Переход II

Глава 11

После того, как Алексей принес Ворошилову предложения по организации кафедр для обучения студентов «компьютерному делу», Председатель Верховного Совета еще раза три с Вороновыми поговорил. А в одном из разговоров Сона, искренне гордящаяся успехами мужа, сказала Клименту Ефремовичу, что «Лёшка лучше всех в стране разбирается в машинах вычислительных, а может, и во всем мире лучше всех». А на уточняющий вопрос старого большевика она — правда, все же немного застенчиво — ответила, что «как машины программировать, я тоже знаю, хуже Лёшки, конечно, но лучше всех остальных. Потому что меня Лёшка дома всему этому учит»…

Ну а о том, что самую мощную вычислительную машину придумал и сделал его сосед, Климент Ефремович и сам прекрасно знал — и пообещал и Алексея, и Сону поставить во главе соответствующих факультетов в МИФИ и МГУ. А на их бурные протесты ответил просто:

— Алексей, революцию делали ведь не старики, а товарищ Берг говорит, что вы с женой тоже своеобразную революцию устроили в электрической науке.

— Ну, Сона-то тут просто рядом постояла…

— Но она от тебя уже многому научилась, а других обученных у нас в стране просто нет. Тем более что ты, считай, одно высшее образование получил, а в институтах у нас людей все же именно думать учат, так что с небольшими коллективами вы справитесь. На первое время справитесь, а когда вырастут у нас ученые, которые лучше вас эту работу смогут сделать, мы вас отпустим.

— Но Сона-то только учится еще!

— А ты жене помоги! То есть если у тебя есть на примете другие кандидатуры, то я твои предложения выслушаю, конечно. Но все равно выслушаю потом: ты сперва эти кандидатуры на места расставь, объясни им, что они должны будут студентам своим нести…

Алексей (да и Сона тоже) все же считали эти «разговоры за чаем» именно застольными разговорами, а вот товарищ Ворошилов так явно не считал — и двадцать третьего августа в МГУ и в МИФИ поступили Постановления Президиума Верховного Совета. И товарищ Петровский с легким недоумением (если так можно было назвать крайнюю степень охренения) прочитал, что «ответственным за подбор и назначение сотрудников факультета вычислительной техники назначается студентка третьего курса Мехмата Воронова Сона Алекперовна». А единственной причиной, по которой он не сорвался тут же с места и не побежал с воплями протеста к Ворошилову было то, что в Постановлении было особо указано, что «фонд заработной платы сотрудникам факультета в соответствии с составленным Вороновой С. А. штатным расписанием, а так же приобретение необходимого учебного и научного оборудования и строительство дополнительных учебных и исследовательских зданий финансируется из резерва Верховного Совета», то есть эта молодая женщина могла Университету оказать существенную помощь в увеличении численности сотрудников. Да и насчет «необходимых зданий и сооружений» появлялись очень интересные варианты, ведь в перечне учебных и исследовательских программ, очерченных в задании на учреждение нового факультета, разве что истории с философией не было. Ну и юриспруденции, а вот химия, биология и даже филология почему-то рассматривались как крайне необходимые дисциплины…

Да и подход к поручению правительства этой молодой женщина товарищу Петровскому понравился: Сона, тоже ошарашенная Постановлением, к ректору Университета вечером двадцать третьего сама приехала и сказала буквально следующее:

— Иван Георгиевич, я думаю, что товарищ Ворошилов слегка погорячился, но спорить с ним я уж точно не собираюсь. Поэтому предлагаю сделать следующее: вы у себя сами составляете все нужные штатные расписания, я их не глядя утвержу. Что же до учебной программы, то у меня муж

её для МИФИ составил, и я не думаю, что в Университете что-то дополнительно к ней придумывать сейчас нужно, а первые два курса там вообще идет математика по программе мехмата. Поэтому времени для организации профильных кафедр у вас много…

— Видите ли, Сона Алекперовна, в Постановлении говорится, что Университет должен уже в наступающем учебном году приступить к подготовке программистов для вычислительных машин.

