Переход II

Глава 25

Венграм Алексею мстить за Берию не пришлось: Лена, которую включили в комиссию по расследованию причин смерти Лаврентия Павловича, ему сказала, что Берия умер «из-за общей изношенности организма»: он не только лучевую болезнь в Спецкомитете заработал, но и сильное отравление тяжелыми металлами. Последнюю неделю жизни Берия провел в Центральном госпитале КГБ, а за неделю до этого он ей присвоил очередное звание подполковника (звание полковника мог присвоить уже только Верховный Совет) и работу участкового врача она потеряла, став заместителем начальника этого госпиталя. Но переезжать в предложенную ей квартиру рядом с госпиталем Лена не захотела (так как возле Тимирязевки «район был зеленый и детям тут лучше») и с Вороновыми постоянно общалась. И она объяснила, почему, например, Лаврентий Павлович под разными предлогами от обеда у Вороновых отказывался: он последние полгода сидел на очень жесткой диете. Но и диета помогла ему до последнего лишь определенную работоспособность сохранять, но все равно он «по-прежнему, занимаясь всеми делами сразу», работать уже не мог. И по венгерскому вопросу никакой работы уже вообще не вел, так что «за Берию» венгров наказывать было бы неправильно.

Впрочем, они, как оказалось, сами себя сильно наказали. За прошедшее с момента бунта время в Мукачево был выстроен и запущен небольшой, но важный завод, на котором уже в СССР стали изготавливать задние мосты для львовских автобусов, а после нового года туда из Венгрии перебралось около сотни бывших рабочих с завода, выпускающего «Икарусы» — и венгерский завод так и остался без заказов, а его рабочие — без работы. Тем более, что междугородних автобусов уже в Ельце выпускалось больше, чем Венгрия могла произвести, а на «второй площадке» этого завода готовилось производство уже городских автобусов ЗиС-128. И Алексей в подготовке этого автобуса тоже «поучаствовал», предложив на них ставить раздвижные двери той же конструкции, какая использовалась в последние годы жизни Алексея Павловича «в другой реальности». Конструкцию специалисты оценили, и теперь группа инженеров работала над тем, чтобы такие же двери ставить и на готовящиеся к производству на ЛиАЗе автобусы ЗиС-158. На самом московском заводе эти автобусы делались со «старыми» дверями, но в Москве выпуск автобусов намечалось прекратить уже к лету — но в целом с автобусами в СССР проблем уже не предвиделось и шансов у венгров выйти на этот рынок оказались нулевыми.

А еще близкими к нулю стали шансы на продажи в Союзе мотоциклов: тут уж чехи подсуетились и буквально за пару месяцев своими «Явами» перекрыли остановленные поставки «Панноний». Причем они сумели и цену на свои мотоциклы сделать поскромнее, но все равно по цене они отечественным заметно проигрывали и чешские поставки полностью «закрыли» нужду в импорте этих машин, а заводы в Коврове, Минске, Ижевске, Ирбите и Киеве за это очень небольшое время производство мотоциклов увеличили чуть ли не на четверть — и теперь эти полезные (особенно в сельской местности) «транспортные средства» постоянно были в продаже, причем их продавали в специальных (но не мотоциклетных) спортивных магазинах. Все мотоциклы продавали, кроме ирбитских «Уралов»: эти мотоциклы армия гребла как не в себя и крестьянину их купить было трудновато. Но тоже возможно — а для Венгрии этот рынок закрылся полностью, и, похоже, навсегда. Единственное, что Пантелейцмон Кондратьевич решил все же у венгров заказывать из промышленной продукции — это речные теплоходы, но наплозодах много денег все же не заработать. Так что осталась лишь легкая и пищевая промышленность, но и тут Иосиф Виссарионович поставил очень жесткие условия: те же консервы, поставляемые в СССР, должны быть «не дороже болгарских», а по одежде и обуви цены должны стать конкурентоспособными с продукцией ГДР и Чехословакии…

Алексея это коснулось лишь в той степени, что в магазинах появилось очень много детской одежды по очень низким ценам, а в продуктовых стало нетрудно купить ранее дефицитный зеленый горошек и некоторые консервы «из прошлой жизни», ранее в магазинах не замеченные. То же лечо, разные салаты маринованные — и цены на эти банки радовали. То есть советских граждан радовали. А руководителей советских предприятий радовали венгерские рабочие: Пантелеймон Кондратьевич выпустил постановление о том, что предприятия средства, полученные за сверхплановую продукцию, могут в определенной части направлять на жилищное строительство для своих работников, причем выручка за товары народного потребления у предприятий, у которых такие товары не являются основной продукцией, может на оплату строителям и приобретение стройматериалов использоваться целиком — и в постановлении особо указывалось, что для именно жилищного строительства и строительства предприятий соцкульбыта можно нанимать венгерские строительные бригады «в рамках помощи дружеской социалистической республике». Хорошее постановление, в нем и ставки заработной платы оговаривались, поэтому «нанимать венгров» заводам стало очень выгодно.

