(не) Зайка для Волка (СИ)

Искра

В столовой стоял гул, живой, густой, как пар над кастрюлями. Запах тушёного мяса, перемешанный с чем-то неуловимо пряным, вязал воздух между длинными столами, цеплялся за волосы и одежду.

Ана, как обычно, устроилась у окна, на своём привычном месте под подоконником. Ей всегда было проще в тени, подальше от чужих взглядов и суеты, где дышалось чуть свободнее.

Слева от неё стояла тарелка с блеклой кашей и отварной рыбой, справа лежала книга по устройству архивов стаи. Сухой, но важный том, в который она пыталась углубиться, будто текст мог защитить её от реальности.

Но в воздухе уже витала тревога, как перед надвигающейся грозой. Тонкий ток пробежал по позвоночнику, застал её врасплох. Сердце сжалось.

Кто-то вошёл.

Она не подняла голову сразу, но шаги были слишком знакомы. Тяжёлые, уверенные, как удары в ритме боя. Таррен. А следом — другие, мягче, чуть рассеяннее. Это был Томас.

Волк и леопард вошли в пространство, как два хищника, оказавшиеся в одной клетке. И сама атмосфера, казалось, натянулась, затрепетала, как воздух перед раскатом грома.

— Привет, зайка, — раздался знакомый голос.

Ана подняла глаза. Перед ней, на расстоянии вытянутой руки, стоял Томас. Его улыбка была всё той же — лёгкой, чуть ленивой, с оттенком насмешки, как будто он играл в свою игру, не спеша раскрывать карты. Зеленоватые глаза блестели спокойно. Слишком спокойно, если учесть, что в нём всегда скрывалась хищная пружина.

Она подняла взгляд. Томас стоял в метре от неё, улыбаясь, как всегда, легко и чуть насмешливо. Его зеленые глаза блестели слишком спокойно. Он явно пришёл с намерением.

— Могу присесть? — спросил он, уже зная ответ.

Она кивнула. Не потому, что хотела его присутствия. Просто замешкалась. Полсекунды тишины — и рядом, будто из воздуха, возник Таррен. Он не удостоил её ни взглядом, ни кивком. Только холодная сталь его глаз метнулась в сторону леопарда.

— У тебя ошибка в ориентации, Томас, — тихо, почти ласково произнёс он. — Это место занято.

— Не вижу здесь твоего имени, — так же невозмутимо парировал Томас, опускаясь рядом с Аной, словно нарочно медленно. — Иди к своим. Тебя заждались.

Столовая погрузилась в вязкую тишину, словно кто-то выключил звук. Застыли ложки на полпути ко рту. Даже воздух, казалось, перестал шевелиться.

Ана будто съёжилась внутри себя. Ей не нужен был весь этот театр.

Таррен шагнул ближе. Его лицо застыло — холодное, обтянутое яростью, словно скульптура, в которую заперли бурю. Он наклонился вперёд, будто готовился не сказать, а рвануть, как зверь, сорвавшийся с цепи.

— Пересядь. Сейчас же.

— Почему? — Голос Томаса оставался ровным, но в каждом слове пряталась нота стали. — Боишься конкуренции? Или тяжело признать, что она способна выбирать сама?

— Она не выберет тебя, — прорычал Таррен. Голос стал хриплым, звериным.

Стол дрогнул, посуда задребезжала.

Волк схватил леопарда за ворот рубашки и рванул вверх, но тот не отступил. Они врезались в ближайшую колонну.

Со столов посыпалась посуда, кто-то вскрикнул, стул с грохотом отлетел в сторону. В воздухе витал резкий запах зверей, ярости, почти физическое напряжение, разлитое, как электричество.

Таррен занёс кулак, но Томас увернулся, и удар с глухим звуком пришёлся в стену. Леопард тут же рванул вперёд, схватил Таррена за грудки, рыкнул так, что в окнах вздрогнули стёкла, а у самых впечатлительных дрогнули колени.

