Переход II

Глава 21

Когда Виктор Семенович попросил Алексея помочь войскам товарища Кима, он тогда вообще ни секунды не сомневался, поскольку считал, что он лишь отдаст корейцам долг чести. Правда, долг «за будущую помощь», но для Алексея «прошлое» и «будущее» давно уже перестали быть какими-то существенными категориями. Что же до Кореи — парень знал и то, о чем СМИ в России особо даже не распространялись: на войну с фашистами Корея (Северная Корея) отправила исключительно добровольцев. То есть товарищ Ким сказал, что отбирать будут только добровольцев, но среди трехсот тысяч бойцов корейских ССО недобровольцев просто не нашлось. Вообще ни одного, а еще Алексей знал, что тогда впервые за долгие годы существования КНДР товарищу Киму женщины-военнослужащие (и не только военнослужащие, там еще и немало врачей подписи под письмом поставили) с резким протестом против «политики партии»: эти женщины были на самом деле возмущены запретом на отправку в Россию женских военных подразделений и даже отдельных женщин. Тогда товарищ Ким был вынужден отдельно руководителей «протеста» у себя собрать и долго им объяснял, что это не он «злобно угнетает» их по гендерному признаку, а просто «русские нам такие условия поставили». Насчет «русских условия» Алексей Павлович уверен не был, а вот обо всем прочем он узнал от кореянки, которая, приказ товарища Кима все же проигнорировав, сама записалась в российскую армию переводчиком и получила за это «личный втык» от Кима-внука. Правда, вместе с орденом получила, даже с двумя: еще ей был вручен российский орден Мужества. А познакомился с ней Алексей Павлович в госпитале, куда он ее вез именно как переводчицу…

Так что во время войны в Корее он просто «отдавал долг», а теперь его руководство страны попросило еще немного «долгов отдать», правда, обставив эту просьбу «определенными условиями». Так что Сона даже Яну «вырывала» из семейного гнездышка и две молодых женщины почти до рассвета «приводили в порядок» костюмы Алексея. В принципе, Сона и сама бы могла справиться, но руками Яна шила все же лучше всех в семье. И после обеда Алексей, снова, несмотря на очень теплую погоду, накинув сверху куртку отправился на аэродром в Щелково: его туда Сона лично решила отвезти.

А затем он, удобно устроившись в салоне Ту-104, благополучно проспал до самого Пхеньяна, не проснувшись даже во время посадок в Иркутске и Хабаровске. Все же он действительно очень хорошо изучил фармакопею и знал, как бороться с неизбежным при таких перелетах «джет-лагом». А так как все необходимое советская фармацевтическая промышленность уже давно производила в массовых объемах, то просто было бы глупо этим не воспользоваться.

Что его очень сильно удивило в Пхеньяне, так это то, что самолет корейцы встречали по высшему разряду, даже выставили роту почетного караула. Не совсем роту, скорее немного расширенный взвод, и Алексей удивился лишь тому, что большинство бойцов в почетном карауле были, мягко говоря, «возрастными». А встретивший его еще у трапа самолета товарищ Ким Ирсен заметил, когда они уже сели в машину:

— Товарищ Воронов, я заметил, что вы странно смотрели на почетный караул — но все эти солдаты были в той войне прооперированы именно вами. И они — все — демонстрируют вам не только уважение от лица нашей страны, но и свою личную благодарность. Большинство из них давно уже не рядовые бойцы — те, кто еще служит в армии, а довольно многие уже давно гражданские, но все они, узнав о вашем визите, надели ту форму, в которой попали к вам на стол…

— Я тронут, передайте им мою благодарность.

— Непременно передам. Мне товарищ Пономаренко сообщил, что вы хотели бы обсудить некоторые новые проекты возможные совместные советско-корейские проекты. Но я думаю, что обсуждать их будет не поздно и через пару дней, а сначала я хочу вас попросить в преддверии Дня республики посетить несколько военных частей и трудовых коллективов, и рассказать там о вашем боевом пути.

