Письма героев

Глава 14 Баренцево море

25 марта 1940. Кирилл.

Норвежскую компанию знаменитую операцию «Туманный горизонт» старший унтер-офицер Никифоров встретил на палубе авианосца. Как дядя и говорил, «Двенадцать апостолов» вышел в море при первой же возможности с первым весенним солнцем нового 1940го года. Капитан первого ранга фон Кербер принял топливо и отдал швартовы, как только получил разрешение от командующего эскадрой.

Мазут и бензин не экономили, огромный корабль полным ходом прошел Кольским заливом. В виду батарей острова Торос к «Апостолам» присоединился крейсер «Леший», вместе с сопровождающими эсминцами корабли вышли в море.

С подъема флага и до отбоя на авианосце шли авралы и учения. Старший офицер и командир словно соревновались, кто придумает больше каверз для команды. Авиаотряду и палубным специалистам тоже доставалось по полной программе: уже на рассвете с палубы срывались звенья и эскадрильи, командиры старались сполна воспользоваться коротким весенним днем.

Подполковник Черепов предупредил: «Кто не сдаст зачеты или заблудится над морем на корабль больше не вернется. Вышвырну к чертям собачьим в береговую оборону».

Угроза серьезная. На памяти Кирилла, за весьма недолгую службу с авианосца уже списали двоих летунов. Унтер Бугаев по возвращении в порт отправится служить в береговой истребительный полк. Человек отказался взлетать на боковой качке второй раз за день. Парня многие жалели, человек он волевой, сильный, но один раз поддался, заклинило, не смог взять себя в руки. Несмотря ни на что, отстранили от полетов моментально. Рапорт о переводе подготовили за час. Командир авиаотряда и врачи непреклонны.

С фельдфебелем Гринсбергом вышло еще хуже. Штурман торпедоносца дважды попался с запашком, еще когда летали с береговых аэродромов. Выпнули с понижением в звании. С подачи командира авианосца через командующего бригадой оформили перевод аж на Камчатку. Там, оказывается, тоже есть морская авиация. Что и говорить, радикальный метод лечения утренней абстиненции-с.

Да, в России в отличие от других держав сразу и очень серьезно отнеслись к корабельной авиации. Многие военные эксперты сходились во мнении, русские переоценивают авианосные корабли в ущерб гармоничному развитию флота.

В действительности, оставшись на двадцатые с армадой устаревших линкоров, не имея возможности заменить их на сверхдредноуты, МГШ зацепился за многообещающую идею обойти конкурентов на вираже технического прогресса. Выход нашли в новомодных авианосцах.

Первым в строй в далеком девятнадцатом году встал перестроенный из учебного корабля «Рион». Жертвой вивисекции стал красавец «Океан», он попал под критерий: не совсем старый корабль, и не очень жалко. Первый блин вышел комом, первый и единственный русский гладкопалубный авианосец, да еще без ангара, со старыми паровыми машинами, не позволявшими угнаться за линкорами. Однако «Рион» оказался незаменимым в качестве учебного корабля. В таком качестве он до сих пор служил на Черном море, дав путевку в корабельную авиацию многочисленным поколениям выпускников летных училищ.

Затем на Адмиралтейских верфях достроили «Наварин». Бывший линкор по опыту использования «Риона» оснастили просторными ангарами и протяженной летной палубой от носа до кормы. Надстройку и трубы сместили в «остров» по правому борту, перед и за которым поставили крейсерские башни. Следом в авианосец перестроили храбро сражавшийся у Даго, покалеченный немецкими снарядами дредноут «Гангут». Не слишком удачный корабль, надо сказать. В обоих ипостасях.

Затем настал черед кораблей специальной постройки. Легкие «Князь Воротынский» и «Варяг» покинули верфи в начале тридцатых. За ними последовала серия эскадренных: «Чесма», «Синоп», «Двенадцать апостолов». У стенки Путиловской верфи достраивается «Евстафий». Следующие корабли заложены в Николаеве, когда всем уже стало наплевать на старые договоры об ограничении вооружений.

