Лед Апокалипсиса 3

Глава 5 Рациональность

'Ничего не существует,

за исключением здесь и сейчас'

Брюс Ли

Мир плыл перед глазами.

Я крепче вцепился в руль. Когда дороги нет, то с неё не сбиться и всё же вождение в условиях апокалипсиса было занятием неприятным. В любом момент мог попасться снежный бархан, скопление льда, трещина или провал. Скорость низкая, не больше тридцати километров в час и нужно быть готовым ко всему.

Наш «Ледокол Вайгач» был устойчив, а горизонт сравнительно чист.

Несколько раз часто вдохнул и выдохнул. Потянулся к карману, нащупал упаковку. Последняя порция эфедрина, плюс парацетамол и витамин «С». Климентий полагает, что от этого сочетания я не умру… Наверное.

Климентий никогда не гарантирует жизнь, за это он мне и нравится, никогда не изображает симпатию.

Я кинул таблетки в рот просто так, сглотнул без того, чтобы запивать.

— Скажи мне, железный мозг, — спросил я планшет. — А наши новые друзья следуют за нами?

— К точке прибыла двадцать одна сигнатура. Двенадцать остались на точке, на базе отряда «Сто двенадцать». Ещё девять продолжили движение на восток. Предположительно по твоим следам. Сейчас ты и они ушли за пределы возможности моего оборудования. Полагаю, тенденция сохранится, что они преследуют тебя.

— И всё же у нас небольшая фора, — констатировал я. Климентий на это утверждение отвечать не стал.

— А какой вообще план? — спросил Кипп. — Изображать раненую птицу и уводить хищника от гнезда? Самоотверженность? Птица хотя бы может взлететь.

— Скорей, монгольская тактика, дать врагу ощущение, что он гонится и вот-вот победит.

— Ты ведешь их в засаду? — с надеждой спросил Кипп.

— Не буду выдавать желаемое за действительное. В операции противодействия Орде участвуешь ты, я и миролюбивый Климентий.

— Негусто.

— Всё, как Суворов учил, воевать не числом, а умением. Шибко уважаю этого полководца. Мог бы, каким-нибудь образом возродил бы, чтобы он тут покомандовал. А так… Мы же знаем погоду, благодаря Климентию? А она несёт нам небольшой циклончик. Мы просто едем ему навстречу. Проявляем гостеприимство.

— Мне кажется, что что перемены погоды уже ощущаются, — Кипп показал вперёд и вправо.

У этого циклона не было чёткой границы, но прямо сейчас дул боковой ветер, который нёс снег. А на горизонте уже показались тучи, как следует рассмотреть их из-за снега не было возможности, но они были там, висели зловещей армией, прятались за вместе с непогодой.

— Сколько у нас времени? И каков размер шторма? — насупился Кипп.

— Ветер там не очень сильный, — ответил я, — Так, по мелочи. И движется он медленно. Скажем, слабенький циклон. Пройдёт по оценкам Климентия, за двое суток, снежка насыплет. Но, спасибо и на этом. Вирусу нужен небольшой разгон и заставить людей прятаться в норах двое суток лучшая инвестиция. В нашем случае, встречать непогоду в чистом поле крайне опасно. Будем надеяться, что мы более живучие, чем они.

— Климентий, — Кипп повысил голос, хотя это было лишнее, тот мог распознать даже шёпот. — А есть у нас по пути населенные пункты, лагеря выживших? Я понимаю, что Странник у нас весь из себя благородный рыцарь, который не поведёт к нейтральным людям врага. Но ты-то — Климентий. Ты же рациональный че… разум?

— У вас в кабине всего лишь автономный модуль общей псевдонейросистемы, — нейтрально ответил Климентий, толсто намекая, что гибель нас и планшета для него не имеет значения. — Однако… Отвечая на запрос — нет данных про выживших, есть только пустые некогда населенные людьми пункты.

— Дерьмо.

— Выведу вам их на карту, — Климентий не использовал в своей речи эмоций, хотя мог модулировать, что угодно. Сейчас его голос показался мне показательно-равнодушным.

Снег, который пока что летел и падал, а не «валил», уже понемногу заметал следы за нами, так что ещё какой-то час отследить нашу колею будет невозможно или крайне трудно.