Но, что было гораздо интереснее, венграм (рабочим венгерским) это тоже было выгодно: они-то не поодиночке в СССР приезжали в надежде устроиться на стройке, а целыми бригадами, сформированными уже венгерскими строительными организациями, и с собой они приводили много строительной техники, позволявшей им работать и быстрее, и даже качественнее. Поэтому, когда Пантелеймон Кондратьевич в очередной раз попросил «партизана» «придумать, как венграм без ущерба для СССР помочь», Алексей даже задумываться не стал:

— Венгры работать неплохо умеют, вот только то, что они сейчас делают, нам вообще не нужно.

— Но если мы товарищу Герё не поможем…

— Но они могут переключить свою промышленность на производство того, что нам будет нужно. И в первую очередь я говорю о строительной технике. Тут рядом Андрей Александрович начал строить завод металлической мебели, и я поглядел, как венгры со своей техникой быстро работают.

— Так это техника-то не их, они австрийской пользуются да немецкой, из ФРГ которая.

— Я думаю, что венгерские инженеры в состоянии и сами подобную технику сконструировать. То есть, я надеюсь, они достаточно сообразительные, чтобы придумать как ее у себя делать так, чтобы те же австрийцы и немцы не смогли к ним придраться по поводу нарушения каких-то там патентных прав.

— Хм… а мысль мне нравится. Хотя, мне кажется, и наши, советские инженеры сообразительностью не обделены.

— С этим я точно спорить не стану: вон сколько наши инженеры и ученые напридумывали только по части полупроводниковой техники. Но у советских инженеров сейчас и другие задачи есть, к тому же гораздо более сложные, так что если венгры займутся тем, что попроще…

Похоронили Лаврентия Павловича в Пантеоне, куда уже год назад перенесли и мумию Ленина, и все захоронения, ранее произведенные в Кремлевской стены и возле нее. То есть из Кремля перенесли в Пантеон далеко не все останки: у Иосифа Виссарионовича отношение к некоторым «революционерам» было, мягко говоря, отрицательное и их память увековечивать «было признано нецелесообразным».

Председателем КГБ после Берии был назначен товарищ Судоплатов, чему Алексей порадовался, особенно глядя на то, как Павел Анатольевич начал «чистить» уже ведомство товарища Абакумова (чему и Виктор Семенович тоже был очень рад, так как в республиках милиция уже успела несколько зарваться), но вот «особые отношения» у самого Алексея с «конторой» сразу же исчезли. Судоплатов вообще не понимал, с чего бы у его организации отдельная служба занималась опекой этого странного парня, но пока, раз товарищ Сталин приказал, он к Алексею старался вообще не лезть. Опять же, «Звезд»-то у парня было больше всех в стране, но чем именно он заслужил эти Звезды, Павлу Анатольевичу никто не рассказывал. Так что Алексей лишь радовался, что его перестали привлекать к «политике». Правда, товарищ Пономаренко его иногда о некоторых сугубо политических проблемах расспрашивал, но все же Пантелеймон Кондратьевич слова Алексея лишь «принимал к сведению», а после командировки в Корею к своей работе он его и привлекать прекратил.

А вот к нынешней работе Алексея привлекали довольно многие. Еще зимой ИПП «привлекли» к разработке программ для контроллера, управляющего ракетами, разрабатываемыми в КБ товарища Королева. Привлекли, так как Дмитрий Ильич Козлов, который был конструктором новой ракеты Р-7, решил на волне всеобщего увлечения вычислительной техникой, использовать такую технику для непосредственного управления своей машиной в полете. Идея оказалась очень прогрессивной, ведь вместо механического «программатора» весом под два центнера на ракету поставили контроллер весом в пару килограммов. И во время тестовых стрельб облегченная ракета доставила на камчатский полигон имитатор боеголовки массой почти в пять тонн. Но пока сами программы готовились на перфоленте, а читалка для перфолент уже весила килограммов десять, а кроме того, программа готовилась «сильно заранее» и она просто физически не могла учитывать возникающие во время полета отклонения, так что разброс в пять километров у Козлова считался нормой. А ракета Челомея, увешанная датчиками, уже в полете проводила корректировку всех отклонений, связанных с погодой, давлением атмосферы и индивидуальными особенностями ракетных двигателей — и у нее отклонения получались менее трехсот метров. Но челомеевская ракета и была «попроще», и двигателей на ней меньше стояло — а программы управления ракетой готовились у него в КБ заметно больше года, так что в Подлипках «без посторонней помощи» запрограммировать контроллер за вменяемое время возможности точно не было. Вот ИПП и «припахали»…