Последним вступивший в строй «Двенадцать апостолов» и его собрат «Евстафий» специально строились для Севера. Корпуса усилили по ледовому классу, изменили обводы подводной части носовой оконечности, в летной палубе под тиковым настилом смонтировали трубы водяного обогрева. Получился великолепный корабль с полным водоизмещением 29 000 тонн. Современные турбозубчатые агрегаты позволяли этой махине держать ход до 32-х узлов. В отличие от «Наварина» на новых авианосцах отказались от крейсерских орудий, но зато в бортовых спонсонах установили сто-тридцати-миллиметровые спаренные полуавтоматические универсалы, а для отражения атак на ближней дистанции поставили новые полуторадюймовые «Ковровские дыроколы» и зарекомендовавшие себя «Эрликоны».

История русских палубных самолетов, это отдельная тема, героизм и подвижничество, переходящие в трагедию. Первые годы авиапарк авианосцев представлял собой полный зверинец, Ноев ковчег, каждой твари по паре. Это была эпоха стремительного прогресса, когда машины устаревали в считанные годы, а бывало еще до запуска в серию. Флот старался закупать лучшие самолеты мировых фирм. Экспериментировали с самолетами от всей души. Однако, уже в тридцатые окрепшая отечественная промышленность вытеснила иностранцев с палуб кораблей. Настала эпоха массовых серийных машин.

К чести русских, их не бросало из стороны в сторону увлечениями отдельными типами самолетов. Не заносило в смутные перспективы чисто ударных авиаотрядов. Моряки быстро выработали стройную концепцию совмещения на одном корабле ударных самолетов и истребителей. Модой на специальные разведчики быстро переболели. Так сейчас в ангаре и на палубе «Двенадцати апостолов» стояли новейшие монопланы истребители «Сапсан», пикировщики «Баклан» и надежные, хоть и далеко не новые, торпедоносцы и дальние разведчики РБВЗ-26 «Рижанин». В обиходе эти бипланы зачастую именовали «авосками», «плетенками» и «булкохрустами». Какому-то балагуру с «Наварина» подвешенная под фюзеляж торпеда напомнила французскую булку.

Шутка шуткой, но экипажи торпедоносцев считались суицидниками. Мало кто способен идти на бреющем на ощетинившиеся зенитками корабли на хлипком биплане с подвешенной под фюзеляжем «сигарой» с полутора центнерами взрывчатки. Эти ребята могли. И как показали бои европейской войны, похожие на русских «Рижан» британские «Суордфиши» успешно атаковали противника и даже возвращались на палубы авианосцев.

«Двенадцать апостолов» нес 76 боевых самолетов. Весьма достойно. К этой воздушной армаде прилагались четыре тяжелых двухмоторных гидроплана «Пилигрим». В ангар они не помещались, посему стояли со сложенными крыльями за кормовой частью островной надстройки. Изначально «Пилигримы» строились как дальние морские разведчики. Однако практика всегда вносит свои коррективы в любые самые точные и гениальные планы. Командиры авианосцев и палубных авиаотрядов быстро поняли, что гидроплан это в первую очередь спасательный самолет, он плавает.

«Под шпилем» многие, не исключая убеленных сединами адмиралов линкорной школы героев Даго и Босфора, делали ставку на морскую авиацию. Летчиков искали и готовили соответственно. Будущих асов отбирали еще в авиашколах. Прошедших отсев направляли на дополнительные курсы в крымские Саки. Здесь их учили летать и ориентироваться над морем. Здесь же они совершали первые взлеты и посадки с палубы старичка «Риона» и новой «Кубани». Не все удачно. Не все переживали учебу. Тех, кто не выдерживал, кто писал рапорт, переводили в морские авиаполки берегового базирования. Неудачников хоронили здесь же в Крыму.

После выпуска и торжественного зачисления в штат авиаотрядов, как правило унтерами и старшими унтер-офицерами, учеба не заканчивалась. Морские летчики жгли дорогой бензин тоннами, моторы списывались моментально за считанные месяцы выработав ресурс. Люди взлетали с шатких, коротких палуб в любую погоду, в дождь и туман. Садились буквально на ощупь, иногда чудом с третьего захода зацепившись за аэрофинишер. Это считалось нормальным. «Незачет» ставили за приводнение или разбитую машину. С последующей пересдачей для выживших счастливчиков.

