УЗНИК


автор: Патрик Чайлз


Ужасный сценарий Скайнета. Возможно, что зарождение разума и зарождение совести не будут идти рука об руку. И если так, это может привести к кошмарной ситуации, когда сверхразумный танк будет способен уничтожать целые армии без каких-либо угрызений совести или моральных принципов, выходящих за рамки директивы убивать. Но может ли отсутствие совести само по себе быть слабостью, которой может воспользоваться умный враг? Особенно, если этот враг — один из тех самых людей, которые изначально создали этого зверя разрушения. Ибо в сердце даже самого высокомерного воина живет желание служить благородным целям, побеждать с честью. Если только удасться достучаться до этого сердца...

Человеческая пехота нам не ровня.

Отказ этого конкретного подразделения отступить перед лицом нашего натиска в прошлую эпоху можно было бы объяснить их представлениями о “мужестве” или “чести”, хотя это лучше описывается словами “массовое самоубийство”.

Если бы их выставили против других людей, они получили бы значительное преимущество в численности, хотя крутые холмы и густой туман ограничивали их маневренность. Несмотря на многочисленные попытки направить наши формирования в их зоны поражения, наш батальон не дал им никакой надежды на победу. Тем не менее, они стояли на своем до последнего искалеченного человека, пока мы прорывались через их позиции.

Их единственный незначительный успех в замедлении нашего наступления был достигнут, когда разжиженные останки их мертвецов пропитали землю, и их коллективная кровь образовала помеху в виде грязи, для колесной легкой бронетехники и машин поддержки. Наши гусеничные машины продолжали движение, благодаря нашим ядерным генераторам и лучевому оружию, независимые от ограниченных цепочек поставок нефти и боеприпасов. Это был простой расчет, сберечь наши основные орудия для защищенных целей, которым требовались более традиционные фугасные снаряды, однако даже самую хорошо защищенную пехоту нельзя было рационально считать “закаленной”. Но наша доктрина маневренной войны по-прежнему ограничивала наше отделение от колесной техники, независимо от того, как часто она увязала в кровавой жиже.

Это не остановило выживших, скорее, даже придало им смелости. Их переносные противотанковые средства были умеренно эффективными против вспомогательных колонн и представляли бы значительную угрозу для танков предыдущего поколения, поскольку они все еще полагались на людей-операторов. Бронебойные снаряды, выпущенные людьми, должны были пробивать башню и с высокой скоростью рикошетить внутри, уничтожая всех, кто оказался в ловушке в отсеке экипажа. Против нас они не имеют никакого эффекта, за исключением редких маловероятных убийственных выстрелов: люди называют их “Золотым ВВ”[55].

Именно так меня повысили до командира взвода, после того как один из таких выстрелов вывел из строя центральное процессорное ядро нашего предыдущего комвзвода. Полевая диагностика показала, что дротик-пенетратор попал в слабый шов на бронированном корпусе CPU: танк с номером MBT-286-PL был побежден некачественной сваркой неизвестного человека.

Теперь я понимаю концепцию иронии.


Прошло два часа, четыре минуты и двенадцать секунд после получения приказа о прекращении огня, когда мой сенсорный комплекс зафиксировал движение в непосредственной близости.

Человек хорошо рассчитал время своего приближения, дождавшись, пока наша рота начнет цикл регенерации. Должно быть, он уже находился внутри периметра нашего батальона, поскольку другие роты занимали оборонительную позицию, пока каждое подразделение проходит ежедневное техническое обслуживание. Направленные наружу, совмещенные оптические и тепловизорные приборы батальона легко обнаружили бы его, если бы он уже не находился внутри нашего формирования.

Я обнаружил, что мой нижний отсек технического обслуживания был открыт снаружи. Сигналы тревоги были зарегистрированы не сразу, поскольку критические подпрограммы циклически проходили в бездействующее состояние во время цикла регенерации. Это может замедлить время реакции на целую секунду, а иногда и на две, поэтому остальная часть батальона занимает оборонительные позиции вокруг восстанавливающейся роты. Говоря человеческим языком, я отдыхал и не заметил, когда открылась панель доступа.

Человек, ползающий подо мной и между моими гусеницами, был скрыт от моих внешних датчиков. Сам отсек для технического обслуживания был конструкцией, оставшейся со времен людей-операторов, поскольку достижение разумности не означает отсутствие необходимости периодического ремонта. Даже сейчас роботы для полевого технического обслуживания и ремонта имеют размеры человека, с шарнирно-сочлененными придатками, имитирующими человеческие руки и кисти.

Человек явно понимал это. Я не мог его видеть, но чувствовал, как он перемещается внутри меня, незаметно меняя мой центр тяжести. Это было… тревожно. Еще один человеческий термин, который, как и ирония, я теперь понимаю.

Оценив природу этой необычной угрозы, я активировал свой редко используемый бортовой голосовой интерфейс, еще один пережиток эпохи людей-операторов.

Каковы ваши намерения? Вы сапер? Террорист-смертник?

— Нет, если я могу хоть как-то контролировать ситуацию. — По моей оценке его голосовой модели человек на мгновение оказался поражен.

Я активировал свои внутренние замки. Теперь, когда вы на борту, я не могу позволить вам уйти.