Кипп потянулся, взял планшет, покрутил карту, смещая её вперёд, назад и по сторонам.

— Там справа есть большой населенный пункт, — он ткнул пальцем в горизонт, намекая на поворот к этому «пункту».

— На кой он нам, Кипп? Усилится буран, встанем в чистом поле, накроемся покрывалом, пересидим пару суток.

— А хватит топлива на такой долгий холостой ход? К тому же нас могут заметить по дыму и гулу.

— В буране ты в трёх шагах ничего не видишь.

— А запах? Дизель за несколько километров чувствуется.

— Что ты предлагаешь? — вздохнул я.

— Как обычно, крысы закапываются, мыши, свиньи тоже, а псы роют ямы.

— Кхе. Прости, а у тебя есть более благородные аналогии?

— Странник, ты меня понял.

— Понял. Но лучше б ты орлов приплёл.

— Они улетают в тёплые страны, — Кипп старался держаться в стиле — характер нордический, не женат, но наш бесконечный марш наперегонки со смертью начал нервировать даже его. В его спокойном поведении прорезались лёгкие истерические нотки.

С одной стороны хорошо, так я вижу настоящего Киппа. А с другой… Он же не железный, его посильнее надавить, пристрелит меня и выкинет тело из кабины.

— Ладно, допустим, — спокойно ответил я, — В принципе, я считаю свой план в целом выполненным. Произошло заражение, устройства противника взяты под контроль, можем и место под стоянку поискать.

Я не собирался делиться с Киппом фактом существования «свирели». Не особо-то я ему доверял.

Через полчаса катания по снегу на горизонте показалось тёмное пятно. Темный объект в реалиях снега и льда это явный признак цивилизации, вернее того, что от неё осталось.

Я плавно подкатил к «объекту». Получилось практически в упор.

— Какой-то деревенский дом, — нахмурил брови Кипп. — Может администрация там или, может, кто из селян побогаче…

— Это ток, — пробурчал я. — А если точнее, то колхозный зерноочистительный комплекс. Такая херовина для зерна, а не администрация. Высотой больше десяти метров. Это и водонапорная башня, это самые высокие сооружения в селе. За счёт этого не занесло.

— Там есть зерно?

— Мы не будем проверять.

— Но, Странник. При всём уважении. Мы можем откопать проход, пробить крышу… В принципе сойдёт для убежища.

— Слово какое красивое… Мы не будем тут закапываться. Я даже объясню почему, Кипп. Если мы нашли эту халабуду, найдут и наши новые друзья.

Кипп зыркнул по зеркалам, чтобы убедиться, что на горизонте не несётся колонна преследователей.

А она несётся, даже если мы их не видим. Надо исходить из того, что они нас ищут и найдут… по крайней мере, следы уж точно найдут.

— Клим Ворошилов, ты через планшет видишь сооружение, зернохранилище?

— Да. Соотношу с картой, синхронизирую.

Я взял со стойки планшет и посмотрел на поселение. Улицы, дома, дома. Это вот школа… Была школа. Тут магазин, он наверняка разграблен ещё в первые дни.

— Клим, а тут что? — я ткнул пальцем в аккуратный квадратик домов расположенных отдельно.

— Информации нет, — сухо ответил Климентий. — По конфигурации это скорее всего жилые дома и хозпостройки. Быть может, фермер, который жил и работал несколько отдельно?

— Для одной фермерской семьи многовато строений, — возразил я, а искусственный интеллект не стал со мной спорить. Скорее всего ему не хватало расчётных мощностей. То, что в планшете, это обособленная часть его личности, у него нет основных баз данных.

— Сможешь нас туда довести? — спросил я планшет, — Но только прямо чтобы очень точно? Плюс-минус десять-двадцать метров — это уже непозволительная погрешность.

— Погрешность метр девяносто, с учётом ориентировки на зернохранилище.

— Покатились. Дай Бог, чтобы это были жилые дома.

…

Это было близко, всего два километра от зернохранилища. Но ветер поднимался, снега стало больше. Теперь уже и в пятидесяти метрах трудно что-то разглядеть.

