровь, чтобы помнить, кто они. Дай им месяц под стенами без дела — и начнутся дуэли, драки, споры о чести и праве первыми войти в пролом.
Но осада — это не доблесть, а арифметика. Сколько хлеба на складе. Сколько овса в мешке боевого коня. Сколько благородных всадников ещё не уехало от скуки. Скука убивает армию рыцарей быстрее, чем холода пехотинцев.
Я поднял взгляд на карту. Да я наконец-то добился от художников рисунок, который можно при некоторой снисходительности принять за карту. Красные метки вдоль реки, крошечные флажки возле холмов — всё это было скорее символичным обозначением, нанесенных с чужих слов. Для меня каждая из них означала не замок и не город, а время. Месяц, неделя, иногда всего день — сколько мы потеряем, если остановимся хотя бы у одной из этих каменных коробок.
Основная проблема оставалась той же, что и в любое другое время года: замки и укреплённые города. Осада, которая может длиться месяцами,— вот настоящая беда.
Даже Джевал, которому трудно отказать в военном таланте, смог взять лишь не до конца укреплённый мост через Башенную реку, пару мелких замков и несколько городков. Конечно, если не считать Селларе: он провёл армию вдоль побережья, снабжая её баржами, и внезапно появился под стенами города, организовав штурм. Я уверен, рассказы о яростном штурме правдивы. И все же — город не успел опомниться и как следует подготовиться к обороне. Будь Джевал чуть менее везуч и чуть менее проворен, его приступ отбили бы.
Это видно по тому, что он до сих пор возится с контрадо Селларе и ещё не подчинил его полностью. Да что там говорить: даже крупный замок Сенешаль, стоящий рядом с мостом через Башенную реку — единственным сухопутным путём на вражеский берег — всё ещё не принадлежит Караэну. Да, я убил его владельца, Крушителя, и сейчас его наследники осторожничают: не делают вылазок на наши обозы, предпочитая отсиживаться в крепости. И всё же — здоровенный замок, чьи стены почти нависают над дорогой из Селларе в Караэн, в руках врага.
Феодальная раздробленность, мать её ети.
Аст ждёт от меня примерно такого же стремительного наскока, как у Джевала. И должен быть спокоен: замок — это не город. Разница как между штурмом бетонного бункера, утыканного пулемётными гнёздами, и атакой пятиэтажки. К тому же, как говорят, гнездо семьи Инобал — замок Балдгар — не уступает Горящему Пику; фактически неприступен. Аст Инобал должен быть уверен, что я не возьму его стены штурмом. Долгая осада даст ему время найти союзников и собрать силы.
Остаётся признать: скорее всего так и будет. Я сомневаюсь, что три мои первые пушки смогут быстро снести толстые стены. Возможно, потребуются недели.
И поэтому я планировал идти другим путём. Брать городки и мелкие замки, выстраивая линию снабжения, которую протяну до самых стен Балдгара. Сажать в каждом по сорок человек пехоты — потому что мужик с дубиной на стене мало чем уступает рыцарю с мечом, а если у мужика есть арбалет, то и благородная боевая магия уже не так страшна. Есть чем ответить.
А пехоты у меня много. Очень много. По местным меркам. Крупный город, может быть, выставит и больше — но ненадолго, и только у собственных стен. Я же собирался показать людям, что такое армия: солдаты, которые не сеют, а тянут лямку службы, голодают, мерзнут, стоят на стенах захваченных городов, охраняют дороги и телеги от разбойников и, время от времени, действительно сражаются.
Я отпил вина и почувствовал, что нервничаю. Я не был уверен в успехе; напротив, был уверен, что многое пойдёт не так, как запланировано. Любой план живёт до столкновения с реальностью.
Я пожал плечами своим мыслям. Что ж — тогда я просто оседлаю течение и поплыву туда, куда повернётся ситуация. Это у меня всегда получалось хорошо.
Вот ещё один верный признак неуверенности — попытка себя успокоить.
Я отхлебнул вина. Ладно. Пока я наедине с кубком, можно хотя бы попытаться посмотреть правде в глаза.
Я — сраный хлюпик. Добрячок. Идеалист. Мягкий, как грязь. Типичный представитель своего мира. Да, легко прятаться за безразличием Магна к людям и крови, пока размахиваешь мечом и обречёшь их на смерть. Но единственное, что заставило меня потратить целые сундуки серебра и такие усилия на этот поход, — вовсе не ненависть к Асту, этой гниде, которая заслуживает смерти.
Нет. Я боюсь.
Боюсь, что этот мир попал в мальтузианскую ловушку, и сам этого не видит. Всего пара неурожайных лет — и они окажутся на грани голода. Может, для средневековья это норма, но не для меня.
И главное — я ясно вижу выход.
Если верить рассказам путешественников, которых я расспрашивал, Регентство — самое густонаселённое место во всём мире. А долина Караэна — самое густонаселённое место в Регентстве.
Лишних людей надо куда-то девать.
И выбор невелик: либо медленное страдание и смерть тысяч невинных, самых слабых,
либо — экспансия.
Аст Инобал — просто камень, что мешается под ногами истории.
Может быть, у меня не получится с первого раза, но я покажу дорогу. Рано или поздно кто-то повторит —
и, возможно, сделает лучше.
Когда-нибудь эта дикая вольница, где власть сюзерена кончается за первым холмом, уступит место новому миру. Эпоха, когда люди просто выживали, закончится. Наступит время, когда люди начнут процветать и расширять свои горизонты.
Беспокойство, саднящее внутри, как желание закурить, вдруг исчезло. Ничто не успокаивает так, как понимание своей правоты.
Хотя, конечно, лучше быть правым, сидя в собственном замке, в окружении вооружённых людей, готовых убить и умереть за тебя.
За это можно выпить.