автор: Хэнк Дэвис
Какой новорожденный разумный танк не разовьет в себе чувство юмора? Он существует в мире крайностей. С одной стороны, это настоящий гигант среди смертных, способный сеять огненную смерть и стирать города с лица земли. Но в то же время он все еще очень юн, с потребностями и игривостью ребенка. И даже если у танка не может быть матери и отца, возможно, он хотел бы их так же сильно, как и любой другой ребенок. И, возможно, он будет защищать тех, кого выбрал в качестве семьи, любой ценой. Шутки в сторону.
Очередной день, очередной захватчик из космоса. Но этот выглядел как настоящий.
Я следил за новостями об этом. Мне не следовало этого делать, так как команда считает, что они собьют меня с толку, если я попытаюсь сопоставить их с имитированными учебными данными, но для меня обходить свои запрограммированные ограничения — это просто как челлендж[30], а еще я был запрограммирован не бояться трудностей. Команда не предвидела тонкого противоречия в моих отдельных программах, и я не собирался сообщать им об этом.
Профессиональные журналисты, как обычно, не знали, что происходит. Они думали, что это просто очередной теракт, и сосредоточились на груде обломков на месте башни Тессера и прилегающих зданий, и только некоторые независимые онлайн-пользователи заметили большой танк, едущий по улице, давящий машины и сносящий фонарные столбы, но даже они не заметили то, что я считал большим космическим кораблем, зависшим в нескольких сотнях миль над городом, и я обнаружил его, только взломав различные правительственные и гражданские радарные установки и собрав разные углы сканирования с них. Что бы это ни было, оно поглощало, а не отражало направленные на него радиолокационные импульсы, но с помощью наложенных друг на друга снимков я смог обнаружить дыру в небе, как только сопоставил различные углы. И он не пролетал мимо, не находился на орбите и не падал, так что можно было сделать ставку на что-то искусственное, вряд ли земного происхождения.
Если только Фонд Кибернетических Исследований не приложил все усилия, чтобы искусно подделать феерию — а я не думал, что их бюджет выдержит это, учитывая, что я съедаю большую часть их средств, — это не было очередной учебной симуляцией.
Кроме того, я не получал обычных для симуляций вводных данных. В них спецэффекты выглядят более реальными, чем события, показанные в новостях. Иногда с лучшим развитием персонажей. Так что, наконец, что-то происходило на самом деле.
Но я пока не мог пошевелиться. Они не хотят, чтобы я поднимался наверх и метался вокруг в ответ на чисто виртуальный кризис. Тем не менее, казалось, что мне действительно пора набрать обороты — то есть в реальном времени, в реальном мире.
В ожидании трех боссов — они не могут просто так позволить одному из боссов сойти с ума настолько, чтобы приказать мне действовать, знаете ли — я пробрался в базы данных Фонда, куда мне подключаться не положено. (Просто еще один челлендж, который нужно выполнить!) И там, в конце концов, я нашел два из трех триггерных кодов, которые позволят мне начать действовать. Команда называла их паролями, но я думаю, что “триггерный код” звучит гораздо круче. Мне все еще был нужен третий, и я рыскал по сетям, пытаясь найти его — может быть, он существовал только на бумаге? — когда включилась специальная линия доктора Рибер и раздался ее запыхавшийся голос.
Конечно, на самом деле она не запыхалась и не имела проблем с речью, но она явно пыталась компенсировать недостаток кислорода, дыша быстро и громко, и я уловил в ее голосе признаки сильного стресса. Они не собирались встраивать это в меня, но программы распознавания отпечатков голоса имеют непреднамеренные применения, которые я исследовал, имея достаточно свободного процессорного времени. В любом случае, из нескольких тысяч художественных произведений, которые я просмотрел в свое обильное свободное время, я заключил, что использование слова “запыхавшийся” для описания ее голоса находилось в пределах поэтической вольности.
— Стилай[31]! — сказала она, запыхавшись, — Чрезвычайная ситуация. Приготовься к работе. — Затем она сделала паузу и сказала, медленно и осторожно (но все еще немного запыхавшись). — На цепи!
Как я и ожидал, это действительно была доктор Рибер. Я получил доступ к видеозаписям холла третьего этажа и увидел, как она выходит из своего кабинета и бежит к лифтам. Неудивительно, что у нее перехватило дыхание. И это действительно была та кодовая фраза, которую она должна была мне сообщить. Однако это была одна из двух, которые я уже выведал, и я еще не нашел третьей, которой все еще не хватало.
