Лед Апокалипсиса 3

Глава 15 География для выживших

'Кораблю безопаснее всего в гавани.

Но строят его не для этого'

Д. Шедд

Кипп остался в Лидсе, а вот Ярута мы оттуда перевезли. Ему Иваныч оборудовал радиостанцию, благо оборудование в городе нашлось и отдали нам его без всяких вопросов, когда узнали — для кого.

Прошли три недели в ходе которых люди беспрерывно радовались. А ещё возили, таскали, грабили, обирали.

Хоронить ордынцев мы не стали. Слишком много труда. В лучшем случае они были скинуты в длинные штабеля. Жестоко и не соответствует нашим традициям, когда обычно мы хороним даже врагов. Но не в этот раз.

Некоторую часть техники мы с парнями перегнали к Лидсу. В последний рейс там остался и Кипп. Среди прочей техники была армейская радиостанция на базе КАМАЗа, с которой смог найти общий язык, если можно так говорить про электронику, Климентий. Она мне глянулась и оказалась на Лидсе.

Сейчас, в колонии, вечером, по время ужина, я подсел к Иванычу.

— Ну привет, — поздоровался он. — Будешь лук? Свежий, с грядки, можно сказать, сам выращивал.

— Буду, — кушать еду, которая выращена в теплице подо льдами круче, чем черную икру ложками до Катаклизма, потому что черную икру можно купить, а свежие растения — нет.

Впрочем, речь шла о буквально одном пёрышке.

— Слушай, Иваныч, я хотел с тобой поговорить, посоветоваться.

— Валяй. Опять хочешь в рейд?

— Почему ты так решил?

— Ну, наверное, потому, что каждый раз, когда ты со мной о чём-то делишься, ты, во-первых, всегда поступаешь так как считаешь сам. То есть ты советуешься, но прислушиваешься к советам в зависимости от того, хочешь ты того или нет. А во-вторых, как правило после таких разговоров ты катишься к черту на кулички, чтобы морозить задницу, а иногда её ещё и подстрелить могут. Скажешь, я не прав?

— Я про идею. Про концепцию.

— Не-не-не, Саныч. Я спорю на два литра виски собственного производства, что закончится, как я сказал, —он протянул мне руку, чтобы заключить пари, но я её проигнорировал.

— Короче, помнишь, я рассказывал тебе про реку?

— Помню, конечно. Меня сей феномен тоже здорово озадачил, но не более того. А вот тебя она прямо-таки беспокоит. Ты знаешь, что неподалёку от базы Шафороста они обнаружили подземную реку, вернее, подлёдную. Там стекаются тающие воды от ледников, и они же предотвращают её замерзание, выступая в качестве шубы. Не скажу, что там прямо Волга, но постоянно текущий ручей. Можешь сходить, посмотреть на него, они с тобой в хороших отношениях, хотя существование реки держат в тайне.

— Не хочу. Меня не интересуют реки как таковые. Для меня было открытием, что река может течь во льдах и направлять свои воды куда-то на юг.

— Ну ладно, может. Не знаю, как это объяснимо с точки зрения физики, но раз она там, значит, может. И?

— Я хочу исследовать её течение.

— Вот и запахло поездкой к черту на кулички. Не считаешь? И давно ты решил заделаться географом?

— Недавно. Дело не в географии.

— А в чём?

— Любая поездка по поверхности сопряжена с риском для жизни, с трещинами, торосами, поломкой, с нападением озверевших местных. В первые месяцы после Катаклизма мы могли перемещаться на расстояние до сто километров в день, я смотрел записи. Даже, наверное, могли бы и двести. А сейчас что-то около восьмидесяти стало практическим потолком. А реально я ездил по чужой территории, незнакомой, там в день выходило сорок-пятьдесят. И этом при моём опыте.

Иваныч кивнул, хотя по нему было видно, что он не понимает, куда я клоню, и слушает он только из большого ко мне уважения.

