Письма героев

Глава 36 Палестина. Мост через Иордан

16 мая 1940. Иван Дмитриевич.

Утро не принесло облегчения. Противник пока не беспокоил засевший вокруг моста батальон, но это временное. Люди работали, рыли окопы и укрытия. Здесь очень пригодилась рота капитана Чистякова. Русский сапер, это ведь не только мастер на все руки. Саперов изначально готовили организовывать работу, руководить простыми землекопами и строителями из солдат, решать инженерные задачи на местности.

Даже строительство окопов, это не только простое махание лопатой и кайлом. Нужно сразу разбивать координаты на местности, вести траншеи так, чтоб они со стороны выглядели малозаметно, а рельеф защищал от огня. Я уже не говорю о навыках укреплять стенки, строить укрытия так, чтоб потолок на лег не плечи горе-строителям.

С артиллерией у батальона изначально все было плохо. Вышедшая вечером группа Комарова вытащила с собой только дюжину легких минометов и штатные пулеметы. Тоже конечно хорошо, правильно организованный минометный огонь может остановить пехотную атаку. Однако, калибр 50-мм не вдохновлял. Впрочем, минометы батальона того же калибра. Вообще говоря, вооружение бригады не зря называлось легким.

Русские механизированные бригады весьма специфичный инструмент войны. Предназначенные для действий в глубоком прорыве, в отрыве от основных сил, мехбригады изначально максимально облегчались. Основной ударной силой был танковый полк двухбатальонного состава. Всего около полутора сотен танков и броневиков. Именно для мехбригад строились быстроходные танки.

Достаточно неплохие для своего времени машины, ведущие родословную от одной американской модели. Да что уж там! С подачи военного министерства Харьковский паровозостроительный завод купил полную лицензию и все патенты изобретателя Кристи на его танк с колесно-гусеничным ходом. Русские доработали американскую модель, начиная с БТК-3 в башне устанавливалась 47-мм пушка, машины оснащались специальными лебедками, облегчавшими снятие и установку гусениц, современные харьковские моторы редко ломались.

Однако, на 1940-й год танк устарел. Самое плохое, модернизации он не поддавался вообще. Недостатки всегда являются продолжением достоинств. Противопульное бронирование танка в конце 30-х считалось недостаточным, напомню, уже шли в серию легкие разведывательные машины с куда более солидной броней, не говоря о линейных и тяжелых танках. Острый нос и пружинная подвеска ужимали и без того маленькое внутреннее пространство. Три человека в экипаже очень мало для полноценного танка.

Самое главное — считавшаяся прогрессивной колесно-гусеничная схема моментально устарела, как только заводы наладили массовый выпуск мелкозвенчатых гусениц из качественной хромоникелевой стали. Практически мгновенно все достоинства кавалерийского танка обернулись своей темной стороной хронических недостатков. Недаром, на считавшийся серьезным Западный фронт БТК не перебрасывались.

Танкистов поддерживал полк бронегренадеров. Достаточно подвижная и кусачая часть. Первые роты на бронетранспортерах и полноприводных грузовиках, все остальные тоже полностью механизированы. Противотанковые батальоны бригад получали достаточно современные и мощные 47-мм пушки, пробивавшие практически любой танк противника на дистанции реального боя. К этому бригада оснащалась приличными средствами ПВО. В основном 20-мм и 37-мм автоматы на автомобильном шасси.

Платить за это совершенство инструмента маневренной войны приходилось ослаблением ударной мощи. Так в состав 12-й мехбригады входили только две батареи 122-мм гаубиц. Именно эти достаточно легкие орудия можно было буксировать обычными трехосными грузовиками со скоростью маршевых колон. Дивизионные и корпусные пушки, даже те же самые 107-мм считались слишком тяжелыми для легкой бригады. Даже столь любимые пехотой длинноствольные дивизионные трехдюймовки в мехбригады не поступали.

По предвоенным планам предполагалось, что ежели мехбригада нарвется на серьезную оборону противника, она всегда может быстро отойти и подставить врага под удар линейной пехоты с тяжелым штатным вооружением. Увы, именно у Хаттинского холма на берегу Галилейского озера отойти не получилось.

