Муля, не нервируй... Книга 2

Глава 18

На следующее утро коммуналка напоминала поле после битвы: в коридоре валялись пустые бутылки, обрывки бумажных цветочных гирлянд и вхлам порванный баян, забытый кем-то из гостей на этажерке. С трудом оторвав гудящую голову от подушки, я услышал, как Белла ругается с Полиной Харитоновной из-за разбитых тарелок.

– Это твой Гришка вчера ногами махал, как потерпевший! – кричала Белла.

– Он танцевал! Он заслуженный фрезеровщик и, между прочим, имеет полное право! А вот твои эти приблуды, Верка с Нонкой, скакали, как угорелые! – парировала Полина Харитоновна. – А Верка втихушку сожрала розочки с торта! Я всё видела!

Я стиснул зубы от адской головной боли и взглянул на часы – было семь утра. Сколько я спал? Часа три-четыре? По ощущениям – минут двадцать. Со стоном я уронил чугунную голову на подушку и закрыл глаза, но сон больше не шёл. Я ещё полежал немного, но потом потихоньку, со скрипом, выбрался в коридор, который совершенно по-скотски раскачивался при каждом моём движении. Там я обнаружил Герасима, который невозмутимо и меланхолично жевал хлеб с салом, сидя верхом на старом чемодане (на кухню сейчас соваться было небезопасно). Увидев меня, он расцвёл улыбкой и протянул мне стакан рассола:

– Лекарство. Выпей-ка, Муля, а то до вечера не дотянешь.

Дрожащими руками я схватил чудодейственную амброзию и припал к ней, словно к источнику жизни. И пил, пил, пил, до тех пор, пока в голове чуть не прояснилось, а земля перестала так пошло качаться.

– Ну как? – хитро прищурился Герасим и добавил, – а теперь, Муля, глотни вот это.

И он щедрой рукой плеснул в стакан из-под рассола что-то из банки.

– Что это? – с подозрением посмотрел на него я.

– Средство для укрепления здоровья, – крякнул Герасим. – Вот попробуй.

Я взял и машинально глотнул. Из глаз брызнули слёзы, я подумал, что сейчас умру.

– Эт-то в-водка… – прохрипел я.

– Ничего подобного! – возмутился Герасим и аж с чемодана подскочил, – это самогон! Между прочим, семьдесят пять градусов. Первак преотменнейший. У меня сват гонит.

Я еле-еле удержал его внутри и чуть не оконфузился. Слегка отдышавшись, спросил:

– У тебя разве есть сват?

– Ой, кого у меня только нету, – махнул рукой Герасим и вручил мне кусок хлеба с салом, – закусывай, давай.

Я схватил спасительное сало и алчно впился в него зубами, чтобы хоть немного унять пожар внутри.

Там нас и нашла Нонна:

– Муля! – воскликнула она, и я аж застонал – по вискам бахнули кувалды, пробивая череп насквозь.

– Не надо сегодня кричать, Нонна. Нельзя, – рассудительно сказал Герасим и разлил нам ещё по одной, – сегодня же день Анисима-Полынника. Ты забыла разве? Нужно вести себя тихо.

Я не знал, кто такой этот Анисим-Полынник, но был рад, что шуметь сегодня нельзя. Нонна, скорей всего тоже не знала, но тревожно кивнула и, на всякий случай, перестала орать.

– Будешь? – между тем спросил Герасим Нонну и многозначительно кивнул на бутылку.

– Буду! – решительно сказала Нонна и Герасим расцвёл:

– Наш человек!

Я уступил девушке место на старом чемодане рядом с Герасимом, а сам пересел на ржавые санки.

– За молодых! – провозгласил тост Герасим на правах старшего, и мы дружно выпили.

Так-то Герасим всегда был тихим и даже каким-то почти забитым человеком, но вчерашнее свадебное торжество однозначно сотворило с ним чудеса. Сейчас передо мной сидел орёл с твёрдым пламенным взглядом.

– Муля! – нарушила идиллию Нонна Душечка. – Ты когда меня с Орфеем сведёшь?

– Ещё чего! – возмутился я, – у нас уговор был? Был. Ты его выполнила? Не выполнила. С чего это я теперь должен тебя с ним сводить? Это – раз. А, во-вторых, вчера весь день была свадьба, все пили и танцевали, так отчего ты не воспользовалась ситуацией и сама его не подцепила?

– Муля, он меня избегает, – покраснела Нонна и тихо добавила, – Муля, если ты меня с ним не сведёшь, я покончу жизнь самоубийством!

Вот терпеть не могу столь примитивные и наглые манипуляции. Я укоризненно посмотрел на Нонну, но та выдержала мой взгляд и вздёрнула подбородок:

– Муля, я не шучу! – сварливо прошипела она, – у меня сейчас ситуация – или пан, или пропал! Так что если не познакомишь – в петлю полезу!