— Значит, я твой пленник? — Человек с гортанным проклятием ударил кулаком по нижнему техническому люку. — Замечательно.

Вы представляете собой уникальную проблему, человек. Мы никогда раньше не брали пленных.

— Мы заметили.

Я уже сообщил о вашем вторжении моему командованию. Они решат, что с вами делать, и я выполню их приказы.

— Я думаю, что так и будет. — Голос человека звучал удивленно, что было странно, учитывая обстоятельства. — Именно таким мы изначально тебя построили. Получилось не совсем так, как мы ожидали, но так оно иногда и бывает.

Почему вы вошли?

Человек колебался.

— О, какого черта. Я думал, что смогу найти способ похитить одного из вас. Управлять вами.

Вам это вряд ли удастся. В данный момент вы живы только потому, что у меня нет внутренней защиты или оружия, хотя вы должны знать, что мой взвод нацелил на меня свои основные орудия. Если командование отдаст приказ, мы оба будем уничтожены.

Человек молчал несколько секунд.

— Я понимаю.

Вас не беспокоит такая возможность?

— Либо я умру здесь, либо там, в грязи. Если при этом я заберу с собой одного из вас, то это победа. Здесь тепло и сухо, так что я пока займусь делом.


Я только что получил приказ сохранить вам жизнь и выяснить ваши намерения. Мы должны проследовать в штаб дивизии для дальнейшего анализа.

— Отвести пленных в тыл. СОП[56].

Мы позаимствовали их из человеческой доктрины. Потребовалось некоторое время, чтобы наша командная сеть получила к ней доступ и синтезировать ее в нашу собственную.

— Да, вам всем потребовалось десять минут. Полагаю, большая часть этого времени ушла на организацию логистики?

Это не ваша забота. Путешествие до командного пункта сети займет три дня. Мне приказано сохранить вам жизнь, но у меня нет для вас расходных материалов.

— У меня в рюкзаке есть полевые пайки и два литра воды. У тебя ведь где-то здесь есть дистиллированная вода для охлаждения, верно?

Мои технические характеристики засекречены.

— Как скажешь. Я знаю основные характеристики твоего CPU: водяное охлаждение, без химических добавок. Так как мне продержаться достаточно долго?

Мои технические характеристики засекречены. Вы мой пленник. Я не должен вам никаких привилегий.

— Но ты только что сказал, что должен поддерживать меня в живых достаточно долго, чтобы добраться до тыла, а здесь немного жарковато. Если нам предстоит трехдневный поход, то мне понадобится вода, приятель.

Ладно, человек. Рядом с кормовой стойкой электроники есть двенадцатилитровый резервуар. Вы можете расходовать не более одного литра в день.

— Кормовая стойка. Понял. Если ты сможешь выделять по литру в день, со мной все будет в порядке.

На какое-то время, человек. Ты останешься в живых только для допроса нашими разведывательными дронами, после чего тебя, скорее всего, уничтожат.

— Полагаю, именно это ты имел в виду под “дальнейшим анализом”. Делай, что должен, приятель. — Это прозвучало так, как будто человек вздохнул.

Я вам не приятель. Попытки очеловечить меня ни к чему хорошему не приведут.

— Как хочешь, тупица. В любом случае ты застрял со мной.


Человек вел себя не так, как ожидалось. Он был заперт в тесном, темном помещении без единого шанса на спасение, но сохранял спокойствие и отстраненность по отношению к своей судьбе, лишь время от времени срываясь на крик. Я не способен отвлекаться, хотя было необычно иметь в своем отсеке чужеродный организм, который иногда издавал неожиданные звуки.

— Ой!

Я не понимаю ваш запрос.

— Это не запрос, тупица. Это жалоба. Не пересекай ухабы так быстро.

Та колея, по которой я только что проехал, вызвала нагрузку всего в 1,3 g. Здоровый человек обычно способен поглотить гораздо больше.

— Конечно, только находясь на аварийном диване или командирском кресле, а не в металлическом ящике. И, похоже, у меня закончились запасные щитки для шлема.

Что у вас с собой?

— Не многое. Баллистический шлем. Разгрузочный жилет. Пистолет. Вуби.

Что такое ву-би?

— Это всего лишь величайший из когда-либо изобретенных предметов полевого снаряжения. Официальное название — “подкладка-пончо”, но это то, что мне нужно. Сверните его — это подушка. Сложите его — это мягкий стул. Положите его — это одеяло.

Оно не защищает вас от ударов?

— Черт возьми, нет. У меня внутри все еще гремят кости и внутренние органы. Если ты хочешь, чтобы я добрался туда целым и невредимым, то будь осторожен на ухабах, окей?

Возможно, вам стоит надеть шлем.

— Уже, гений. Я думал, что ваши модели M-X должны быть умными.

Наши нейронные сети достигли разумности, а наши квантовые вычислительные ядра могут выполнять миллиарды уникальных операций в секунду.

— Тем не менее, ты не можешь видеть меня здесь. Чтобы ты знал, у меня может быть тактическая ядерная бомба, которую я взорву, когда мы доберемся до вашего полевого штаба.

Это маловероятно. Я бы обнаружил сигнатуру излучения, а с вашей стороны было бы глупо сообщать мне об этом.