— Ну и приступайте, кто мешает? Соберите пару групп из студентов мехмата, формально переведите их на новую кафедру вычислительной техники…

— Но у нас преподавателей этой дисциплины нет! И в университете нет, и вообще в стране!

— Есть. Во-первых, есть парочка толковых аспирантов в МИФИ, которых можно будет здесь преподавателями назначить. А если даже не получится мне мужа уговорить, то я и сама студентам лекции почитаю: мне Лешка все расскажет, а я студентам перескажу. И лабораторки проведу: у нас дома сейчас такая же вычислительная машина уже стоит, я все заранее к занятиям подготовлю и буду точно знать, что кто должен будет делать. Надо будет только с расписанием занятий что-то придумать, ведь сама-то я лекции и семинары пропускать не должна.

— Интересное предложение, и, мне кажется, товарищ Ворошилов точно знал, кого за новый факультет ответственным назначить. Я вам вот что могу предложить: Университет вас персонально освободит от занятий по общественным наукам и вы, когда ваша группа будет ими заниматься, как раз занятия и проводить будете.

— Мне это что-то не очень нравится…

— А почему?

— А потому что я хотела почти всю свою группу нынешнюю на новый факультет и перевести.

— То есть забрать ее с моей кафедры…

— Ну не всю же!

— А только лучших студентов. Давайте все же вот что сделаем: я, как вы и предложили, в ближайшие дни с преподавателями факультета решу вопрос о формировании новых групп, а вы тем временем пока поработаете у нас исполняющей обязанности заведующей кафедрой… нет, обязанности декана нового факультета. Временно, я в любом случае постараюсь до начала учебного года… скорее, числа так до десятого сентября административный персонал факультета подготовить. Но пока от факультета есть одно лишь название, а ваша кандидатура явно указана в постановлении…

Ну ладно, до середины сентября я согласна. И вот еще: Лёшка… Алексей Воронов сказал, что для факультета потребуется и новое здание: там нужно будет довольно много вычислительной техники поставить — а это и особые требования к электропитанию, и к кондиционированию воздуха. Он вроде уже почти договорился с товарищем Посохиным, тот новое здание вроде уже готов спроектировать — а вы подумайте, куда его тут поставить…

Вообще-то Сона все это все же не сама придумала, Алексей, узнав о постановлениях, ей быстро рассказал, как от «великой чести» можно отбояриться с минимальными потерями. Тем более, что в МИФИ еще до выхода постановлений руководство института уже продумало вопрос о создании подобного факультета (точнее, вопрос о разделении факультета ЭВУСА на факультет управляющей автоматики и факультет вычислительных машин), и Сона по сути просто «транслировала» ректору Университета наработки руководства МИФИ. Причем даже в «упрощенном варианте»: все же МИФИ был институтом сугубо оборонного назначения и там предусматривалось изучение ряда специальностей по очень секретным программам — а в университете предполагалось готовить исключительно «гражданских программистов» и многие специфические детали учебных курсов Алексей жене просто не рассказал. Да и с готовым персоналом в МИФИ все было гораздо проще, ведь факультет создавался путем выделения в новое подразделение уже существующих кафедр. Но вот кафедры именно программирования там пока еще не было, так что приказом ректора «студент третьего курса Воронов Алексей Петрович назначается ВРИО заведующего кафедрой программирования вычислительных машин». Как сказал ему при встрече ректор, «должность почти что номинальная, но вот учебных курс именно по программированию скорее всего придется составить именно вам».

А вот учебный курс составлять Алексею было одновременно и просто, и очень сложно: даже за все прошедшее с момента окончания этого института время он не забыл, чему его там учили, поскольку постоянно использовал полученные в институте знания в своей работе. Но очень многое из того, что ему в свое время преподавали, пока отсутствовало как класс — а он искренне считал, что без такой «базы» хороших программистов подготовить в принципе невозможно. И, воспользовавшись определенными пунктами Постановления, касающегося именно МИФИ, расписал очень интересную программу «расширения института», где штатное расписание на сто с лишним человек для кафедры программирования ВТ «терялось в уголке»…

