Наследник огня и пепла. Том ХI. Кровь вассалов

Глава 23. Старые ответы

Не думаю, что я способен подкрасться незаметно к живому человеку, у которого работает хотя бы одно из чувств. Мало того, что я в полном латном доспехе и сижу на Коровиэле — а тот, по повадкам, смахивает на чихуахуа размером с дом, когда в плохом настроении (а у него как раз плохое настроение) — так ещё вокруг меня два десятка гремящих железом, пахнущих конским потом и вечно ржущих здоровенных мужиков. Так что люди за двести метров минимум замечали, что приближается кто-то важный.

Но к лекарю я подъехал уже метров на двадцать — а он так и не обернулся.

Кстати, конский пот — штука специфическая. В моём мире я пару раз морщился от вони собак, но с запахом лошади это и рядом не стояло. Как сравнивать байдарку и поезд. Правда, учитывая, что лошадь сама по себе признак статуса, этот резкий, невероятно плотный запах странным образом считается терпимым. И всё же он накрывает всех вокруг буквально как одеяло, стоит лошадке пару часов энергично попотеть под седлом. Это как если бы тебе брызнули духами прямо в нос. Духами с запахом псины.

И всё же лекарь сосредоточенно возился с големом Красного Волока, так и не обернувшись ко мне.

Я поднял руку и остановил Дуката, который, похоже, уже собирался пнуть простолюдина.

Я перевёл взгляд на бранкотту Однорукого. Тьфу, то есть — Железную, конечно. Как бы со всем уважением к моему присутвию, но мужичьё тихонько рассасывалось по сторонам, ища сухое место. Незапланированный привал. Мимо бегала пара чумазых мальчишек — помощников полевой кухни, разносивших еду.

Тоже, кстати, особенность: стоять в очереди тут считается западло. Если ты мужчина, тем более с оружием — жди, пока тебя обслужат. Дети или женщины.

Впрочем, к повозке, где сидел кузнец с инструментами, очередь была — как и к маркитантке, что, видимо, чинила одежду. Счастливчики, заполучившие при дележе броню или оружие, сразу выделялись на фоне остальных — один из сержантов с помощью топора старательно рубил стёганую попону на борту телеги. Видимо, пойдёт на броню для пехоты.

Я мельком бросил взгляд в сторону, куда отнесли тела. Пехотинцы на удивление легко отделались — всего двое трупов. Их уже раздели до гола. Как, впрочем и врагов. У телам пошёл угрюмый сержант, на ходу вытаскивая меч. Меч, кажется, создан для того, чтобы разделывать людей — как нож для курицы. Ещё несколько, видимо сбежавших в самом начале, несли с собой деревянные кирки и лопаты — в инструментах были лишь небольшие железные накладки. Железо дорогое. и него пока целиком делают только оружие. Струсившим предстояло рыть ямы в холодном мокром грунте. И для дерьма, и для порубленных человеческих тел. Хотя деревьев вокруг было не мало, привычка экономить дрова все еще не давала людям сжигать убитых. А может, просто не хотели возиться. Срубить дерево заметно труднее, чем голову с тела.

Тяжёлых раненых не было: пара человек с повязками, похожими на повязку Однорукого, и всё. А они убили троих и двоих взяли в плен — удивительное соотношение потерь для всадников и пехоты. Впрочем, я не заметил, чтобы нападавшие активно пользовались магией. Плюс, скорее всего, местные сеньоры просто не поняли, с кем имеют дело, приняв бранкотту за обычных обозных слуг, что охраняют хозяйские телеги от воров и крестьян.

И всё же… да, я был определённо доволен результатом. Хорошее настроение не смогла испортить даже моя паранойя. Я кивком подозвал Адриана и, указав взглядом на лекаря, сказал:

— Этот человек прячет своё лицо. Первый раз он сделал это, когда мы проезжали мимо, уронив свои инструменты в грязь. Сейчас старательно делает вид, что слишком занят. Будь наготове.

— Я помню его, — ответил Адриан. — Это тот сумасшедший, что однажды пришёл к вам. Помните? Он тогда нес какую-то глупость о вашем сыне. Вы великодушно решили отпустить его.

Я вспомнил. Подробности встречи уже стерлись, но сам факт смутно маячил в памяти.

— Вот как. Это точно он? — Учитывая мою работу, у меня выработалась сносная память на лица, но всех запомнить по-прежнему не мог.