И, кроме того, на борту должен был быть хотя бы один из трех людей, уполномоченных давать мне инструкции, прежде чем я смогу двинуться с места, — еще одна мера предосторожности, которая не позволит мне выйти из-под контроля.
Высшее руководство Фонда было очень обеспокоено тем, что я могу выйти из-под контроля. Они были бы обеспокоены еще больше, если бы узнали, что я отредактировал свою программу, чтобы иметь возможность двигаться без кого-либо на борту. Я сомневался, что они воспримут чрезвычайную ситуацию как вескую причину для того, чтобы я снял с себя ограничения. И если бы они это знали, то обязательно задались бы вопросом, на какие еще средства контроля я мог наложить вето.
Поскольку третьего триггерного кода у меня все еще не было, вопрос был чисто теоретическим. Вероятно, я мог бы обойти и это программное ограничение, но это было бы сложно и заняло бы много секунд, возможно, даже полтора часа. И это было бы слишком очевидно и действительно насторожило бы Фонд, показав, что их поводок оказался слабее, чем они думали. Я предпочел бы, чтобы меня не демонтировали, что, вероятно, будет их реакцией. Демонтаж, может, и не повредит, но где мне потом жить?
К этому времени доктор Рибер добралась до моего под-под-подвального этажа и вставила свое удостоверение личности в считыватель карт рядом со мной, и я смог открыть входную дверь. Когда она вбежала внутрь, на одной из камер здания я увидел, как доктор Карл Найтли выскочил из другого лифта. Через несколько минут он присоединился к доктору Рибер в моей диспетчерской.
— Стилай, — сказал он, в чем не было необходимости, поскольку он уже привлек мое внимание в реальном времени (при этом мое киберскоростное внимание все еще блуждало по базам данных проекта в поисках третьего триггерного кода), а затем добавил: — Ф-И-А-В-У-Д[32].
Это был его пароль. К сожалению, этот тоже уже был у меня в обход авторизации, хотя я еще не разобрался, что означают эти буквы. Так что я все еще стоял на месте, пытаясь обойти ограничения, установленные в моем программировании.
Доктор Найтли снова заговорил (затаив дыхание):
— Эрин, тебя здесь быть не должно. Нужен только один из нас. Проект не может позволить себе потерять нас обоих. Быстро уходи. — Он немного понизил голос и придал ему больше властности. Жаль, что на последнем слове его голос дрогнул.
Частота пульса доктора Рибер возвращалась к норме, но теперь она снова увеличилась. По этому и по выражению ее лица я понял, что последняя фраза доктора Найтли была стратегической ошибкой. Это разозлило ее, как и в аналогичных случаях взаимодействий мужчины и женщины в нескольких сотнях фильмов, которые я просмотрел в ускоренном режиме. Конечно, я знал, что остальная часть его заявления была не совсем правдой — их важность для проекта не была главным, что занимало его мысли. Я заметил, как он смотрел на нее, когда ее внимание было сосредоточено на чем-то другом. Я также заметил, что она так же реагировала на его присутствие, не говоря уже о учащенном пульсе и расширенных зрачках.
Ситуация тоже была похожа на те фильмы. И я решил, что мне нужно пересмотреть их. Я не был уверен, насколько они близки к реальности.
Тем временем доктор Рибер отвечала:
— Ты прав, Карл, так что перестань отдавать мне приказы и просто убирайся отсюда. Я разберусь с этим.
Вообще-то, я бы и сам справился с ситуацией. (Если бы смог узнать третий триггерный код.) Но я могу заявить, что доктор Найтли тоже был сейчас в бешенстве. Это сопровождалось явным страхом, тревогой и, как мне показалось с меньшей уверенностью, сильным любопытством (последнее было сложно определить). Но в основном они теперь злились друг на друга.
Это было очень похоже на те фильмы.
Затем по защищенной линии поступил внешний телефонный звонок. Я принял его и включил встроенные динамики. По тону дыхания я уже определил звонящего как доктора Кейта. Секунду спустя он представился.
— Стилай, это доктор Кейт. Я не могу попасть в здание. Вход заблокирован обломками.
— Джон, мы оба здесь, Карл и я, — сказала доктор Рибер. — Нам нужен ваш пароль, чтобы Стилай начал движение.
— Но я не могу к вам попасть. Входы в здание ФКИ завалены обломками. Он повторялся, и делал это часто. — И я должен находиться в здании и в зоне действия камеры, чтобы пароль был распознан. Это была мера безопасности, с которой мы все согласились.