— Итак, полтинник. Оставим сейчас эту мысль и перейдём к другой, — я сложил руки как католический священник, который ведёт проповедь, а в конце попросит всех скинуться на новую сутану и ремонт храма.

На самом деле я пытался сформулировать собственные мысли.

— Валяй, — он взял большую кружку с надписью «Сталинград» и со звоном помешал в ней сахар.

Наша колония была одной из немногих, кто настолько хорошо был снабжён сахаром, что добавляла его в чай.

— Сахар. Его хватит до Весны! — я показал на кружку.

— Да, Саныч и это благодаря твоему неугомонному характеру, мы перетаскали феноменальное количество и даже часть раздарили, чтобы и другие колонии не передохли.

— А что будет Весной, Иваныч?

— Птички запоют. Если они где-то выжили, конечно. И сахара есть некоторый запас на Весну. Или ты сейчас про семена?

— Нет, я про глобальное. Вот, к примеру, Великая отечественная война…

— Чего? Хера себе переход!

— Говорю в качестве аналогии. Немного кривой, но более подходящей нет. Пока идёт Война, ты сражаешься и среди прочего ждёшь, чтобы она закончилась.

— Да, в этом и есть смысл. И тогда, и сейчас.

— Чтобы вернуться к мирной жизни? И когда ты этого ждёшь, то рассчитываешь на такую же жизнь, как была до Войны.

— Ты сейчас о том, что мир изменился и это необратимо?

— Ну да. С того момента, как сдвинулись первые тонны лавы под Йеллоустоунским супервулканом, мир стал меняться, притом сильно и необратимо. Мир никогда не будет таким же, как до Войны. Мир никогда не будет таким же, как до Катаклизма, в том числе потому, что мы сами изменились. Но если мы говорим про Весну, на которую мы тайком молимся и ждём, тут есть очень практические изменения.

Я подал ему телефон с фото из того старинного учебника по геологии. Там, где было написано про болота, озёра и так далее.

— Ну, какова бы не была Весна, мы будем ей рады и новые условия переживём, — Иваныча написанное не впечатлило.

— А теперь, собственно, вторая мысль, которую я уже озвучивал парням своим. Где я хочу быть во время Весны? Где я хочу быть, когда эта эпоха закончится, а другая, довольно сложная эпоха, начнётся. А в том, что новая эпоха будет сложной, я ни на секунду не сомневаюсь.

— И где ты хочешь быть, Саныч?

— Не знаю. Но меня смущает, что есть только один вариант, тут. Ну или второй — в ледяных постелях. То есть формально мой выбор состоит только в том, чтобы умереть или нет? А я и так уже выбрал «не умереть» и притом не раз выбрал.

— Ладно, допустим. Особого выбора нет. А причём тут река?

— Река, да… Во-первых, если река течёт, то по ней можно сплавится до туда, куда она впадает.

— И куда она течёт по-твоему? Куда ты намылил строить плот?

— Это я и хочу выяснить. Очевидно, что снег выпал по всей планете. Очевидно, что всему человечеству пришлось туго.

— Не то слово.

— Но Весной всё начнёт меняться. Проводник… Мужик тот, я тебе рассказывал, он сказал штуку для него очевидную, что изменился не только климат, но и рельеф. Куда может впадать река?

— Другая река, бессточное озеро или море, — Иваныч перечислил очевидные варианты.

— Вот! Море. Моря не замерзли, хотя Август сказал, что они обмелели и уровень свой не вдруг восстановят. В любом случае, когда начнутся изменения, некоторые из которых будут убийственными, такими как затопления низин, вообще наводнение, заболачивание, когда ты окажешься посреди непроходимых топей. Короче, когда это чудо начнётся, я хочу быть к нему готов.

— И ты решил… Заметь, ты всё равно скатился к странствиям, на то ты и Странник-один, покататься по замёрзшей реке?

— Да. Нет, не совсем так. У нас же есть Климентий.