Герасим аж икнул и торопливо разлил нам ещё самогона.

– Так, – сказал я, – рассказывай давай.

– Что рассказывать? – на глазах Нонны появились слёзы, – тебя это вообще никак не касается!

– Вот ещё! – возмутился я, – как это не касается? А вдруг ты беременна, к примеру, а я Жасминова с тобой сведу. Нет, такую свинью я Орфею не подсуну. Так что ты или говори, в чём дело, или разговор окончен. Тем более ты свою часть сделки не выполнила и Софрона замели за разбой.

У Герасима от любопытства аж уши порозовели и тревожно зашевелились, устремившись по направлению ко мне, словно подсолнухи к солнцу.

Нонна молчала, а я невозмутимо наяривал хлеб с салом (сало, кстати, было очень вкусное, гороховой соломкой обсмаленное. Это его, как я понял, Варваре привезли из деревни).

Пауза затягивалась: я ел сало, Нонна злилась, Герасим грел уши.

Наконец, девушка не выдержала первая и сказала:

– Мне нужна прописка.

– И всё? – удивился я.

– Всё! – зло зыркнула на меня Нонна, – ты, Муля, не понимаешь!

– Так объясни, – пожал плечами я и потянулся ещё за кусочком сала.

– Я из деревни, – начала она душераздирающим шёпотом, – и нас у мамки пятеро, я самая старшая. Мамка телятницей работает, отец – скотником. Я всю жизнь коров пасла, только ходить научилась. А когда закончила школу, решила ехать поступать в город. И ты даже не представляешь, Муля, каких усилий стоило моему отцу выцыганить у председателя сельсовета мой паспорт!

Я сочувственно салютнул ей кусочком сала.

– Я уехала в город, – между тем продолжала Нонна, – но не поступила. У нас все уроки два учителя в школе вели. Знаешь, как у нас физика и химия велась? Приходил подвыпивший Гвоздь, наш учитель, снимал кепку и говорил – рисуйте. И мы рисовали. И на физике, и на математике, и на литературе. Каждый день.

Нонна выдохнула и горячо продолжила:

– А второй учитель раздавал нам вырванные из первой попавшейся книги страницы и мы весь урок должны были искать там буквы «а» и «о» и обводить их кружочками. Понимаешь?

Я кивнул.

– С такими знаниями я не просто в столичный ВУЗ не поступила бы, но даже в завалящее ПТУ, – поморщилась она.

– Так в ПТУ и надо было идти, – сказал я, – закончила бы его, потом пошла бы в техникум, а потом и институт можно. И общаги там везде дают, с пропиской.

– Тебе хорошо говорить, Муля, – горько усмехнулась Нонна, – у тебя вон отец аж целый академик, и дед академик. Ты с золотой ложкой родился. Хоть и выделываешься, живёшь не в хоромах своих, а в коммуналке… Тебе меня не понять.

– Так объясни, – пожал плечами я. – Я постараюсь понять.

– Да что тут объяснять, – пригорюнилась Нонна, – молодая была, глупая. Но красивая. «Добрые люди» посоветовали, вот и пошла в ресторан на подтанцовку. Платили намного получше, чем маляру после ПТУ, да и кавалеры всегда были: еда, выпивка… сам понимаешь. Очнулась, а уже скоро сорокет.

– Тебе сорок? – вытаращился я.

– Тридцать семь, Муля, – вздохнула Нонна, – но это уже без разницы. Поезд мой давно ушел, а в кабаке я так и продолжаю ногами дрыгать на сцене для пьяных посетителей. Замуж так и не вышла, гулять со мной гуляли, даже морды из-за меня били, а вот замуж никто и не предложил даже. А сейчас та квартира, где я койку снимаю вместе с Веркой, там хозяйка умерла и её забирают. Родственников у неё не было, она государству обратно отходит. И сроку у меня всего три дня. А после этого я должна собрать вещички и на выход.

– А прописка? – удивился я, – ты где прописана была?

– Тоже у одной старушки, – призналась Нонна, – а к ней дочка разведённая с двумя детьми переехала. И сказала нас всех выписать.

– Почему? – удивился я, – вы поссорились?

– Нет, там избушку эту сносить скоро будут, и всех прописанных обещают расселять.

– Ну, так красота же, – осторожно сказал я.

– Там какое-то условие, что всех прописанных в одну квартиру поселят, – вздохнула Нонна. – А дочка хочет отдельную квартиру, а не коммуналку с чужими людьми. Сам понимаешь.

– Аааа… тогда ясно, – кивнул я.

Мда, ситуация у Нонны, как с той стрекозой, что лето красное пропела, а теперь пытается впрыгнуть в последний вагон.

