Малыш Хулио рос, как цветок надежды в саду семьи, но был хилым и болезненным.
Родители оказывали ему всевозможную помощь, но, хотя было предпринято лечение по восстановлению кальция в организме, он всё ещё носил рубцы на своём горле.
Серьёзная рана на голосовой щели затрудняла процесс его кормления. Напрасно питательная мука делала материнское молоко более здоровым.
Тем не менее, несмотря на то, что Хулио требовал всё возрастающего внимания, он был благословением счастья для своих родителей и сестры, которые чувствовали на его нежном личике живое духовное переплетение.
Множество раз мы сжимали его в своих объятиях, вспоминая работу, которая предшествовала его возвращению на Землю, подчёркивая оптимистическую нежность, с которой Одила, преображённая в благородную защитницу семьи, сопровождала его расцвет.
Накануне своего первого года нового рождения малыш уже начинал односложно говорить, когда вдруг возникла новая трудность.
Пришла суровая зима, и вокруг стала угрожающими темпами распространяться эпидемия гриппа.
Везде спорно стали проявляться кашель и воспаления, и однажды, когда мы были очень заняты излечением, к нам снова пришла мать Эвелины.
Раньше она приходила просить помощи для Зульмиры, теперь же она попросила помощи для Хулио.
Малыш, охваченный приступом тонзиллита, лихорадочно метался по постели в беспамятстве.
Мы сразу же приняли решение отправиться к дому железнодорожника.
Действительно, влажный ветер дул над широким зеркалом озера Гуанабара. Из-за тяжёлых и тёплых одежд прохожих улицы придавали Рио-де-Жанейро вид холодного города.
Не теряя времени, мы прибыли к дому Амаро.
Нашему взгляду открывалась действительно тяжёлая ситуация.
Мы вошли в комнату, где стонал ребёнок, наполовину удушенный болезнью, в тот момент, когда семейный врач проводил тщательное исследование его.
Кларенсио стал наблюдать за всеми его движениями.
Крохотное горлышко представляло собой серьёзную беловатую бляшку, свистящее дыхание малыша было затруднено.
Наставник покачал головой, словно находясь перед неразрешимой задачей, затем приложил правую руку ко лбу врача, заставляя тем самым его более серьёзно задуматься.
Озабоченные Зульмира и Эвелина, не замечая нашего присутствия, смотрели на врача. После долгого молчания врач повернулся к хозяину дома и заявил:
— Думаю, нам надо срочно вызвать моего коллегу. Пока вы будете звонить её мужу, чтобы попросить её прийти, я приведу сюда и педиатра.
Измученная мать едва сдерживала слёзы, наполнившие её глаза.
В задумчивости врач отправился в дорогу, и пока Эвелина бегала к соседнему складу, чтобы проинформировать своего отца о том, что случилось, Зульмира, думая, что осталась одна, прижала малыша к своей груди и, свободно расплакавшись, пробормотала:
— О, Боже мой, этого ребёнка ты послал мне с такой любовью!… Не оставляй же меня теперь без него, Господи!…
Слёзы, катившиеся по её лицу, жгли моё сердце.
Я ничего не мог попросить, поскольку сильное волнение охватило мой рассудок, а наставник, как всегда спокойный, сочувственно воскликнул:
— Здесь очевидна дифтерия. Врождённая недостаточность голосовой щели сделало невозможным внедрение бацилл. Необходимо в самые сжатые сроки оказать ему помощь.
И наставник стал мобилизовать самые важные ресурсы помощи, когда в комнату вошёл опечаленный.
Разговаривая с женой, он старался придать ей мужества, и в этот момент в скромном жилище появился педиатр в сопровождении своего коллеги.
Оба врача долго осматривали малыша, едва слышно обмениваясь своими мнениями.
После вынесения диагноза дифтерии, полный опасений, педиатр попросил лабораторный анализ, решив взять с собой все необходимые сведения для осмотра.
Уходя, он пообещал дать своё заключение через несколько часов. Встревоженному отцу он сказал, что всё говорит о развитии у малыша дифтерии. Но всё же он даст окончательное заключение позже. Если его гипотеза подтвердится, он пришлёт доверенного врача, чтобы ввести ему нужную сыворотку.
Пока он осматривал малыша, Министр посоветовал нам с Хиларио сопроводить педиатра, чтобы помочь ему, насколько это будет в наших силах.
Мы, не колеблясь, последовали на ним.
На землю быстро опускались сумерки, погружённые в моросящий мелкий дождь.
Несколькими минутами позже мы уже пересекали крытую галерею крупной больницы, в одну из комнат которой направился наш друг, чтобы, вероятно, провести там все нужные ему работы.
Войдя в небольшую комнату, мы в ошеломлении остановились.
В своём белом одеянии, Марио Сильва разговаривал с Антониной, у которой на руках была маленькая Лизбела, бледная и задыхающаяся.
Молодая женщина, которую мы давно не видели, ожидала специалиста, принеся свою дочь на консультацию.