Припахали именно институт, а не лично Алексея — но ему легче не стало: хотя в институте уже работало полтора десятка относительно грамотных программистов (и почти сотня «малограмотных», коими были взятые «на полставки» старшекурсники факультета вычислительной техники МИФИ), грамотных постановщиков задач там не было. Впрочем, из вообще почти не было, даже если Сону считать, так как «чистые математики» пока именно прикладные программы составлять вообще не умели. Ведь «простой математический расчет» и рабочая прикладная программа — это понятия, имеющие мало общего.

Но работа «на Королева» позволила Алексею узнать, что, во-первых, на весну был запланирован запуск «тяжелого спутника» — и его готовили без использования бортовой вычислительной машины, а во-вторых, что приказом товарища Сталина товарищу Козлову уже был выделен куйбышевский завод, при котором Дмитрию Ильичу предстояло и свой проектный институт создать. А «не узнать» это было уже невозможно: товарищ Козлов отправил Алексею (на этот раз лично и персонально) на два десятка молодых программистов, которых он сам «запланировал» принять на работу в начале лета. Вероятно, Дмитрий Ильич просто не знал, что выпуск в МИФИ происходит в начале весны после защиты дипломов на шестом уже курсе…

А на четвертом и на пятом курсе случаются лишь защиты курсовых проектов — и Соне в качестве такого курсового дали разработку как раз клиент-серверного приложения с базой данных. Без уточнения, в какой области такое приложение будет использоваться, а просто разработку «модельного образца», но так как у молодой женщины уже имелись очень интересные наработки, то она (при существенной помощи мужа) доводила до рабочего состояния систему для поликлиник. И вполне рабочий прототип (то есть систему на основе локальной сети поликлинике) она уже почти довела до рабочего состояния, но на этом останавливаться не стала и занялась (лично, без помощи своей группы) доработкой драйверов сети до уровня, позволяющего работать и в «глобальной» сети. Аппаратная-то часть уже работала, а в программной на первый взгляд требовались довольно небольшие улучшения…

Похоже, что о ее работе товарищ Пономаренко кое-что услышал не только из разговоров в гостях у Вороновых (куда он заезжал раза по два в месяц), и в начале мая к Соне (именно к ней) Пантелеймон Кондратьевич привел еще одного гостя. Первого секретаря компартии Белоруссии товарища Патоличева, и Николай Семенович совершенно всерьез предложил Соне свою систему внедрять в Минске. А когда уже Алексей ему объяснил, что для этого потребуется и почему минчанам на присутствие его жены рассчитывать точно не стоит, разговор сразу же перешел на конструктивные рельсы. Точнее, его туда уже Пантелеймон Кондратьевич развернул:

— Партизан этот, а ты выдели Николаю Семеновичу специалистов своих, чтобы они в Минске такой же, как у тебя, институт по разработке программ организовали.

— Это в принципе можно, если очень повезет, что через год иди два я могу направить в Минск сестер Петрович.

— А чего так нескоро?

— Потому что они барышни молодые, обе уже не Петровичи второй год, и я не могу гарантировать, что с защитой дипломов у них не случится внезапная задержка.

— Понятно… а мужиков у тебя нет? Я имею в виду, уже достаточно подготовленных.

— Я парнями у меня сложнее: все выпускники этого и следующего года уже распределены, и я что-то сомневаюсь в том, что товарищ Первухин с радостью согласится их куда-то на сторону отдать. Но вот если Николай Семенович ко мне в ИПП на практику… на повышение квалификации пришлет с десяток инженеров с хорошей математической подготовкой…

— Выпускники мехмата Белорусского университета годятся?

— Ну, среди них некоторые могут и сгодиться, но я не просто так сказал про инженеров. Вам, да и всей нашей стране нужны программисты-прикладники, а у математиков мозги под другое заточены.