Мы без всякой спешки докатились до группы домов, остановились. Какое-то время и я, и Кипп молчали и просто сидели. Это просто место во льдах, в снегах. Ничем не отличается от миллиона таких же мест на планете.

Кипп вышел из кабины, я последовал за ним, только не так спешно. Пока Кипп смотрел на наши следы, вернее почти полное их тут отсутствие, я нашёл подходящую по размеру неровность между нагромождениями льда и перегнал грейдер туда.

Вышел, полез в навесной ящик, с большим трудом открыл и потянул оттуда край ткани.

— Что это? — мне стал помогать Кипп.

— Бывший парашют типа «дуб». Разворачивай, накрывай.

Парашют в данном случае был задействован в качестве покрывала. Большая часть строп срезаны и ушли в качестве сырья для ателье в колонии, которое работало без остановки, создавая и ремонтируя одежду и снаряжение выживших. А купол закрывал сейчас грейдер.

Я подавал Киппу дюралюминиевые туристические колышки, которыми он закреплял края парашютного купола как это происходит у палатки. Ткань немедленно стало припорашивать снегом. Белое на белом — универсальная маскировка, грейдер было не рассмотреть с десяти метров, настолько он сливался со снежным и ледяным пейзажем.

Когда купол был закреплён и прижат, настала очередь шанцевого инструмента.

Я подал Киппу лопату, а сам взялся за свой топор ледникового периода, который традиционно жил в кабине моей техники. Топор сейчас использовался мной как костыль. Планшет и рюкзак я тоже прихватил.

Теперь мы вернулись на точку, где теоретически навигатор показывал нас над самым крупных зданием.

— Сначала рубим, потом кидаем, — бросил я Киппу и показал, что имею в виду.

Мой топор, несмотря на общую усталость, был привычным весом. Длинный замах и рубящий удар по смеси льда и снега. В несколько ударов я вырубил большой квадрат, примерно полтора на полтора метра, после чего отступил, отошёл в сторону.

Кипп, орудуя лопатой, а это была смешанная модель, нечто среднее между совковой и штыковой, достаточно шустро выгреб содержимое квадрата и даже попробовал углубиться под верхний слой. Попробовал, но не преуспел. Потому что под слоем окаменелого снега и льда был слой мягкого снега, а под ним, слой прочной как камень смеси льда и снега. Эдакий слоёный пирог.

Я отодвинул его и снова рубил. Просто вырубал квадрат и отходил. Выносливость у меня была примерно на нуле. Казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Как ни странно, моя работа топором была легче, чем лопатой.

Совместными усилиями мы продвинулись на два с половиной метра.

— А есть металлодетектор? Ну этот… миноискатель? — спросил Кипп, который залез повыше и с тревогой глядел в направлении горизонта.

Ветер дул всё сильнее, снега тоже стало больше. Сколько бы он не смотрел в горизонт, его уже не было видно.

— Вообще-то есть, Кипп. Какой-то там «дуес», в отсеке для грузов валяется. Даже, наверное, аккумулятор не сел. Но у него дальность — максимум метр. Особо ничего не даёт.

— И всё же я попробую.

Не стал возражать. Пока он копошился, я мог отдохнуть, опираясь на топор.

Он сиганул в яму и стал крутить настройки, тыкая металлоискателем по всем краям ямы. И я уже хотел сказать ему, чтобы бросал свои ухищрения, когда он замер у одного их краёв нашей норы.

Отложив миноискатель, он принялся активно копать вбок и огласил окрестности выкриком «есть».

Ну что же, есть так есть. Я по-прежнему считал, что покуковать под куполом было бы куда проще… Ну если так сильно хочется человеку что-то выкопать, то пусть развлекается.

Он дошёл до стены из красного кирпича. У нас была кувалда, чтобы пробить дыру, но упрямый Кипп стал прокапывать ход вдоль стены, потом повернул за угол стены, вместе с ней и ему посчастливилось наткнуться на участок крыши, покрытой оранжевой металлочерепицей. В норе было тесно, и я не смог бы там махать топором, рукоять которого была мне по плечо, длиной больше полутора метров, но Кипп снял с пояса нож, резво отковырял несколько саморезов и сорвал один из листов с крыши, открыв проход вниз, в недра здания.