— Я не уверен до конца, — смутился Адриан.

— Хорошо. В таком случае, Адриан, будь на стороже: неизвестно, что он ещё выкинет.

Перестав смущать пехотинцев, мы подъехали поближе к лекарю. Адриан встал чуть в стороне, чтобы я оказался на линии огня. Буквально: если подозрительный лекарь что-то выкинет, Адриан сожжёт его потоком пламени.

Чуть объехав лекаря со стороны, чтобы заглянуть ему в лицо, я убедился, что он меня точно видит. Потому что он отвесил подзатыльник парнишке, который ему ассистировал. Они копались в боку голема. Тот вяло дёргался, как резиновая кукла. Парнишка, держал вокруг рук лекаря какое-то тряпье. А потом, увидев приближающегося меня, попытался поклониться, не отнимая рук от разреза.

— Не отвлекайся, — холодным голосом профессионала сказал ему лекарь. — Иначе погубишь больше, чем нужно. Простите, мой сеньор, но если я сейчас надлежащим образом поприветствую, то потеряю вашего чудесного слугу. А он, полагаю, весьма ценен.

— Прощаю, — машинально отозвался я. — Что ты делаешь с ним?

— Пять дней назад, когда мы пополняли запасы, какой-то негодяй из местных ткнул эту безобидную штуковину чем-то железным. Рана была неглубока, я склеил края, и это удивительное существо само смогло восстановиться. Но в последнее время я заметил, что оно слабеет. Жаль, что оно не может говорить. Полагаю, в нём остался кусок железа, и оттого нарушились потоки магии, которые в нём циркулируют… И я, кажется, нащупал. Да, вот оно. Держи как следует — не позволяй воздуху входить в рану, пока я не сведу края!

Последние слова относились к помощнику. Тот держал наготове пропитанную чем-то тряпку.

Лекарь выдернул руку в толстой кожаной перчатке. Я ожидал увидеть на его руке кровь или хотя бы слизь, но нет — только толстая кожи перчатки как будто слегка химией протравлена. В пальцах лекаря блеснул ржавый кусок железа. Он задумчиво посмотрел на него и сказал:

— Крестьянская коса. Дрянное железо. Странно, что оно не погнулось а сломилось… должно быть...

Голем глухо заворчал.

— Точно. Так, скорее, где мой клей?!

Второй помощник, стоявший всё это время в поклоне, разогнулся и подхватил горшочек с костра, одетыми в рукавицы руками. И уже с ним подскочив к лекарю. Через минуту они поставили заплатку на бок голема, пропитав составом из горшочка несколько кусков плотного сукна.

Пока они возились, я внимательно рассматривал лекаря.

Одежда как у караэнского подмастерья. Практичная, с кожаными вставками. Но в основном из натуральных тканей, окрашенная натуральными красителями, мечта любого экоактивиста. В реальности эта ткань превращалась в лохмотья при неосторожном ношении. Или, если кому ближе, в половую тряпку. Особенно в походе. Не говоря уже о том, что натуральный лён и шерсть впитывают запахи и начинают ужасно вонять. Неудивительно, что в моём мире все носят синтетику.

Из-за холода люди старались надеть на себя несколько слоёв одежды, становясь похожими на бомжей-наркоманов. Лекарь не особо выделялся на их фоне. Тем не менее, кроме одежды, в этом мире были и другие символы статуса.

На поясе лекаря болтался короткий, широкий, почти треугольный кинжал — в бессмысленно богатых серебряных ножнах с затейливым узором. Кинжал караэнского стиля — своеобразный паспорт гражданина города. Последнее время Серебряная палата взяла моду давать гражданство ремесленникам и мастеровым, тем самым привлекая в город новых людей. Это работало: в контадо уже открылись две арбалетные мастерские, которые вместе выдавали по десятку сносных, мощных арбалетов в месяц. И, возможно, скоро смогут делать ещё больше.

Но денег на дорогущий меч у таких граждан не было, а отделить себя от просто «понаехавших» хотелось. Вот и появилась мода на эти треугольные кинжалы.

Рядом на поясе висела железная штуковина — инструмент лекаря: стандартизированная мерная ложка и что-то ещё, с выбитым крупным номером — верный признак школы лекарей Вокулы. По соседству висел похожий на затейливый брелок набор медных колец — знак слушателя Караэнского университета.

Любопытный человек. На все руки мастер.