Руководство и МИФИ, и Университета удивлялись лишь тому, что огромные сметы на новое строительство и оборудование были уже заранее «утверждены» Верховным Советом (а на самом деле — лично товарищем Ворошиловым), однако у него по поводу этих смет с товарищем Сталиным состоялась довольно напряженная беседа:

— Клим, а ты у нас случаем не спятил? Мне тут доложили, что Верховный Совет из резервного фонда сотню миллионов Университету на новое строительство выделил, хотя у них и с прежним огромные расходы еще предстоят…

— Не спятил, этот Воронов считает, что строить там нужно. А мне Аксель уже уши прожужжал о том, какая от вычислительных машин может быть польза…

— Так товарищ Берг просто повторяет то, что партизан этот… Воронов ему рассказал!

— Аксель не попугай, он сначала все же думает, и только потом повторяет. Кстати, раз уж об этом разговор зашел, из фонда я еще сто двадцать миллионов выделил на строительство новых зданий для МИФИ…

— Это-то я тоже знаю, но там уже Средмаш готов затраты резервного фонда вернуть… года так через два.

— Средмаш? Вернуть деньги? Не смеши мои подштанники! А вот Воронов вложения в институты вернет, мне Пантелеймон сказал, что он всегда возвращает потраченное на его проекты, причем с огромными процентами. Да и сейчас эти расходы пойдут по сути из заработанных с Вороновских проектов средств: мы на одних лекарствах уже сэкономили больше, чем на все его задумки тратится! Так что выделить четверть миллиарда…

— Ты, Клим, гляжу, большим начальником стал: четверть миллиарда для тебя уже не деньги. Да на придумки этого Воронова мы уже тратим куда как больше, чем с него доходов получаем!

— Во-первых, не всё можно деньгами измерить: Алексей своим этим уже стране дал дополнительно больше четырех миллионов граждан, а во-вторых…

— Чем он своим четыре миллиона малышей дал? — рассмеялся Сталин, и сердитости в нем сразу заметно поубавилось.

— Чем-чем… умом своим. Тем, что ты подумал, столько не сделать.

— Ну да, но на этих младенцев страна сейчас сколько тратит? Или об этом ты не подумал?

— Куда как меньше тратит, чем получает: матери-то молодые только месяцев по… ну, по году не работают, а потом с удвоенной силой стране пользу приносят. Ты хотя бы с Пантелеймоном поговори, он тебе расскажет, как эти бабы на заводах и в совхозах пашут, чтобы детям своим жизнь лучше сделать. У него в Казахстане сейчас из бюджета на материнство денег уходит меньше, чем эти бабы зарабатывают: мало того, что все блага для младенцев бабы теперь сами покрывают, так еще и прочим людям очень много всякого дают. Те же консервы для младенцев они не только на Казахстан делают, оттуда ими половина России снабжается. А эти фабрики женских затычек — они стране сколько валюты уже приносят? Жалко даже, что Воронов во врачи идти не захотел, ведь кто, кроме врача, до такого додуматься может?

— Ну да… вот только врачей у нас много, а додумался один он. Хотя он уже до такого додумался…

— Вот-вот, так что строить то, что он просит, я думаю, нужно. Хрен знает, до чего он додумается, когда в стране появятся тысячи программистов для вычислительных машин. Так вот, я не договорил: во-вторых, он-то придумывает, можно сказать, какую-то основу, а на этой основе уже другие люди столько нового и полезного делают! Так что я, почитай, не Вороному деньги выделил, а тем, кто позже на выстроенной с подачи Алексея основе придумает в сто раз больше нового и окупит все вложения стократно!

— Будем считать, что я погорячился. Кстати, а почему проект нового комплекса зданий МИФИ отдан какому-то мальчишке? У нас что, архитекторов хороших нехватка?