Там, была вполне ожидаемая тьма, но фонарик — один из главных аксессуаров сталкера, у Киппа был, причём большой, мощный.

Не знаю, как он спустился, но для меня, идущего вторым, пододвинул какой-то массивный диван.

И пока я спустился вниз, двигаясь неспешно, в первую очередь, после тяжёлой работы, которая вытянула из меня остаток сил, Кипп сбегал к грейдеру и притащил оружейный ящик. Не мог оставить оружие без присмотра. Я не мешал, зная, что нож, топор, зажигалка во многих случаях спасают жизнь в большей степени, чем автомат.

Когда мы вышли в коридор и спустились по крутой деревянной лестнице, я шикнул на Киппа, чтобы он замер.

Кипп послушно остановился и не шевелился.

— Что ты видишь? — спросил я, когда мы осмотрелись.

— Ну дом, жилой, большой. Картинки странные на стенах.

— Потом картинки. Изморозь есть на стенах?

— Да.

— Много?

— Нет.

— А запахи?

— Тоже нет… Ничем не пахнет.

— Ну смотри. Когда ты оказываешься в новом для себя месте. Даже, пожалуй, в старых тоже — замирай. Слушай во всю глубину своего слуха. Вдыхай. Помещение, в котором кто-то жил или живёт, даже если он засел в засаде — пахнет. Потом, нечищеными зубами, дымом, едой. Это выдаёт наличие людей. Во вторую очередь выдаёт звук.

— Тишина. Ничем не пахнет, — повторил Кипп.

— Получается, тут никто не живёт. А изморози нет, почти нет, значит, что конденсировалась та влага из воздуха, которая была в начале Большой зимы. И всё, в доме никто не жил, ну, после катаклизма. Любой поиск — это детектив, расследование, ты собираешь факты про здание, про место. Пока что факты говорят о безопасности. Пока что. Хотя это не исключает риска гранаты-растяжки в соседней комнате. Давай дальше, веди расследование и озвучивай.

— Нууу….

Теперь, когда можно было не замирать, он на цыпочках, хотя в этом не было необходимости, прошёлся по помещению. Комната — нечто вроде длинного зала, была странной, но я не спешил высказывать свои мысли. Пусть думает, учится. Не факт, что завтра мне не придётся его убить или он не зарежет меня во сне, но пока что пусть учится, сталкер-самоучка.

— Тут жила большая семья. Странная. Вроде как один мужик и три бабы, куча детей.

— Смотри ещё.

— Ну, мне вообще кажется, что это сектанты какие-нибудь, — луч фонарика скользнул на стену, где висел настенный календарь с большущим крестом и улыбающимся Иисусом.

Подержав так луч, Кипп прошёл к двери. Лестница спускалась у одной стены, на противоположной была массивная дверь, явно входная в дом. А он прошёл к боковой двери, которая должна была вести в соседнее помещение.

Он повернул ручки и открыл, направив луч фонарика в новое помещение. Сделав так, он замер и издал странный горловой звук. Такой звук бывает, если из кузнечных мехов со свистом выходит воздух.

Кипп стоял так пару секунд, а потом внезапно севшим голосом тихо произнёс:

— Да, Странник, я думаю, это сектанты.

Опираясь на свой топор ка Сильвер на костыль, я шагнул к нему и посмотрел через плечо.

— Поверни фонарик к потолку, пожалуйста, так свет распространяется ровнее.

Кипп скосил на меня взгляд, потому что мой голос и слова были на удивление спокойными. И когда он направил свет вверх, в образовавшейся полутьме, но с равномерным светом, мне представилась жуткая картина.

В общем-то я сразу понял, что увижу. Наверное, в глубине души я знал, что там, когда Кипп только замер у двери.

Как более взрослый ребёнок понимает по повадкам мелкого, когда тот случайно наткнулся на картинки эротического содержания и для начала он встаёт столбом, не зная, как реагировать.

Вот только сейчас мы нашли нечто куда более страшное, чем даму, демонстрирующую голую грудь.