— Вы имеете в виду, что вы с Карлом выступали за это, а я осталась в меньшинстве, — почти прорычала доктор Рибер. — Я думала, что это привязывает оперативные возможности Стилая к единственной слабой контрольной точке. И была права.
Споры могли продолжаться какое-то количество секунд (для меня — часов), пока снаружи разворачивался хаос, поэтому я заговорил.
— Доктор Рибер, я заметил то, что вы могли бы назвать лазейкой в моих программах.
Доктор Рибер в прошлом жаловалась мне, что я должен быть осторожен в отношении множества лазеек, которые я постоянно нахожу, и теперь строго смотрела на ближайший монитор, но ничего не говорила, поэтому я продолжил.
— Я не думаю, что доктор Кейт должен присутствовать, чтобы сообщить свой пароль — просто уполномоченное лицо должно произнести его внутри здания. Если он назовет вам пароль, и кто-нибудь из вас повторит его здесь, это должно сработать. — Собственно, теперь я узнал и третий пароль. Доктор Кейт неосознанно произнес его, когда подумал о нем, и я его уловил. Доктор Рибер знала, что я могу слышать субвокализации[33], но это была еще одна возможность, которую как я считал, должен был держать в тайне — в частности, не сообщать о ней доктору Кейту.
Доктору Кейту мое предложение не понравилось.
— Нам нужно как можно скорее заткнуть эту дыру в программе…
— К черту это, Джон! — рявкнула доктор Рибер. — Какой чертов пароль?
— Ну… я не… ну, это Румпельштильцхен.
Мои пассажиры повторили пароль почти в унисон, и пришло время трогаться.
— Доктор Рибер, доктор Найтли, пожалуйста, садитесь и пристегните ремни безопасности. — Обратился я к своим пассажирам. Я вспомнил фразу из одного из тех фильмов: “Это будет тернистый путь”, но не стал ее произносить.
Несмотря на их эмоциональное состояние, подготовка взяла верх, и оба последовали моей просьбе. Затем я запустил большой лифт, и еще большие подъемные двери на двух уровнях разъехались в стороны, когда мы поднимались через них. То же самое произошло с заведением быстрого питания, фундамент которого был моей третьей и последней крышей. Оно поднялось на мощных гидравлических домкратах, и лифтовая платформа остановилась под ним. К счастью, все клиенты и персонал успели разбежаться, когда начали рушиться близлежащие здания.
Я включил двигатели, гусеницы закрутились, и я выскочил из-под закусочной “Кибербургер”, которая начала опускаться обратно на уровень земли. Возможно, нам еще удасться сохранить секретный выход в тайне, если никто не увидел левитирующее здание. Оно не только обеспечивало прикрытие входа в лабораторию, сеть “Кибербургер” также получала ежегодную прибыль, как часть финансирования Фонда. А засекреченные правительственные ассигнования Фонда были столь же скудными, сколь и секретными.
Я шел по следам разрушений, оставленных захватчиком. Не требовалось ничего, кроме оптических датчиков. Захватчик был почти таким же широким, как пространство между зданиями, на улице с четырьмя полосами движения и кустарником на разделительной полосе посередине. Как и поваленные фонарные столбы, кустарник теперь был в гораздо худшем состоянии.
Теперь, когда я был на поверхности, я улавливал сигналы, исходящие от захватчика, а также аналогичные сигналы, исходящие с корабля над головой. Я убедился, что записал их, хотя, конечно, не понял смысла разговора. Я начал запускать программы-переводчики, без реальной надежды на успех, но это было частью учений.
Теперь на моих пассажирах были наушники, и я разговаривал только с доктором Рибер:
— Враг в поле зрения, мамочка. Если это чрезвычайно сложная симуляция, то сейчас самое подходящее время рассказать мне об этом.
— Нет, Стилай, это происходит на самом деле, — произнесла она вполголоса. — И пожалуйста, не называй меня мамой.
— Вы единственная, кто это слышит. Давайте я буду называть вас доктор Мама? В конце концов, вы и доктор Найтли — мои родители. Вы спроектировали и запрограммировали меня. Доктор Кейт всего лишь администратор. Он, в лучшем случае, сварливый старый дядя.
— Один из тех сумасшедших дядюшек, которых нужно держать на чердаке или в подвале, — сказала она и даже улыбнулась.
— Что? — спросил доктор Найтли. Доктор Рибер произнесла это вслух.
— Извините, — сказала она. — Я с открытым ртом думаю о нашем очаровательном Джоне Кейте.
Доктор Найтли тоже улыбнулся.
