Когда отбор закончился, толпа на трибунах постепенно рассосалась. Альфы и омеги, группами расходились по территории, обсуждая прошедшие бои. Где-то слышался смех, где-то глухое ворчание проигравших. Воздух ещё хранил запахи адреналина, пота и возбуждённого зверя.
Таррен остался возле тренировочной площадки, беседуя с несколькими альфами. Его поза была расслабленной, но взгляд оставался настороженным. Тани, сияющая, стояла чуть в стороне и вела оживлённый разговор с тем самым молодым альфой, на которого она смотрела всё мероприятие. Он краснел, улыбался, не зная, куда деть руки.
Ана отошла, решив не ждать, пока Таррен закончит. Она шла по коридору, возвращаясь к своей комнате, пока ещё слышался смех и шаги за спиной. Её туфли тихо стучали по каменному полу, пока не смолкли и они.
Поворот. Тишина. И внезапная тень. Кто-то прижал её к стене.
— Привет, зайка, — голос, хриплый, с усмешкой. — Потерялась?
Это был Дерен.
Он стоял слишком близко, запах зверя бил в нос, грубый, настойчивый. Его рука легла на её талию, чуть выше бедра.
— Отстань, — тихо сказала она, — иди к другой омеге.
— Не хочу другую. Хочу тебя. После боя, знаешь ли, приятно снять напряжение. А ты выглядишь аппетитно. Всегда хотел попробовать, что прячется под этим кроличьим мехом.
Его рука скользнула под подол платья. Ана резко дёрнулась, но он удержал её за запястья.
— Отпусти! — прорычала она, глаза расширились от страха и отвращения.
— Расслабься. Я просто хочу, чтобы ты доставила мне удовольствие.
И в тот же миг Дерен отлетел в сторону, удар пришёлся ему в челюсть с такой силой, что он врезался в стену, обрушив часть штукатурки. Осколки посыпались на пол.
— Я же просил, — раздался голос Таррена, — не трогать её.
Он стоял перед Аной, закрывая её собой. Его плечи дрожали от ярости, глаза горели звериным светом.
— Ты чего, братец? — прохрипел Дерен, поднимаясь, вытирая кровь с губ. — Я же не убивать её собирался. Разве плохо, если кто-то наконец опробует эту зайку?
— Ты перешёл грань.
Таррен шагнул вперёд, его кулак снова метнулся вперёд и удар пришёлся в солнечное сплетение. Дерен согнулся пополам, хрипло выдохнул, но тут же рванулся в ответ.
Они столкнулись в яростной схватке. Зверь против зверя. Тела хлопали о стены, когти скребли по камню, удары глухо гремели в коридоре. Один из кулаков Таррена пробил защиту кузена, хрустнули рёбра. Дерен зарычал, в его глазах блеснул дикий свет, и он рванулся вперёд, повалив Таррена на пол.
Они катались по каменному полу, кусаясь, срывая одежды, не различая больше родства. Это было не братство, это была борьба за территорию, за самку, за право. Всё в них кричало, что рядом омега. Ана прижалась к стене, не в силах даже вскрикнуть.
Таррен снова оказался сверху. Его кулак с силой ударил в лицо Дерена, кровь брызнула из носа. Тот выдохнул, но снова дернулся, пытаясь укусить за руку. Таррен в ярости схватил его за горло и прижал к полу.
— Ещё раз к ней подойдёшь, я тебя убью.
И тут раздался рык. Глубокий, властный, звериный. Волчий голос, от которого холодок пробежал по коже.
— Что здесь происходит?!
Ана вздрогнула. Её зверь сжался, дыхание перехватило. Это был зрелый альфа, настолько сильный, что весь коридор, казалось, отдался эхом его присутствия.
Из тени вышел вожак стаи. Высокий, с сединой в висках, в длинном чёрном плаще. Лоб прорезала старая шрамированная линия, взгляд стальной, прямой. От него исходило давление, заставлявшее зверей склонять головы.
— В моём доме устраиваются разборки? Таррен, объясни.
— Он напал на неё, — сдержанно ответил Таррен, поднимаясь, его грудь тяжело вздымалась.
Вожак перевёл взгляд на Ану. Она всё ещё стояла прижатая к стене, стараясь не дышать.
— Проводишь её до комнаты. Потом зайди ко мне.
Когда Ана вернулась в комнату. Та встретила её привычной тишиной. Лишь лампа в углу разливала мягкий свет, создавая островок безопасности среди гулкого безмолвия. Ана закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной, будто только замок мог удержать на расстоянии страх, злость и отголоски чужого прикосновения.