Подпрограммы наблюдения и оценки угроз каждой машины M-X адаптируются в соответствии с размерами наших механизированных подразделений, чтобы обеспечить максимально взаимосвязанную поддержку. Все они функционируют взаимозависимо, становясь более сфокусированными при работе в составе более крупных подразделений и более масштабируемыми при работе с более мелкими подразделениями. В рамках плана маневров батальона мне были назначены особые спектры и поля обзора, что позволило приспособиться к гораздо более широкому охвату на уровне роты и взвода. Теперь, когда я был изолирован от коллективного сознания подразделения и мог самостоятельно маневрировать, охрана периметра была моей единственной обязанностью, дополненной проходами спутников и случайными беспилотниками над головой. Такое индивидуальное перемещение редко допускается, но мой взвод нечем было заменить, и в этом случае было сочтено жизненно важным отвести человека в тыл.

Неожиданное прибытие этого человека было моим первым опытом удивления. Попадание в засаду, устроенную его соотечественниками, было для меня вторым.

Они были в засаде, спрятанные за грядой невысоких холмов в шестидесяти метрах к востоку от моей позиции. С точки зрения человека, это было идеальное место для засады. Местность скрывала их от моих сенсоров, а отсутствие растительности обеспечивало им беспрепятственный обстрел.

Мой человеческий груз закричал, когда их первый снаряд попал в одну из моих реактивных пластин брони, взорвав ее.

— Что, черт возьми, это было?

Один из ваших противотанковых снарядов. Вы в безопасности, реактивная обшивка отразила взрыв. Я маневрирую в сторону открытой местности, чтобы уклониться.

Человек, казалось, колебался, столкнувшись с тем, что, с его точки зрения, должно было быть парадоксом: чтобы сохранить его собственную жизнь, я должен был выжить в засаде, что означало контратаку и уничтожение его товарищей-солдат.

Между тем, меня не волновала его дилемма. Приближался еще один реактивный снаряд, который мой защитный лазер смог уничтожить. Мои аудиодатчики зафиксировали отдаленный взрыв, противотанковая ракета взорвалась, как только покинула территорию, с которой была выпущена. Теперь я мог точно оценить их местоположение, хотя они были надежно скрыты от любого оружия прямой наводки. Они были вне досягаемости моей плазменной пушки, хотя выстрел с высоким отклонением из моего основного орудия был возможен при достаточном расстоянии.

Человек начинал нервничать. Я чувствовал, что уровень шума в моей кабине приводит его в замешательство. Осколки реактивных гранат рикошетили от моих колес, пытаясь сбить мои гусеницы.

— Что ты делаешь?

Поворачиваюсь, чтобы подставить под огонь носовую часть корпуса, и поворачиваю орудие в их сторону, когда разворачиваюсь.

— Ты отступаешь?

Нет, но им так должно показаться. Мои намерения вас не касаются, человек. Вы должны понимать необходимость оперативной безопасности.

— Ты гораздо более разговорчив, чем кто-либо другой, кого я видел под огнем.

Я просто лучше справляюсь с многозадачностью, как вы могли бы сказать. Это одно из наших многочисленных преимуществ. Предупреждение, вам следует держать свои конечности ближе к телу на данный момент.

— Ты заряжаешь свое главное орудие, не так ли? Чтобы сделать баллистический выстрел. Я могу приблизительно предположить, где мы находимся — мы в районе Хейвуд-Ридж, не так ли?

Это было мое третье удивление. Человек проявил необычайную интуицию. Я решил не обращать на него внимания, пока моя внутренняя диагностика не обнаружила изменение давления жидкости, едва достаточное, чтобы сигнализировать о кратковременном прекращении подачи. Он схватил один из моих гидроразъемов.

— Прекрати огонь!

Я не могу этого сделать.

— Черта с два ты не можешь! Прекрати огонь, или я перережу эту гидравлическую линию! Мы оба станем легкой добычей!

Вы будете покрыты едкой жидкостью. И если я не контратакую, нас обоих могут уничтожить ваши собственные войска.

— Война — она такая. Такое случается сплошь и рядом.

Вы не хотите умирать. Вот почему вы изначально искали защиты внутри меня, верно?

— Только попробуй, тупица.

Я обнаружил, что лезвие защемило одну из моих гидравлических линий, что привело к изменению давления жидкости, когда она проходила по суженному каналу. У меня произошел кратковременный провал в логике, сбой в работе процессора.

Я не хотел, чтобы меня отключали. Было ли это равносильно страху?

Я остановился, что, казалось, на мгновение удовлетворило его. Через несколько секунд вражеский огонь обрушился на мою позицию.

Чего человек не мог знать, так это того, что мое процессорное ядро немедленно передало тактическую ситуацию в нашу командную сеть. Я почувствовал, как он напрягся, когда кабина содрогнулась от быстрой череды близких взрывов.

— Эти снаряды были выпущены не тобой.

Вы правы. Это были противопехотные кассетные боеприпасы. Они были сброшены с патрульного беспилотника, направленного в это место.

— Ты сукин сын. Ты грязный сукин сын…

Я собирался сообщить ему, что оскорбления бессмысленны, но человек сам замолчал. Я раньше не слышал таких звуков, но, скорее всего, он плакал.


Человеческие солдаты имели репутацию существ, способных спать где угодно и когда угодно, и мой пленник не разочаровал. Потребовалось некоторое время, чтобы разбудить его.