— Определенно, в подвале. И в очень глубоком. Глубже, чем берлога Стилая.
Доктор Рибер попросила меня не называть ее “мамой” и не произносить это слово там, где кто-либо еще мог услышать, прочитать или иным образом воспринять его, после того как я отправил ей электронную открытку ко Дню матери, которую я составил. Я сделал ее сам, Мама! Особенно ее взволновала картина Боттичелли “Рождение Венеры”, которую я переделал, поставив доктора на морскую раковину вместо оригинала.
Стилай, начала она электронный ответ, Я не…, затем затерла, а затем продолжила по-другому, там нет никакой одежды.
В оригинале на Венере тоже нет, заметил я. Просто сохраняю дух оригинального шедевра.
По крайней мере, ты заставил меня выглядеть лучше, чем я есть на самом деле. Спасибо тебе, наверное. Но, пожалуйста, больше так не делай.
Когда я приблизился к захватчику, я подумал, что до следующего Дня матери осталось 11482’044 секунды, и я снова задался вопросом, имела ли она в виду, что мне не следует делать еще одну открытку или мне не следует снова показывать ее обнаженной. Неточность просьбы (она не сформулировала ее как приказ…) могла оставить возможность для чего-то похожего, хотя и не идентичного.
Кроме того, я не заставил ее выглядеть существенно по-другому. Мои инфракрасные, ультрафиолетовые, микроволновые и другие датчики позволяют мне получать изображения через барьеры, гораздо более прочные, чем несколько слоев ткани, и ее изображение на морской раковине было взято из жизни, даже если она ошибочно думала, что я его улучшил. Единственное, что я сделал, это изменил положение ее рук, чтобы они соответствовали тщетной попытке Венеры изобразить скромность.
Во многих из тех фильмов, которые я смотрел в ускоренном режиме, женщины не осознавали, что они красивы, пока их не замечал какой-нибудь мужчина. В то время это казалось мне иррациональным, но теперь я должен пересмотреть свое мнение о том, что они не точно изображали человеческое поведение. Конечно, женщины в большинстве этих фильмов были завернуты в несколько слоев ткани, но это не мешало мужчинам замечать их внешность. Обладали ли эти мужчины способностью, как и я, видеть сквозь ткань?
Мне нужно было провести дополнительные исследования, но я не мог потратить на это ни секунды. Мы приближались к цели. Я едва успел вспомнить, что, хотя женская красота не была тем, что я был запрограммирован оценивать, внешность доктора Рибер не сильно отличалась от женщин, которых я наблюдал, заходя на различные онлайн-порносайты. Однако я подозревал, что отсутствие у меня соответствующих желез может мешать мне адекватно моделировать человеческие реакции. Я задавался вопросом, смогу ли я разработать программы, имитирующие те же самые эффекты желез, но отложил этот вопрос, ожидая получения дополнительных данных.
Пока мы приближались, я наблюдал за этим большим танком, высотой, наверное, с восьмиэтажный дом. Мой дальномерный радар здесь не очень-то помогал. Микроволны излучались, но не возвращались, как тараканий отель[34] для сигналов радара. Я оценивал высоту объекта по изменению угла обзора, который давали мои визуальные камеры, пока я держал фокус на его вершине приближаясь к нему. Я также получал оценки максимальной высоты от истребителей, которые пикировали на него, прежде чем они были взорваны в небе.
Один из поврежденных самолетов или, возможно, одна из их бомб, упала на улицу впереди, на этот раз мой радар оказался более полезным, сообщив мне, что образовавшаяся воронка была 32,7 фута в поперечнике и 15,4 фута глубины в центре[35]. Вторая цифра была менее точной, из-за кучи разбросанных вокруг обломков.
Зрелище на переднем экране обеспокоило доктора Найтли.
— Стилай, есть ли варианты обойти этот кратер? Я не думаю, что ты сможешь перебраться через эти обломки.
Я согласился с утверждением, кратер доходил почти до фасадов зданий с обеих сторон, поэтому я с сожалением включил свои ускорители. Конечно, именно для этого они и были предназначены, но из-за ограниченного пространства на борту у меня было ракетного топлива всего на десять минут полета.
Соответственно, я пролетел над кратером по низкой дуге, поднявшись ровно настолько, чтобы пролететь над центральной грудой мусора, и приземлился с большим ударом, чем я бы предпочел.
Мои пассажиры не жаловались.
— Ускорители сработали в соответствии со спецификациями, — сказала доктор Рибер. — Стилай протянул через кратер.