Она медленно опустилась на пол, не разуваясь. Её пальцы дрожали, но не от холода, нет. Тело вспоминало, как сильно она вжималась в стену, как грубые руки скользили по коже, как тяжело было дышать, когда страх разрастался внутри, как чужой зверь.Как резко исчезло это всё, как удар разрезал напряжение, и голос Таррена, хриплый, гневный, будто бросил ей спасательный круг в бурю.
Он пришёл.
Она не просила. Не звала. Но он оказался рядом. И ударил. Из-за неё. Снова.
Ана с трудом поднялась и заставила себя дойти до кровати. Присела на край, уткнувшись лицом в ладони. Воздух в комнате казался плотным. Сердце не хотело успокаиваться, а внутри билась ярость, смешанная с унижением и слабостью.
Почему она снова оказалась жертвой? Почему не смогла справиться сама?
Она ведь сильная. А сейчас… сейчас в ней всё клокотало — стыд, страх, и… благодарность. Противная, горькая, обжигающая. Её спас волк, которого она раньше терпеть не могла. Которого она пыталась держать на расстоянии.
Ана откинулась на спину, глядя в потолок. Свет она не выключила, не смогла. Тьма сейчас казалась слишком глубокой, слишком похожей на те секунды в коридоре, когда она не могла даже вздохнуть.
— «Я не должна быть слабой», — прошептала она.
Но голос сорвался, и вместо него появился ком в горле, а следом горячие, предательские слёзы, которые она не разрешала себе уже много месяцев. Она прикусила губу, сжала кулаки. Никто не должен видеть. Никто не узнает. Даже он.
А особенно — он.
Слёзы высохли быстро, но след внутри остался. Всё, что произошло, вертелось в голове без конца. "Я просил не трогать её. Она должна вернуться в Академию живой."
Почему? Почему он заботится? Это — игра? Контроль? Или...?
Ана зажмурилась. Мысли роились как пчелы. Каждая жалила. Она перевернулась на бок, подтянула колени к груди и долго ещё смотрела в пустоту комнаты, в тени от штор, в отражение лампы на полу.
И думала. Думала, что будет завтра. Как она сможет смотреть в глаза Таррену. И сможет ли вообще.
В это время Таррен направлялся к отцу. Кабинет вожака располагался в северном крыле поместье, старейшей его части, где каждая балка и каждая каменная плита хранили запах времени и власти. Потолки были высокими, украшенными сложной резьбой с волчьими узорами. На полу лежал массивный ковёр ручной работы с изображением круга стаи. Стены украшали портреты предков, сильных, суровых волков, чьи взгляды следили за каждым, кто входил внутрь.
Письменный стол в центре был выполнен из чёрного дерева, отполированного до блеска. На нём лежали пергаменты, чернильницы, старинные карты территорий и фигурка альфы, вырезанная из кости. За столом сидел вожак, отец Таррена. Его взгляд был твёрдым, а руки сцеплены в замок на груди.
Таррен вошёл, не стучась, но остановился у порога.
— Садись, — сказал отец, не поднимаясь.
Таррен сел в кресло, которое заскрипело под его весом.
— Ты хочешь рассказать мне, почему чуть не убил собственного кузена? — голос вожака звучал спокойно, но холодно.
— Он напал на беззащитную омегу, — жёстко ответил Таррен.
— Ты мог его остановить без крови. Ты будущий вожак. Все на тебя смотрят, сын. Все следят, как ты поступаешь. Особенно в своей собственной стае.
— Мне плевать, кто на меня смотрит, если омегу прижимают к стене и лезут под её платье.
Вожак нахмурился, провёл рукой по подбородку, где уже пробивалась седина.
— Ты перегнул. И не в первый раз. Люди начнут говорить. Они уже говорят. Про тебя и "зайца" без запаха.
— Она под моей защитой. Я обязан вернуть её целой в Академию. Таков приказ.
— Только из-за приказа? — вожак прищурился. — Тогда объясни, почему ты готов проломить голову брата из-за неё?
— Потому что он перешёл черту.
— Даже если ты из-за этого потеряешь уважение всей стаи? Даже если другие перестанут воспринимать тебя как будущего вожака?
— Пусть. Я не продам остатки совести за титул.
Вожак встал, обошёл стол, встал перед сыном. Их взгляды встретились. В его голосе прозвучал лед:
— Тогда будь готов к последствиям. Если ты выберешь слабость, то не сможешь стать сильным вожаком.
Таррен сжал челюсть. Его пальцы сжались в кулак.
— Не волнуйся, отец. Моё сердце уже занято. Там нет места для другой омеги.
— Неужели ты до сих пор держишься за прошлое? Элиза мертва.
Таррен не ответил. Он встал, поклонился коротко и молча вышел, оставив отца наедине с его тенью и портретами предков, чьи взгляды, казалось, стали тяжелее, чем прежде.