— Я понял, — вмешался в разговор Николай Семенович, — и постараюсь прислать два десятка инженеров со стажем работы до трех лет, у которых в дипломах по математики «отлично» стоит. Молодых — потому что их переобучить проще, они еще не полностью забыли, что значит учиться, а если у вас, Алексей Павлович, какие-то особые требования по специальностям по диплому будут, мы их тоже, вне сомнения, учтем. И, наверное, нужно и в БГУ факультет вычислительной техники срочно организовывать. Пантелеймон Кондратьевич, вас я попрошу с МГУ договориться о переподготовке уже наших преподавателей…

— Сделаю. Партизан, раз уж ты у нас в стране лучше всех про вычислительные машины понимаешь, скажи: сколько, по твоему мнению, нам — я имею в виду всей стране — потребуется программистов и сколько институтов, которые программы разрабатывать будут, нам создать нужно будет в ближайшие годы? А то вот так, когда специалисты уже сегодня нужны, а подготовить их выйдет только хорошо если года через три…

Алексей громко рассмеялся, так что Пантелеймон Кондратьевич посмотрел на него недовольно:

— И что я смешного сказал?

— Ничего, просто я представил себе объем задачи… Если в каждом университете страны открыть отдельный факультет по подготовке программистов, то года через три…

— университетов у нас немало, а если через три года программистами мы страну насытим, то что с факультетами делать будем?

— То года через три в стране появится достаточно людей, чтобы по крайней мере кафедры программирования открыть в каждом уже институте. И все равно программистов будет не хватать катастрофически! Ведь куда бы не поставили вычислительную технику, везде потребуются и новые программы. Вот, в Тимирязевке сейчас ЭВМ теплицами управляют, а они могут и птичниками управлять, и станками разными… кстати, насчет станков: на каждый такой станок, которым машина управлять будет, программистов потребуется уже несколько человек. Потому что каждый такой станок будет делать вообще-то разные детали, а изготовление каждой отдельной детали потребуется отдельно и запрограммировать. Причем чтобы их запрограммировать в разумные сроки, потребуются еще и программы для программирования станков с программным управлением…

— Тогда проще будет обычные станки использовать, и куда как дешевле.

— Но станок, управляемый вычислительной машиной, деталь изготовит и быстрее, и качественнее, и все детали он изготовит абсолютно одинаковыми, так что один такой станок заменит целых цех с рабочими… шестого разряда. Да, не везде такие станки потребуются, те же гвозди простой гвоздильный автомат действительно дешевле наделает, а вот если потребуются особо точные детали, скажем, для тех же ракет космических, то один станок, который несколько инженеров обслуживать будут, обойдется куда как дешевле. А еще вот какой момент: уже сейчас в проектировании довольно много где детали обсчитывают на машинах, так вот если результаты такого обсчета сразу перевести в программу для станка, то и чертежники не нужны будут, и технологи… часто не потребуются, и вообще много кто работу потеряет.

— То есть ты за безработицу?

— Я за то, чтобы люди не занимались тем, что может бездушная машина сделать быстрее и лучше.

— Если ты так ставишь вопрос, то я уже не уверен…

— Хорошо, спрошу по-другому: Вы против экскаваторов? Ведь не будь у нас экскаватора, то толпа землекопов не осталась бы без работы!

— Ты не передергивай!

— А я и не передергиваю Передергивают те, кто вешает, будто машины заменят человека. Но машины-то человека не заменяют, они человеку помогают работать более эффективно! Однако… снова вернемся у экскаватору: можно ли любого землекопа за штурвал или что там у экскаватора посадить? Нет, что есть сразу его туда посадить нельзя. Но если его обучить… и здесь то же самое: сначала нужно людей обучить. И обучить много людей, но тут дело такое: не каждого землекопа получится научить экскаватором управлять, и не каждого человека получится программированию обучить. Но если продолжить аналогию, то землекоп, научившийся управлять экскаватором, управлять, скажем, самолетом не сможет. В обученные программист сможет и для экскаватора программы писать, и для самолета. Правда, понимая при этом, как работает экскаватор или самолет. То есть программированию нужно учить и тех, кто экскаваторы изобретает, и самолеты…

— То есть во всех институтах всех студентов этому учить будет нужно?

— Это будет программой-минимум. А по хорошему программированию учить нужно будет всех наших людей, и начинать это лучше всего уже в школе. И тогда какой-нибудь закройщик в ателье сам сможет написать программу для робота-раскройщика тканей.

— А разве есть такие?

— Наверняка будут.

