Ана работала в архиве уже третий день. Под надзором Таррена.
Каждое утро он встречал её у дверей комнаты. Не говорил лишнего, просто шёл рядом, с чуть сдержанным запахом раздражения и чего-то более глубокого, что она старалась не расшифровывать. Иногда он открывал ей двери, иногда просто кивал на вход. И всегда ждал у выхода, когда наступал вечер.
Сначала это злило. Потом стало частью распорядка. Она даже почти перестала обращать внимание на то, как его шаги отзываются эхом позади, как взгляд скользит по ней, будто проверяя, не исчезнет ли она между полками. Только иногда ловила его отражение в тёмном стекле витрин — стоял, будто тень, и всегда смотрел прямо на неё.
Архив оказался огромным, пыльным и почти безжизненным. Бумаги, папки, досье. Её задачей было систематизировать сваленные в ящиках документы: старые договоры между стаями, протоколы заседаний, записи об отборах, даже личные письма вождей. Бумага шуршала, трещала, пахла плесенью, чернилами и временем. В воздухе витала вековая тишина, нарушаемая только шелестом страниц и иногда — тяжёлым шагом Таррена у входа.
Работа выматывала. Уже на второй день пальцы у неё были исцарапаны бумагой, спина ныла, а волосы постоянно выбивались из хвоста. Ей выдали письменный стол, коробку закладок и бесконечную кипу задач. Ана терпеливо разбирала всё, создавая собственную систему, аккуратно проставляя даты, коды, инициалы. Иногда она говорила себе, что это даже лучше, чем сидеть под чужими взглядами в Академии — здесь было тихо. Безопасно. Почти.
Таррен пару раз заходил, стоял молча у двери, наблюдая, как она работает. Ни одного замечания. Только пристальный, хищный взгляд, от которого хотелось спрятаться между папок. В нём было что-то непонятное, упрямое, затаённое — будто он боролся сам с собой.
На третий вечер, когда она снова вышла из архива, уставшая, с пылью на локтях и чернильным пятном на пальце, он уже ждал.
— Закончила? — спросил он, глядя на неё с лёгким прищуром.
— На сегодня, да.
Он не ответил. Просто пошёл вперёд. Она молча пошла следом, чувствуя, как напряжение растягивается между ними, тонкой нитью, которую никто не осмеливался порвать.
Когла Ана добралась до комнаты, рухнула на кровать и закрыла глаза. Хотелось просто полежать в тишине. И тут она услышала стук в дверь. Тихий, почти вежливый.
— Кто там? — спросила, поднимаясь.
— Это Тани.
Она открыла дверь. На пороге стояла волчица, подросток, с озорным взглядом и лёгкой улыбкой.
— Можно я войду?
Ана кивнула, отступая. Девушка прошла внутрь, окинув взглядом комнату.
— Я пришла познакомиться. Мне стало интересно посмотреть на тебя, — весело сказала она. От неё пахло чем-то цветочным, не опасным, простое любопытство.
Тани села на край кровати, болтая ногами.
— Я младшая сестра Таррена, — с гордостью сообщила она. — Ты идёшь сегодня на отбор?
— Мне хотелось бы. Таррен сказал, что может провести.
— Пойдёшь в этой скучной академической форме?! — фыркнула Тани.
— У меня нет с собой другой одежды…
— Подожди! — сказала волчица и выскочила за дверь.
Через несколько минут она вернулась с голубым платьем в руках, заколками и каким-то ярким блеском в глазах.
— Примеряй! — велела Тани, подбегая к Ане, распуская ей волосы и закрепляя их заколкой. Когда Ана надела платье, волчица ахнула.
— Вау. Тебе так идёт голубой цвет.
В этот момент открылась дверь. На пороге стоял Таррен.
— Тани, что ты здесь делаешь? Я же запретил… — он не договорил. Его взгляд упал на Ану.
Она стояла, склонив голову, в платье, волосы волной спадали на плечи. На мгновение в нём всё остановилось. Сердце застучало быстрее.
— Правда красивая? — спросила сестра.
— Ничего особенного, — бросил он и вышел.