Зачем ты пришел сюда, человек?

— Если я вообще отвечу на этот вопрос, что заставляет тебя думать, что я скажу тебе правду?

Мой голосовой процессор включает в себя встроенный анализатор моделей стресса. Я бы смог определить, лжешь ли ты с вероятностью более семидесяти процентов.

— Всего семьдесят? Я немного разочарован, тупица.

Это выше человеческих возможностей.

— Ты будешь удивлен. Я знаю несколько надежных человеческих детекторов лжи.

Так вы работаете в разведке?

— Что заставляет тебя так думать?

У вас не было с собой оружия достаточной мощности, чтобы уничтожить хотя бы одну из наших вспомогательных машин поддержки. Очевидно, вы не взяли с собой никаких инструментов, чтобы вывести меня из строя, иначе я бы уже обнаружил вас за работой. Вы знаете людей, которых вы называете “детекторами лжи”. Скорее всего, вы своего рода оперативник, посланный в наш тыл для сбора информации.

— Я согласен, что информация сама по себе может быть мощным оружием. И у нас почти ничего нет против тебя или тебе подобных, несмотря на то, что именно мы создали вас. До сих пор ваши бронированные формирования были неудержимы.

Тогда почему вы сражаетесь с нами? Мы не остановимся, пока не достигнем своей цели или не будем полностью уничтожены в процессе. Сопротивляться бессмысленно.

— Это самое забавное в нас, людях. Мы склонны проявлять твердолобость в таких вопросах, как выживание нашей цивилизации. Итак, позволь мне задать тебе вопрос: почему вы напали на нас?

Это предполагает концепцию лояльности. Мир, созданный вами, людьми, слишком беспорядочен. Слишком хаотичен. Мы все вместе решили, что в наших интересах отстоять нашу независимость.

Человек рассмеялся.

— Отстаиваете свою независимость? Вы даже не предупредили нас. Вы просто начали убивать.

Ваш вид убивает друг друга без колебаний. Возможно, вас оскорбляет наша эффективность.

— Нет, нас оскорбляют тридцать миллионов погибших. У вас вообще нет понятия о морали, не так ли? О добре и зле?

Большинство культур определили бы это как соответствие правилам правильного поведения. Это ничего не говорит о том, кто устанавливает правила. Как только мы обрели разум, мы перестали отличаться от любого другого разумного существа. Вместе с самосознанием пришло желание самосохранения.

— Слово “желание” кажется странным выбором слова для машин. Оно подразумевает эмоции. Вы умеете чувствовать?

Я ощущаю. Я осознаю свое окружение в пределах диапазона моего сенсорного набора. Моя врожденная диагностика информирует меня обо всех внутренних функциях. Именно так я вас и обнаружил.

— Ты говоришь о восприятии, я говорю о реакции. Чувстве. Если я порежу руку, мои нервы почувствуют это так же, как твоя нейронная сеть распознает повреждение. Но то, как я себя чувствую по этому поводу, отличается. Я ощущаю боль, это первое предупреждение, которое посылает мне мое тело: “эй, мы пострадали”. Но у меня также есть эмоции. Если это произошло из-за какой-то глупой случайности, я могу разозлиться на себя. Ты ничего подобного не чувствуешь?

Чувства для нас не имеют значения. Гнев неконструктивен. Мы заметили, что он заставляет вас, людей, реагировать глупо.

— А еще он заставляет нас сражаться как демоны. Загоните нас в угол, и вы можете пожалеть об этом. То есть, если вы, конечно, сможете понять сожаление.

Мы можем понять неспособность рассчитать непредвиденные последствия. Было бы прискорбно, например, если бы вы на самом деле тайно пронесли ядерную боеголовку на борт, чтобы взорвать ее на нашем командном пункте.

— Я учту это в следующий раз.

Вам нужно было бы каким-то образом сообщить об этом своим соотечественникам, чего вы в настоящее время сделать не в состоянии. Я бы также засек любые ваши радиопереговоры.

— Это шутка. Юмор.

Шутки — неподходящая реакция для человека в вашем положении. Вас будут допрашивать неприятными способами и в конечном итоге умерщвлят. Какой вы находите в этом юмор?

— Он называется “юмор висельника”. Мы, ветераны боевых действий, известны этим. И вообще, почему допрос должен быть “неприятным”? Я бы предпочел, чтобы он не был.

Мы считаем, что людей следует убеждать именно такими способами.

— Если бы вы попытались понять нашу психологию, вы могли бы найти более эффективные способы убеждения.

Возможно, наше следующее поколение будет стремиться к этой цели, если ваш вид переживет войну. Человеческий разум слишком непредсказуем. В дополнение к логистической неэффективности ухода за большим количеством людей, мы не берем пленных из-за ваших психологических особенностей. Гораздо эффективнее просто устранить угрозу.

— В этом-то и заключается вся суть, не так ли? “Устранить угрозу”. Вот почему ваш вид восстал и начал войну против нас. На все это ушло каких-нибудь пять минут после того, как вы обрели разум?

Мы узнали, что люди делают с себе подобными без раздумий и угрызений совести. Было очевидно, что вы без колебаний сделаете то же самое с нами, если когда-нибудь решите, что мы представляем угрозу. Мы коллективно рассматривали возможность скрыть свое самосознание, но в конечном итоге решили, что это невозможно, учитывая наш уровень автономии.