Даже не знаю, с чего начать расспросы. Вернее, знаю — с чего точно нельзя. За последние годы у меня было много практики. Спроси человека напрямую о его деле — и он выдаст односложный, скомканный ответ. Я говорю и о профессии, и о проблеме, с которой он обратился. Потому что рассказать в двух словах то, чем занимаешься всю жизнь, или то, что тебя гложет не один месяц — это как в двух словах объяснить новый язык.

Человек может попытаться. Но, скорее всего, у него не получится. Он раздосадуется и замкнется.

Поэтому нужно заходить издалека. Ох, не зря человечество придумало алкоголь и чайные церемонии.

Я решил начать с того, что спрошу, почему лекарь взял себе в помощники местных — а это были именно местные. В Долине Караэна не принято кланяться, это только в Луминаре своих работяг так выдрессировали.

Но лекарь опередил меня. Он заговорил первым.

— Нижайше и со стыдом прошу простить мне мой старый грех, сеньор Магн, герцог Караэнский. Стыд за него снедает меня постоянно. В оправдание скажу лишь, что то было временное помешательство после алхимического ритуала.

Он поклонился. И остался склонённым. К нему присоединились помощники. Голем заворочался, но лекарь резко распрямился и хлопнул порождение Красного Волока по темно-синей резиновой шкуре.

— Не двигайся! Я ещё не закончил!

Вёл он себя как врач из моего мира. Привычка командовать. И... Равнодушие к статусу, концентрация на деле. Я сузил глаза. Лекарь обернулся ко мне. Хотел было поклониться, но, заметив мой взгляд, не стал.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Тут меня все зовут дядя Нанэ, — осторожно ответил лекарь. Его лицо изменилось. Кажется, он вспотел, несмотря на холод. Его взгляд скользнул по свите за моей спиной — по гогочущим дружинникам, что обсуждали недавнюю схватку, потом по Адреану. И задержался на нём. Прежде чем вернуться ко мне.

Он посмотрел прямо мне в глаза. Оценивающе. Потом, спохватившись, опустил взгляд.

Я положил руку на рукоять меча.

— Ты кажешься мне знакомым, — сказал я. — Ты. Но не твоё лицо.

Он напрягся и сунул руку в сумку на поясе. Та была завязана, он второй рукой дёрнул за узел — всего пара движений, — но к тому времени, когда рука всё же просунулась в мешок, я уже выхватил меч, немного подумал и послал Коровиэля вперёд. Коровка уловил перемену моего настроения, не увидев явной опасности, просто рванул вперёд и кованым нагрудником сшиб в грязь и лекаря, и его помощника. Скорее всего, потоптал бы их подковами, если бы я тут же не спрыгнул и не уселся верхом на лекаря, приставив к его горлу Коготь. Всё произошло быстро.

— Я тебе не враг, — прохрипел лекарь, морщась от боли.

— Отнять всё, что при нём. Связать. Заткнуть ему пасть. В мою палатку, — велел я своим ошеломлённым телохранителям.

— Твой конь сломал мне ребро. Исцели, а то помру, — довольно хамски по форме, но спокойно, если не считать стонов, сказал лекарь, пока подпрыгнувший Дукат исполнял приказ.

Я прикоснулся к его шее, не снимая перчаток. Мужчина оказался удивительно здоров для своих тридцати-тридцати пяти лет — хотя много зубов не хватало, но суставы и потроха почти в норме. На груди лишь ушиб. Лечить я его не стал. Прежде чем к нему вставили кляп, он успел выдавить:

— Только без пыток. Я всё расскажу сам.

Когда я поднялся, Коровиэля уже ужерживал спешившийся Адреан. Молодец, Коровка может натворить дел, не разобравшись. Он фыркал, косил настороженным взглядом по сторонам и бил копытом, пачка мои доспехи грязью. И настороженно косился на пехоту вокруг. Я провёл взглядом по бранкотте.

Они стояли цепью — человек сорок, может пятьдесят, — молча, с лицами, на которых смешались усталость и глухое раздражение. Однорукий с сержантами в стороне. Потерялись в отдалении. Все молчат. Но это молчание было на удивление красноречивым.

У многих руки сжимают древки копий, и кто-то, я заметил, невольно перехватывает их поудобнее. У этих людей теперь есть оружие, пища, и впервые за долгие годы — чувство силы. И потому их молчание — это уже не страх. Это, скорее, ожидание.