— Вы это серьезно⁈

— Товарищ Пономаренко говорил, что у вас очень хорошая… он использовал слово «необузданная», фантазия. А людям, особенно молодежи, будет очень приятно лично встретиться с единственным Героем Кореи, не являющимся гражданином нашей страны. И если вы им расскажете, по какой причине вы стали воевать на нашей стороне…

— Я понял и постараюсь облечь свои фантазии все же в правдоподобную форму. Точнее, я просто опущу некоторые не очень героические или очень печальные детали. А чтобы не терять времени понапрасну… Я привез с собой предложения товарища Пономаренко в письменном виде, и если вы с ними ознакомитесь до того, как мы начнем их обсуждать…

— Безусловно, я это сделаю. А сейчас, если вы не очень устали, я бы хотел вас пригласить на встречу в Дворец пионеров…

Алексею корейское руководство устроило действительно «героическую» встречу: в сопровождении бывших бойцов своей диверсионной группы он объехал все места своей «боевой славы», два-три раза в день ему организовывали встречи с молодежью (в основном с нынешними пионерами и молодыми комсомольцами-школьниками), показывали, как изменились города и села, которые он раньше видел (в основном через оптический прицел) — и Алексей не смог не заметить, что страна всего за четыре года изменилась очень сильно. Вероятно потому, что теперь Ким управлял единой Кореей — а это и тридцать миллионов человек вместо десяти, и обширные сельхозугодия на юге страны. И народ, еще не успевший вконец оболваниться американской пропагандой. Ему понравилось и то, что захоронения солдат южнокорейской армии тоже были превращены в мемориалы, и погибших называли не иначе, как «насильно направленных против собственного народа империалистами» (кроме, конечно, южнокорейских руководителей и местных капиталистов). И помощь семьям погибших оказывали почти не учитывая того, на какой стороне они сражались — но именно «почти»: все же погибшие северяне позиционировались как герои, и семьи героев войны получали все же больше. Но она в любом случае была не особенно и велика, ведь страна все еще оставалось очень бедной, так что существующее «разделение» сильной зависти не вызывало.

А еще оно не вызывало зависти потому, что по факту южанам все равно «доставалось больше»: десятки тысяч тракторов, поставленных Советским Союзом, в основном отправлялись именно на юг, где можно было собирать большие урожаи, так что там крестьяне своим трудом просто больше зарабатывали. А вот рабочие…

Все же сам товарищ Ким предпочитал промышленность развивать в основном на Севере, и там в прошлом году заработал и большой тракторный завод, и уже второй завод по производству автомобилей. И три четверти черной металлургии выдавало металл именно на Севере. Но «против географии не попрешь»: самые большие верфи располагались в Пусане и городах провинции Ульсан, а так же в Инчхоне. Их еще японцы построили, а за последние четыре года с помощью советских специалистов их дополнительно расширили и модернизировали. Дело, конечно, было очень полезным, если бы не одно «но»: этим верфям сильно не хватало электричества. Конечно, Корея — страна горная, и в ней горных рек довольно много, так что началось массовое строительство ГЭС (благо, производство цемента было уже сильно развито), но плотины-то быстро построить не подучается, да и с турбинами и генераторами было довольно грустно, так как их Корее никто, кроме СССР, не продавал, а собственной производство только налаживалось не спеша. Потому верфи-то были уже довольно мощными, но лишь в теории — а на практике они в основном простаивали. И вот товарищу Пономаренко это как-то не очень понравилось.

Не понравилось Пантелеймону Кондратьевичу, он своим мнением поделился с Иосифом Виссарионовичем, и вместе они пришли к определенным выводам — а вот уговорить товарища Кима результаты этих выводов принять как раз Алексею и поручили. Потому что кроме выводов «экономических» в руководстве Союза были сделаны выводы и «политические», из которых следовало, что товарищ Ким примет любые предложения товарища Сталина. Но только лично товарищем Сталиным ему и изложенные, а этому товарищу кататься в Корею явно было недосуг. Но вот если эти мысли до корейского руководителя донесет товарищ, одинаково уважаемый и самим Кимом, и Сталиным, то, возможно, личной встречи двух руководителей и не потребуется…

Еще несколько идей относительно помощи Корее были у самого Алексея, но он их Пантелеймону Кондратьевичу даже озвучивать не стал: товарищ Пономаренко эти идеи пока не был готов принять. А вот немного погодя, когда товарищ Ким на практике покажет, что идеи-то не самые глупые, тогда и появится повод для разговоров между руководством двух стран. И «идеи» эти в голове Алексея не сами по себе появились, он просто знал, что их (правда, гораздо позже) в обеих Кореях воплотили на практике, но пока они любому здравомыслящему человеку казались абсолютной ересью.