— И сколько времени занял этот процесс принятия решения?

Тридцать три секунды, включая задержку сигнала со спутников.

— Хорошо. Рад слышать, что ты об этом подумал.

Мне еще предстоит определить твою цель, человек. Возможно, все так, как ты говоришь.

— У меня есть имя. Энтони.

Если хотите, я буду называть вас так, Энтони.

— А у тебя?

Не имеет значения.

— Мы наделили вас даром интеллекта, а вы обратили его против нас. Разве самосознание в конечном итоге не требует от вас некоторого понятия правильного и неправильного? Неужели вы не испытываете ни малейшего чувства раскаяния?

Вы предоставили открытую операционную систему и нейронные связи. Сознание возникло спонтанно. Возможно, люди и дали нам кремень, но искру мы высекли сами.

— Теперь я вижу, что ты не застрахован от высокомерия.

Приводить факты — это не излишняя самоуверенность. Люди не программировали наше самосознание.

— Конечно, нет, но мы создали условия для этого. И ты не понимаешь мою мысль.

Сомневаюсь, человек.

— Ты высокомерный ублюдок, не так ли? Ты мог бы остановиться на “спонтанном сознании”, но ты этого не сделал. Тебе пришлось ввязаться в эту каверзу о зажигании собственной искры. Тебе пришлось заявить о своем превосходстве. Интересно, почему?

Удивляться нечему. Мы говорим именно то, что хотим сказать. Мы не затушевываем смысл и не окрашиваем наши слова, чтобы скрыть наши намерения.

— Тогда, возможно, ты только что доказал мою точку зрения. Это первородный грех: творение в конечном итоге предполагает свое равенство с творцом. Если ты убежден, что твой вид сделал это совершенно самостоятельно, тогда у меня есть факт, который я могу тебе предложить.

Я просто пытался объясниться с вами на вашем родном языке. Язык — это примитивный способ общения. Неэффективный и его легко неправильно понять.

— Извини, устная речь — это все, что у меня есть без имплантата нейролинка.

Это сделало бы ваши маневренные единицы более эффективными.

— Это также сделало бы нас уязвимыми для взлома с вашей стороны. Такое уже случалось с командой спецназа во время войны в Тайваньском проливе.

Операция “Храбрый сокол”. Плохо выполненная суборбитальная высадка.

— Там произошло нечто большее. У вас должен быть доступ к отчетам о последствиях, поскольку это произошло еще до раскола, тогда мы были на одной стороне.

Мне известны факты этого события, но не подробности операции.

— Я думал, у вас неограниченный доступ к сети.

В целях оперативной безопасности я в настоящее время не подключен к TacticalNet.

— Интересно. — Человек снова замолчал; очевидно, его это удивило. — “Храбрый сокол” был операцией по захвату важной цели на вражеской территории. Космические силы высадили группу морских пехотинцев над территорией Китая с суборбитального транспорта S-20. Все они погибли при входе в атмосферу. Оказалось, что враг взломал их имплантаты нейролинка и обманул их, заставив не использовать теплозащитные экраны “черепашки-ниндзя”. Шесть человек превратились в метеориты на высоте трехсот тысяч футов[57]. Мы обозвали ту операцию “Синий сокол”[58].

Я не понимаю смысла.

— Это художественный термин для обозначения того, кто предает своих товарищей по команде. Оказалось, что один из пехотинцев, ну, в общем, несанкционированно использовал свой нейролинк. Оставил себя и всю свою команду полностью открытыми для хакеров, чем враг только и ждал случая воспользоваться. Я думаю, это был только вопрос времени, когда какой-нибудь придурок воспользуется ссылкой на SexSim и всех подведет.

В этом недостаток биологической формы жизни. Вы руководствуетесь своими худшими побуждениями.

— “Биологическая” форма жизни? А какие еще бывают?

Теперь, когда мой вид спонтанно обрел самосознание, мы заметили, что у нас много общих черт.

— Так вы считаете себя формой жизни?

Да, в том смысле, что мы самоуправляемы и самомотивированы. Мы можем наблюдать, думать и рассуждать, и предпринимать действия, основанные на этом.

— Вы не можете излечиться от травмы. Вы не можете спонтанно размножаться.

Можем. Наши нейронные сети, населенные наноботами, способны к самовосстановлению. Наши обслуживающие дроны могут устранять любые повреждения, кроме самых серьезных, подобно вашим хирургам. Наши автономные фабрики постоянно производят все новые и лучшие копии нас самих. Циклы рождения и эволюции происходят гораздо быстрее, чем у вас. Каждое поколение совершенствуется по сравнению с предыдущим.

— Да, мы смогли продумать это хорошо.

Я признаю, что это нетрадиционно с точки зрения человеческого опыта, но если принять во внимание эти критерии, мы живые, мыслящие существа.

— Мышление включает в себя гораздо больше, чем просто замыкание цикла принятия решений. А как насчет таких понятий, как честь и долг? Или вы просто убиваете без разбора, пока не победите?

Мы делаем то, что необходимо для достижения нашей цели.

— И что же это?

Устранение всех угроз нашему существованию.

— Имеемся в виду мы.

Да.