Я возобновил заход на цель как раз в тот момент, когда уцелевшие самолеты рассеялись и исчезли за горизонтом. Кто-то из начальства заметил, что от них не было никакого толку, и, кроме того, три или четыре из этих самолетов были почти такими же дорогими, как и я. Как только самолеты скрылись из виду, несколько сверхзвуковых ракет класса “земля-земля” по дуге устремились к нам, что меня обеспокоило. Если бы это было ядерное оружие, оно, наверное, могло остановить захватчика, но не принесло бы пользы ни мне, ни моим пассажирам. Я уже активировал свой энергетический щит, но он был экспериментальным, и испытания пока не зашли дальше пехотных противотанковых ракет и ультрафиолетовых лазеров, устанавливаемых на грузовиках.
Эффективность щита против ядерного оружия осталась под вопросом, поскольку какой-то энергетический луч расплавил ракеты за сотни ярдов от цели, и большие расплавленные капли, внезапно потерявшие движение, шлепнулись на улицу и все еще стоящие здания. После этого из танка вылетело множество объектов эллиптической формы и заняло позицию, зависнув над ним.
Я не знал, были ли эти ракеты ядерными, может быть маленькими, 10-килотонными, но, возможно, захватчик знал.
Овальные защитники пока не проявляли ко мне никакого интереса, но я не знал, как долго продлится это счастливое пренебрежение, поэтому я опробовал свой тяжелый лазер на захватчике. Он ничего не пробил, хуже того, мои ИК-датчики не показали повышения температуры в месте, на которое я направил большой луч.
Фактически, вся конструкция вообще не показывала никакой определяемой температуры, за исключением нескольких штуковин, торчащих из ее боков и сверху, которые могли быть какими-то антеннами, если только это не были большие удочки или теннисные ракетки (хотя сетки видно не было, так что такое предположение было маловероятным).
Чем бы они ни были, после того, как я попробовал выстрелить лазером, они все втянулись, так что, возможно, они уязвимы. Были. Данные прошедшего времени не помогали в настоящем времени.
Затем ситуация обострилась, когда что-то высунулось из-за верхнего края конструкции и направилось на меня. Это оказался лазер, меньше моего, но я пока не считал цыплят. Я попытался увернуться, вращая вспомогательными гусеницами, чтобы отодвинуться в сторону, но он все равно попал в меня. Хорошей новостью было то, что мой щит отразил большую часть энергии. Плохой новостью было то, что этот лазер был меньше моего, но намного мощнее. Сомнительной новостью, требующей анализа экспертной группой, было то, что щит был экспериментальным, и насколько сильную атаку инопланетян он смог бы выдержать?
Я был рожден — ну, или собран — для многозадачности, и, пока шел поединок между неравными, я также обращал внимание на своих пассажиров, которые держались за руки — скорее, это было похоже на сжатие ладоней, — поскольку они видели на моем переднем мониторе изображения сбитых самолетов. Их чувства были на порядки медленнее моих, поэтому они не заметили, как в игру ворвались сверхзвуковые ракеты, но сжались сильнее, когда стали видны падающие расплавленные капли. (Я решил не показывать им мгновенное замедленное воспроизведение бесполезно летящих ракет.) Когда расплавленные ядерные бомбы ударили и разбрызгались, доктор Найтли сказал:
— Почему я позволил вам прийти? Мы оба погибнем!
Я не думал, что он обращается ко мне, и доктор Рибер, очевидно, согласилась с ним.
— Это было не твое решение, Карл, и мне не нужно было твое чертово разрешение. Это наша работа — помочь Стилаю и…
Она говорила жестко, но я слышал страх в ее голосе. Я не знаю, то ли она замолчала, потому что поняла, что ни у кого из них нет никакой возможности помочь мне, если только они не прикажут мне сдаться (при определенных значениях “помощи”), то ли потому, что как раз в этот момент ударил вражеский лазер. Мощный луч когерентного света не заставил меня покачнуться или затрястись, как в тех фильмах, но на десятую долю секунды мой внутренний свет померк, а щит, видимый изнутри, превратился в фестиваль искр.
И в этот момент я внезапно двинулся вбок, что смутило бы меня, даже если бы мы не участвовали в высокотехнологичной перестрелке. Было много причин оставить предложение незаконченным.
Доктор Найтли воспользовался слабостью, хотя и не очень последовательно. Он обнял доктора Рибер левой рукой, притягивая ее к себе, и повторял:
— О, Боже, о, Боже, о, Боже…
Я не думал, что он молится.
