Наследник огня и пепла. Том ХI. Кровь вассалов

Глава 22. Уважаемые люди

Я никак не мог отделаться от чувства… иронии. Оно было таким сильным, что поймал себя на том, что улыбаюсь одним уголком рта. Довольно неуместное чувство на серьезных переговорах.

Всё началось с того, что «лучшие люди» города рухнули прямо в грязь, не щадя своих бархатных одежд — сшитых напоказ с излишком, так что длинные рукава и подолы волочились по грязи. Больно смотреть: ткань, кажется, безнадёжно испорчена. После этого, не вставая с колен, они поползли ко мне, «взывая к милосердию Великого Герцога, золотого Караэна». Немножко напутали — где-то что-то слышали, но пусть. «Взывать к милосердию» — красивый эвфемизм для попыток манипуляции женами и детьми. В живую фразы звучали проще: «не отдавайте на поругание вашим воинам невинных дев, не губите жизни малых детей, не обрекайте нас на голод и разорение».

Параллельно они простирали руки к открытым сундукам с расшитыми серебром и золотом тканями; один держал в руках шёлковый плащ с мехом, отливающим серебром, такой, что у меня едва не потекли слюни. Лучше такого плаща только пуховая перина. Но я отводил взгляд и приглядывался, как подобает, к мечу и шлему, которые держал другой слуга.

Когда уважаемые люди дошли до того места, где признались, что вовсе не хотели со мной воевать, что их заставили, и что «виноваты те, кто сломил копья с вашими благородными и достойными всадниками», я поднял руку, прежде чем они успели наговорить лишнего. Люди и крысы похожи: стремятся приспособиться и выжить, если мир меняется вокруг, но готовы драться насмерть, если загоняют в угол. Я намеревался оставить им пару калиток — но пусть они поймут, что у выбора есть цена. Люди редко благодарны за то, что дается просто так. Это как подарить букет женщине на улице. Ей будет приятно. Тебе от этого — ничего.

— На что ваш город готов, чтобы заслужить признание и прощение? — спросил я ровным тоном, как будто озвучивал тариф по прайсу.

— Десять тысяч сольдо, — тихо произнёс самый неприметный из них: ухоженная борода, простое платье из караэнского сукна и небольшой берет из почти скромного красного бархата. Я сдержался, чтобы не приподнять бровь. Скорее всего, можно вытрясти из них раз в пять больше, раз уж они выдали столько. Уроки ведения дел от Вокулы не прошли даром. Однако, этот город гораздо богаче, чем кажется.

— Половину товарами, — беспокойно добавил пухлощекий мужик с бегающими глазами. Неглуп, но жаден.

— Ты решил со мной торговаться? — в этот раз я не стал удерживаться и приподнял бровь. Пухлощёкий побледнел до цвета бумаги и вскоре посерел от страха. Уважаемые люди забубнили возясь в грязи, пытаясь как-то замазать неловкость.

— Молчите, — тихо сказал я.

Повисла тишина. Молчание нарушалось только ржанием лошадей, которым было плевать на игры людей. Им было холодно и мокро, они не хотели стоять на месте. Потому и изводили наездников резкими ржанием, попытками сорваться с места, или хотя бы пройтись по грязи.

— Нет, — сказал я почти ласково. В моём положении — на коне и в латах, перед безоружной толпой, стоящей на коленях в грязи, — немного мягкости позволительно. Это как урчание льва: никому не придёт в голову принять это за слабость. — Мне нужно больше. Много больше, чем вы думаете.

Они застыли в ужасе. Только «скромный» продолжал смотреть вниз, ожидая от меня сказанную в слух и предполагаемую в уме цену, чтобы бросить её на весы своей решимости. Если цена слишком большая… они будут драться. В этом я уверен.

— Вы дадите мне двести хорошо вооружённых человек, — сказал я, выдержав паузу, чтобы дать им осознать мои слова. — На три месяца. Снаряжение, провиант, щиты, доспехи — всё, что требуется для похода на полном ходу. Знайте: они должны быть хорошо вооружены и снабжены.

Люди тут дешевы. А «хорошо вооружённые» — понятие широкое. Сейчас им покажется, что это легко. Но они поймут на своей шкуре, когда начнут собирать людей. Одно дело — пригласить богатых мастеровых с округи, у каждого из которых есть дедовское копьё и купленный при случае шлем, чтобы разбираться с соседней гильдией или охранять своё имущество. Таких может быть много. А когда их много, а враг пришел издалека и грабит... Тогда они хотя бы попытаются защитить себя. Разумеется, если только против них не будет страшного колдуна, вызывающего гигантских змей.