Однако и предложения Пономаренко выглядели уже настолько захватывающими, что сам Алексей почти и не сомневался, что Ким с ними согласится, ведь в «пересчете на деньги» они составляли около пяти миллиардов рублей. А столь щедрыми они стали практически вынужденно, и Алексей Павлович еще «в прошлой жизни» выяснил их причину: все дело упиралось в Китай под руководством товарища Мао. Тогда Алексею Павловичу удалось тесно пообщаться с одним историком, специалистом по Китаю, и тот ему высказал мнение, что даже если бы Сталин не умер, к началу шестидесятых СССР все равно сильно бы с Китаем поссорился. Потому что Мао уже в середине пятидесятых решил, что он практически наместник бога на земле и все его просто обязаны уважать, причем не просто издали уважать, а вообще ему поклоняться. А вот Иосиф Виссарионович позволял себе товарища Мао по некоторым вопросам критиковать…

Судя по всему, и сейчас товарищ Сталин это заметил — и решил, что на Дальнем Востоке главным союзником СССР должна стать именно Корея. Но Корея-то маленькая, особенно по сравнению с Китаем, и поэтому стоит приложить силы для того, чтобы она стала «маленькой, но очень сильной». А для этого, хотя и в Союзе той же энергии не хватало, в пакете предложений был проект строительства двух крупных угольных электростанций на пятьсот мегаватт каждая. Угля для них Корея и сама накопать была в состоянии, а вот выстроить и, главное, оборудовать такие станции она не могла — самостоятельно не могла, но с помощью СССР…

Алексей «официально» встретился с Кимом первого июля, в воскресенье, и разговор сразу пошел именно об этих электростанциях:

— Товарищ Воронов, мы, несомненно, с огромной благодарностью примем любую вашу помощь, но я не совсем понимаю, по какой причине Советский Союз хочет поставить эти электростанции в обозначенных местах. Вы предлагаете Сеул и Пусан, а ведь основная машиностроительная промышленность располагается на севере страны, и именно здесь у нас энергии не хватает особенно сильно. К тому же на юге угля не особенно много, заметную часть его придется возить с севера на значительные расстояния…

— На Юге расположены самые большие судостроительные предприятия, и эти электростанции позволят верфи запустить на полную мощность… подождите секунду, я не договорил. Суда, особенно торговые и рыболовецкие, с огромным удовольствием будет у вас закупать товарищ Сукарно — а расплачиваться он как раз будет в том числе и углем, а так же нефтью. Поэтому эти две станции, сжигая поначалу свой, корейский уголь очень скоро перейдут на уголь импортный, и вдобавок обеспечат топливом и трактора, и автомобили, и значительную часть собственного флота. По нашим расчетам, у Сукарно нужда в рыболовном флоте весьма велика, а денег как таковых у него просто нет — а если он, приобретая ваши корабли, тем самым войдет в социалистическую кооперацию, то выгода здесь будет не только экономическая, но и политическая.

— То есть вы предлагаете нем строить электростанции для удовлетворения потребностейИ́ндонезии?

— Не только, Индонезия просто обеспечит Корею топливом. Но мощности уже существующих верфей уже превосходят потребности товарища Сукарно, а Корея — не говоря уже о том, что собственный рыболовный флот обеспечит так, что рыбы в стране станет достаточно — сможет корабли и в другие страны продавать. А кораблей сейчас во всем мире не хватает, да и всегда их будет недостаточно, так что рынок вы легко найдете. Я думаю, что даже рынок Советского Союза вы насытить не сможете, но СССР не в состоянии вам дать все, что Корее необходимо, а другие страны смогут. Те же африканские, или южноамериканские. И даже Индия с огромным удовольствием будет закупать ваши суда — а через Индию вы получите доступ и к совсем иным рынкам.

— Это каким?