Поддерживаемая Сильвой, который, казалось, действительно был рад симпатичной посетительнице, мать с ребёнком вошла в частный кабинет, где врач определил у малышки пневмонию.
Он посоветовал Антонине немедленно вернуться домой, чтобы оказать дочери надлежащий уход. Не теряя времени, он прописал ей пенициллин.
Выказывая великую нежность к ребёнку, Марио приготовился помогать ему. Он приведёт сюда автомобиль и лично займётся этим случаем.
Шеф бросил взгляд на часы и согласился, уточнив:
— Хорошо, можешь заняться нашими пациентками, но мне понадобится твоя помощь в районе десяти часов вечера.
Молодой человек обещал вернуться вовремя, и такси приняло троицу, взяв курс на маленький домик, мы уже однажды заходили.
Не ожидавшие этой встречи, мы ощутили потребность в объяснениях нашего наставника.
Вернувшись в комнату, где был малыш Хулио, состояние которого ухудшалось ежеминутно, мы сделали краткий обзор фактов.
Кларенсио с интересом выслушал нас и озабоченно ответил:
— Мы не можем терять времени. Отправимся в дом Антонины. Закон сближает наших друзей друг с другом, и Марио нуждается в подкреплении сил, чтобы практиковать прощение. Лучи ненависти, выделяемые им, могут здесь привести к неминуемым услугам смерти.
Мы бросились к дому отважной женщины.
И в самом деле, после начала предопределённого лечения малышки, которая сейчас лежала в своей постели, Сильва смотрел на хозяйку этих мест и спрашивал самого себя, где он мог видеть этот истерзанный профиль мадонны… У него сохранялось чёткое ощущение, что он знал когда-то Антонину…
Приятно удивлённый, он чувствовал себя здесь как дома.
И не только симпатия была видна в его сердце. Женщина и её дети окружали его вниманием.
Очарованный внутренне, врач произнёс бодрым голосом, что ощущает такой покой здесь, какого не испытывал очень давно. Улыбающаяся Антонина радовалась его словам.
Заметив, что Гарольдо и Энрике страстно заинтересованы в спортивных спорах, он завёл оживлённый разговор о футболе, завоевав тем самым расположение мальчиков…
Пока она готовила кофе, Мать время от времени вмешивалась в разговор, чтобы успокоить восторг малышей, когда их слова были менее конструктивны.
Именно во время этого продолжительного разговора мы узнали, что наша подруга была вдовой. По сведениям, поступившим из дальней метрополии, её супруг погиб в катастрофе, став жертвой своей собственной неосмотрительности.
Во взгляде Сильвы мы прочли удовлетворение, с каким он воспринял эту информацию.
Он начинал проявлять интерес, который невозможно было скрыть, к жизни изнеженного гнёздышка, которое он уже представлял своим.
Ровно в восемь часов Антонина просто, без позёрства, пригласила его:
— Господин Сильва, у нас сегодня изучение Евангелия. Не будете ли вы столь добры присоединиться к нам в этом?
Почувствовав себя непонятно почему счастливым, молодой человек сразу же согласился.
В этот вечер собрание проводилось вокруг постели Аизбелы, которая не хотела терять пользы от молитвы.
На стол у изголовья малышки был поставлен стакан с чистой водой.
И устроив своих малышей, с Новым Заветом в руках, Антонина попросила Энрике прочесть заглавную молитву.
Малыш прочёл «Отче наш» и затем трогательно попросил Иисуса о возвращении здоровья к его маленькой больной сестричке.
Мы увидели, как наш наставник подошёл к сосуду с хрустально чистой водой, чтобы намагнитить её в пользу больной, к которой, казалось, вернулись силы после прослушанной молитвы, и затем направил свои излучения на Сильву.
— Кто сегодня откроет книгу? — спросил Гарольдо с грациозной хитростью, глядя на неожиданного гостя.
— Конечно же, наш друг окажет нам эту честь, — сказала мать, указав на врача.
Не зная, как выразить счастье, которое лучилось из его сердца, Марио прочёл маленькую книжку под влиянием Кларенсио, который касался его груди и рук, чтобы влиять на него в открытии соответствующего текста.
Слегка дрожа от осознания факта своего участия в духовной работе, совершенно новой для него, молодой человек, не замечая поддержки, которой он пользовался, открыл на очень точном отрывке, словно случайно. Затем он отдал книгу Антонине, которая вслух поставленным голосом прочла стих двадцать пятый из пятой главы апостола Матфея: «Спеши мириться со своим противником, пока ты ещё в пути, чтобы противник твой не предал тебя судье, а судья — тюремщику, и чтобы тебя не бросили в тюрьму».
Руководительница обучения, которая в этот вечер казалась более сдержанной, попросила малышей истолковать это, и те наивным образом стали ссылаться на школьный свой опыт, утверждая, что они всегда находили мир, стараясь простить ошибки своих приятелей. Гарольдо утверждал, что преподавательница всегда довольно улыбалась, когда видела его добрую волю, а Энрике сказал, что узнал в своих семейных обучениях, что усилие для достижения жизни в гармонии с другими, намного более приятно.