Их учили летать строем и в одиночку, выходить на цель с разных высот, истребителей натаскивали на драку звеном против эскадрильи. Они на последних каплях горючего находили крошечные точки родных палуб в испещренном белыми гребнями море, под низкими тучами. Люди бились при взлете, машины срывались с палуб, промахивались при посадке, случались аварии при маневрировании. Море собирало обильные жертвы со смельчаков. Выжившие становились асами. Впрочем, подобный подход приветствовался и в других флотах, не только у русских. С потерями не считались. Из человеческого материала ковали разящий меч легированной несокрушимой сибирской стали.

Утро 26 марта выдалось ничем не примечательным. Горизонт прорезала светлая полоска. Волнение слабое. С галереи под палубой авианосца открывался восхитительный вид на идущий по левой раковине крейсер. За кормой с темными волнами сливались силуэты двух эсминцев. Еще два должны держаться в передовом дозоре. Пусть корабли противоборствующих сторон не наведывались в русские воды, но даже в мирные годы тяжелые корабли всегда выходили в море с соответствующим статусу и достоинству эскортом. Сейчас и подавно.

Раннее утро, а на палубах уже гудели моторы. Над авианосцем кружили «Сапсаны» патруля. Настроение у всех боевое. Вчера по радио сообщили об успешной высадке англичан в Норвегии. Затем пошли новости о сопротивлении норвежцев, ожесточенных боях за плацдармы. Уже вечером прозвучало, что в Нарвик-фьорде погибли норвежские броненосцы.

Русский отряд шел далеко от зоны боевых действий, но бдительность усилили. Командир авианосца потребовал постоянно держать в воздухе два звена истребителей. Из штаба эскадры пришел приказ изменить курс и идти на соединение с «Воротынским». На эсминцах охранения усилили бдительность. Радиодальномеры постоянно сканировали небо и море на предмет подозрительных целей.

Со вчерашнего дня в кубриках царило оживление. Народ с азартом обсуждал последние события. Война всегда привлекает нездоровый интерес, особенно если это война чужая, особенно если это не тебе приходится прорываться на хлипком биплане через зенитный огонь к транспортам с войсками, или драться на старом «Фокере» против новых «Спитфайров».

Дима Кочкин был в ударе. Унтер-офицер с блеском в глазах, размахивая руками предвкушал, как норвежцы вломят гордым бритам.

— Эффект неожиданности уже прошел! Дальше придется протаскивать конвои под ударами немецкой и норвежской авиации. Вы же не думаете, что германцы не воспользуются случаем? Вон, Штрассер уже ввел войска в Данию. Зуб даю, уже завтра утром он будет в Норвегии.

— Это все очень благородно, но у меня в мае отпуск, — напомнил Иван Москвин.

Сей выходец с берегов Байкала добродушный крепкий крестьянский сын до сего момента спокойно слушал споры сослуживцев, не отвлекаясь от книжки. Удивительный человек, Ваня до сих пор верил, что его рапорт на отпуск удовлетворят, хотя опыт товарищей и офицеров говорил об обратном. Под разными предлогами заворачивали всех, и не первый месяц.

Теперь Москвин потянулся, заразительно от всей души зевнул и вдруг метнул в Диму Кочкина тапком. Кирилл Никифоров издал вопль американского индейца на охоте и запульнул подушкой в Москвина. Четвертый обитатель кубрика Серафим Ковалев тоже не остался в стороне от молодежной забавы. В качестве метательного оружия он избрал галоши.

— Лучше хорошо подраться, чем слушать этот ужас, — тихо молвил Иван, наклонившись к уху Кирилла.

Набесившись, выпустив пар четверо молодых истребителей отправились на бак покурить. Тоже особенности службы на авианосцах. Боязнь пожара у командира корабля и старшего офицера доходила до маниакальной болезненности. Попавшись с сигаретой в зубах в ангаре или на летной палубе можно было получить такой нагоняй с такими штрафными работами, что на век запомнишь. По крайней мере, желающих повторить не находилось.

На следующий день перед полетами по громкой внутрикорабельной связи вдруг объявили общее построение в верхнем ангаре всех свободных от вахты. А затем перед строем капитан первого ранга Кербер Леонид Львович сообщил, что сегодня 27 марта Его Величество император Алексей Второй объявил войну Британской Империи.