Это был зал. Большой, просто удивительно, как он помещался в здании, наверное, занимал половину первого этажа. Были сдвинуты к стенам столы и прочая мебель, чтобы освободить место.

В центре зала стояло распятье. Обычное такое, деревянное, где висящий на кресте Иисус безрадостно смотрел на свою паству.

У Иисуса не было причин для улыбок и дело вовсе не в его собственных проблемах с гвоздями и римскими солдатами.

Вокруг распятия громадным кругом, цветком — располагались люди, точнее сказать, трупы, лежащие головой к распятью.

Лежали дети, женщины постарше и моложе, ну и мужчины тоже. Тут было по меньшей мере три десятка людей, лежачих рядышком, кто-то на животе, кто-то на спине или боку.

Они не выглядели спящими. На их лицах застыла смесь радости, таких неестественных улыбок и некоторой боли. У детей были закрыты глаза, явный признак, что их умертвили раньше. Взрослые лежали с остекленевшими и замерзшими глазами, а их мёртвые зрачки смотрели во все стороны, в том числе и на нас. В зрачках застыло с осуждение. Из-за минусовой температуры они все замерзли, даже их глаза.

Мы вошли в помещение, и я немедленно присел на корточки.

— Странник, ты прости, но… Ты не удивлён?

— Я пару раз примерно такое видел. Могу тебе даже рассказать что это.

— Валяй.

Я включил свой фонарик и осветил Иисуса.

— Секта, — я повторил тезис Киппа, но без всяких сомнений.

— Староверы?

— Не надо оскорблять староверов, они нас с тобой переживут. Нет, какая-нибудь христианская секта. Обратил внимание, что Иисус на календаре весь из себя весёленький и в ярких одеждах? В православии так его не рисуют. Короче, церковь распоследнего завета, Восьмого дня, Седьмой воды на киселе или чёрт их разберёт чего. Жили обособленно от местных. Надо думать, среди них не проповедовали, но и сами в местную церквушку не ходили.

— А почему не проповедовали?

— Чтобы местные мужики их не сожгли, конечно. Короче, жили замкнутой общиной, никого не трогали. Землю пахали, бизнес какой-то вели. Многоженство у них было. У религиозных сект такое запросто.

Кипп кивнул.

— А когда пришёл большой кабздец, — вздохнул я. — Они трактовали его верно и самоубились. Помолились, наверное, бахнули винца и запили им стрихнин. Или что-то в таком духе. Рационально.

— Что же тут рационального? Самоубийство — грех! Я сам не больно-то верующий человек, Странник, но соображаю в догматах.

— Фигня, у сектантов свои догматы. Это традиционные веры заставляют своих адептов цепляться за жизнь и бороться. А у сектантов своя логика.

— Мда. Жуть. А почему всё не сожгли?

— Поди знай. С их точки зрения мир умер, они просто последовали воле Всевышнего. А с нашей… Может, они и правы в чём-то.

— Э, ты это брось, Странник! Уныние тоже грех.

— Да я не унываю. Тем более, что они нам наверняка тоже еды оставили.

— Ага, отравленной. Разве что их самих есть.

— Так, давай без этого!

— Я пошутил.

— Нет, Кипп, ты говоришь об этом… Это у тебя форточка Овертона хлопает. Типа шутишь, типа обсуждаешь, типа допускаешь. Нет, это табу, это харам. Вообще жёсткий харам.

— Странник, ну я не предлагаю… Но раз уж ты пристал, посуди сам. Будешь подыхать от голода рядом с грудой замороженного мяса? Да тебя инстинкт заставит их жрать.

— Не заставит. Кипп, вот если бы тебе сказали, что дерьмо обладает пищевой ценностью. Ты бы пошёл в туалет и сожрал оттуда? А?

— Фу, мерзость.

— А человечину есть не мерзость? Это такое же табу. Причём говоря так, я не к тому, что табу глупые, давайте их отменим. Нет, не отменим. Харам — это часть нашей морали, того, что делает нас собой. Нужен ты себе, выживший, но жравший дерьмо четыре года подряд?

— Не нагнетай, Странник.

— Кипп, если ты со мной не согласен, доставай свой кольт и вали меня, как последнего оленя. Потому что есть непримиримость. Я некоторых вещей не приемлю даже в шутку.