– Так познакомишь? – вскинулась Нонна.

– А что оно тебе даст? – удивился я.

– Ну… – замялась она, не зная, что ответить.

Очевидно, Нонна в анализе была не сильна. Она вообразила, что стоит ей связаться с Жасминовым, и у неё сразу всё наладится, а посмотреть, что он живёт в чулане через проходную комнату, не посмотрела.

– Нонна, – вздохнул я. – Ну, вот с чего ты решила, что Жасминов тотчас же на тебе женится? Даже если предположить, что ты его поразишь (хотя если ты до этого времени не поразила, то что после знакомства изменится?). Так вот, даже если это и предположить, то может у него конфетно-букетный период два года длится? А у тебя три дня всего осталось. И почему дотянула?

Нонна опустила голову и по её щекам сбежала слезинка.

Герасим печально вздохнул и торопливо начал разливать остатки самогона, но обнаружил, что разливать уже нечего. Горестно посмотрел на опустевшую бутылку, а потом жестом фокусника вдруг вытащил ещё одну и улыбнулся с триумфальным видом.

– Слезами тут не поможешь, – сказал я, – переночевать на пару дней ты можешь попроситься к Белле, она кровать ещё точно Михайловым не отдала. А вот с пропиской я даже и не знаю.

– Пару дней меня не спасут, – всхлипнула Нонна, – я обратно в колхоз не хочу-у-у-у…

Она закрыла лицо ладонями и заревела горестно, по-бабьи, с подвыванием.

Мы с Герасимом переглянулись. Ну что ты тут скажешь?

– За меня выходи, – вдруг сказал Герасим, аккуратно положил кусочек сала на хлебушек и протянул ей.

Нонна аж икнула от неожиданности и машинально взяла бутерброд.

– А что? – вскинулся Герасим и зыркнул на нас с вызовом, – чем я не жених?

Нонна посмотрела на него очень красноречивым взглядом, схватила бутылку и отпила прямо оттуда большими глотками.

– Да ты не сверкай глазами, дурёха, – мягко сказал ей Герасим. – Завтра же подадим заявление в ЗАГС, прям с утра, а через месяц распишемся. Пропишу у себя….

Нонна затравленно посмотрела на меня и шмыгнула носом. Губы её тряслись.

Предотвращая зарождающуюся истерику, я торопливо сказал:

– Погоди, Нонна, дай ему договорить.

– Да он…! – выпалила побагровевшая Нонна, но Герасим вмиг перебил:

– Цыц! – тихо рыкнул он и такой у него был жёсткий взгляд, что Нонна заткнулась и только сопела.

А Герасим продолжил:

– Я давеча слушал, как Муля Жасминову совет жениться дал. Понарошку, чтобы, значится, жильё получить и потом спокойно разбежаться. Так он теперь бабу с детями ищет, чтобы площадь побольше была. Накой ты ему такая же голожопая?

Нонна задумчиво кивнула. А Герасим продолжил:

– Прости, Муля, что подслушал. Но ненарошно это было. Хотя признаюсь честно: я с недавних пор всё, что ты говоришь, слушаю и внимательно осмысливаю. И понял я, Муля, что ты опять прав. Ты советовал Жасминову. А я вот посмотрел на себя – мне пятьдесят два года, а живу в чулане, и ничего мне и не светит больше. Даже окна и того нету. Понимаешь?

Мы с Нонной, не сговариваясь, синхронно кивнули.

– И решил я, что надобно мне тоже бабу какую-нибудь найти и с нею расписаться. И чтобы потом нам квартиру дали. А потом и развестись можно. Зато жильё своё будет. Нормальное.

– Но вам же дадут однокомнатную, если вдвоём, – задумался я, – если без детей, то долго очередь ждать. Жасминов потому и ищет женщину с детьми.

– Ну, это да… – вздохнул Герасим и закручинился. – Тогда не подходит. Я-то после войны контуженный, от меня детей не будет. Тогда мне, значит, тоже кого-то с детями искать надобно будет…

– У меня есть ребёнок, – пискнула вдруг ранее молчавшая Нонна и залилась краской.

– Вот это да! – присвистнул Герасим, – а с кем же оно сейчас сидит, если ты целыми днями то тут, то в ресторане?

– Я в село к матери отвезла, – шмыгнула носом Нонна.

– Вот и отлично, – улыбнулся Герасим, – давай тогда распишемся, дитё заберёшь и станем на очередь на жильё. С ребятёнком-то всяко побольше квартиру площадью дадут, а при разводе как минимум по комнате в коммуналках получим. Не чулан! У тебя, кстати, кто, мальчик или девочка?

– Девочка, – улыбнулась тихой улыбкой Нонна, – четыре годика ей уже.