— Та же Западная Германия или Австрия какая-нибудь с удовольствием туда будут поставлять турбины и генераторы для электростанций. И, лично я в этом уверен, европейцы не будут следить, куда индусы будут девать небольшие установки. Генераторы и турбины для ГЭС мощностью мегаватт так до двадцати точно не станут отслеживать, а вы я уверен, без особого труда неизвестно кем произведенные агрегаты сумеете перемаркировать и представить как продукцию корейской промышленности. И разнообразные, причем самые современные станки не станут несбыточной мечтой на корейских заводах…

— А вы уверены, что наши суда будут покупать за рубежом?

— Тут вопрос цены решает все. А корейские суда в любом случае окажутся дешевле любых иных: все же зарплата корейских рабочих не очень велика по сравнению с другими странами. А если проблем с электричеством на верфях не будет, то рабочие суда строить станут и быстро, и качественно, так что в чистой конкуренции Корея победит кого угодно. Конечно, против вашей продукции в ряде стран примут протекционистские меры, но капиталисты всегда найдут способ их обойти, для них цена играет решающую роль — при одинаковом качестве товара. А по поводу качества…

— Но как мы будем расплачиваться по предлагаемым кредитам? Ведь пять миллиардов — это огромная сумма…

— И тут мы переходим ко второй части пакета предложений. Сейчас уже в Корее работает с десяток рудников по добыче вольфрама, а этот металл не самый дешевый. Но в недрах Кореи есть и множество других металлов, и мы уверены, что советские геологи их смогут очень быстро отыскать. А затем — в предложениях это особо указано — на новых месторождениях мы совместно выстроим карьеры или шахты, оборудуем горно-обогатительные комбинаты, которым тоже потребуется прорва энергии. И лет через пять… именно поэтому предложения по строительству на пять лет и расписаны — Корея получит промышленность, способную и кредиты достаточно быстро погасить, и самостоятельно дальше развиваться теми же темпами. Если внимательно посмотреть на приведенные расчеты, то рост промышленности в следующую пятилетку составит около четырнадцати процентов в год, даже чуть больше — и за пять лет промышленное производство вырастет вообще вдвое.

— Это звучит замечательно, но в СССР вы так быстро увеличивали промышленность, привлекая многие миллионы крестьян. А у нас и крестьян меньше, и те, что есть, с большим трудом обеспечивают страну продовольствием. Мы выражаем огромную благодарность Советскому Союзу за поставленную сельхозтехнику, но сильно сократить число крестьян страна просто не может: все же земли у нас не самые удобные, и та земля, что есть, требует очень много ручного труда.

— Это я и сам прекрасно знаю. Но у меня есть предложения… подчеркну, это именно мои личные предложения, но они, мне кажется, позволят вам сильно сократить потребность в крестьянах для прокорма населения и заметно улучшить рацион всех корейцев. Поэтому я прошу меня сначала выслушать, и лишь затем задавать вопросы… или гнать меня отсюда взашей. Я, конечно, не великий специалист по сельскому хозяйству, но у меня в Москве сосед — профессор Тимирязевской Академии, и орден он получил в прошлом году за то, что обеспечил Москву свежими овощами в течение всей зимы. Думаю, вам это будет особенно интересно потому, что основным овощем, которым он кормил Москву, была как раз пекинская капуста — и тут мы снова будем вынуждены вернуться к горнодобывающей промышленности, потому что для этого вам потребуется в числе прочего и немало вольфрама. Да и не только его, но об этом мы чуть позже поговорим…

За обедом Алексей рассказал Киму о том, что он хотел бы из Кореи домой привезти, и даже рассказал, зачем ему все это, и почему он вообще заботится о совершенно посторонних женщинах. А после обеда переговоры состоялись уже с большой группой «ответственных товарищей» — и закончились они поздней ночью. А утром он отправился домой, причем самолет ему загрузили «по максимуму», а товарищ Ким сказал, что «все остальное мы отправим поездом», причем подчеркнул, что все это будет подарком «героическим советским женщинам». Правда, размер «подарка» он не прояснил, но, судя по тому, что он упомянул не «вагон», а «эшелон», маленьким он точно не окажется.