Разговор, казалось, стал затухать, но наш наставник подошёл к Антонине и приложил свою правую руку к её лбу, словно желая навязать ей правильное заключение.
— Гарольдо, — сверкнув глазами, спросила мать, — как мы должны рассматривать врага в своей жизни?
Беспрекословно, малыш ответил:
— Мама, ты учила нас, что оставлять врага на своём пути — это как держать рану открытой на своём теле.
— Ты хорошо запомнил это определение, — сказала вдова с очаровательным порывом. — Без братского понимания, которое гарантирует нам культ любезности, без прощения, забывающего всё зло, существование на Земле было бы невыносимой авантюрой. К тому же, когда Иисус передал нам урок, который мы сегодня изучили, он думал, что причина не всегда в нас. Если нас обидели, то, в действительности, мы также кого-то обидели. Мы должны прощать других, чтобы другие прощали нас. Когда мы охватываем идеал добра, то нам надлежит пытаться всеми возможными средствами применять справедливое примирение ко всем тем, кто находится в дисгармонии с нами, оказывая им услугу, чтобы они обновили своё видение нас. Мирное соглашение для нас более ценно, чем самое ценное пожертвование, поскольку жизнь не заканчивается в этом мире, и возможно, что, желая применять справедливость в свою пользу, мы кристаллизуем ослепление нашего сердца эгоизмом, который ведёт к смерти с мучительными проблемами. Сердце, хранящее злопамятство — это больное сердце. Подпитывание ненависти или досады означает умножение бесчисленных нравственных проблем нашему же собственному духу.
Сильва побледнел.
Эти заключения глубоко ранили его манеру существования.
Он проявил столько беспокойства при этих объяснениях, что Антонина, заметив его неловкость, улыбнувшись, сказала:
— Уверена, что у вас никогда не было врагов. Прилежный врач, бесспорно, всегда будет братом для всех.
— Да… Да, у меня нет противников… — пролепетал смущённый молодой человек.
Но на его ментальном экране, поскольку он не мог контролировать проявления своих собственных воспоминаний, появились Амаро и Зульмира как враги, которых в глубине своей души он не мог простить.
Он их ненавидел, да, он их ненавидел, подумал он. Никогда он не поддержит соглашения с подобными противниками. Однако его очаровала искренность собеседницы. Молодая вдова, окружённая тремя маленькими ребятишками, преодолевающая самые тревожные препятствия в жизни, представляла собой пример того, как дух жертвенности может возвышать человеческие существа. Нигде он не сталкивался с такой теплотой чистой веры, необходимой для великих созиданий нравственного порядка. К тому же, его сближали с этой женщиной узы сильного сходства, и он стал симпатизировать ей с первых мгновений их встречи. И хотя он долго рылся в своих собственных воспоминаниях, ему не удавалось вспомнить, где, как и когда он мог её знать. Тем не менее, он чувствовал, что её слова вдыхали в него неописуемое состояние блаженства.
Посмотрев на неё с нежностью, он спросил:
— Вы думаете, мы должны пытаться мириться с любым врагом?
Антонина поняла, что её толкования коснулись каких-то болезненных струн его души, струн, которые он не мог скрыть, и подтвердила:
— Я понимаю, что существуют нравственные, почти невыносимые страдания, но молитва является эффективным лекарством для наших внутренних болезней. Если мы имеем несчастье завести себе врагов, людей, чьё присутствие расстраивает нас, то важно прибегать к молитве, прося Бога, чтобы Он дал нам сил для исчезновения этого расстройства, поскольку тогда перед нашей душой предстанет путь исправления. Мы все нуждаемся в терпимости других в отношении некоторых моментов нашей жизни.
Глаза Марио заблестели.
— А если нами правит ненависть, даже когда мы не хотим этого? — озабоченно спросил он.
— Не существует ненависти, которая бы противилась растворителю понимания и доброй воли. Человек, пытающийся познать себя, легко прощает.
Сильва стал очень бледен.
Антонина поняла, что эта тема мучает его душу, и, поддерживаемая нашим наставником, по-отечески обнявшим её, заключила:
— А человек, выполняющий вашу задачу, является посланником братской любви. Тот, кто помогает больным, проникает в природу человеческую и обладает великим сочувствием. Исцеляющие руки не могут ранить.
Затем старший сын прочёл заключительную молитву.
Вдова предложила укрепляющий кофе с очень простым пирожным.
Оживлённая беседа продолжилась, но молодой человек посмотрел на часы и понял, что ему пора уходить.
Он дал наставления Антонине по поводу лекарств для малышки и почтительно попросил разрешения прийти на следующий день, не только для того, чтобы увидеть Лизбелу, но и поговорить со своими новыми друзьями.
Женщина и её дети с радостью согласились, заверяя его, что ему всегда будут здесь рады. И с новым чувством, горящим во взгляде, Марио растворился в ночи, словно путник, обретший благословенную надежду, навстречу своей новой судьбе.