— Не обращай внимания. Он всегда такой, — сказала Тани, беря Ану за руку. — Пойдем.
На тренировочной площадке уже гудело. Ану посадили между Тарреном и Таней. Тани зашептала:
— Видишь альф в центре? У них тёмные ленточки на руках. А вон там омеги, с цветными лентами в волосах. Потом начнётся бой. Самый сильный будет выбирать первым. Если омега принимает альфу, то повяжет свою ленту на его руку.
Бои начались с гортанных выкриков и ударов лап по земле. Альфы выходили по двое, каждый в повязке с тёмной лентой на запястье — символом, что он готов к выбору и может быть выбран. В воздухе висело напряжение: каждый взгляд, каждый шаг, каждое движение — было вызовом.
Ана заметила Дерена сразу. Он стоял чуть поодаль, высокий, с расправленными плечами, глаза — ледяные, сканирующие. В нём было что-то от Таррена, но более демонстративное, более… дикое. Он ждал. Ждал, пока его вызовут.
Другие альфы дрались ожесточённо. Шерсть вздымалась, клыки вспыхивали на солнце. Один упал с выбитым плечом, другой был отброшен за пределы круга. Кто-то из омег с замиранием сердца сжимал кулаки. Звериный рев и треск костей сливались в единый шум.
Когда настал черёд Дерена, всё стихло. Он шагнул на площадку, лента на его руке будто потемнела от напряжения. Его соперником был массивный бурый волк. Он взвыл и ринулся в атаку, но Дерен отступил, развернулся, ударил по рёбрам. Быстро, чисто, без лишнего зверства.
Он побеждал одного за другим, сдержанно, методично. Его движения были точны, как у бойца, который не просто сражается, а показывает, на что способен. Он не рычал. Смотрел в глаза. Его зверь был под контролем, но чувствовалась дикая мощь под кожей.
— Дерен лучший, — прошептала Тани, затаив дыхание. — Он и в прошлом году был сильнее всех.
— И что тогда? — спросила Ана, не отводя взгляда.
— Никого не выбрал.
Она перевела взгляд на ряды омег, девушек с цветными лентами в волосах. Каждая сделала свою сама. Некоторые ленты были нежные, как полевые цветы. Другие — яркие, вызывающие. Девушки сидели ровно, стараясь не показать волнения, но их возбуждённые запахи летали в воздухе, как прозрачный пар.
Когда бой закончился, и Дерен остался единственным стоящим в центре, он медленно снял ленту со своей руки. Все замерли.
Он подошёл к центру круга. Омеги поднялись, выстроились в линию.
Дерен посмотрел на каждую. Его взгляд задержался на одной, потом на другой. Он сделал шаг, будто хотел приблизиться, но остановился. На мгновение в Дерене вспыхнул гнев. Он просто сжал свою ленту… бросил её на землю. Развернулся и ушёл, оставив ленту в пыли. Омеги переглянулись, кто-то опустил глаза. Кто-то, наоборот, расправил плечи, гордость была сильнее обиды.
— Что произошло? Почему он разозлился? — спросила Ана.
— Та, кого он ждал, не вышла, — сказал Таррен, провожая взглядом кузена.
— Почему?
— Может, понравился другой. А может ещё что-то.
Другие альфы продолжали отбор. Некоторые снимали свою ленту и передавали её омеге, в ответ получая ленту с её волос. Связь. Обет. Кто-то уходил один, лента оставалась на земле, как знак отказа.
Ана смотрела и не понимала, что чувствует. Её зверь молчал, блокаторы сдерживали запах. Но внутри поднималось что-то странное: хрупкое… и тревожное.
— А ты почему не участвуешь? — тихо спросила она у Тани.
— С шестнадцати можно. А мне ещё три месяца надо подождать. — Она бросила быстрый взгляд в соседний ряд. Ана проследила за её глазами, и всё поняла. Молодой волк, высокий, светловолосый, с нерешительным взглядом, бросал на Тани украдкой взгляды.
Ана улыбнулась краешком губ.
Волчий мир был сложный, дикий, со своими правилами… и странной нежностью внутри.
Визуал Аны, в голубом платье.
Как вам наша (не) зайка?