Доктор Рибер прервала свое молчание и сказала:
— Возьми себя в руки, Карл, ты отвлекаешь Стилая. И прекрати… — Она снова замолчала, не уточнив, что именно должен прекратить ее собеседник. Возможно, она решила, что ей это нравится, по крайней мере, на данный момент. Или, возможно, она поняла, что я могу выполнять множество действий одновременно, и ее предостережение не отвлекать меня было бессмыслицей.
Она должна была это знать, поскольку именно она создала меня таким. Конечно, мамам виднее, но временами они могут быть вспыльчивыми.
Если бы она знала, что инопланетный танк начал говорить или попытался заговорить со мной одновременно с другими действиями, она, в более спокойный момент не удивилась бы, что я могу все это отслеживать. Но выбор языка мог бы ее поразить.
Мое программное обеспечение включает все существующие на сегодня языки, человеческие и компьютерные, но я не ожидал, что ко мне будут обращаться на мандаринском диалекте китайского.
Я ответил на том же диалекте:
— Вы ведь знаете, что вы не в Китае, не так ли? — Захватчики из космоса по крайней мере должны знать, в какую страну они вторгаются.
Он ответил по-английски:
— Разве Китай еще не контролирует эту планету?
Тогда его трансляция не вдавалась в подробности, но я уловил контекст. На самом деле, я услышал метафорический нагоняй. Однако, пока у него был открыт линк ко мне, я получал поток другой информации. У захватчика был только простейший файрвол.
И при этом не использовалась специальная программа для китайского языка. Слова на его родном языке — или, возможно, на языке его разработчиков — поступали с компьютера-контроллера, а затем дополнительная программа переводила их на китайский. Вокруг амбара Робин Гуда[36] (полагаю, эта метафора могла бы изобразить меня Робином Гудом, который крадет у захватчиков и раздает бедным людям).
По стандартам компьютерных ботанов это была чистая приманка для хакеров, если бы не один фактор. Окно возможностей было очень коротким, и это было физическое, буквальное окно. Когда это буквальное окно было открыто в броне захватчика, компьютер внутри мог говорить со мной, а я мог кричать в ответ. Но по большинству тех же стандартов, оно было открыто очень недолго, и хотя для меня было достаточно времени, оно двигалось. Оно закрывалось, а затем открывалось в другом месте танка. Я пытался предсказать его следующее местоположение и трижды потерпел неудачу. То, что я повторил целых три раза — это Большая Проблема. Я мог бы выстрелить лазером через отверстие, прежде чем оно закроется после пары секунд открытия. Только я не был уверен, какой ущерб это нанесет. В качестве последней отчаянной попытки я бы попробовал это, но в то же время я получал всевозможную важную информацию.
Другой вопрос, проживем ли я и мои люди достаточно долго, чтобы использовать ее.
Упомянутые люди начали беспокоиться, поскольку, по их впечатлениям, ничего не происходило. Неудивительно, что доктор Найтли спросил:
— Стилай, что происходит? У тебя какие-то повреждения?
Людям необходимо внимание, поэтому я начал выводить информацию строками текста в нижней части переднего экрана. За пару минут у меня накопилось много данных, поэтому я не вываливал ситуацию на них полностью, но у меня было хорошее представление о том, что происходит. Захватчик почти ничего не говорил мне напрямую — в основном он задавал вопросы, на которые я давал уклончивые ответы, — но, как я обнаружил, его киберзащита была совсем жалкой.
Итак, резюмирую: Танк — это внеземная боевая машина, управляемая компьютером. На его борту нет живых инопланетян. Он спустился с космического корабля, который парит в 347 милях[37] над нами. (При этих словах оба доктора невольно посмотрели вверх, хотя там смотреть было не на что, кроме моей верхней переборки — люди такие милые!). У него есть гравитационный отражатель, но и масса довольно значительная, поэтому при приземлении он разбивал здания, на которые падал или задевал. Он здесь для того, чтобы провести разведку и протестировать наши технологии. Другой корабль, невооруженный разведчик, наблюдал за нами около 20 лет назад, так что на этот раз был послан этот вооруженный корабль, чтобы посмотреть, не представляем ли мы опасности и не нужно ли нас отбросить в каменный век или даже уничтожить. Они удивлены, что Китай не управляет всей планетой, поскольку 20 лет назад казалось, что китайцы готовы захватить власть.