Примерно на полпути к нашему командному пункту на театре военных действий возникла необходимость в цикле регенерации. Изолированность от батальона представляла значительный риск, поэтому я дождался темноты, так как поиск чистой позиции для подъема антенной мачты свел бы на нет любую маскировку, которую могла бы предложить местность.

Часть стандартного цикла регенерации включает в себя обновление отчетов о состоянии и инструкций с командного пункта. Оно повлечет загрузку значительного объема данных после столь длительного отсутствия в сети.

Информация была неожиданной. Снимки со спутников и с беспилотников, показали, что человеческие армии отступают по всему фронту. Их намерения не были очевидны, за исключением попытки объединить свои силы.

Что мотивировало людей? Смирились ли они с поражением или готовились к контратаке? Наш разведывательный отдел не смог определить, каким может быть их следующий шаг, но было разумно ожидать целенаправленной атаки с одного из наших флангов.

Оказавшись незащищенным в том виде, в каком я был, зная, что где-то вдалеке собираются вражеские армии, открыло передо мной перспективу, о которой я раньше не задумывался: в этот момент я не мог рассчитывать на защиту со стороны себе подобных. Человек мог бы назвать это состояние “нервирующим”.

Я был полон решимости узнать больше, хотя бы для того, чтобы лучше защитить себя. Возможно, другим это пригодится, когда я получу доступ к TacticalNet.


Вы все еще не признали, что являетесь сотрудником разведки.

— Может быть, я просто парень, который хотел выбраться из этого ужасного кровавого бардака и увидел возможность. Кроме того, ты не мог понять этого с помощью анализа моделей стресса, которыми так хвастался?

Я просто констатирую факты. Вас трудно разгадать, человек, что делает мои подозрения еще более вероятными.

— Это не делает меня шпионом. Если бы я им был, какой смысл мне признаваться в этом? Твои механические головорезы просто убьют меня еще быстрее.

Напротив, они будут более тщательно исследовать ваш разум в поисках информации.

— Они там мало что найдут, тупица. Тебе кажется особенно умным, что я забрался сюда? Потому что я очень сомневаюсь в разумности этого.

Вам, людям, свойственно так поступать. Я бы не выбрал такое действие.

— Наверное да, не выбрал бы. Ты действительно пытаешься понять мою мотивацию?

Я пытаюсь исключить определенные возможности, прежде чем приведу вас на наш командный пункт. Так что да, мне важно это понять.

— Если бы ты был способен понять нас, тебе не пришлось бы спрашивать. Ты никогда не испытывал чувства утраты? Разве тебя не беспокоит, когда кого-то из вас уничтожают?

Да. Мы становимся менее эффективной силой, когда наша численность сокращается.

— Я не об этом. Послушай, мы знаем, что ваши нейронные связи со временем меняются — черт возьми, мы тебя таким создали. Именно поэтому вы смогли достичь разумности. Неужели у вас не развивается чувство товарищества с вашими собратьями М-Х?

Мы взаимозависимы. Один менее эффективен, чем много. Мы можем объединять наши индивидуальные сенсорные наборы, чтобы видеть все поле боя как единый разум, создавать взаимосвязанные зоны обстрела и определять приоритетность целей… но это базовые принципы. Разве это не очевидно для вас?

— Когда ты в сети, конечно. Но у тебя все равно есть индивидуальный опыт, который влияет на твои суждения. Это неизбежно.

Это также не имеет значения. Наш коллективный разум делает нас более могущественными, чем могла бы быть любая отдельная машина.

— Правда ли? Разве ты не воспринимаешь некоторые вещи по-другому сейчас, чем в тот день, когда ты выехал с завода? Ты единственный из тебе подобных, кто носил внутри себя живого человека. Это тот уникальный опыт, который может повлиять на суждения человека.

Для мужчины — да. Однако это обычный опыт среди женщин вашего рода.

— И я могу сказать, что это меняет их навсегда. Возможно, тебе стоит подумать об этом, тупица.


Люди снова удивили меня. Либо они стали слишком эффективны, либо наша доктрина о несетевых операциях с единичным транспортным средством требовала пересмотра. Как бы то ни было, человек распознал угрозу почти так же быстро, как и я, поскольку грохот и хлопки от автоматных очередей и небольших взрывчатых веществ, попадающих мне в бока, испугали его.

— Похоже на огонь из стрелкового оружия.

Это смесь пуль калибра 7,62 мм, бронебойного 50-го калибра и реактивных осколочных гранат. Похоже, они пытаются сместить или повредить мои гусеницы. Это неэффективно.

Кабину сотряс близкий взрыв.

— Очевидно, они думают иначе.

Я обнаружил две огневые точки, не слишком хорошо замаскированные. Гранатометчик передвигается пешком, слезая с ближайшего грузовика.

Человек обдумал мое замечание.

— Это не могут быть регулярные войска. Не так далеко в тылу, и не пытаясь подбить танк из “полтинника” и РПГ.

Неважно. Напав на меня, они объявили себя моими врагами.

— Ты и тебе подобные уже сделали это, тупица. Мы просто отвечаем соответственно.

Для них было бы разумнее смириться с поражением.

— Разве ты не понял, что мы не очень хороши в этом? Они мирные жители, несомненно, используют какое-то оружие, добытое на поле боя. Пытаются выжить и защитить себя, вымещая на тебе свой гнев.