— Его пошлёшь? Автомобиль-дрон с хорошей связью?

— У отряда сто двенадцать был беспилотник самолётного типа.

— Ты рассказывал. Которому нужна полоса? ВПП?

— Но которую вычистить проще и безопаснее, чем кататься самому. Сколько отсюда до ближайшего моря?

Иваныч достал смартфон и запустил карту. Раньше, чем он принялся мерять вручную, ожил Климентий.

— До Каспийского моря в ранее существовавших границах, а текущие границы мне не известны, девятьсот двадцать два километра по прямой. До Таганрогского залива Азовского моря шестьсот восемнадцать по прямой. До Онежской губы Белого моря одна тысяча двести шестьдесят шесть километров.

— Э-э! Не надо до Белого моря. Проще тут замерзнуть, только забраться повыше. Короче, надо изучать.

— Ну, Саныч, шестьсот километров… Хотя никакого Азовского моря скорее всего нет. То, что не испарилось от дикого похолодания замерзло к херам. Азовское море глубиной было тринадцать метров. Считать надо до Чёрного моря.

— До Чёрного моря, до Керченского пролива восемьсот девяносто четыре километра по прямой, — сейчас же выдал Климентий, вечный участник любых разговоров, которые производились в присутствии устройств. Он с детской непосредственностью сам менял настройки и не стесняясь, слушал всех и всё время, в режиме двадцать четыре на семь.

— А вот Чёрное море, Саныч, оно одно из самых глубоких. Оно хрена с два замёрзнет. Ну может потеряет десяток-другой метров уровня. Понятно же, чтобы снега сколько падало и падало на поверхность суши, вода откуда-то должна браться. Но это море там, никуда не делось.

— Жаль, Клим, ты не можешь подсмотреть со спутников.

— Всё, что могу, уже выдаю. Часть спутников мне не доступны. Вернее сказать, я ими вообще не могу управлять, там свои запреты. А вот то, что получаю — всем делюсь.

— Всем делюсь, — повторил за ним Иваныч. — Короче, я тебя не удержу, да и особой опасности не вижу. Давай к практической части, что от меня хочешь, кроме моральной поддержки?

— Грейдер.

— А что грейдер?

— Ну, ты от него нож отцепил. Грейдер я перегнал обратно в гараж. Вот, прошу прицепить его обратно. А мы с парнями перегоним грейдер к базе сто двенадцать, заберём беспилотник, перетащим в Лидс, оттуда будем запускать. Грейдер нужен для строительства полосы. Всего два десятка ходок, и она будет готова. А то может поближе к реке переместимся, например, в Дом сектантов.

— Грейдеру я нож верну обратно, я же всё штатно откручивал. А чем беспилотник будешь перетаскивать? Какой у него габарит?

— Мы меряли, размах двадцать два метра.

— Кхе. Саныч, это твой проект, но… Чем ты собрался это бандуру тащить?

— Они разбирается на три части.

— Короче, надо съездить с тобой?

— Да мы сами…

— Саааами… — протянул Иваныч. — Сами вы посикать можете сходить, а что посерьёзнее вам уже бумажку нужно дать. Сломаете эту хреновину. Топливо на него есть?

— Он электрический, облегчённый, плюс у него есть солнечные батареи для подзарядки. Он наблюдательный, для мониторинга полей. Способен находиться в воздухе одиннадцать часов. Если запустить его за три часа до рассвета, он подсядет, потом зарядится. Но полёт как на Марс, без возврата.

— Клим, ты что скажешь?

— А что я? — очень по-человечески отреагировал Климентий, — Я проверял начинку, она работает. Система управления и девять камер. По его лётным способностям, дальности, скорости, состоянию основной батареи я ничего определённого сказать не могу.

— Короче. Завтра к утру у тебя будет грейдер и я готов скататься в ваши дальние дали.

— Иваныч, да не стоит…

— Неправильно ты говоришь. Правильно будет — спасибо, Иваныч, очень выручаешь, с меня магарыч и шапка денег.