— Кажется дождь собирается, — задумчиво протянул Никифоров.

Поручик вместе с ротным обходил вторую линию обороны, больше даже не для выискивания огрехов, а чтоб показать людям, что офицеры без дела не скучают, не прохлаждаются в тени, пока люди вгрызаются в каменистый грунт под палящим солнцем.

Да, со стороны Средиземного моря наползала темная туча.

— Давайте, на ту горушку поднимемся и сразу обратно. Нет желания под дождь попасть.

— Кто-то еще утром жаловался на жару, — подначил Никифоров.

Ротный развел руками. Дескать, со всеми бывает. Туча приближалась медленно и неумолимо. Уже весь горизонт затянут темной хмарью.

Они успели, последние пару сотен шагов до машины шли под дождем. Бежать совершенно не хотелось. Иван Дмитриевич поднял лицо к небу подставляясь под капли дождя. Наконец-то! Дождь! Чистый восторг, совсем как в детстве. Тогда тоже бегали по лужам и радовались льющейся с неба воде, раскатам грома, радуге под облаками и чистому свежему воздуху.

— Дождались! Смотрите, как льет!

— Глина набухнет. Копать будет тяжело, Алексей Сергеевич.

— Вечно Вам не угодишь, Иван Дмитриевич, — притворно нахмурился ротный. — Вон, смотрите, что наши солдатики удумали!

Офицеры оторопело уставились на саперов, натянувших брезент между двумя грузовиками. Получилось хорошее укрытие от дождя.

— Стоит взять на вооружение, на марше самое то.

Туча ушла. Дождь прекратился. Не небе вновь заиграло солнышко.

— А нам опять копать, — заявил Чистяков, открыв дверь машины.

В лицо пахнул свежий чистый воздух. Одно хорошо, дождь принес долгожданную прохладу и свежесть. Не на долго. Лужи быстро высохли, от свежей земли из траншей из окопов парило.

Никифоров отправился смотреть как идут работы над укрытиями, а Чистяков поспешил на передовой наблюдательный пункт. Комбат уже позавчера облюбовал склон холма слева от железной дороги, там же пехота успела вырыть окопы, врыть в склон блиндаж, оборудовать наблюдательные позиции.

Настрой у всех тревожный. Обстановка паршивая, мягко говоря. А если серьезно, батальон засел здоровенной такой занозой с зазубринами в толстом жирном афедроне лимонников. Единственный мост через Иордан, единственная связующая ветка между Трансиорданской и Палестинской железными дорогами. Единственный русский плацдарм на правом берегу Иордана. Англичане просто обязаны выдернуть эту занозу и если не вернуть мост, то хотя бы вывести его из строя.

Насколько противник продвинулся на север после вчерашнего разгрома мехбригады, одному Господу ведомо. Командование батальона разумно полагало, что до Голанских высот наши цепляться не будут, банально нечем.

Впрочем, были и хорошие новости. Разведчики смогли установить связь с гарнизоном Дэры. Железнодорожный узел на Трансиорданской магистрали прочно оседлан, наша пехота чувствует себя уверенно, правда, сил для укрепления плацдарма нет. Подполковник Манштейн на радостях тут же снарядил конвой и отправил на машинах в Дэру всех пациентов госпиталя. Мера своевременная, потому как врачи зашивались, группа капитана Комарова вчера вытащила с собой почти пятьдесят человек раненных. Да и стационарный госпиталь куда лучше, чем несколько палаток на берегу под защитой каменного обрыва.

Рано или поздно, хорошее заканчивается. Первыми пожаловали вражеские бомбардировщики. Шестерка двухмоторных самолетов отбомбилась с высоты километра. Особого ущерба бомбежка не причинила, двое легко раненных и дополнительная вентиляция в кабине грузового АМО не в счет. Зато зенитчики открыли боевой счет. Один бомбардировщик напоровшись на очередь автомата вспыхнул и рухнул в воды Галилейского озера. Никто из самолета не выпрыгнул.