— Господа офицеры, унтер-офицеры и матросы, — командир авианосца насупил брови и окинул взглядом строй. — Ребята, мы все понимаем, дело давно шло к войне. Помните историю со «Святой Ольгой»? Разбомбить каботажник под нейтральным флагом, а затем еще обвинять капитана судна редкая подлость. Сорок пассажиров погибло, там женщины и дети были. Да еще двенадцать моряков душу отдали. Спасибо, рядом проходил «Эрмланд», спасли людей в шлюпках.

— Недавний мятеж в Персии дело рук британской разведки, здесь и добавить нечего. А ведь там наши товарищи рисковали. Торговля остановилась, от этого многим пришлось пояса затянуть. На этом англичане не остановились. Отказ продавать нефть, а ведь топливо, это кровь нашей страны — подлость. Без бензина и соляра урожай не собрать и поля не засеять, заводы останавливаются, люди без зарплаты остаются. А позавчера, все знаете, Англия подло без объявления войны атаковала нашего союзника. Если норвежцы не выдержат, английский флот войдет в Балтийское море, самолеты с норвежских аэродромов дотянутся до Мурмана. Мы будем ждать, пока враги дойдут до наших границ и изготовятся к атаке? Я думаю, неправильно это. И царь наш, долгих лет Алексею Николаевичу, так решил.

— Так что, не дрейфить. С англичанами мы давно не воевали, но флот у нас хороший, руки есть, головы на плечах. Мы все не зря учились, не зря жалование и довольствие получаем. Первая задача для нашего «Двенадцать апостолов», для всех нас — сдаем зачеты, готовим корабль к боям. Я лично хочу и от каждого требую, выложиться как следует. Чем быстрее нас переведут из «условно действующего» в «действующий» состав, тем быстрее со всей эскадрой пойдем в бой.

— У нас очень сильный корабль. У англичан нет авианосцев с такой самолетовместимостью, у них нет таких истребителей как «Сапсан», таких пикировщиков, как наши «Бакланы». Наша задача встать в строй с нашими братьями на линкорах и других авианосцах. Вместе эскадрой мы сила. Вместе всеми флотами мы несокрушимы!

В ангаре громыхнуло «Ура!».

— Есть вопросы? На молитву стройся!

Вперед выступил корабельный священник отец Диомид. Люди склонили головы при первых словах торжественного молебна о победе русского воинства. Большинство моряков и летчиков искренне повторяли слова молитвы. Крестились истово. Отец Диомид вспомнил слова Христа: «Не мир я вам принес, но меч». Еще раз напомнил людям, что драться за правое дело, за своих ближних, свою страну, нацию, за своих друзей дело богоугодное. Сам Бог всегда за справедливость, всегда на стороне правых.

— Так и нам положено за своих братьев и близких не щадить живота, — закончил священник.

Торжественное построение и молебен не причина отменять полеты. Сегодня работали штурмовики и торпедоносцы. Отличилась торпедная эскадрилья, сумевшая показать «звездную» атаку на «Лешего».

Ближе к обеду на горизонте показался «Воротынский» с парой эсминцев эскорта. Легкий авианосец шел с расчехленными, готовыми к бою орудиями, на палубе чисто, все самолеты в ангарах. Красивый корабль, проектировщики сумели вписать ангары в борта, сделать их продолжением корпуса, небольшая высокая надстройка добавляла авианосцу элегантности.

После обязательного обмена приветствиями, из рубки «Воротынского» по УКВ передали новый приказ командующего эскадрой: «Возвращаться на базу».

Вскоре «Леший» и два эсминца из эскорта «Апостолов» ушли за «Воротынским». Куда командование погнало легкий авианосец? — Сие неведомо. На флоте и в армии никогда не сообщают лишнего, что непосредственно тебя не касается. Остается только гадать. Вполне возможно, корабль идет встречать прорывающихся в Россию купцов.

Вот и накрылся еще один порт. Теперь мало кто осмелится идти из Штатов в Мурман через Атлантику, где доминирует британский флот. Дарданеллы закрыты, Балтика тоже. Остался у нас один Владивосток. Да еще через японский Дальний можно торговать. Тоже край света. Оттуда через всю Россию по Транссибу грузы вести. Накрылась торговля афедроном вавилонской блудницы. Впрочем, большинство летчиков о таких вещах не задумывались. Людей куда больше интересовали доносящиеся с камбуза запахи.