— Мальчишке? Откровенно говоря, я анкету архитектора не смотрел, подписал то, что Воронов предложил. Но Воронов-то наверняка знал, кого предлагать: этот Лилье и станцию метро «Киевскую» спроектировал, и дворец Науки и культуры в Варшаве, то есть культурную часть там… не такой он уж и мальчишка. А по сравнению с Вороновым… ну да, одногодки они. Почти…

Пятьдесят четвертый год плавно катился к завершению, и все быстрее приближались годы, которые Алексей Павлович в свое время изучал особенно тщательно. И тем интереснее для него выглядели отличия того, что он наблюдал вокруг, и того, что он представлял по историческим источникам. Конечно, различия в глаза не бросались — хотя бы потому, что очень мало было и фильмов документальных, показывающих реальное состояние страны в пятидесятые «прошлой жизни», и даже фотодокументов почему-то сохранилось очень немного, так что «визуал» Алексей сравнить просто не мог. Но то, что он сейчас видел, очень сильно отличалось от описываемого в старых документах «прошлой жизни».

Прежде всего, в магазинах всегда было изобилие продуктов. Простых, не «заморской экзотики», хотя и иностранных продуктов хватало, из той же Венгрии или Болгарии. И даже из Китая с Кореей, хотя последние все же в основном с Советским Союзом промтоварами рассчитывались за «братскую помощь». А продукты шли из деревни — и вот деревня точно мало напоминала то, о чем он в свое время читал. Особенно отличалась русская деревня, которую в «этой жизни» отстраивали совсем иначе, чем это описывалось в прошлой — и тут Алексей изменения ставил именно себе в заслугу: ведь именно он «придумал» межколхозные малые цементные заводики строить, и кирпич прессованный он делать предложил. И теперь в деревнях крестьяне дома себе строили в основном кирпичные, часто сразу двухэтажные «коттеджи» с «центральным отоплением» от автоматических пеллетных или газовых котлов. А еще практически все деревни были уже электрифицированными: и «межколхозных малых ГЭС» очень много появилось, и сельских небольших тепловых электростанций, работающих на «местном топливе». Пантелеймон Кондратьевич очень быстро проникся идеей Алексея «ускоренно поднимать деревню» (поскольку и сам считал это важнейшей задачей, а «партизан Херов» дал ему очень эффективные средства для решения этой задачи), а за белорусами и другие подтянулись. Гомельский завод гидроагрегатов этих самых агрегатов для небольших ГЭС уже изготовил более чем на гигаватт мощности, а Смоленский завод электрооборудования тепловых уже выпустил на пару гигаватт — и все они работали, обеспечивая села электричеством.

А электричество — это ведь не только свет в доме, это и радио (и продажи радиоприемников в стране минимум удвоились), и автоматическое отопление птицеферм, дающих — уже дающих — яиц стране столько, что местами «предложение» опережало «спрос». Да и мяса (пока в основном все же курятины) стало довольно много. А народ куриные тушки теперь покупал, не испытывая заранее отвращения от необходимости эти тушки дополнительно ощипывать: «придуманный» Алексеем агрегат тушку выдавал чистую и готовую к употреблению.

Еще в магазинах стало заметно больше свинины: эта скотина тоже перестала на фермах дохнуть от случайного чиха (и опять благодаря «придуманным» парнем ветеринарным фармпрепаратам), а уже в очень обозримом будущем и с говядиной должно было «наступить полное изобилие» — в том числе и потому, что «кормовая база» заметно расширилась. Ведь если есть некоторый «избыток» тех же тракторов, то кто запретит засевать луга нужными для высоких урожаев сена травами?

Но это были малозаметные для сидящего главным образом в городе Алексея (потому что считать деревню Вешки именно деревней было бы в корне неверно). А изменения городские он заметил не только на прилавках магазинов, ведь магазины те же продуктовые — это всего лишь «отражение деревни». Но в городах и люди оказались другими.