Не успели самолеты скрыться за горизонтом, как передовое охранение передало по рации, что с запада приближается колонна противника. Пехота и саперы не зря махали лопатами с утра до ночи. Две линии окопов, позиции артиллерии, пулеметные гнезда, площадки минометов, мелкие траншеи и ходы сообщения. За двадцать шагов перед окопами растянули спираль Бруно, мотки пружинящей колючей проволоки нашлись в имуществе саперной роты. Вот и пригодилось.

Увы, это только в кино можно буквально за день опутать батальонный узел обороны глубокими траншеями, да еще нарыть ложных позиций с макетами. В реальности все гораздо хуже. Иван Дмитриевич как инженер прекрасно знал дневные нормы выработки землекопов, они даже выше, чем у пехоты. Да и грунт на берегу Иордана паршивый — глина и камень, особо не размахнешься.

По расписанию, саперы сразу после сигнала тревоги отошли на едва намеченную третью линию. Людей Чистякова берегли как ценных специалистов, при этом все понимали — солдаты они так себе. Да и вооружены трехлинейными карабинами, в отличие от поголовно оснащенных нормальными автоматическими «шведами» бронегренадеров.

— Началось, — прошипел пехотный прапорщик, наблюдавший за противником в бинокль. — Десять танков, из них шесть пехотных. Дистанция огня семьсот!

— Есть семьсот! — сидевший на дне окопа связист четко передал указания орудийным взводам.

— А вон и пушкари пожаловали, — наблюдатель добавил яркий образный эпитет.

— Отставить семьсот! — неожиданно отреагировал комбат. — Огонь открывать с пятисот!

— Есть с пятисот!

— Курите, господа, — Манштейн присел на дно окопа и первым извлек портсигар. Четверть часа у нас есть, затем начнется свистопляска.

Комбат угадал. На позиции русской пехоты обрушился частый град из снарядов многочисленных легких орудий. Британская 25-фунтовая пушка-гаубица метает не слишком тяжелый снаряд, но зато этих пушек у противника много. Сейчас плацдарм обрабатывали не менее трех батарей этих орудий. О какой-либо контрбатарейной борьбе и речи не было. Русские полевые трехдюймовки предназначены исключительно для поддержки своей атаки прямой наводкой. Как противоштурмовые тоже работают, а вот навесом по закрытым позициям…. Увы!

Из Дэры по радио обещали воздушную поддержку, но, как говорят наши союзники: «Я слышу весть, но не имею веры». Все слишком хорошо знали, что ближайшие наши аэродромы находятся за семьсот километров. Только в одну сторону бомбардировщикам лететь два часа. А еще надо подготовить вылет и вообще передать заявку летунам, это тоже не за секунды решается.

Оставалось только лежать на дне траншей, свернуться калачиком в окопе, забиться в нору, если успел ее вырыть и молиться. По счастью, большая часть вражеских снарядов легла на ложную линию обороны, слегка намеченную цепочку окопов в ста метрах перед настоящими окопами. Поручик Никифоров сегодня развлекался как следует, с помощью своих саперов сооружая противотанковые батареи, пулеметные гнезда и даже врытые в землю танки из досок, бревен и маскировочных сетей. Сейчас все это художество взлетало на воздух и рассыпалось в прах под огнем противника.

Прилетало и по настоящим позициям. С командного пункта можно было только догадываться, какие потери у наших от огня.

Обстрел стих так же внезапно, как и начался. Противник под прикрытием артиллерии спокойно развернулся и шел в атаку. Впереди фронтом шесть тяжелых танков, на флангах легкие пулеметные машины. Перед и за стальными монстрами цепи пехоты. Огонь задробили только легкие гаубицы, обстрел из минометов продолжился. Вон, сами минометчики развернулись за своими атакующими порядками, работают как на полигоне.

Самое страшное, это терпеть и ждать. Стиснуть зубы, нести потери, вздрагивать от близких разрывов, молиться и богохульствовать одновременно, но ждать. Ждать! Ждать! Ждать, когда первая цепь пехоты пересечет намеченный ориентир.

Никифоров попросил связиста соединить с саперной ротой. Ответили сразу. На тыловых позициях тихо и спокойно. Редкие залетевшие снаряды не в счет. Поручик успокоил ротного, кратко обрисовав ситуацию.