Авианосец спокойно держал 20 узлов, турбины довольно гудели, от форштевня разбегались пенные усы. Корабль дважды менял курс, разворачивался против ветра чтоб принять и поднять самолеты. Затем вновь возвращался к направлению на Кольский залив. В виду берега сигнальщики обнаружили целую рыбацкую флотилию. Война войной, а люди спешат на промыслы, идут за добычей.

Каперанг Кербер отрядил «Пустельгу» пробежаться до рыболовов, отсемафорить предупреждение. Радио штука дорогая, не у всех траулеров есть. Могут ведь и не знать, что теперь следует быть осторожнее.

Когда корабли проходили мимо батарей острова Торос по громкой связи сообщили, что на борту «Светланы» из Осло вывезли королевскую семью Норвегии. В кубриках и столовых во всю обсуждали новость. Только Кирилл молча слушал и в разговоры не вступал. Вечером в кубрике он в очередной раз открыл конверт и развернул письмо дяди Ивана. Скупые короткие строчки на серой бумаге.

С дядей все хорошо, занят новым делом, на службе освоился, к новой форме привык. Дядя Ваня передает привет, просит беречь себя, чаще писать маме и брату. Напоминает, что в Петербурге Кирилла ждут, двери дома Никифоровых в Сосновке всегда для него открыты. Дедушка и бабушка, тетя Лена, кузены все будут рады. Вот только пишет дядя из Персии. На конверте штампы Военного ведомства, а письмо вскрывалось и читалось цензором.

Война всем спутала планы. Похоже, даже в штабе флота и на эскадре не знали, что теперь делать. Леонид Кербер получив новую шифровку только покачал головой и грязно выругался. Новый приказ за подписью контр-адмирала Макарова предписывал авианосцу продолжить учения, но за линию ближнего патруля не заходить. Затем в штабе нашлась светлая голова, следующей радиограммой район маневров расширили.

Так и получилось, еще три дня «Двенадцать Апостолов» крейсировал между Рыбачьим и Кильдином. Полеты продолжались по расписанию. На забывали про учебные тревоги, провели стрельбы из сто-тридцаток по плавучим мишеням. После завершения всех мероприятий корабль лег на курс домой.

Кольский залив неприятно поразил. На берегах погасли маяки. Исчезли навигационные знаки. Гораздо меньше стало транспортов и коммерческих судов. Чувствовалось незримое дыхание большой войны. На траверзе Тороса высоко в облаках проплыл большой гидроплан.

Когда авианосец проходил мимо Седловатого навстречу прошла целая крейсерская эскадра. Шесть больших четырехбашенных крейсеров. Полеты с «Апостолов» прекратились. Самолеты убрали в ангар кроме двух дежурных звеньев истребителей на палубе. Летному составу делать нечего, люди в основном развлекались тем, что высматривали берега, знакомые ориентиры в дымке, да глазели на встречные корабли.

Никто из летчиков и не догадывался, что они встретили авангард сил флота. Через два часа, когда с «Двенадцати Апостолов» уже наблюдали Мишукову гору, из Оленьей губы вышли основные силы эскадры. За передовым дозором из эсминцев рубили волны серые массивные корпуса линкоров. В окружении крейсера и эсминцев ВПО шел тяжелый похожий на большую коробку «Наварин». Параллельным курсом вытянулась четверка крейсерской бригады эскадры.

А тем временем далеко на западе две горно-егерские бригады шли по узким дорогам и горным тропам к Нарвику. Русские из всех сил спешили, пробивались через дикие пустынные горы и тундру Лапландии и Северной Норвегии. Серые колонны бронемашин и грузовиков тянулись бесконечными лентами по узким дорогам, горным серпантинам. Авангардные отряды без отдыха пробивались вперед, спеша первыми занять перевалы и узости.

Англичане же усиливали свою группировку на плацдарме, перебрасывали морем подкрепления и снаряжение. Оборона Нарвика крепла с каждым часом. Егерям и присоединившимся к ним норвежским частям срочно требовалась помощь. Как всегда, встал вопрос: кто владеет морем, тот владеет всем.