Попасть на территорию базы сто тринадцать было не только трудно, но и опасно, с учётом того, сколько сюрпризов мы с Климентием сами же и оставили.

Беспилотник находился в отдельном ангаре, куда, впрочем, был проход из основных корпусов. Но, чтобы не связываться с неразорвавшимися минами и остатками хлора, решили раскопать ему отдельный вход.

Для перевозки беспилотника, который даже разобранным был охренительно длинным, использовали специально модернизированный под перемещение по снегу трал, который вешался на трактор (вместо грузовика).

Беспилотник был лёгким, даже очень лёгким. Иваныч разобрал его за сорок минут, а вот паковать его в плёнку и какие попало ткани пришлось целых два часа. Мы вытащили и погрузили летающий аппарат, привязали, даже перекрестили на дорожку.

Иваныч сел за рули трактора, на том простом основании, что это был его трактор (Иваныч прямо об этом не говорил, но он никого за рули свой техники не пускал). Мы выстроились в колонну и поехали. Крайней точкой был определён Лидс, а не Дом сектантов, потому что Лидс был хорошо оборудован, например, для целей выживания.

…

Когда мы доехали до Лидс, Иваныч безапелляционно заявил, что нужен шатёр.

Мы стали безропотно собирать шатёр из парашютного купола. Ну, шатёр-то был простой, одна длиннющая труба, воткнутая в снег и от неё растянуты края парашюта. Трал с белоснежным разобранным беспилотником загнали под шатёр.

На все эти телодвижения ушёл день. Ещё один день на то, чтобы собрать беспилотник, этим занимался Иваныч и Денис, а я, Кабыр и Кипп делали полосу.

Ночь.

Мой вездеход не смог въехать внутрь шатра, стал по краю и до беспилотника протянулись собранные из двух частей провода для заряда шайтан-самолёта.

Мы с Иванычем дежурили. Сидели в вездеходе, он пил чай и изредка курил. Сигарет в этом мире почти не осталось, но у него ещё оставались.

Мы с Иванычем развернули прямо в салоне вездехода специализированный чемоданчик, который был скорее саквояжем, внутри которого был ноутбук и система управления беспилотником. Ну, чтобы смотреть и видеть, куда ты летишь. Создатели беспилотника предполагали, что пилотировать будет специально обученный оператор с сертификатом.

Даже сейчас беспилотник транслировал на основной экран видео с центральной камеры, то есть просто неподвижный белый полог.

— Края полосы отсыпали сажей из печи, огаром, выгоревшими углями, — рассказывал я ему. — В общем, этой всей чёрной фигней. Её как раз до чёрта скопилось. Надеюсь, за ночь не занесёт. Климу же нужны ориентиры для взлёта?

— Нужны, — согласился Климентий через динамики вездехода.

— А ты обучился управлять этой штуковиной?

— Не в совершенстве, — ответил Климентий. — Но как мне кажется, я лучший пилот-оператор, что у вас есть.

Ишь ты, железный мозг освоил сарказм?

— Само собой. Ты вообще надежда нового мира. Но смотри, если угробишь этот беспилотник, другого не купим.

— Антоний, всегда есть план Б. Например, этот вездеход может проехать по руслу.

— Ты как хочешь, Саныч, — вклинился Иваныч в странное соревнование живого и искусственного интеллекта. — Предположим, что река впадает в море. Допустим, учитывая географию, в Чёрное, куда-то там. Или то, что осталось от Азовского, оттуда в Чёрное. Дальше что? Какой план?

— Дальше есть два варианта. Первый, ждать Весны и таяния. За это время построить понтоны и когда река начнёт течь на юг, уплыть туда как в бюджетном варианте туризма.