— Это нормально, Иван Дмитриевич. Если не прорвутся через пехоту, нам сегодня только окопы раскапывать. Держите руку на пульсе и связь с батальоном.

Что-ж, роль лишнего офицера в части имеет свои плюсы. Работы мало, а во всякие интересные места посылают. Никифоров мог дать руку на отсечение, что в другой ситуации Чистяков и не подумал бы выделить отдельного офицера связи на командный пункт. Оба его помощника сейчас заняты вполне себе практическими задачами.

Наступил момент. Русские окопы огрызнулись огнем. Первыми рявкнули полковые пушки. Четыре трехдюймовые гранаты удачно легли рядом с вражескими минометами. Еще одна пушка сработала с запозданием. Противотанкисты сконцентрировали огонь по тяжелым танкам. Заработали пулеметы. Среди атакующей пехоты вспухли разрывы мин. Защелкали частые одиночные выстрелы штурмовых винтовок.

С наблюдательного пункта хорошо видна тусклая вспышка на башне «Матильды». «Толстокожая дама» упрямо прет вперед. Дистанция все же великовата для 47-милиметровой пушки. Когда это орудие разрабатывалось и ставилось в серию, никто еще не запускал в массовое производство танки с противоснарядным бронированием.

— Уроды недоношенные! — процедил пехотный прапорщик при виде целой рощицы разрывов, выросших на позиции противотанковой пушки.

На правом фланге танк вдруг резко крутанулся на месте. Разорвало гусеницу. Два снаряда вошли в борт. В башне открылся люк, человек почти выбрался на броню, как рвануло. Башню от внутреннего взрыва сорвало с погона, машину окутало черным дымом, из люков выплеснуло пламя.

Вражеская пехота не выдержала плотный огонь и залегла. Даже огневая поддержка не спасала. Наоборот, русские пулеметы быстро проредили британских минометчиков, вознамерившихся было выбраться на открытое пространство. Единые пехотные пулеметы КП-29 под модный федоровский патрон 6,5-мм прекрасно справлялись и с выкашиванием пехоты, и с выбриванием артиллерийской поддержки на дальней дистанции. Полковые пушки и ротные минометы еще больше насытили сталью пространство перед окопами.

Не стоит винить британцев, они сделали все, что могли, но прорвать оборону оснащенной автоматическим оружием пехоты дело непростое. Не выдержав, противник покатился назад. В поле остались две «Матильды» и все четыре легких танка.

Как только стихло, Никифоров метнулся к своим саперам. В первую очередь поделиться впечатлениями, во вторую…. Работать тоже надо. Короткая передышка драгоценна, пока солдаты приходили в себя после горячки боя, саперы деловито принялись раскапывать засыпанные окопы, восстанавливать укрепления.

Обстрел натворил дел. И без того мелкие окопы местами засыпало, две противотанковые пушки разбиты, еще одна осталась без расчета. Чистяков сразу выделил целый взвод готовить новые позиции для артиллерии. Пехотные офицеры горячо поддержали идею.

— Не повезло ребятам, — прозвучал за спиной тихий голос.

Высокий широкоплечий пулеметчик отложил лопату и смотрел как на расстрелянной позиции пушки складывают тела. Не все пережили этот бой. Пехоту потрепало. Вон, двое парней несут раненного. Еще несколько человек сами ковыляют в тыл. Лекарям и фельдшерам прибавилось работы. Вот еще одна сторона медали, неприглядный фас войны.

Иван Дмитриевич вдруг понял, что уже привык к лику смерти, уже не обращает внимания на крики и стоны раненных.

— Господи, не дай до такого опуститься, — прошептали губы.

Человеку стало страшно. Страшно не от того, что могло случиться с ним, а от собственной душевной глухоты. Ужаснуло то, во что легко можно превратиться, если привыкнуть к окружающему страданию.

— На Святой земле умерли, — с этими словами пулеметчик истово перекрестился. — Господи, прими душу сынов твоих.

— Земля пухом, будь милостив, — четко произнес Никифоров и перекрестился.

Через минуту он уже распоряжался на новой позиции полковой пушки. Время в минус, пока англичане зализывают раны надо многое успеть. Очень многое.