— Довольно! — разнёсся по залу голос наставника Алера, тяжёлый, как удар молота. — Немедленно разойтись!

Томас зашипел, будто зверь, загнанный в угол.

Таррен дёрнулся, будто его ударили током, и отступил, тяжело дыша.

— Вон из зала. Оба. Сейчас же.

Шёпот, будто морской прибой, покатился по залу. Ана поднялась, чувствуя каждый взгляд, как ожог. Её лицо пылало, будто по нему прошлись открытым огнём. Она знала, всё шепчутся о ней. Как будто всё это началось из-за неё.

С другого конца зала на неё смотрела Лея. Без злости, но в глазах стоял упрёк, немой и болезненный. Она кивнула и отвернулась, не сказав ни слова. Но этот взгляд оставил в груди пустоту.

Почему ты? Почему именно тебя они хотят?

Ана не знала ответа.

Прошло всего пару часов. Ана шла по коридору, стараясь идти быстро, почти не глядя по сторонам. Её шаги отдавались эхом, как будто здание решило дразнить её звоном собственных мыслей. Она пыталась не вспоминать столовую. Не вспоминать драку. Не вспоминать чужие взгляды, прожигающие кожу. Но внутри всё равно свербело — неловкость, тревога, чувство вины, которое не имело имени.

Когда Таррен вышел из-за поворота и резко схватил её за руку. Он не сказал ни слова — просто повёл её за собой, твёрдо, быстро, почти грубо, не оставляя выбора. Она не сопротивлялась. Не из страха. Просто не могла.

Они оказались в пустом зале. Окна были распахнуты, сквозняк шевелил занавески.

— Это что за игра? — прошипел он, приближаясь, глядя в упор, будто пытался заглянуть глубже кожи. — Ты получаешь удовольствие, когда из-за тебя теряют контроль?

— Я ничего не делала! — она выдернула свою ладонь.

— Конечно. Ты просто сидишь. Молча. Смотришь. Позволяешь ему быть рядом. Позволяешь говорить с тобой.

— Потому что я не твоя! — выкрикнула Ана. Голос сорвался на ярость, на отчаяние, на то, что давно стояло в горле, как кость. — Ты хочешь, чтобы я ползала у твоих ног? Чтобы ты играл со мной, как с игрушкой, а потом бросил, когда наскучит?

Он дышал тяжело. Часто. Его грудная клетка ходила ходуном, а в зрачках плескалась тьма, звериная, первобытная. Он подошёл ближе. Настолько близко, что она ощутила его дыхание на губах.

— Ты даже не пахнешь, — прошептал он. Тихо, как признание. — Ни следа аромата. Ни всполоха зверя. Но я всё равно чувствую тебя. Постоянно. Будто ты проникаешь под кожу. Будто…

Он замолчал. На долю секунды. Но в этой тишине было всё: злость, растерянность, отчаяние, обида.

— Ты вызываешь то, чего не должно быть, — сказал он наконец. Его голос хрипел. — Без гонки. Без аромата. Без смысла. Ты как баг в системе. Сбой, от которого хочется выть.

— Может, это твоя проблема, а не моя, — отрезала она.

Он ударил ладонью в стену рядом с её лицом.

Пальцы оставили следы в штукатурке.

— Не испытывай меня, — прпрошил он, почти на грани срыва.

Молчание снова заполнило пространство. Только дыхание — её, его, общее. Только кровь в висках, как барабаны на грани битвы. Её пальцы задрожали, но взгляд оставался твёрдым. Она не отводила глаз.

— Тогда перестань винить в этом меня, — сказала она. — Я не просила быть в твоей жизни.

Он отступил. Резко, словно получил удар.

Когда волк вышел, она не двигалась с места ещё долго. Пальцы были холодными, а сердце стучало слишком быстро.