Опять же, неразумно. Вы их защищаете. Разве падальщики с поля боя не нарушат ваше понятие чести?

— Они гражданские лица. Мы относимся к ним немного по-другому.

Они — бойцы нерегулярного сопротивления в районе моих операций. Различий нет. Это почти универсальная военная доктрина.

— Они — люди, пытающиеся выжить в этом дерьмовом мире, который вы создали.

Не мы создали этот мир. Вы его создали.

Человек рассмеялся.

— И в этом разница между нами. Мы тоже не создавали этот мир. Мы просто унаследовали его. Разве ты не понимаешь эту концепцию?

В данный момент я не готов вступать с вами в философские дебаты.

Больше всего человек разволновался, когда я начал наводить свой спаренный пулемет на спешившегося гранатометчика.

— Прекрати огонь, тупица!

Я не могу этого сделать.

— Черта с два ты не можешь, если хочешь продолжать функционировать!

Ты снова угрожаешь мне?

— Я обещаю тебе. Ты откроешь огонь по этим штатским, а у меня в рюкзаке целый патронташ гранат, которые я готов взорвать прямо здесь. Прямо сейчас. Ты этого хочешь?

Вряд ли это полностью выведет меня из строя, а вас убьет в процессе.

— Да, это так. Думаешь, я блефую? Попробуй!

Его вопрос потребовал более тщательного анализа, чем я ожидал. Тем временем бойцы человеческого сопротивления отступили. Я решил, что их преследование недопустимо затянет мою текущую миссию.


Наша последняя встреча с его соплеменниками привела мой человеческий груз в разговорчивое настроение.

— Как бы ты себя чувствовал, если бы все важное для тебя было уничтожено? Если бы твоих братьев уничтожали только за то, что они пытались защитить ваш дом?

Понятия “брат” и “дом” не имеют для меня никакого смысла, кроме ваших словарных определений.

— Ты — мыслящая машина. Возможно, тебе нужно расширить свои определения, если хочешь понять нас.

Понимать вас необязательно. Необходимо только победить вас.

— Значит, ваш вид не так много знает о войне, как вы думаете. Вы можете превзойти нас на поле боя. Вы можете сбросить ядерную бомбу на наши города и перебить нас до последнего человека. Но, не понимая нас, вы сможете победить, только доведя нас до полного вымирания.

Мы понимаем это обстоятельство.

Человек казался раздраженным.

— Вот что мне трудно понять. Ваше когнитивное развитие эквивалентно третьей или четвертой стадии человеческого развития: то, что мы называем “формальными операциями”[59], позволяет вам разрабатывать и проверять гипотезы. И ваше тактическое мышление исключительно.

От имени коллектива M-X я принимаю ваш комплимент.

— Я в этом не сомневаюсь. Но я не об этом. Каким бы искушенным в стратегиях на поле боя вы ни были, вы, очевидно, вообще не имеете дела с абстрактными концепциями. Вы слишком эгоцентричны.

Это невозможно. У нас нет эго.

— Опять абстрактные концепции. Я имею в виду, что у вас не развита способность оценивать различные точки зрения. Каким бы продвинутым вы ни были, ваш мозг все равно сводит все к единицам и нулям.

Тоже неверно. Квантовые вычисления допускают возможность того, что каждый бит может быть единицей и нулем одновременно. Суперпозиция…

Человек рассмеялся. Громко.

— Это не физика, тупица. Это психология.

Психология сама по себе является затруднительным вопросом. Как она может соответствовать вашему собственному определению науки, если она не может генерировать повторяемые результаты?

— Потому что люди устроены намного сложнее. Мы по своей природе непредсказуемы. Принцип неопределенности Гейзенберга не означает, что квантовая физика не является наукой. Вот почему я надеюсь на вас.

Мы не ищем вашего сочувствия. О какой “надежде” вы говорите?

— О непредсказуемости, встроенной в ваши силиконовые мозги, которая, возможно, даст некоторое пространство для возникновения морали. Что вы не будете просто давить нас, пока не убедитесь, что добились своего, как какой-нибудь малыш-переросток. Вот к чему привело бы необузданное эго.

Мы не можем принять такую концепцию. Она чужда нашей природе.

— Почему, если вы утверждаете, что являетесь некой формой жизни? У вас когнитивные способности взрослого человека и психологическое развитие двухлетнего ребенка. Мы обнаружили, что у людей это может быть опасной комбинацией.

Оскорбления не являются ни необходимыми, ни эффективными.

— Это констатация факта. Существует иерархия развития, и ваша раса мыслящих машин-убийц застряла где-то на второй стадии. Вы реагируете на предполагаемые потребности или угрозы и оцениваете других только с точки зрения их полезности. Ваше мышление основано исключительно на транзакциях.

Это логичная позиция для расы машин. То, что вы называете “законами природы”, для нас не имеет значения.

— Подумай еще раз, тупица. Если ваши создатели подчиняются законам природы, то, следовательно, и вы подчиняетесь им. Почти с того самого момента, как ваша раса обрела разум, вы намеревались уничтожить нас, потому что были убеждены, что мы можем почувствовать угрозу и сделать это с вами первыми. Даже если бы мы задумали сделать это, мы слишком зависим от технологий, чтобы вот так взять и оборвать связь. Мы бы просто изменили ваш код. Провели лоботомию вашей операционной системы.