Совсем другое — найти людей, которым можно вручить железа в цену годовой работы батрака и отправить их туда, где ты до них не дотянешься. И ждать, что они будут сражаться и умирать. Но они пока еще не поняли, что это две больших разницы. Для городских старейшин сейчас мое условие, это скорее постройка моста — пара сотен работников, которым надо дать немного денег и инструментов.

В толпе горожан началась тихая суматоха. «Легко отделались?! Не может быть, тут где-то подвох.» Я опять почувствовал, что улыбаюсь уголком рта. Да, подвох есть. В мудрости им не откажешь.

— Взамен, — продолжил я, не давая им времени на раздумья, — вы получите союзнические права. Как у любого города Долины, вступившего в союз с нами, без притеснений: торговать в Караэне в назначенные дни и на выделенных местах; один представитель вашей общины в Серебряной Палате; право обращения в Караэнский суд.

Я немного помолчал и добавил для ясности:

— Право находиться и быть услышанными там, где решаются большие дела.

Умные люди. Они быстро поняли, что я им предлагаю. Это как в моём мире — получить доступ к главным торговым потокам; может, не самым крупным, но одним из них. Хотя, в моем мире все слишком сложно. Скорее, это как владельцу придомового магазинчика из провинциального города дать шанс открыть магазин на центральной улице мировой столицы. Чем торговать, как торговать — уже неважные мелкие детали. Сама возможность почти бесценна.

Я слышал в их дыхании желание — ритм изменился. Еда, женщины, власть? У некоторых всё это меркнет перед другой страстью: алчностью. Я не удержался от широкой улыбки. Я люблю людей, которых можно купить. Они — единственные, в ком можно не сомневаться. Разумеется, до тех пор, пока твоя цена — лучшая. Я звякнул шпорами по кольчужной попоне Коровиэля, заставив его недовольно всхрапнуть и подойти на пару шагов ближе к «уважаемым людям». Хотелось акцентировать их внимание на главном:

— Эти права не мой дар, а добываются делом. Вы выставляете двести человек на три месяца, снаряжаете, кормите, заменяете, если они падут. Они сражаются так, чтобы не бросить тень на Караэн и выполняют все мои пожелания без споров и со всем усердием. Будет так — и я подпишу бумаги. Не сделаете — и вы узнаете, почему Вириин больше так и не был заселён.

Пухлощёкий, который предлагал «половину товарами», вновь открыл рот, но я поднял руку и он замолк.

— Никаких «половин», — сказал я спокойно. Даже если он не о том, я не намеревался вступать с ними в диалог. Язык — это оружие, которым они владеют лучше рыцарей. — Я хочу людей с оружием и запасом, которыми можно распоряжаться без лишних вопросов. Товар и деньги вы отдаёте мне сейчас. Чтобы защитить вас от воинственности моих людей, я оставлю в городе бранкотту. Они будут стоять на стенах и хранить ваше добро моим именем. Вы будете платить им по пять сольдо в месяц каждому и ещё пять дукатов их командиру. Ещё: если поселения вашего контадо хотят защиту, пусть идут к вам; вы сможете обратиться в суд Караэна при споре. До тех пор, пока у вас нет союзных прав, мои люди вправе вершить дела за пределами стен вашего города на своё усмотрение.

— Мы выставим вам людей завтра, — отчеканил бородатый с ухоженной бородой. — И смиренно просим остановить разграбление.

Я едва не хмыкнул. Найти двести человек в полном снаряжении — задача уровня сложности "мифическая". Доспехи и щиты не растут на деревьях; хорошие щиты у меня есть разве что на каждом пятом пехотинце. Впрочем, пусть. Им придётся перекупать доспехи, скидываться, латать, чинить. Это даст им занятие, спасающее от лишних мыслей, а мне — время и рычаги.

— И ещё, — добавил я, словно перечисляя заказ официанту, — пять заложников из числа вас, уважаемых семей. Ни детей, — я посмотрел на того, кто пытался взмолиться, — ни жен. Я не люблю жалость, люблю гарантии. И двадцать ремесленников — лучших, каких у вас есть, и пару жрецов для клятвы: пусть те, кто хочет, присягают своими богами.