— Я понял, — улыбнулся Николай Семенович, — если для каждого школьника будут нужны вот такие хотя бы машинки, — он кивнул на стоящие в кабинете, — то… нужно в Минске или где-то еще нам и завод по производству таких же машиной выстроить: их же стране миллионы потребуются, и, как я понимаю, довольно скоро.

— Вот за что я люблю нашу страну и уважаю товарища Сталина, так это за то, что в руководстве у нас люди думающие, на лету проблему схватывают — и сразу ее решать начинают.

— Это ты, партизан, саркастически говоришь? — с легкой обидой в голосе поинтересовался Пантелеймон Кондратьевич.

— Побойтесь бога! Сами же видите: Николай Семенович едва о программировании, об обучении ему услышал — и у него уже план, как задачу эффективно решить, готов. Какой сарказм? Я, между прочим, совершенно искренне восхищаюсь.

— Ну ладно, восхищайся дальше. Но и я сейчас восхитюсь, на этот раз твоим талантом. И от восхищения такую тебе задачку дам: ты мне до начала следующего года… до начала учебного года, то есть до первого сентября, распиши программу обучения школьников, учебники нужные составь… Сона Алекперовна, а вы ему по возможности в этом помогите, а если еще кого в помощь взять потребуется, то сразу мне и говорите, людей подключим. И за выполненную работу вознаградим, конечно. Но насчет того, что минским поликлиникам помочь у вас не выйдет, мне, честно говоря, слушать было… неприятно. Нет, я все понимаю, но…

— Николай Семенович, а у вас, то есть из Москвы в Минск кабели высокоскоростные уже проложены?

— Работы ведутся, а чем вам кабели…

— Я как раз систему дорабатываю, чтобы в сети машины откуда угодно к ней подключаться могли. А Алексей вроде доделал программы, позволяющие машинами и управлять дистанционно. И если вы в какой-то поликлинике у себя ЭВМ к такому кабелю… к такой сети подключите, то я и отсюда скорее всего смогу там систему отладить.

— Прямо из университета?

— Прямо их этой комнаты. Эти машины уже к университетской сети подключены, так что мне уже безразлично, на какой машине работать, в лаборатории Университета или из дома. А если кабели до Минска достают уже, то я и там могу все нужное проделать. Хотя нет, сразу не смогу: сетевых контроллеров пока еще очень мало делается, вряд ли их на Минск хватит…

— Понятно, завод вычислительных машин, завод этих контроллеров… кабельный: пока еще кабель только тянут, к очень вроде его прокладку закончат, но нужно будет еще и до поликлиник их проложить…

— Кабельный завод строит не нужно, — прервал размышления Патоличева Алексей, — пока они не особо хорошие, но в Крюково к следующему году вроде намечается существенный прогресс в деле кабелестроения…

— Но завод-то не помешает, думаю, большой разницы в том, какой марки кабель делать, все же нет.

— Есть разница, причем принципиальная: там кабели на ином физическом принципе разрабатывают. И вот когда они их разработают, модно будет и о строительстве нового завода говорить, а пока это будут напрасно выкинутые деньги.

— То есть все это еще на несколько лет откладывается, — с печалью в голосе сделал вывод Николай Семенович.

— Нет, вы про мобильные телефоны слышали?

— У меня такой уже есть!

— Отлично, и я вам просто намекну: сигнал в этом телефоне передается в цифровой форме, и скорость передачи сигнала получается даже быстрее, чем по этому дурацкому кабелю. Там, конечно, свои проблемы имеются…

— Телефон-то только по городу работает…

— А поликлиники у вас все не в городе что ли? Вы мне пришлите инженеров с радиозавода, я им расскажу… расскажу, у кого про это связь спросить можно, и у кого на вопросы и ответы внятные получить. Заранее предупреждаю: я вопросов ваших инженеров скорее всего просто не пойму, я же программами занимаюсь, а не железом…

— Вот всегда приятно с тобой, партизан, поговорить: ты даже посылаешь людей так, что люди довольные в указанном направлении уходят! — рассмеялся Пантелеймон Кондратьевич. — А если серьезно, то ты нам сейчас много очень интересного рассказал, и, мне кажется, очень важного и нужного. Впрочем, как и всегда. Ладно, услышали мы достаточно, узнали много, так что пойдем уже, не будем вам мешать. Но учти: учебники и программы школьные я с тебя стребую! Спасибо, Сона Алекперовна, все было очень вкусно… и очень познавательно. До свидания, а мужа вашего вы уж сами вовремя попинайте, а то он сам ничего делать не станет, на других работу свалит. Знаю я его, не первый год знаю…