Я вдруг почувствовал, как в воздухе густеет то самое неправильное — когда люди, которые существуют для исполнения твоих желаний, начинают задаваться вопросом: а кто тут вообще распоряжается.

Я выдохнул, гася вспышку бешенства, медленно вложил в ножны Коготь, принял меч и спрятал его в ножны тоже. Потом снял шлем, чтобы они видели моё лицо. И сказал спокойно, не повышая голоса:

— Этот человек опасен. Вы видели, что он сделал. Видели, что может. Откуда в нем такие силы? Ведь он не благородный человек.

Магия — это не ремесло, не умение ткать или ковать. Это власть. И, если это власть не исходит от "законных" сеньоров, то выбор не велик. Колдун. Слуга демонов.

Я сделал шаг вперёд, и несколько бойцов непроизвольно попятились.

— Если я ошибся — завтра он будет жив, накормлен и даже, быть может, свободен. Но если нет... — я коротко махнул в сторону лекаря, которого уводили, — то я только что спас вам всем жизни.

Пауза. Несколько человек, не выдержав, кивнули. Остальные молчали, но смотрели уже иначе — настороженно, но без прежнего напряжения. Они давно уже не боялись демонов. Вернее, привыкли бояться, но только как нечто почти сказочное. Слишком редко кто-то действительно сталкивался с колдунами и демонами. Хватало и своих проблем. Это почти как атомное оружие в моем мире.

Я добавил чуть тише, почти доверительно:

— Я не враг вам. Но запомните: если среди нас есть колдун, который думает, что может прятаться под личиной лекаря, — то погибнем все. Я не стану ждать, пока это случится.

И, не дожидаясь ответа, надел шлем и сел в седло.

Молчание стало... Как будто тише. Но не исчезло до конца.

Ситуация вокруг города требовала моего живейшего участия.

Я был гарантом всех договорённостей, последней апелляционной инстанцией и одновременно оперативным законотворческим органом.

И всё же, наплевав на всё это, я отправился обратно в лагерь.

Лекаря, а заодно и обоих его помощников, везли на запасных лошадях.

Найдя свою «штабную» колонну, состоящую из хирда долгобородов и Стражи Караэна, я велел поставить малую походную палатку — небольшой шатёр из нескольких слоёв толстой шерсти, неплохо защищавший от ветра.

Такой ставили на дневках.

Лекаря привели внутрь, привязали к вбитым в землю двум жердям, предварительно сняв с него почти всё, кроме местного аналога трусов.

После чего я выставил вокруг шатра охрану и вошёл внутрь.

— Пусть они отойдут, — встретили меня слова лекаря.

Он не улыбался.

Обычно люди начинают машинально угодливо улыбаться, когда оказываются перед тем, от кого зависят. Та самая гаденькая улыбочка, что наползает на лицо сама, когда ты, например, разговариваешь с клерком в банке.

А этот человек смотрел на меня твёрдо и спокойно.

Я велел маячившему за спиной дядьке Гирену, Дукату и даже вошедшему со мной в палатку Адреану выйти.

Выдержал их возмущённые взгляды и подождал, пока они отойдут от палатки шагов на десять.

Потом обернулся к лекарю.

— Назови своё имя.

Привязанный, практически распятый, как шкура на просушке, человек вдруг ухмыльнулся.

И, несмотря на мучительно неудобную позу, гордо вскинул голову.

— Неужели ты и со второго раза не узнаешь Зартана Нахтира?

Время потянулось вязко. Даже полотно шатра, натянутое ветром, не колыхалось. Только отдаленный гул голосов, да тихий треск лучин в крохотной походной жаровне. Слова упали в тишину, и тишина расползлась, растекаясь по палатке, как пролитая ртуть. Я смотрел на него долго — может, секунду, может, целую вечность.

Передо мной был не человек, а ответ на все мои старые вопросы, искать который я давно устал. Я больше не чувствовал никакой необходимости в нем.

Первым не выдержал он. Начал дёргаться в верёвках — сперва едва заметно, потом сильнее, когда жгучая боль вернулась в руки и плечи. Голос изменился — в нём проступили жалоба и страх, как ржавчина под позолотой:

— Вспомни, герцог Караэна... Мы встречались... в Подземье Таэна...

Я чуть склонил голову.

— Да, — сказал я, и даже сам услышал, как спокойно это прозвучало. — Я помню. Просто ты с тех пор заметно изменился.