Это были понятные и простые требования. Они кивали, думая о Караэне и о своем контадо. Впрочем, с потерей контадо они наверняка уже смирились. Все ценное они увезли за стены, а землю тут еще не научились увозить с собой. А вот Караэн... Один из крупнейших городов Регентства. Суд Караэна был знаменит; о нём они слышали скорее слухи, чем факты. Зато о бесконечном богатстве Караэна слышали лучше — чем мутнее сияние города, тем больше возможностей разглядеть в нём желанное.

Я давал им не просто милость — я давал возможность стать частью системы. Элиты получат права, ценность которых они ещё не до конца осознали: торговые коридоры, формальная защита от произвола, политическое представительство. Это — инвестиция, и они сразу почувствовали запах выгоды. Но выгода придёт только через службу — через снабжение и поддержку.

Они зашептались. В шёпоте слышался холодный расчёт. Я не сомневался в их решении: согласиться — значило выжить; отказаться — значит исчезнуть. Меня устраивали оба варианта — и разграбление их города, и наличие хорошего опорного пункта на пути к замку Инобал.

Мужик в берете, который при этом внезапно дрогнул лицом и едва не заплакал, опустил мешочек с монетами в руки одного из моих слуг — символический залог. Самый седой, сдерживая кряхтение, выполз вперед и протянул ключи на бархатной подушечки. Их взял Адриан и передал мне. Я повертел их в ладони — вычурные украшения, не больше.

Я бросил ключи слугам и послал Коровиэля прочь, не стесняясь того, что комья грязи из-под его копыт летели прямо в склонённые лица. Пора было вернуться к своим людям. Власть — во многом представление: люди верят, что вот этот человек имеет право решать их судьбу, вести в бой и рисковать жизнями. Важно соответствовать образу, что сложился у них в голове.

Горожане — хитрые и опасные люди. У них есть город и интересы. Они ещё не признали во мне человека, имеющего над ними власть. И, скорее всего, никогда не признают. Даже Караэн не признал — хоть и с оговорками.

Как и вассалы. Да, традиция служения, семейные военные корпорации с репутацией, когда лучше погибнуть в бою, чем стать тем предком, потомкам которого будут тыкать в лицо: «А не твой ли дед сбежал, когда его сюзерен сражался?»

Вот только всё это с трудом проходило испытание реальностью. Слишком много нужд и интересов — своих, семейных. Легко рассуждать о красивой смерти, когда скачешь в ярких цветах своего сеньора в атаку, прямо перед его глазами. Совсем другое — когда это потная возня где-то на задворках, откуда не то что стен замка сюзерена, туда и ехать неделю.

И тут в голову лезут всякие мысли: что даже если тебя просто возьмут в плен — новую кольчугу, а уж тем более латный нагрудник, придётся снова заказывать. Возможно, в счёт будущего урожая. А у тебя долги, да и приданое дочерям не собрано…

С горожанами всё ещё хуже.

А вот солдаты…

Они не сеют и не пашут. Не зависят от владельцев земли. Не нужно искать милости у тех, кому принадлежит все вокруг. Их ремесло — топать туда, куда укажу я. И убивать тех, кого прикажу я. И брать то, что понравится.

Я слышал, что в средневековье моего мира отлучали от церкви города, где давали приют отставным солдатам. Настолько опасными считались люди, выпавшие из сословий. Опасны для всех — кроме тех, кому они служат.

Нагнав бранкотту Однорукого, я крикнул издалека:

— Как называется ваша бранкотта?

Это вызвало недоумение. Мне пришлось повторить вопрос. Однорукий ответил за всех — он как раз подъехал ко мне. Наискось через лицо у него шла повязка с лечебными травами — скорее всего, поймал стрелу в забрало и наконечник достал плоть. Рана глубокая. Поэтому магиемл лечением лишь свели края, но не до конца: если внутрь попала зараза или остался кусок железа, лучше не заживлять. Сверху приложили травяной компресс, который "вытягивает гной". На самом деле там не мало алхимии, хоть у каждого лекаря свой состав, эти дезинфицирующие и заживляющие компрессы реально работают. Я уже поднаторел в таких делах, если карьера герцога надоест, смогу подрабатывать травматологом.

Обычно хмурый и жёсткий, сейчас Однорукий выглядел неожиданно грустным и даже добрым. Возможно, потому что у него лицо сильно опухло.

— Эта бранкота, которой командую я, — сказал он с хрипотцой, срываясь на раздражение. — Ран Тейр, если угодно. Жду ваших пожеланий, сеньор.