Совсем другими, и причиной этого Алексей для себя счел в первую очередь то, что никакой «амнистии» в стране не случилось, а уголовное законодательство наоборот стало гораздо более жестким. И уровень преступности в городах резко упал, причем и в обозримом будущем расти он явно не собирался. Просто потому, что у преступников, которых один раз уже поймали, шансов после отсидки положенных сроков снова вернуться на старую тропу практически не было. То есть никто, конечно, не собирался держать их по тюрьмам и лагерям пожизненно, однако вернувшимся оттуда предлагалось два пути. Первый Алексей в «прошлой жизни» встретил: у него один из преподавателей по малолетке несколько лет в лагере провел. Но — одумался, вернувшись из лагеря начал упорно учиться, доучился до доктора физматнаук и профессора, чьи разработки (по части звуковоспроизводящей радиоаппаратуры) даже капиталисты радостно покупали за большие деньги. Но «тогда» таких было очень немного, а теперь за освободившимися милиция внимательно смотрела — и при первой же попытке снова нарушить закон наказание становилось гораздо более серьезным. И люди об этом уже знали…

Еще заметным отличием от «прежней жизни» было заметное увеличение количества строящегося жилья. Да и качество его было куда как выше: хрущевская «борьба с архитектурными излишествами» не случилась и дома строили прежде всего красивые и удобные. Ну а то, что массовое жилищное строительство началось «в этой жизни» немного пораньше, тут Алексей ведь тоже руку (точнее память свою тренированную) приложил. Но опять, он все же считал, что наибольший вклад в этот процесс внес Андрей Александрович Жданов, который в «этой жизни» сумел остаться живым…

И все это: и резкое снижение преступности, и пресловутый «рост благосостояния» людей уже поменяло, но главным Алексей считал то, что простые люди глубоко осознали, что страна старается именно им, простым людям, жизнь улучшить. А с людей «непростых» за попытки урвать себе побольше благ за счет народа, просто шкуру спускает, невзирая на чины. Все же чистка пятьдесят третьего, причем проведенная с широкой оглаской «заслуг» персонажей, оказалась в этом плане весьма благотворной.

А еще, на что Алексей не смог не обратить внимания, заметно вырос энтузиазм молодых ученых. По разным причинам вырос, в том числе и по причинам сугубо меркантильным — но в основном из-за мощнейшей кампании по популяризации науки в прессе, в кино и на телевидении. Хотя телевидение и делало буквально самые первые шаги, но в Москве, Нижнем Новгороде, в Харькове и Ленинграде уже в эфир выходило по две программы, и «вторая» почти полностью была «учебной». Днем там для школьников передачи шли, а вечерами в основном научно-популярные фильмы крутили. Да и художественные фильмы «о науке» стали массово сниматься. Правда, большая их часть к «науке» относилась примерно как фильм «Весна», вышедший в сорок седьмом году — но и такие фильмы поднимали престиж научных работников. А уж сколько появилось научно-популярных изданий!

На новые факультеты студентов удалось набрать вообще безо всяких проблем, поскольку на них просто «перевели» часть только что поступивших, причем у них никто даже желания не спрашивал. А вот на старшие курсы (то есть на уже сформированные третьи курсы) студентов набирали строго «по желанию» — но и тут проблем не возникло, так как «желали все». Вороновы еще раз «воспользовались служебным положением» и на соответствующие факультеты были зачислены Яна и Марьяна — но на этом их «просветительская деятельность» и закончилась. Не совсем, конечно, закончилась: Алексей теперь вел специальный (вечерний) курс для преподавателей из своего института и из Университета, но «административные обязанности» им удалось довольно быстро с себя сбросить. И, хотя как раз в МИФИ проблем с преподавательским составом вообще не было, первой от обузы освободилась Сона: на место замдекана Алексей в университет сосватал одного из «мифических» аспирантов. А самого его с должности «замдекана по учебной работе» не отпускали до ноябрьских праздников. Но все же отпустили — сразу после того, как был напечатан его учебник по программированию. И напечатало этот учебник Министерство обороны: Аксель Иванович прекрасно понимал, что «специалистов нужно учить», а в его министерстве что угодно могли «своими силами» вообще на пару недель издать.