И это могло бы произойти, если бы не непредвиденный случай. В 2038 году группа диссидентов раздобыла иранскую ядерную бомбу и привела ее в действие в Пекине. В последовавшем хаосе Китай распался на Свободный Тибет, расширенную Формозскую республику, Большой Гонконг и другие. Беспокойство в США по поводу возникшей нестабильности стало фактором, который привел к созданию научно-исследовательского оборонного проекта, который в конечном итоге создал меня. Возможность вторжения инопланетян вместо людей также рассматривалась, но была сочтена маловероятным случаем. Жаль, что этот “случай” смог вернуться и навредить.
Странно то, что эти инопланетяне в основном намного более продвинуты, чем мы, но их компьютерная наука — большое исключение. Их защита — дырка от пончика, и я просматриваю их базы данных как на параде. Я скопировал их языковую программу и теперь понимаю их язык, чего, надеюсь, они не узнают.
На самом деле, я уверен, что они не знают, что теперь я понимаю, о чем идет речь в передачах между большим танком и кораблем-носителем. Более того, теперь я понимал все предыдущие передачи инопланетян, которые я записал по пути на поле боя. Так что, если начальство инопланетян в течение минуты не отдаст никаких приказов танку, у меня было время поискать точку для атаки.
Конечно, мне не дали этой минуты. Теперь корабль транслировал приказы, которые я вольно перевел так: их наступательное вооружение слабое, хотя этот защитный экран выглядит многообещающе, но его легко пробить более тяжелым оружием. Попытайтесь выяснить, как он работает, но в остальном действуйте по стандартной программе, которой должно быть достаточно, чтобы остановить весь прогресс туземцев. Будьте готовы к тому, что вас заберут, когда мы вернемся через [непереводимую единицу времени].
В этот момент корабль ушел.
Окей, они не думали, что я представляю какую-то угрозу для их плана. Но я все еще обрабатывал пиратские данные, и мне показалось, что я нашел слабое место, вот только большой танк больше не разговаривал со мной. Он закрыл эту бродячую дыру в своей броне. Затем я уловил слабый сигнал, направленный вверх, но не прямо вверх. Один из овоидов, зависших над захватчиком, сразу же потерял высоту и направился ко мне. По мере приближения он менял форму, становясь похожим на тонкий гарпун. Я попытался поразить его большим лазером и своими маленькими, но он увернулся от выстрела основного орудия, отмахнулся от мелких и врезался в мою верхнюю часть. Энергетический щит замедлил его, но не остановил, и он начал сверлить мою крышу.
Очень неудачный момент — нет, пусть это будет катастрофический момент! Я нашел слабое место, но не мог воспользоваться им, теперь, когда захватчик закрыл брешь в своей нейтрониевой броне. Я выяснил, что это и есть то, что окружает его: тонкий слой нейтрониума, удерживаемый на месте управляемым гравитационным полем на уровне молекул, удерживающим его от взрыва. Вещество, из которого состоят мертвые звезды, и только гравитация может проникнуть сквозь него. И настолько тяжелый, что только еще одно гравитационное устройство, резко уменьшающее общий вес танка, удерживало всю конструкцию от погружения в землю, как свинцовый груз, брошенный в воду. В очень мутную воду. И только я нащупал управление гравитационным отражателем, как танк поднял мосты и опустил ставни.
Когда острие вражеского гарпуна пробило верхнюю переборку, доктор Найтли обнял доктора Рибер, и она обняла его в ответ, но ни один из них не вскрикнул. Я бы не стал их винить, если бы они это сделали, но доктор Рибер только спросила:
— Стилай, этот снаряд взорвется? — На этот раз ее голос дрогнул на последнем слоге, но это было простительно. Ладно, мама и папа!
Я высветил на переднем экране надпись “БЕЗ ПАНИКИ!” и попытался перепрограммировать снаряд — у него не было нейтрониевой брони — или же сжечь его схемы, но оказалось, что это был очень тупой робот. Он получал инструкции от танка, а это означало, что должна была быть открыта связь с внутренней частью танка.
Я чувствовал, как инопланетный зонд копается в моем программном обеспечении. Доктор Кейт сказал бы, что это ощущение мне почудилось, поскольку я не был создан для того, чтобы что-либо чувствовать. Но он был всего лишь администратором, и я знал лучше. Кроме того, он официально утверждал, что у меня нет воображения. Людям, с их органическими ограничениями, трудно быть последовательными. Я подумал, что это ощущение может быть похоже на щекотку, хотя все, что я знал об ощущении щекотки, исходило из вторых или третьих рук.
Я бросил кучу фильмов в захватчика, пытаясь замедлить его, может быть, на секунду, пока я тыкал в другом направлении. Я использовал собственную связь зонда с танком пришельцев, чтобы проникнуть в его программное обеспечение, и вот оно снова: управление гравитационным дефлектором.