Сказав это, я зашёлся в кашле и сам не заметил, как меня скрутило и я лёг на пол недалеко от ног лысеющего здоровяка, того, кто был на фотографии.

— У тебя жар, — Кипп нависал надо мной и трогал лоб. — И давно?

— Недавно, вторая стадия. Это и тайфун — те аргументы, которые заставили поспешать с Ордой.

— Ты не боялся проиграть, ты боялся сдохнуть раньше, чем заразишь Орду. А меня взял с собой как смертника?

— Не ссать, пехота. У тебя есть Климентий, есть грейдер с полными баками. Можешь бросить меня и валить куда захочешь.

— Ты прав, могу, — легко согласился он. Но вместо того, чтобы забрать у меня рюкзак и поспешать к норе, он оттащил меня к стене чтобы посадить, уперев спиной о стену и принялся бродить по помещению, равнодушно переступая трупы, проверяя содержимое шкафов.

— Как думаешь, хлеб, который они не доели, съедобен? — спросил он.

— Съесть его конечно можно, это уж точно. Но он отравленный, к гадалке не ходи, — мир плыл у меня перед глазами, но слышал я всё ещё хорошо. — Такую еду ешь один раз.

В какой-то момент Кипп исчез и всё же я слышал его брожение по дому. Он не ушёл. Был ли я ему благодарен? Скорее я принимал это его поведение, как ещё одну данность, ещё один факт.

— Сможешь идти? — раздался голос над ухом. — Я там диванчик разложил, полежишь на кухне. Я попробую развести печь. У них там что-то типа голландки. Прикольно, газовая печь есть, но и старая дровяная. Зачем она им?

— Традиция, — сжав зубы, ответил я, пытаясь встать.

Кипп помог и потащил обратно через длинное помещение, потом через какой-то коридор и в квадратную темную кухню, потом повалил на диван. Я улёгся и осветив фонариком, посмотрел по сторонам.

…

— Как думаешь, разгорится печь? — Кипп появился из ниоткуда. Или же мне так показалось, а на самом деле я задремал.

— Смотри, разведи слабый-слабый огонь. Дело в том, что дымоход забит снегом, причём сильно. Но слабые дымы постепенно протопят небольшие щели, трещины, найдут выход. Потом тоже особый огонь не разведёшь.

— Демаскирует?

— В буран? Не думаю. А вот нам помещение задымишь запросто. Дыма должно быть не больше, чем способно уйти в трубу. Кстати, не хочешь проверить, как там поверхность?

— Сходил уже. Грейдер стоит, дыру заносит, я снял с петель двери в кладовую и закрыл ими наш прокоп. Чтобы откапываться легче, ну и найти нас труднее. Потом убрал диван от прохода. Враги смогут пройти, но будут шуметь. Еду готовую из зала не стал брать, просто запер его. Хотя есть большое желание оттаять вино. Но — боюсь, вдруг там тоже яд.

— Не исключено.

— И свечи нашёл, обычные такие, стеариновые.

— Вот их разожги и поставь внутри печи. Для протапливания и формирования тяги пойдёт. И поищи себе вина, только закупоренного. Не думаю, что они перед смертью всё вылакали.

Я снова вырубался и просыпался. На этот раз я лежал всем телом на диване, стало чуть теплее, я был укрыт, а на стене около меня плясали огоньки.

Кипп орудовал своим тесаком, разбирая на щепочки стул и скармливая щепу в печь. К счастью, секстанты любили всё традиционное, мебель была в основном из цельных сосновых досок.

— Проснулся? Будешь виски? Как оказалось, у их патриарха в спальне целый ящик.

— О, да ты богат!

— Мы богаты, — ухмыльнулся Кипп. — Так что, будешь глоток?

— Мне бы воды, да побольше.

Кипп дал мне воды из фляги.

— Только вот с лекарствами тут голяк, — посетовал он. — Сектанты лечились молитвой и добрым словом. Не смогу тебя лечить. Климентий даёт прогноз по твоему здоровью пятьдесят на пятьдесят.

— Отличный прогноз. Ладно, я пока посплю.