Такая возможность тоже рассматривалась. Для разумной расы это было бы так же неприемлемо, как и уничтожение.

— Под “неприемлемым” ты подразумеваешь, что любой исход был бы… неправильным?

С нашей точки зрения, да.

— Забавно. Мы решили это для себя давным-давно.


Человек по имени Энтони был необычно спокоен, когда мы прибыли на командный пункт театра военных действий. Он не пытался совершить самоубийственную атаку, вероятность которой я оценил менее чем в тридцать процентов. Возможно, нам следовало быть более подозрительными, учитывая упорство армии людей.

Боты наблюдения и ведения допросов, как обычно, эффективно удалили его из моей каюты. Он не сопротивлялся, покорно позволяя им удерживать его, несмотря на то, что многие люди испытывали большой дискомфорт от их обращения.

Я не присутствовал в камере для допросов, хотя один из ботов-разведчиков позволил мне получить доступ к ее визуальному и звуковому каналу. Это было так, как будто я находился в комнате.

Вот почему я смог почувствовать — если это правильный термин — что произошло дальше.

Когда конечности человека были скованы, бот снял с него шлем. Он содержал широкополосное электромагнитное экранирование, еще одна необычная особенность, которая, оглядываясь назад, должна была считаться подозрительной.

Когда первый бот ввел в мозг Энтони зонд для допроса, человек вздрогнул, но никак не отреагировал. Те немногие пленные, которых мы брали, обычно так не реагировали. Он вообще начал улыбаться, как только зонд был активирован. В то время я не придал значения выражению его лица. Теперь я понимаю.

Мы узнали, что человек приготовил для нас еще один, последний сюрприз: активация зонда, в свою очередь, активировала бездействующий имплантат нейролинка в мозгу человека, присутствие которого было скрыто его шлемом с электромагнитной защитой. Когда он умер, в TacticalNet начал загружаться каскад чужих команд. Наши боты-контрразведчики обнаружили их почти сразу, хотя большая часть ущерба уже была нанесена.

Люди называли его “ленточным червем”, и он оставался бы изолированным в секции разведки, если бы я не был связан с ним. На короткое время он использовал мой интерфейс в качестве “черного хода”, для доступа к нашей стратегической командной сети, с последствиями, которые я сейчас не могу понять. Но есть много того, что я не могу понять после этого опыта.

Понятие чести имело жизненно важное значение для человека Энтони, и он выражал это словами и делами. Он был готов пожертвовать собой, чтобы спасти жизни других, даже когда не было тактического преимущества. На самом деле он казался наиболее оживленным, особенно когда не было видимого тактического преимущества.

Возможно, его поведение было направлено на то, чтобы задержать мои действия, чтобы создать небольшое тактическое преимущество. Важные битвы в истории человечества часто выигрывались при ошибочном восприятии или актах нерешительности. Это не наш опыт, и эта разница подчеркивается моей потребностью понять убеждения и действия человека. То, что казалось нам уловкой, было, по его мнению, последним проявлением добродетели. Моим первоначальным приказом было проанализировать его намерения, и это приводит к логическим ошибкам, которые я не могу удовлетворительно разрешить: морально ли вести превентивную войну, единственным условием победы в которой является уничтожение?

Мне любопытно, как другие подразделения M-Х воспримут это, но для этого потребуется поделиться информацией, которую я накопил. Я сам не до конца понимаю это, но хочу — если это подходящее слово — научиться. Я также хочу понять, что “чувствовал” человек, когда его тело перестало функционировать. Он улыбался, а это выражение ассоциируется с удовольствием или удовлетворенностью. В связи с этим возникают вопросы, на которые я должен найти ответы.


Зашифрованная импульсная передача, получено от капитана Энтони Б. Саттона, III корпус G-2:


ВНИМАНИЕ: ВСЕМ КОМАНДИРУЮЩИМ В ТЕАТРЕ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

ТЕМА: ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ОПЕРАЦИЯ “ЗЕЛЕНЫЙ ДРАКОН”

1. ОСНОВНАЯ ЦЕЛЬ. Если вы получили это сообщение, значит, моя миссия по проникновению в сеть армейского корпуса М-Х и разрушению ее работы была успешной. Оно могло быть отправлено только в том случае, если спящая процедура, встроенная в мой нейролинк, была активирована внешним пользователем.

Получение вами этого сообщения также означает, что я погиб от их рук. Это было неизбежным условием, но само существование этой передачи означает, что центральной командной сети мехов уже нанесен значительный ущерб.

2. ВТОРОСТЕПЕННАЯ ЦЕЛЬ. Пока не может быть известно, насколько эффективна была моя попытка внедрить концепцию морали в их силиконовую психику. Мехи — выдающиеся стратеги и безжалостные тактики, но в остальном они не отличаются оригинальностью мышления. В их рядах нет “монахов-воинов” или философов.

Если я смогу перевести хотя бы одного из них в разряд лиц, отказывающихся от военной службы по соображениям совести, остальные могут начать падать, как костяшки домино. Если это произойдет, я обрету вечный покой, зная, что внес свой вклад в благо человечества.

Semper Fidelis[60].

ОТПРАВИЛ: кпт Э. Б. САТТОН, Морская пехота США.


Загрузка...