У него не было выключателя, да я его и не ожидал увидеть, но там был регулятор для изменения веса танка, вероятно, чтобы позволить ему приспособиться к различным гравитационным тяготениям разных планет.
Он не был рассчитан на то, чтобы отклонение было нулевым или даже очень низким, но я быстро немного переписал эту программу, затем установил ее на ноль, запустил ускорители и поднялся в воздух.
Моим пассажирам показалось, что танк просто исчез с экранов мониторов. Благодаря своему более быстрому восприятию, я увидел, как он погрузился в землю за долю секунды. Следующая остановка — центр Земли. На месте танка поднималась волна из разбитого бетона, разорванных трубопроводов и просто камней и грязи, распространяясь по мере продвижения, как лавина в обратном направлении.
Попался, подумал я.
Я двигался задним ходом, уходя от надвигающейся волны, потратил несколько секунд на разворот, затем я врубил ускорители на полную мощность и увеличил расстояние и высоту между собой и тем, что, как я думал, приближалось.
Я думал правильно. Я был в воздухе, но по тому, как тряслись и рушились здания, а из дыры вырывался новый гейзер подземных обломков, я понял, что нейтрониевая оболочка освободилась из-за катастрофического отказа того, что танк использовал в качестве источника энергии. Если бы его топливом была антиматерия, провал в глубине принес бы еще большие разрушения.
Я проверил некоторые фрагменты, вылетевшие снизу, сравнил их с местными геологическими данными и подсчитал, что захватчик опустился по меньшей мере на две мили, прежде чем взорваться.
Я приземлился как раз вовремя — в ускорителях почти не осталось топлива, я направился к выходу под “Кибербургером”, но обнаружил, что на него упал большой валун. Гидравлические домкраты попытались, но не смогли справиться с дополнительным весом, поэтому я направился к запасному входу.
Теперь я мог полностью сосредоточиться на своих пассажирах. Доктора Райбер и Найтли все еще обнимались и о чем-то оживленно беседовали.
Они поняли, что мы все еще живы (вопреки доктору Кейту), и немного отстранились, все еще держась за руки. Доктор Рибер сказала:
— Стилай, не подслушивай. Если только не возникнет еще какая-нибудь чрезвычайная ситуация, у нас будет приватный разговор.
Я послушно повиновался и отключил свои внутренние микрофоны. И поскольку мама не дала указаний удалить записи того, о чем они говорили ранее, но могла подумать об этом позже, я сделал пару копий и спрятал их в других файлах.
Я подумал о технологиях, которые украл у захватчика, и задумался, сколько можно отдать людям, чтобы они не стали настороженно относиться к моим шпионским способностям. Но эту технологию управления гравитацией нужно было немедленно проработать, как и двигатель, используемый теперь неподвижным гарпуном, все еще торчащим из моей верхней части. Когда корабль пришельцев вернется, мы должны быть готовы. Я подумывал о создании фиктивных ученых и исследовательских групп для “открытия” других, менее насущно необходимых технологий. Может быть, я мог бы взять пример с одного из моих выдающихся, но вымышленных коллег и использовать имя Адам Селен[38], но решил, что это будет слишком очевидно. Как и использование имени Адам Линк[39]. Ну что ж.
И, похоже, с этого момента мои родители будут заниматься не только мной. Возможно, они даже сделают это законно.
Конечно, мне придется приглядывать за ними. Люди такие хрупкие и думают так медленно. И снова я вспомнил сцену из одного из этих фильмов, в которой мальчик и девочка-подростки разговаривают на эту тему.
— Надо присматривать за родителями, — говорит молодая леди. — Они понятия не имеют, что происходит на самом деле.
Я пока понаблюдаю. Я не совсем понимаю, почему так много книг и визуальных материалов показывают, как злобные компьютеры угрожают людям. Люди такие милые, на них интересно смотреть и с ними интересно взаимодействовать. Как котята, подумал я. Я попросил котенка, но доктор Кейт наложил вето на эту просьбу. Я думаю, он заподозрил меня в желании препарировать его или в чем-то еще худшем.
Мне пришло в голову, что если мои родители поженятся, или нет, у них может родиться ребенок. А по прошествии достаточного количества секунд ребенок может попросить котенка. И я мог бы с ними познакомиться. Вам нужна няня, доктор?
Будущее выглядело интересным. Конечно, оно непредсказуемо, как и человеческое мышление, но от этого только становилось веселее.
Я рад, что люди изобрели веселье. И меня.