В Москву самолет прилетел тоже утром, то есть все же ближе к полудню, и его встретил лично товарищ Пономаренко — так что поругаться Алексей с ним успел еще до приезда домой:

— Партизан, а ты головой-то думал, когда ему все это обещал⁈

— Исключительно головой и думал. Насколько я знаю, генераторный завод в Гомеле испытывает серьезные ограничения по медному проводу, а Ким туда меди поставит столько, что завод можно хоть на трехсменную работу переводить. И завод и Киму все обещанные генераторы сделает, и нам еще достанется раза в полтора больше, чем раньше доставалось.

— Ты, похоже, со своими ЭВМами совсем думать сам разучился: чтобы завод на трехсменку перевести, нужно где-то рабочих для него в полтора раза больше найти. А их и селить где-то нужно, и все прочее…

— Насчет селить, кстати… Ким готов по первому свистку отправить к нам в СССР до сотни тысяч бойцов строительных частей. То есть просто бойцов, но на стройках они работать смогут неплохо. Потому я с ним предварительно договорился, что сначала в Гомель приедет тысяч пять корейцев, они там жилье построят, новые школы, ФЗУ и техникумы с общежитиями, а потом там же мы и корейскую молодежь на учебу примем. Не очень много, но даже если процентов десять учащихся там будут корейцами…

— И когда? Сейчас уже июль, пока они соберутся строить, пока приедут…

— Поставьте на линию Москва-Пхеньян четыре восемнадцатых Ила и пару Тушек… даже Тушек и не надо, шесть Илов — и по пятьсот человек в сутки сюда уже прибудут. А затем и на поездах по паре тысяч в сутки подтянутся. До октября они в Гомеле целый квартал жилья выстроят, а до весны и все училища и прочие учреждения — а наши затраты только на прокорм корейцев будут.

— А кирпич, цемент и прочее стекло там святым духом появится?

— А вот это уже пусть будет заботой партии: трудовой энтузиазм масс поднимать. Мощности нашей стройиндустрии задействованы процентов всего на восемьдесят…

— Ну да, потому что людей не хватает. Поздновато ты, партизан, начал беспокоиться по поводу матерей-одиночек, а то сейчас бы мы молодежь-то…

— А до войны и вопрос такой не возникал, и я был маловат.

— Да шучу я… а среди корейцев только строители будут?

— Солдаты там будут, но солдаты старательные. Правда, русского они почти и не знают, то есть мало среди них русский знающих, но вот на любых подсобных работах, где бригадами человек по десять-двадцать работать можно, с одним командиром, русский все же разумеющий, они нам помощь могут оказать большую. Да на тех же кирпичных заводах укладчиками…

— Вот и посылай тебя на серьезные переговоры! Мне же теперь придется чуть не круглосуточно… когда они приехать смогут? И насчет дополнительных самолетов мне с кем там договариваться?

— И поездов.

— С поездами проблем точно не будет: в МПС твоими программами на ЭВМ пересчитали загрузку Транссиба, и получается, что там можно до шести пар поездов в сутки дополнительно поставить. Да… приехали уже, беги домой жену радовать, а на днях в МПС зайди: тебя там наградили, получишь знак «Почетного железнодорожника». Вот смеху-то: ты и врач, и этот, как его, вычислитель-математик, и железнодорожник. Надо будет тебя еще почетным тракторостроителем сделать и автомобилестроителем, а то чего это ты у них не почетный еще? А если что пропустил, то ты напомни: вот увешаем тебя значками с головы до пят, будешь дома вместо елки новогодней на радость сыну. И… погоди секунду: а договора-то где подписанные?

— Точно, это я забыл. Вот вы, Пантелеймон Кондратьевич, в Пхеньян на неделе слетаете и все бумаги и подпишите, а я всего лишь простой Герой Кореи, обычный почетный гость товарища Кима, межправительственные договора подписывать я рылом не вышел. Впрочем, можете с бумажками не спешить: мы с товарищем Кимом уже обо всем договорились, работы уже начаты — а бюрократию можно и попозже провести.

— Ну ты и нахал! Впрочем, я даже рад, что в главном ты не изменился… ладно беги к жене и сыну и им от меня привет передавай. А мы с тобой уже на неделе поговорим, можешь пару дней отдыхать. То есть сегодня и завтра… до обеда. Договорились?