А еще к ноябрьским начались две довольно большие стройки: на территории Университета на Ленинских горах началось возведение двух больших корпусов для факультета вычислительной техники и для химфака, и оба новых корпуса строились по проектам Жолтовского. А на Каширском шоссе началось строительство нового комплекса зданий для МИФИ: тут уже Алексей решил, что «прежнему архитектору будет удобнее и строить на прежнем месте». Тем более, что он Льву Владимировичу Лилье и эскиз проекта составил «по прежним воспоминаниям». Правда, у него не было убеждения, что здания получатся «такими же»: сейчас, раз уж товарищ Хрущев сгинул в безвестности, на отделке зданий не экономили, и особенно не экономили на зданиях учебного назначения. И, судя по тому, что успел увидеть Алексей до своего «увольнения», отделка Университета будет рядом с новыми корпусами МИФИ выглядеть в лучшем случае «бедненько, но чистенько»…

Кроме обучения преподавателей он с Соной занялся еще одной работенкой: они вдвоем организовали «смешанную группу студентов», занимающуюся уже на практике разработкой компилятора с «языка высокого уровня». Ни на что не похожего — то есть непохожего ни на что, уже в мире известного. И ни на что, еще толком неизвестного. Американцы из компании IBM уже очень активно приступили к разработке языка, позднее названного Фортраном, но его структура опиралась скорее не на нужды программистов, а на возможности существующих вычислительных машин. А у Алексея возникла идея сразу перепрыгнуть через пару ступеней и разработать язык «машинно–независимый», ориентированный в большей степени на человека-программиста. И опирающегося на «архитектуру сферической ЭВМ в вакууме» с абстракциями процессора, внутренней и внешней памяти, а так же средств ввода и вывода информации. А в качестве «идеологической основы» он взял известный «всем советским программистам восьмидесятых» язык PL/1, правда, с целым рядом дополнений и изменений, учитывающих возможность исполнения программ «в диалоговом режиме». И в язык же добавил средства работы с базами данных — в общем, получился практически «неподъемный монстр» (что даже Сона заметила), но на «совместном заседании» мужа и жены было принято мудрое решение «есть слона маленькими кусочками» — и работа началась. Благо на чем работать, уже было: одна ЭВМ стояла в университете, одна — у Вороновых дома. Еще одна машина появилась в МИФИ, уже в конце октября появилась, но там давно уже имелась «большая», так что вопросы технического обеспечения разработки программ не стояли. Точнее, они не были очень острыми, все же народу над программами работало уже много, а машин было мало.

Но и эта проблема должна была в скором времени решиться. Алексей так и не понял, то ли случайно так совпало, то ли он какими-то своими действиями поспособствовал такому развитию событий — но Башир Искандарович убыл в Пензу в новенький, специально под него созданный институт. И еще в процессе создания обеспеченный довольно мощной производственной базой. А завод в Крюково, занимающийся изготовлением микросхем, за лето в размерах вырос втрое. Пока только в размерах, оборудование там должны были поставить только к Новому году — но ведь такого оборудования вообще еще нигде в мире не было! То есть нигде, кроме «старых» цехов этого же завода…

Четырнадцатого ноября в гости к Алексею снова заехал Лаврентий Павлович. То есть во второй раз заехал, но Сона его опять не узнала. Он и во время первого визита выглядел совсем не так, как на парадных портретах, а теперь еще больше обрюзг и пополнел. Но на то, что молодая женщина его не узнала, товарищ Берия вообще внимания не обратил, а сразу же отвлек от воскресных забот Алексея:

— Партизан, нужно поговорить конфиденциально. То есть твоя квартира точно никем не прослушивается, мы за этим неплохо следим, но нужно, чтобы и тут никто нам поговорить не помешал. Мы, конечно, можем ко мне заехать, но время…время терять не хочется.

— Пойдемте в кабинет, там нам точно никто не помешает, — и закрывая дверь, Алексей добавил: — и никто ничего не услышит. Я у двери поставил такой же звукогенератор, какие для вашей конторы делал.

— Ты даже дома, значит…

— Я его поставил, чтобы мне девочки работать не мешали, они часто музыку довольно громко включают или по поводу готовки чего-то вкусного чуть не до драк спорят. Но он ведь в обе стороны работает… так что я вас слушаю.

— Вот за что я тебя всегда уважал, так это за то, что ты сразу к делу переходишь и объяснять тебе все сопутствующее не нужно. Итак, у нас есть небольшая проблема… у меня есть. И ты мне можешь помочь в ее решении. Надеюсь, что можешь, потому что никто другой мне помочь точно не сможет…