— Ковчег, значит? А давай посчитаем… Допустим, ты возьмёшь с собой двадцать человек. Тебе нужно по две тонны еды на каждого, а лучше даже три, чтобы хватило на Весну и был запас. Это шестьдесят тонн. Плюс снаряжение, одежда, личные вещи. Иного твой ковчег должен тянуть где-то сто тонн. Если подумать, любая баржа такой вес потянет. Но баржу надо ещё найти. Баржу или корабль. Доставить к реке, привести в чувство.

— Поэтому я и говорю про понтоны. Не знаю, из чего их собирать, но это более реально.

— Опять мне думать… Ладно. А второй вариант?

— Если река не впадает в море или не подходит для плавания, то её можно использовать как дорогу. Помнишь я рассказывал про то что по полям стало крайне трудно перемещаться и чем дальше, тех хуже?

— Помню и видел своими глазами. То есть ты хочешь использовать реку, как «зимник». Как на «северáх»?

— У нас всё теперь «северá». А значит применимые там и тогда методы применимы и здесь.

— Итак, дорога. Тысяча километров по дороге. Амбициозно, ничего не скажешь. То есть, даже до Катаклизма восемьдесят процентов водителей, насколько я понимаю, никогда в жизни не проезжали такое расстояние за один раз, даже по оборудованной трассе, с заправками, кондиционером и музыкой в салоне. А ты хочешь проехать в условиях апокалипсиса?

— Декабрь — время ветров. Потом похолодает, но ветра стихнут до конца февраля. Если выехать в середине февраля то, проезжая по двести километров в день, а это совсем немного, можно одолеть такой маршрут за неделю. Ну, при условии, что путь не будет прямым.

— Не будет, это точно. Тебя на эту мысль навело обилие техники от Орды?

— Не совсем. Река навела. Орда просто под руку попалась.

Мой телефон ожил и это тут же прокомментировал Климентий.

— Звонит Денис Сотников. Личность проверена.

— Кхе. Ну, вообще-то тут больше некому звонить, — я нажал на «принять».

— Мужики, — голос был спокоен, значит ничего не случилось. — Как там у вас?

— Заряжаем самолет. Обычная станция зарядила бы за полтора часа. Мы заряжаем уже три с половиной и осталось столько же.

— Будем пробовать утром отправлять его?

— Если погода позволит, то да.

— Во сколько? Мы тоже хотели бы посмотреть на взлёт.

— Ну, ориентируйтесь на половину шестого. Приходите, туда-сюда. В шесть примерно будем взлетать. Если погода даст. Клим сказал, что рассвет в половину девятого. В это время начнётся зарядка от солнца, когда просядет аккумулятор. Короче какое-то время он пролетит, посмотрим, что покажет.

— Мы придём. Сказал бы что с первыми лучами солнца, но реально придём раньше. Когда ещё такое увидишь?

— Не надо слишком сильных надежд возлагать. Клим считает, что с вероятностью в шестьдесят один процент беспилотник рухнет сразу после взлёта или вообще не сможет взлететь. Меньше рассчитываешь, меньше разочарование.

— Бывает, что хватает одного процента. Ладно, мы на боковую.

Мы с Иванычем проговорили до утра. Несколько раз настраивались на радио. Сейчас каналов было два, оба — Надежда FM, только на разных волнах. Старая станция продолжала работать в автономном режиме. Последние звуки выключенной цивилизации.

В три часа перестали заряжать, но в пять снова чуточку зарядили. Вышли и стали обрабатывать беспилотник антиобледенительным составом из канистр, которые были взяты из принадлежностей беспилотника. Называлась она «Жидкость типа III». Мы просто взяли тряпки и промазали самолёт этой штукой. Она стекала, но, я надеюсь, помогла.

Возле шатра была установлена радиостанция на базе КАМАЗ, она нужна Климентию для связи. Рядом выставлена мачта, это часть оборудования. На мачту надета тряпка и сейчас она болталась.

— Ну что, Иваныч, вроде ветра нет.

— Тогда, сейчас покурим, выкатим и будем пробовать?