– А звать как?

– Как и меня, Валентина, – опять улыбнулась Нонна, – у меня и мать Валентина, и бабка Валентина. У нас всех старших дочек Валентинами называют, а сыновей – Иванами.

– Погоди! – всплеснул руками Герасим и чуть не расплескал самогон, – так ты Нонна или Валентина?

– По паспорту Валентина я, – смущённо хмыкнула Нонна, – Валентина Петровна Петухова, а Нонна Душечка – это сценический псевдоним.

– Делааа, – покачал головой Герасим, – век прожил и всё одно не перестаю удивляться.

– Да что там удивляться! – фыркнула Нонна, – ты думаешь, у Беллы это её родное имя?

– Родное! – строго сказал Герасим и для аргументации погрозил Нонне Душечке (по паспорту Валентине) пальцем, – я её паспорт видел.

– Она Капитолина! – хихикнула Нонна, – только не говорите ей, что я сказала, а то обидится.

– Да ладно! – всплеснул руками Герасим, – а зачем же так-то?

– Ну как ты представляешь, конферансье объявит, мол, а сейчас выступает Капитолина? Или меня – дамы и господа, перед вами выступит Валька Петухова? И как зрители воспримут? А так-то я Нонна Душечка, а Капитолина – Белла. Красиво же? Эстетика!

– Вона как! – восхитился Герасим и разлил по-новой.

– Так, а что вы удивляетесь, – пожала плечами Нонна-Валька, – вон даже Фаину Георгиевну ту же взять. У неё ни имя, ни отчество, ни фамилия ненастоящие. И ничего, нормально живёт.

– Врёшь! – вытаращился на неё Герасим и даже бутылку поставить забыл.

– Я тоже слышал, что её по-другому зовут, – пришёл на выручку Нонне я.

– Ага, – кивнула Нонна и понизила голос до шёпота, – её зовут Фанни Фельдман.

– Да ты что! – охнул Герасим, – она что же, из этих?

Ответить Нонна не успела, в квартире активировались товарищи женщины, которые пришли накрывать на стол.

– Что это наши молодые до сих пор спят, что ли?! – хихикнула Белла, чутко прислушиваясь, что там происходит за дверью.

– Ну, дык, дело-то молодое! – подхватил Герасим и многозначительно подмигнул.

– Так ведь скоро гости придут, – покачала головой Полина Харитоновна, вытирая руки об передник, – я уже и блинов нажарила свеженьких. И котлеты разогрела, картошку вон даже греться поставила. Пора уже стол накрывать. А они закрылись и не выходят…

– А ты постучи! – посоветовал Герасим и заржал как конь.

– Да ты уже с утра наклюкался, – неодобрительно покачала головой Полина Харитоновна, – ещё и Мулю спаиваешь. Брал бы вон лучше пример с Петра Кузьмича. Хоть на старости лет, а женился. Зато теперь полноценно уважаемый в обществе человек.

– А я, может быть, тоже скоро женюсь! – прихвастнул Герасим и бросил красноречивый взгляд с намёком на Нонну.

Нонна сидела тихая, задумчивая.

– Остынет же, – продолжала волноваться Полина Харитоновна.

Из комнаты выглянула Лиля:

– Что тут у вас происходит?

– Да молодожёны наши не открывают, – возмущённо сказала Полина Харитоновна, – я тут с шести утра готовлю, а они всё дрыхнут. У кого сейчас гости будут, у меня или у них?

– Так постучите! – посоветовала Лиля.

– А вот я тоже говорю, – подключилась Белла, – постучать надобно!

– Ну, так постучите, – сказала ей Полина Харитоновна.

– Кто, я? Почему это я? – возмутилась Белла, – мне неудобно. Вон пусть Лиля стучит.

– А почему это Лиля стучать должно? – тут же взвилась Полина Харитоновна, – вам надо, вы и стучите!

– Я не буду стучать! – фыркнула Белла.

– Тогда пусть Герасим постучит, – предложила Лиля, – он всё равно уже выпивший, если что, ему ничего не будет.

– И то правда, – обрадовались Полина Харитоновна и Белла, и тут же вдвоём набросились на него, – Герасим, иди постучи.

Но не успел Герасим озвучить свою позицию по поводу стучания в дверь новобрачных, как вышеупомянутая дверь распахнулась и на пороге появилась взъерошенная и нечесаная Варвара Ложкина в фланелевой ночной рубашке, густо вышитой розочками. И вид её был ужасен, глаза пылали неистовым огнём, грудь вздымалась. Увидев всех, нас она вскричала:

– Что собрались, соседушки? Праздновать хотите?! Так я вам так скажу – я с этим злыднем развожусь! – и показала всем фигу.