После того Таррен словно исчез. Ни в коридорах, ни в залах, ни даже в отражениях — как будто его просто не существовало. Ана позволила себе почти поверить, что всё затихло. Что он оставил её в покое. Что буря ушла, оставив после себя только влажные стены и тяжёлое небо.

Но она ошиблась.

— Ты опоздала, — сказал он спокойно, без интонации, как только она подошла к нему утром со стаканом кофе.

— Я пришла на пять минут раньше.

Он даже не взглянул в её сторону. Просто развернулся и пошёл, и она, после короткой паузы, последовала за ним.

— Возьми, — бросил он спустя минуту, протягивая тяжёлую кожаную сумку. — С ней неудобно.

Она взяла. Без слов.

Они шли по Академии, как по маршруту без объяснений. Архив. Лаборатория. Как будто у него в голове был план, который она не имела права знать. Только короткие команды:

— Жди здесь.

— Не открывай дверь.

— Найди папку за третий квартал. Нет, не эту.

— Быстрее.

Она слушалась. И молчала. И злилась. Эта злость жила внутри, как тёплая плёнка под кожей, неяркая, но постоянная.

После полудня он снова отправил её за кофе.

— Горький. Без сахара. Но не крепкий. И не горячий. Просто тёплый. Но не как вода, — проговорил он, не оборачиваясь.

Она принесла. Он отпил, поморщился.

— Сладкий. Ты что, положила сахар?

— Нет, — отозвалась она, сдерживая раздражение.

— Принеси другой.

Она вернулась. Подала. Он попробовал.

— Слишком крепкий. Сходи ещё раз. Постарайся хоть на этот раз.

Ана принесла третий стакан.

— Уже не надо, — бросил он. — Я передумал.

Махнул рукой и тут же отправил её в подвал искать какие-то свитки по внешнему периметру. Пыльные документы, запах плесени, затхлый воздух, скользящие капли на потолке и ощущение, что она исчезла где-то в черновиках чужой воли.

Когда она вернулась, он даже не посмотрел на неё.

Она села на скамью, выдохнула. Голова гудела. Плечи ныли от сумки. Но самое обидное было не в этом. Она чувствовала себя как слуга, что-то между мебелью и вещью.

Таррен направился в главный корпус, она встала и пошла за ним.

— Ты злишься? — вдруг спросил он, когда они шли по дорожке через сад. Голос был ровным, но в нём что-то дрогнуло.

Она даже не сразу поняла, что это обращено к ней.

— Нет, — сказала она. И не солгала. Ей было не до злости. Она просто устала.

Он усмехнулся, коротко.

— А должна бы. Томас, наверное, уже устроил бы сцену.

— Я не Томас.

Он остановился. Внезапно. Резко.

— Почему ты молчишь? Почему позволяешь обращаться с собой вот так?

Она тоже остановилась. Его взгляд пронзал, требовал ответа. В нём не было сожаления. Ни капли вины. Только злость. Только вопрос, будто её молчание было самым страшным его обвинением.

— Потому что жду, когда ты устанешь, — спокойно произнесла она. — И отстанешь.

— Не дождёшься.

— Тогда, может, ты скажешь, зачем я тебе? Почему ты издеваешься надо мной?

Он ничего не ответил. Только развернулся и пошёл вперёд, быстро, жёстко, будто рассекал воздух плечами.

Ана осталась на месте. Не двинулась. Не сделала привычный шаг следом.

— Таррен, — окликнула она.

Он остановился. Не обернулся, но замер.

— Я не буду больше выполнять твои капризы. Ни сумки. Ни кофе. Ни твои игры.

Ветер качнул её волосы. Тишина была ощутимой. Он развернулся, посмотрел на неё.

— Это бунт?

— Да, — тихо, но твёрдо сказала она. — Будем считать, что расплатилась за долг. Я больше не твоя зайка.

Она развернулась и пошла в другую сторону. Не оглядываясь.