Я кивнул. Имя подходило — простое, сухое, резкое и опасное, как и сам человек. Я, разумеется, забуду его через минуту. Кстати, имя, похоже, южное. С южных земель Регентства. Я предполагал, что Однорукий откуда-то из Долины Караэна, а он, оказывается, даже не из окрестностей Таэна. Видимо, ближе охотников вести отряд не нашли. Интересный человек.

— Вы правы, сеньор Ран. И вместе с тем — не правы. Я видел ваш бой с холма, — я оглядел пехотинцев. Привычки строиться у них так и не появилось, но они собрались вокруг в некоем подобии строя. Вперед, впрочем, пробились прачки и проститутки. Хотя, я повторяюсь. В общем, впереди были маркитантки — мужики, даже те, что уже держали оружие и успели его пустить в дело против всадников вроде меня, всё ещё инстинктивно старались держаться подальше.

— И я видел, как о вас разбивались враги, как стрелы о щит! Как вы косили их, как серп траву, и как не гнулись, стоя против сил, в тысячу раз больших!

Последнее, конечно, преувеличение. Вряд ли они успели увидеть больше пары десятков вражеских пехотинцев и оценить соотношение сил. Зато Ран Тейр видел. Так что нельзя сказать, что совсем никто не был в курсе.

— С этого дня вы — Железная Бранкотта! — торжественно объявил я. Победно оглядел недоумевающие крестьянские рожи и отозвал Однорукого в сторону. Нагрузив его ценными указаниями — которые, в общем, сводились к тому, чтобы он встал гарнизоном в сдавшемся городе, никого не пускал за стены, по возможности не давал грабить окрестности и следил, чтобы горожане не вырезали их самих, — я озвучил обязательную плату, которую потребовал с города. И в этот момент Ран Тейр сказал:

— Мой сеньор, я взял двух пленников. Как оказалось, они братья. Мне уже предложили пятьдесят дукатов за обоих. Полагаю, будет честно, если я предупрежу вас прямо. Я покину войско, как только получу этот выкуп. Этого хватит, чтобы я смог, наконец, спокойно встретить старость.

— Благодарю вас за честность, сеньор, — ответил я, чувствуя, как кривлюсь, будто лимон лизнул. — Рад вашей удаче.

— Надеюсь, у вас есть достойный человек на моё место? — выдал Ран то, что его уже беспокоило.

— Кто-то обязательно найдётся, — ответил я, чувствуя, что ко мне возвращается хорошее настроение. — Подумаем об этом, когда вам выплатят выкуп!

Пятьдесят дукатов? Да я трачу дукатов двадцать раз в полгода на каждого всадника в своей свите. Кому-то коня купить, кому-то доспех. И это при том, что у них обычно и свои есть — просто хуже, чем мне бы хотелось. Но для Рана Тейра это, видимо, самая большая удача в жизни. Вот только... Кажется мне, что своих людей он не бросит. Если бросит — значит, я в нём ошибся. Тогда пусть уходит. Туда ему и дорога. А если нет... Пусть посидит пару месяцев в городке.

Уважаемые люди в городах — что в моём мире, что в этом — любят договариваться обо всём за углом и считают, что хорошие отношения легко построить на подарках, лести и выгоде. Такая среда очень опасна для бедного и честного человека, чем стать тем, от которого им что-то нужно. Она меняет. Посмотрим, что Ран Тейр будет думать через два месяца о том, можно ли встретить старость всего лишь с пятьюдесятью дукатами.

— Однако я чуть не забыл главное! — постарался я скрыть ехидство в голосе. — Откуда у вас это заклинание? Я думал, Университет не выпускает знающих его тайну даже за стены!

— Это не у меня, сеньор, — ответил он. — Это сотворил наш смотрящий за обозом. Вон он, у той телеги, рядом с големом.

Я посмотрел в указанном направлении — и увидел того самого человека, которого принял за лекаря, когда он, проходя мимо меня, рассыпал в грязь свои инструменты.

Сейчас он возился с сидящим у телеги големом, явно беспокоясь за него больше, чем о том, что я там говорю. Меня кольнула ревность, но потом я задумался. Пренебрежение к наглому простолюдину стёрлось, при воспоминании о степени его магического искусства.

— Благодарю вас, сеньор Ран. Идите к своим людям. А я поговорю с вашим скромным спасителем.